аберрантное поведение средней степени тяжести

      — Мне нужна твоя помощь, — Куроо начал сходу, не дав времени сделать заказ.       — Для тебя что угодно! — Котаро расправил плечи, удерживая серьёзно-торжественный вид. — Прикрыть в пятницу, соврать Цукки, что ты ночуешь у меня, сходить в массажный салон, одолжить миллион… — в горле пересохло от ответственности, Котаро отхлебнул пиво из высокого стакана и с благодарностью кивнул бармену, налившему сразу по две порции.       — Закажи мне столик в Quintessence* на субботу.       Котаро подавился и откашливался довольно долго. Был он как-то в этом ресторане на смотринах очередной невесты: пафосность выше цен. Его правда узнали, принесли комплимент от шефа, назначили вип-персоной, но даже такие милые мелочи, обычно повышающие настроение, не стёрли мыльный привкус притворства.       Возможно, проблема была не в ресторане, но думать об этом теперь бесполезно.       — У него три звезды, — пояснил тем временем Куроо, вперившись в переписку в каком-то чате. — И пятое место в списке самых романтичных мест Токио. А у нас с Кеем полторы тысячи дней вместе.       — Разве это праздник?       — Ещё какой! — Куроо наконец оторвался от экрана смартфона. — Сто дней от первой встречи, три месяца отношений, пятое полнолуние с первого поцелуя, год совместного проживания… — от перечисления его отвлёк сигнал сообщения, но судя по загнутым пальцам список памятных дат этим не ограничивался.       — Если дата трёхзначная, — Куроо скривился, явно вспомнив собственный опыт, — одним ужином не отделаешься, а всё, что больше года, тянет на внушительный подарок или путешествие.       — И как только ты всё помнишь? — Котаро искренне восхитился, ему подобное никогда не удавалось, да он ни с кем и не встречался так долго.       — Вот! — друг гордо продемонстрировал электронный календарь, испещренный разноцветными пометками. — Скачиваешь программу, вводишь основные даты, а дальше он сам считает и напоминает.       Котаро подумал, что это уже слишком, видимо, вслух, потому что Куроо обиженно фыркнул:       — Как найдешь кого-нибудь жизненно необходимого, так будешь меня семпаем звать!       — Я уже нашёл.       — Твой Акааши не считается. Потому что он даже не твой. И вообще не факт что человек. Исчезает до рассвета будто принцесса какая. Или сова.       Котаро было обиделся, но Куроо был прав. В последний раз Акааши уехал посреди ночи прямо из его постели.       Приложение он скачал прямо в баре, ближайшая дата вышла на ту же субботу. Котаро перечитал десяток статей, дважды проконсультировался у Куроо, подтвердил полученные указания у Цукки, составив к утру план стопроцентно романтического свидания. Закат над заливом, чайная церемония в парке Хамарикю, ужин на вершине Токийской телебашни и ночь в лучшем номере Марриотта — остановиться на четырёх пунктах стоило усилий. Котаро хотел бы показать Акааши весь мир — и честно гуглил билеты до Парижа, да даже, наверное, сложить к его ногам этот самый мир.       Вот только мир, похоже, Акааши не прельщал.       — К чему всё это? — Акааши остановился, лишь мельком взглянув на розовый закат. Он зябко подтянул пальцы в длинные вязаные рукава кардигана. Шмыгнул носом. Поёжился и отступил в сторону, когда Котаро потянулся к нему рукой.       — Сегодня у нас годовщина! Ровно двести дней! — улыбка вышла неуверенной. По лицу Акааши пробежала зыбь, неуловимо меняя выражение. Так темнеет, сгущается небо перед грозой, вынуждая принижать голос и оглядываться в поисках укрытия.       — Мы не встречаемся, Бокуто-са…       — Двести дней со дня знакомства! — Котаро перебил его, накрывая подарок на чужой ладони своей.       — Хотя бы посмотри, — он добавил совсем тихо и отпустил руку. Акааши нехотя открыл коробочку, безучастно всматривался в её содержимое невыносимую вечность и защелкнул бархатную крышку обратно.       — Спасибо, — в ровном голосе ни намека на благодарность, но всё же что-то в Акааши поменялось. Котаро не смог поймать ни его настроение, ни эмоции, и на всякий случай улыбнулся пошире.       — Пожалуй, вы были достаточно послушны, чтобы тоже получить подарок, — Акааши отразил изгиб губ. Он развернулся и пошёл вдоль набережной, не оглядываясь. Продуманное свидание полетело ко всем чертям, бронь на номер для новобрачных — к Куроо, что явно было в одном направлении.       