Иней

Поцелуй выходит удивительно легким и ненавязчивым, его целью является выяснить границы дозволенного. Цзинь Лин более чем уверен, что мягкие касания принадлежат Лань Сычжую, но не открывает глаза, чтобы убедиться. Единственное, что он может сейчас делать — просто позволять одаривать себя дразнящими поцелуями и не сопротивляться. Хотя чему тут сопротивляться? Ничего понять толком не удается, только если самому за ними тянуться, чего, кажется, от него и пытаются добиться. Цзинь Лин даже не против поддаться на такую легкую провокацию, его любопытство давит на него гораздо сильнее. Подавшись вперед, он успевает коснуться чужого языка своим, прежде чем его с легким смешком отстраняют. Он уже хочет открыть глаза и возмутиться, но не делает этого — партнер тут же сменяется. Ощущения совершенно иные: поцелуй требовательный и глубокий, не дающий ни единого шанса. Цзинь Лин слабо представляет, что нужно делать, он словно потерял ориентацию в пространстве, как и способность двигаться. Как это похоже на Лань Цзинъи — с места в карьер! Впрочем, и этот поцелуй неожиданно заканчивается. Контраст между ними сродни тому, как сначала плещешься на мелководье, а потом оступаешься и падаешь в омут. Цзинь Лин не может решить, что ему понравилось сильнее, слишком большая разница. Он шумно втянул в себя воздух, приоткрывая один глаз, и не сдержал удивленного вздоха, потому что прямо перед собой он увидел лицо Лань Сычжуя. Значит, первый поцелуй принадлежал Цзинъи. Неожиданно, если честно. — Ты как? — обеспокоенно спросил Лань Сычжуй, приняв удивление за недовольство. — Ну, если он еще не орет, значит, все с ним нормально, — резонно заметил Лань Цзинъи. — Лучше скажи, понравилось или нет? — Это было… Не настолько противно, как должно быть, но, знаете ли, я не в восторге, — облизнув еще влажные губы, протянул Цзинь Лин. Он считал, что нельзя перехваливать эту парочку. К тому же, он ведь не бился в экстазе? Значит, не соврал. — Свежо предание, да верится с трудом, — хмыкнул Цзинъи. — Твоим лицом сейчас можно костер заново разжечь, даже в темноте видно. Цзинь Лин тут же приложил ладони к горящим щекам, пытаясь скрыть румянец, и раздраженно ответил: — Тебе кажется! И вообще, раз самому все ясно, зачем спрашивать?! Ну ладно, нормально все было, разрешаю вам сделать что-нибудь еще, только не надо надо мной трястись, я вам не девчонка, — добавил он, на самом деле не очень уверенный в своих словах. Но выглядеть трусом не хотелось. Лань Сычжуй, кажется, воспринял это как призыв к немедленным активным действиям. Излишне активным! Вот уж чего Цзинь Лин точно не ожидал, так это того, что с него весьма бесцеремонно сдерут пояс и потянут клановые одеяния вверх, чтобы в два счета от них избавить. В тонких нижних одеждах он немедленно ощутил себя чуть ли не голым, старательно игнорируя мысль, что наверняка и этого недолго ждать придется. Любопытные и одновременно жадные взгляды вынудили сначала неосознанно обхватить себя руками, прикрываясь, но… А зачем все это? Как Цзинь Лин сам сказал — он же не девчонка, да и стесняться ему совершенно нечего. По крайней мере, все слуги, которые помогают ему мыться во время пребывания в Башне Кои, всегда говорят, что он прекрасно сложен для своих лет! Эта мысль очень приободрила, Цзинь Лин расправил плечи, наградил горделивым взглядом спутников и развязал пояс нижнего ханьфу, позволяя ткани соскользнуть с плеч вниз. Лучше уж он сам разденется, чем его будут распаковывать, как покупки с рынка. Правда, со штанами стоит повременить. — А вам что, приглашение особое нужно? — раз уж наглеть, то по полной. Цзинь Лин упер руки в бока и склонил голову набок; волосы щекотно мазнули по голой коже, покрывшейся мурашками от ночной прохлады. — Давайте, покажите, что у вас есть, возможно, у меня еще есть шанс передумать, если я останусь недовольным