аберрантное поведение средней степени тяжести

      Они говорили уже часа три. Котаро не заметил, как звонить Акааши после тренировки или матча вошло в привычку, стало чем-то вроде ритуала, и если тот отвечал, а это случалось редко, иногда даже не каждую неделю, то разговор затягивался до полуночи. Ровно в двенадцать Акааши, как порядочная фея, вежливо прощался и очень настоятельно просил сразу лечь спать. Котаро на удивление и засыпал, практически отрубался, едва приняв горизонтальное положение.       — Может, сходим в кино? — Котаро выпалил и осёкся, вслушиваясь в едва различимые звуки на той стороне Токио.       — Нет, — Акааши отказался без раздумий.       — Тогда в бургерную. Или французский ресторан. В отель? — Котаро перечислял, теребя полувставший член поверх штанов. Они не виделись почти два месяца: игры шли одна за другой, впервые за всю его карьеру без проигрышей, но он не чувствовал себя победителем. Не полным, по крайней мере.       — Я не буду себя трогать. И тебя. И не кончу, — он бы наобещал ещё луну с неба и золотую медаль, да прикусил язык.       Акааши молчал.       Язык жгло — до слёз. Котаро высунул его наружу, радуясь, что Акааши не видит его такого. Но радость быстро сменилась тоской, злые, обидные мысли подступили впритык. Акааши с последней встречи больше не флиртовал, лавировал ядерным танкером между туманными намёками и откровенными комплиментами, оставаясь в рамках приличий неприлично долго даже для одноразовых любовников.       — У вас важный матч послезавтра, — ответил вдруг Акааши. Котаро подскочил, ударяясь коленом об угол стола.       — Да я смогу играть!.. — он проглотил бахвальное «даже со сломанными конечностями», стукаясь теперь локтем. Чашка, стоявшая до этого на краю, упала на пол, рассыпаясь под ногами острыми черепками.       — После меня — не сможете, — хмыкнул в динамике Акааши. Котаро расценил его слова как очко в свою пользу:       — Я очень соскучился, Кейджи… —  губы сами собой сложились в просящую линию. Котаро скосил глаза, разглядывая в зеркале получившуюся мину — сам бы себе дал.       Акааши молчал.       — Хорошо, Бокуто-сан, — он ответил в тот самый момент, когда Котаро был готов биться головой об стол. — Можно попробовать что-то лёгкое.       — Лёгкое? — мозг выудил ассоциацию с предложенной буквально вчера новой диетой.       — Вам понравится. Обещаю, — Акааши улыбался, Котаро чувствовал это сжавшимися в предвкушении яйцами.       Он влетел в знакомый отель, едва дыша. Яку, словно назло, устроил контрольный осмотр после тренировки, и Котаро опоздал почти на час. На звонки и сообщения Акааши не отвечал, и Котаро ожидал увидеть пустой номер, но он стоял возле окна. Акааши сдвинулся в сторону, теперь засвеченный ярким солнцем, он казался невесомым и призрачным — сном. Котаро прильнул к его руке, поднятой навстречу, мягко прошелся губами по линии жизни, дурея от запаха. Он потёрся носом между пальцев, тут же сложившихся вместе, прихватывая кожу губами уже исступленно. До этого едва уловимый аромат антисептика стал сильнее, на глаза навернулись слёзы.       — Раздевайтесь, — Акааши неловко потрепал по макушке и отступил, забирая свою руку. Котаро проследил за ней глазами, снимая одежду на ощупь, и едва не упал, запутавшись в штанинах.       — Выпейте, — Акааши кинул пол-литровую бутылку воды, которую достал из кожаного саквояжа. Оттуда же появился белый медицинский халат, пара латексных перчаток и ворох непонятных предметов, отдалённо похожих на школьный набор для черчения. Котаро успел придумать с десяток мест, куда это всё можно засунуть, пока откручивал пробку. Он понюхал прозрачную жидкость, потом осторожно отпил — вода как вода.       — До дна, — по бедру мазнуло жёсткой тканью. Котаро развернулся всем корпусом на голос, откровенно разглядывая Акааши. В застёгнутом под самый подбородок белоснежном халате он выглядел отрешённым, сосредоточенно раскладывал приборы на металлическом подносе. Руки с длинными гибкими пальцами любовно касались блестящих предметов, похожих на разделочные ножи. Котаро невольно передёрнул плечами, отступил назад, выдавая себя громким шлепком пятки по полу.       — Вы замёрзли, Бокуто-сан? — Акааши обернулся с вежливой улыбкой. Такая же отразилась в лезвии, зажатом в руке.       — Нет-нет, — Котаро на всякий случай тоже улыбнулся. В горле пересохло, хотя он только что выпил бутылку воды.       — Сейчас согреетесь, — улыбка Акааши провалилась с одного угла. Он неторопливо, по пальцу, натянул перчатки и подошёл впритык. Латексная ладонь легла на грудь, Котаро вздрогнул — холодно. И немного неприятно. Акааши провёл рукой вверх, едва касаясь кожи. Дрожью свело ноги. Котаро отвёл взгляд, стало неловко, будто он правда на медосмотре. Эта мысль пульсировала неотрывно, пока Акааши методично ощупывал плечи и спину, вычленяя контуры мышц уверенными бездушными движениями.       Он перешёл к рёбрам, ощупывая одно за другим, медленно продвигая пальцы, вдавливая короткие ногти почти до боли. Котаро подался вперёд, ближе, потому что хотелось не почти, а больно, чтобы ощущать прикосновения Акааши ещё долго-долго. И вскоре он получил желаемое. Акааши ласково огладил живот, отнимая руку у паха, потом нырнул ладонью под рёбра, натягивая кожу до красноты, и проехался, как утюгом, по внутренностям. Котаро охнул, выплёвывая с воздухом ошмёток слюны, и согнулся, но рывок за волосы вынудил вернуться в прежнее положение.       — Хотите сесть? — Акааши кивнул на подогнувшиеся колени. Котаро замотал головой, вытирая вспотевшие ладони о бёдра. Место, где была рука Акааши, ощущалось болючим синяком, хотя на коже следов не осталось.       — У вас всегда на медосмотре встаёт? — насмешка в голосе Акааши впилась много глубже, чем рука. Член и правда стоял. Котаро проглотил обиду вместе с вязкой слюной, невольно выискивая в виде Акааши доказательства, что он тоже возбужден или хотя бы заинтересован. Акааши ответил тяжёлым плавящим взглядом. Его язык быстро скользнул по нижней губе, оставляя мокрый блестящий след. Он снова гладил живот кончиками пальцев, сверху вниз, убыстряя темп, пока не остановился над лобком. Надавил там всей ладонью, отслеживая реакцию. Под ладонью разлилась тупая пульсирующая боль, желание отлить стало доминантой. Он дёрнулся было, краснея до ушей, но Акааши наклонился следом, сцеловывая с губ стон, и надавил ещё раз.       — Можно я выйду? — Котаро даже руку поднял как в школе, но Акааши проигнорировал умоляющий взгляд:       — Наклонитесь и разведите ягодицы.       Котаро наклонился, послушно развёл ягодицы, ожидая чего угодно: шлепка, удара ремнем, анальных шариков или пробки. Акааши приложил линейку вдоль ануса, потом поперёк, пометил что-то в своём блокноте и быстрым движением ввёл в отверстие кончик градусника.       — Не напрягайтесь, — он похлопал по плечу и, не дожидаясь выполнения команды, продвинул градусник глубже. К сигналу о завершении измерения температуры на Котаро можно было жарить омлет. От обиды свело глотку, выпуская вместо праведного возмущения жалобный скулёж.       — Обожаю ваши бицепсы, — Акааши с силой сжал те самые бицепсы, потираясь носом вдоль шеи.       Котаро тут же горделиво расправил плечи: да, он такой!       — Двенадцать сантиметров, — констатировал Акааши уже без восхищения, успев за это время измерить длину члена, свисающего позавчерашней сосиской.       — Не такой уж он и маленький, — пробурчал Котаро, на автомате прикрываясь ладонями. Акааши отвёл его руки своими и неожиданно чмокнул в пупок.       — Для японца очень даже большой.       — А не японца? — Котаро заупрямился, подался вперед, шлепая повисшим членом по губам Акааши. Видел Котаро эти неяпонские члены — на экране нетбука Куроо. На волейбольной площадке он обыгрывал и афроамериканцев, и европейцев. Но Акааши - не мяч, и играют они в другие игры, в которых Котаро пока новичок.       