По дороге они зашли в неприметную лапшичную на три посадочных места, где Акааши, судя по приёму, часто бывает, прокатились две станции на метро и за беспечной болтовнёй отмахали с десяток жилых кварталов. Котаро невольно замедлял шаг, останавливался, вертел головой. Он и не знал, что в Токио ещё сохранились такие старинные улочки.       — Ты не любишь французскую кухню, — неожиданная догадка отозвалась обидой.       — Вас устроил такой ответ, — Акааши пожал плечами и остановился, на этот раз, у двухэтажного деревянного здания с покосившимися лестницами. Котаро огляделся, вывески «отель» не было.       Вообще никаких вывесок не было.       На миг закралась мысль, что Акааши привёл его к себе домой, но поднявшись в квартиру, Котаро понял, что ошибся. Тесная, затхлая комната, обставленная одной лишь кроватью, больше походила на место для убийства, чем спанья.       — Не трогать себя и меня, — Акааши щёлкнул дверным замком. Шутка об оставленных отпечатках пальцев застряла в глотке. Котаро замедленно кивнул, украдкой ловя его лихорадочный взгляд.       Если Акааши радует подчинение, то он станет чемпионом мира по послушности, только не сразу, нужно ещё потренироваться.       — Разденьтесь здесь, — Акааши указал на темнеющее в углу кресло, — и заходите.       Котаро скинул одежду в два счёта и уже через минуту озирался из дверного проёма. Он протёр глаза кулаками и огляделся снова: от резких движений лампочка остервенело заплясала под потолком, её отражение пошло рябью на дне узкой мелкой ванны, отразилось сотнями бликов от серого кафеля стен.       Разочарование подкатило горьким комком. Котаро закашлялся       — Вернёмся к вашему сценарию свидания? Что там по программе: Токийская башня, 2D кафе, караоке-бар? — Акааши закрутил кран и поднялся с бортика. Босые стопы мокро шлёпнули по полу. Вторые пальцы оказались немного длиннее других, сухожилия резко выделялись под кожей, уходили под закатанные штанины тугими тяжами.       — Нет-нет, мне нравится — Котаро замотал головой, сплетая пальцы в замок. Он сам конечно всё бы сделал не так, начиная с того, что не выбрал бы номер с такой маленькой ванной. Но и здесь он бы набрал воды до краёв, сбил ароматное облако пены, вокруг расставил свечи, а выдранный плафон превратил в подставку для бокалов.       Где, кстати, праздничное шампанское или хотя бы захудалое пиво?       — Я жду вас, — Акааши кивнул на ванну. Мочалка в его руках ощетинилась намыленными краями. Котаро тихонько вздохнул и залез внутрь. Вода растеклась по стенкам, слегка смочив пятки и ягодицы; он поёрзал, устраивая согнутые в коленях ноги. Руки пришлось сложить вдоль бортиков, но и так плечи не вмещались, притирались вплотную.       — Не дёргайтесь, — приказал Акааши и потянул за кисть, выпрямляя руку. Он провёл мочалкой от пальцев до локтя, потом до плеча. Обратно вернулся раскрытой ладонью — ласковой и мягкой. Котаро знал, уже знал, такие прикосновения Акааши, но сегодня плавился ещё быстрее. В груди сладостно сжалось, пульс забился иголками в кончиках пальцев. Акааши потянулся к другой руке, выжимая из губки целый поток мыльной воды. Рубашка быстро покрылась россыпью капель, манжеты промокли насквозь, он лишь брезгливо стряхнул белые хлопья на пол и перешёл к спине.       Котаро невольно передёрнул плечами, вода, не покрывавшая и ступни, совсем остыла. Расплата настигла неминуемо, Акааши сгрёб в горсти волосы и резко запрокинул голову.       — Не заставляйте меня просить вас дважды, — он впился тёмными провалами расплющенных зрачков. Котаро стиснул зубы. И кулаки. В паху несмотря на холод свербило, но больше чем собственный член хотелось потрогать Акааши. Дотронуться разок до руки или голых стоп, впечатавшихся в память нестерпимо глубоко, просто убедиться, что он сам не замёрз.       Щёки накрыло теплом. Какие-то две секунды, а пробило током до самых пальцев ног. Котаро невольно потянулся за ладонями Акааши, продлевая контакт, те стекли с водой по шее. Края ванны впились в локти, вдоль позвоночника засочилась ледяная струя. Акааши смотрел — как резал. Его руки так и застыли в воздухе, но так близко, что ощущались тяжестью; слипшиеся от влаги ресницы дрожали, грудь под приставшей рубашкой сокращалась часто и шумно.       Казалось, дотронься и он рассыпется пенными бурунами.       Котаро тяжело откинулся назад, удар затылком вернул звуки. Заволновалась на дне ванны вода, загудели проржавевшие трубы под потолком, Акааши протяжно выдохнул и взялся вновь за мочалку.       