увиденным. — Наглость наглостью, а запасные пути для отступления оставлять себе нужно. Видимо столь смелый поступок молодого господина вверг Ланей в некоторый шок. Наконец, шумно сглотнув, Сычжуй медленно произнес: — Шансов у тебя уже нет. — Вообще никаких, — согласился с ним Лань Цзинъи, обмениваясь с другом понимающими взглядами. Если бы на Облавах было соревнование по скоростному раздеванию, то, пожалуй, у Ордена Гусу никто не смог бы урвать победу, настолько быстро они оголились до лент. Глазом моргнуть не успеешь (не то что рассмотреть свалившееся счастье в двукратном размере!), а уже повалят на матрас и обездвижат. Правда, со всеми предосторожностями, неразборчиво обещая и небо в алмазах, и горы золотые, и что угодно на свете. Цзинь Лин был склонен им поверить: сложно трезво воспринимать ситуацию, когда тело покрывают поцелуями. Шея, ключицы, грудь, плечи: от этого вихря непривычных ощущений хочется просто взвыть. Но приходится ограничиваться хриплыми вздохами и попытками приподняться, чтобы хотя бы посмотреть, кто именно его и где касается. Внизу живота разливается томительное тепло, уже не давая шанса соврать, что происходящее вызывает неприязнь. — А не слишком ли… — Цзинь Лин не успевает договорить, когда чья-то очень нетерпеливая рука пытается добраться до завязок на его штанах. Кажется, затыкать поцелуем может войти у Лань Цзинъи в дурную привычку. Но так даже лучше — он хотя бы оторвался от настойчивого изучения всех чувствительных местечек на шее, от чего почему-то сводило судорогой пальцы ног. В этот раз поцелуй не такой уж невинный: конечно, все еще не попытки украсть дыхание, как у Сычжуя, но чувствуется напор и вера в безнаказанность. Так что можно попытаться его охолонить или даже перехватить инициативу укусом за наглый язык, чтобы тут же вторгнуться в чужой рот самому. Возможно, это было ошибкой — Цзинь Лин настолько отвлекся на борьбу с Лань Цзинъи за лидерство, что совершенно упустил момент, когда оказался без штанов. Вернее сказать, уже без всего; и кто бы мог ожидать такого коварства от Лань Сычжуя, а еще вежливым и добродетельным числится! — Это нечестно! — не очень-то убедительно возмутился Цзинь Лин, наконец получив возможность подняться и рывком сесть. Кинув мимолетный взгляд на отпрянувшего Цзинъи, а именно на его потемневшие от затянувшегося поцелуя губы, он уже привычно залился краской, осознав, что наверняка сейчас выглядит настолько же непристойно. Ему тут же захотелось схватить одеяло и закутаться в него с головой, но для этого пришлось бы прилагать слишком много усилий, чтобы выдернуть ткань из-под распутных адептов Гусу. — Не вижу ничего нечестного, — с совершенно невинным видом возразил Лань Сычжуй. — Мы все находимся в равном положении, — он развел руками, показывая, что да, здесь все одинаково голые. У Цзинь Лина тут же прикипел взгляд ко всему, что он не успел до этого разглядеть. Ну, не то чтобы он раньше никогда не видел чужих мужских достоинств, но вот точно никогда не собирался уделять им внимание; он и на свое не особо любил смотреть, если уж быть честным. Единственный вывод, который он смог сделать из увиденного — ну, выглядит это не пугающе, а еще он действительно здорово нравится Ланям, раз смог вызвать такую реакцию, даже по сути провалявшись бревном. А опустив взгляд вниз, обреченно осознал, что его самого тоже все более чем устраивает. — Чтоб все провалились, — от всей души пожелал Цзинь Лин всем присутствующим, включая себя. Он закрыл лицо ладонями, стараясь восстановить дыхание и хотя бы остатки здравого смысла. Не получилось — Лань Сычжуй не дал ему возможности вдоволь пострадать, потянув за руку и вынуждая встать на колени. Обменявшись быстрыми взглядами с Цзинъи, они кивнули друг другу, очень быстро приходя к какому-то соглашению, что было подозрительно. Будто заранее все