Акааши не ответил — раскрыл рот и демонстративно лизнул скрытую крайней плотью головку. Потом опустился на пятки и провёл языком по всей длине ствола. Полюбовавшись на достигнутый эффект, зализал широкими жадными мазками, просовывая кончик языка то в отверстие уретры, то в набухшую борозду под головкой. Котаро резко вдохнул и больше не дышал, а как тут дышать, если вот он, Акааши Кейджи, звезда мокрых снов, стоит на коленях в чёртовом белом халате, совсем как у Яку, только без верхнего кармашка, и с невозмутимой миной вылизывает член, уже крепко поджавшийся к животу.       Как вообще теперь смотреть на Яку и других врачей?       Додумать Котаро не успел, Акааши поднялся, очерчивая латексными ладонями бока. Он кивнул на кровать, и пока Котаро устраивался на пружинистом матрасе, обильно смазал пальцы сильно пахнущим гелем. Он потянул за руку вверх, вынуждая встать на колени и локти. От перемены положения внизу живота неприятно напряглось, член тупо ныл, истекая обильной смазкой. Хотелось отлить или хотя бы ослабить давление, но как Котаро не переминался, удобнее не становилось.       Акааши провёл ладонью по гудящему стволу, осторожно отгибая его назад, тут же толкнулся пальцем в анус, потом добавил второй. Он нащупал простату и мягко надавил, сжимая одновременно член. Спину выгнуло, под напряжённым прессом взорвалась бомба. Котаро захлебнулся стонами и слюнями. Пальцы быстро и ритмично входили в задницу, каждый раз попадая по простате. Тяжёлая голова больше не поднималась, Котаро кусал подушку. Скрип перчаток впился в самый мозг, прикосновения казались холодными, нечеловеческими, и в этом было что-то особенно завораживающее, удерживающее на краю разрядки. Акааши толкнулся особенно глубоко и под углом, сам прижался сзади, прихватывая зубами загривок, и надавил второй рукой на низ живота. Сперма вылетела тугой струёй с вспышкой оргазма. Акааши несколько раз провёл кулаком по стволу, сцеживая остатки, толкаясь пальцами чётко в простату, пахом в мокрые ягодицы. Бёдра свело. И живот. Сквозь оглушающий оргазм настойчиво зудело желание срочно отлить.       — Акааши, мне надо, — голос дрогнул. И руки, обрушивая тело в всклокоченные влажные простыни.       — Что надо? — Акааши заботливо поддержал, пережимая руками все кишки.       — Очень надо. Выйти… — Котаро простонал сквозь сжатые зубы. Кожа лица и шеи горела, будто её натерли перцовой мазью, внутри мелко дрожали кишки и рёбра, усиливая желание отлить стократно. Акааши смотрел на него сверху вниз широко раскрытыми глазами и, кажется, кайфовал. Облизывался, по крайней мере, с удовольствием, быстро и часто поводя кончиком языка в углу рта.       — Кейджи! — Котаро сжался, чувствуя, как рвётся мочевой пузырь. Стыд, что он не выдержит, окатил новой волной.       — Хорошо, — вздохнул Акааши, отпуская. Котаро в мгновение ока поднялся и пронёсся в туалет, заваливаясь в конце на стену. Первые капли прожгли канал болью, затем напряжение в животе спало, уступив место сладостной дрожи. Он отливал долго и почти с таким же удовольствием, как только что кончил. Вернулся в комнату на ватных ногах, плюхаясь в ближайшее кресло. Мышцы приятно тянуло, в голове гулял ветер. Хотелось просто смотреть на Акааши, складывающего свои вещи обратно в саквояж. Ещё больше хотелось целоваться — или целовать. Котаро невольно причмокнул губами, залипая на длинных пальцах, доставивших ощущений больше, чем все его прежние любовники полным арсеналом членов, языков, рук и игрушек.       — Чёрт, Кейджи, — в заднице засвербило. — Ты так хорош в этом.       — Конечно, — но треск стягиваемых перчаток не сулил продолжения. — Я много тренировался в студенчестве.       — На манекене? — Котаро слышал, что бывают такие резиновые жопы.       — На людях, — отрезал Акааши и вышел в ванную.