спланировали! Или, по крайней мере, не раз обдумывали, как такое могло бы происходить. Теперь они находились по обе стороны, заключив в кольцо из объятий, не забывая ощупывать все, до чего не добрались ранее. Хотелось, конечно, спросить, кто вообще позволил этим простолюдинам лапать его, высокородного господина, за задницу, но каждый раз, стоило ему открыть рот, сказать ему ничего не давали. Тактика поведения ни капли не изменилась: один отвлекает, второй чинит какой-то беспредел. Таким образом, во время долгого и дурманящего поцелуя с Сычжуем, Цзинь Лин успел лишиться заколки и с ужасом обнаружить, что его заводит, когда его таскают за волосы. Но несдержанный стон потонул в чужих губах, и маленький грязный секрет остался в тайне. А когда Цзинь Лин снова завороженно наблюдал за чужим поцелуем, происходящий на этот раз прямо перед глазами, так что можно было все рассмотреть до мельчайших подробностей, он даже не знал, чье поведение его сильнее удивило. То ли Ланей, которые не смогли найти себе лучшего занятия, как начать об него тереться, то ли своей ладони, которая легла на возбужденный член, сжимая. Этот жест не остался незамеченным — его руку отвели в сторону, заменив своими, из-за чего из горла вырвался стон, а ноги едва не подкосились. Цзинь Лин никогда не подозревал, что ощущения будут настолько сильно отличаться от тех, когда он ласкает себя сам. — Тебе не нужно ничего делать самому, — в обжигающем шепоте Лань Сычжуя слышалась доля осуждения. Его свободная рука плавно перемещалась вдоль позвоночника вниз, скользя по коже. — Впрочем, если тебе так хочется что-то потрогать, можешь начать с нас, — Цзинъи выразительно качнул бедрами, оставляя на коже Цзинь Лина влажный след от выступившей смазки, намекая на то, где именно совсем не прочь ощутить прикосновения. Неспешные движения переплетенных пальцев по члену не давали сосредоточиться, чтобы достойно ответить на столь недостойное предложение. Оставалось только его принять. Правда, руки не сразу достигли своей цели; ну, а что, если Лани сами себе разрешили его тискать, словно какую-то девку с улицы, Цзинь Лин, что ли, хуже? Как оказалось, трогать кого-то другого, давая себе волю и даже намеренно вцепляясь пальцами в кожу сильнее, чем следовало бы, тоже весьма увлекательно. Возможно, губами и языком было бы даже интереснее, но это уже выходило за рамки приличий, установленных себе Цзинь Лином. Целоваться и трогать — можно, но вот облизывать он точно ничего не станет! И другие грязные мерзости, о которых он имел крайне смутное представление, тоже. Все его познания были в основном с красочных рассказов дражайшего дядюшки, стоило тому слегка выпить и начать вещать, чтобы испугать и отвадить племянника от возможной угрозы стать обрезанным рукавом. Чтобы сжать пальцы обеих рук на членах партнеров, Цзинь Лину потребовалась вся его смелость, хотя он вполне осознавал, что конечности у него от этого не отсохнут. На ощупь — ничего особенного, просто горячая и уже влажная от пота и смазки плоть, даже с натяжкой можно отнести к разряду чего-то приятного. Только равномерно двигать руками оказалось сложно: в таком неудобном положении даже под ободряющие довольные стоны получались только какие-то обрывочные движения, которые не шли ни в какое сравнение с прикосновениями, которые дарили Цзинь Лину чужие руки. Сердце стучало как бешеное, гоняя кровь по телу с невероятной скоростью, перед глазами расцветали яркие пятна, а ноги уже не держали. Казалось, еще несколько движений — и придет желанная разрядка, но Лани, словно подозревая, что как только Цзинь Лин кончит, то веселье кончится и для них, ласкали его все медленнее. А потом и вовсе остановились, пережав член у основания, чем мигом вызвали волну негодования. — Что вы… Почему вы прекратили?! — раздосадованно спросил Цзинь Лин, скидывая с себя налет истомы. — Разве я давал на это дозволение? — Смотри, как всполошилась юная госпожа! — хихикнул Лань Цзинъи. — Мне кажется, или это у нас теперь нет шансов? — он склонил голову набок, заглядывая в глаза пылающему от гнева собеседнику. — Не стоит беспокоиться, — заверил Сычжуй, привычно решив задушить возможную свару в зародыше. — Мы просто подумали, что стоит растянуть удовольствие, или ты против? — он успокаивающе погладил Цзинь Лина по щеке. — Ладно, — с напускной неохотой согласился тот на такие условия, не препятствуя смене положений. Он все еще был в центре, но теперь к его спине плотно прижимался всем телом Сычжуй, удерживая за бедра. Было очень удобно откинуть голову ему на плечо, подставляя шею, которой тут же занялся Цзинъи, прильнув спереди. Мягкое трение разгоряченных тел дарило достаточно удовольствия, чтобы снова провалиться в туман из ощущений. Цзинь Лин больше не стал пытаться делать что-то сам, хватит с них, и так слишком много чести. Просто схватился за плечи Лань Цзинъи, чтобы не осесть вниз, и чуть что отстранить его — нездоровая одержимость его шеей уже вызывала беспокойство, даже думать не хотелось, какие там будут следы на следующий день! — Искренне надеюсь, что ни в чьей голове не витает самоубийственной мысли о том, что кому-то удастся в меня что-то засунуть, — задыхаясь, предупредил Цзинь Лин; столь сложная фраза далась ему с трудом, но он справился. Его крайне вдохновляло, что руки Ланей вернулись на положенное место и наконец двигались с нормальной скоростью, приближая к финалу, а не отдаляя от него бесконечными поддразниваниями. Даже было все равно, что в кольце из пальцев оказался сжат не только его член, но и Цзинъи. Но весьма волновало то, что вопреки покладистому нраву, смиренно переживать лишения оставленный без чужих ласк Сычжуй не собирался. А, возможно, именно с целью того, чтобы без зазрений совести тереться о явно вызывающие восторг ягодицы Цзинь Лина, вжимаясь в щель между ними, им была занята такая на первый взгляд неудобная позиция. И без внимания подобную наглость вкупе с коварством нельзя было никак оставить, хоть его тело имело на этот счет противоположное мнение, реагируя на каждое движение предвкушающей дрожью. — Успокойся, никто на твои цветочные сады не претендует, пока ты сам не захочешь, — прерываясь почти на каждом слове, клятвенно пообещал Лань Цзинъи. И со знанием дела добавил: — Сожми ноги посильнее. — Был бы весьма признателен, — пробормотал Лань Сычжуй, утыкаясь лицом в затылок Цзинь Лина, еще сильнее спутывая распущенные волосы. Судя по голосу, ему тоже было недалеко до логического завершения, и было непосильно сложно отказать этому просящему тону. Напрячь и без того измученные недавней беготней по холодному лесу мышцы, чуть выгнуться и едва ли не захныкать от ощущения скользящего между ног вдоль промежности члена. Разрядка пришла неожиданно, и даже неизвестно к кому первому. Просто в один момент Цзинь Лин еще раскачивается на краю, не зная, к чему именно приведет последний шаг, а в следующий уже он едва ли не падает вниз, поддерживаемый чужими руками. Ему горячо и липко, и все еще нечем дышать. Лани снова бормочут какие-то глупости, по очереди целуют, но уже весьма невинно, скорее как жест благодарности. — Я весь грязный, — сипло говорит Цзинь Лин первое, что ему приходит в голову. Ему помогают вытереться какой-то тканью (очень хочется надеяться, что это не его одеяние Ордена Ланьлин Цзинь!), и он даже для виду не противится, настолько опустошенным и усталым себя чувствует. Разве что когда он уже лежит под одеялом, все еще обнаженный, но согреваемый горячими телами по соседству, которые не стесняются его обнимать, он спохватывается и страдальчески тянет: — Мне надо встать и заплести волосы, я же их с утра не распутаю! — Мы тебе с утра поможем. Спи. И Цзинь Лин проваливается в сон.