Особенно старательно он водил по животу и груди, оглаживая после подушечками пальцев. Котаро всё ждал, когда он дойдёт до паха, невольно разводя бёдра шире, но губка лишь царапала соски да изредка проходилась по ногам, щекоча чувствительное место под коленкой. Мыльная вода стекала в расщелину между ягодиц, палец Акааши разок тоже нырнул туда, подразнив небрежным касанием, но в целом все его движения больше походили на качественную помывку, чем извращенную прелюдию.       Котаро мылся сам с шести лет и теперь смирно сидеть, пока кто-то другой натирает всё тело жёсткой мочалкой, было несколько странно. И трудно. Хотя, он прислушался к своим ощущениям — приятно. Ещё бы воды побольше и потеплее, а то потряхивает. Котаро открыл рот, разговаривать же ему никто не запрещал:       — Ты учился за границей?       По губам мазнуло мылом. Акааши кивнул и скользнул пальцами вниз, по шее, сжав на миг кадык.       Голова пошла кругом.       Хотелось продлить это ощущение безудержной лёгкости, ещё больше — разделить его. Но Акааши уже выводил узоры на груди и животе.       — В Кембридже? — Котаро спросил, лишь бы отвлечься. От тщательного трения кожа покраснела и набухла, легкие прикосновения ощущались теперь ссадинами.       А он обещал не дёргаться.       — В Чикаго.       Пальцы Акааши нырнули в волосы, мягко прошлись по макушке и затылку, массируя кожу. Показалось, что с плеч свалилась гора, а то и две. Котаро невольно откинулся назад, жмурясь от удовольствия. Чужие руки касались так любовно, нежно, и пахли чем-то сладковатым, смутно знакомым. Котаро понял, что у него самого такой же шампунь с ароматом красного апельсина, когда нос защекотало пеной.       Следом окатило из душа. Он шумно выдохнул, встряхиваясь от стекающих с волос капель. Акааши коротко прижался губами ко рту, оставив растерянно хватать воздух, и прибавил напор, целясь между лопаток. Вода сочилась кипятком по изгибам тела, медленно наполняя ванну. Акааши трогал поверх — живот, сведённые бёдра, полувставший член, и каждое прикосновение перекрывало глотку. Котаро не успел отдышаться, как поток обрушился сверху на голову. Волосы прилипли к лицу, закрывая обзор, хотелось убрать их, смахнуть нависшие на ресницах и бровях капли да тупо почесать зудящее ухо.       — Хороший мальчик, — ладонь Акааши мягко надавила на лоб, вынуждая запрокинуть голову. Так вода попадала прямо в лицо, затекая в нос и рот. Под сведёнными пальцами попался край ванны, он схватился за него, чтобы не сорваться. В голове так и тюкало акаашино беспрекословное «не дёргайтесь».       По лицу прошлись растопыренные пальцы. Потом ещё раз, и ещё, всё быстрее и жёстче, против тока воды, пока не пережало крылья ноздрей. Котаро сделал вдох всей грудной клеткой — не вдохнулось. Рот накрыло другой ладонью. Освободиться из такого любительского захвата не стоило бы труда, но он честно впился ногтями в дёрнувшиеся колени.       Судорога обхватила икры, сжала бёдра, в мгновение прошила током цепь позвонков. Яркая лампочка вспыхнула между слипшихся прядей волос и тут же погасла в мутном мареве. Шея сломалась, утаскивая назад. Громкий плеск на грани сознания оборвался короткими звонкими шлепками. Щёки обожгло. Потом неподъёмную грудь. Вместо ожидаемого холода кафеля под затылком оказалось тепло чужого колена. Веки долго сопротивлялись, Котаро поднял было руки, чтобы расцепить их насильно, но вовремя вспомнил, что обещал ничего не трогать. Кисти упали на что-то твёрдое, боль с ободранных костяшек дошла спустя пару вдохов. Зато в узкой щели век показалось лицо Акааши; бледное и смазанное, оно двоилось. Котаро зажмурился и часто мелко задышал. Когда ощущение кола в груди сменилось приятной щекоткой, разрозненные мысли обрели форму:       — Чёрт, Акааши, если я тебе надоел, просто скажи!       — Вы не надоели мне, Бокуто-сан.       — Правда?       — Правда.       — А погладить? — Котаро состроил самую жалостливую мину, какую смог выдать неоправившийся от гипоксии мозг.       — Вылезайте, — усмехнулся Акааши. — Поглажу в кровати.       — Заметано, — Котаро шагнул в раскрытое полотенце вполне твёрдо, но не удержал равновесие, протаранив Акааши почти до стены. Тот настороженно замер, так и не опустив руки. Ощущение, что он ждёт удара, усилилось, когда Котаро шутя боднул его в плечо.       — С двухсотым днём, — он не нашёл ничего лучше, чем вспомнить про дурацкую годовщину. Акааши вдруг фыркнул, давясь смехом. Он смеялся недолго, одновременно закутывая в полотенце, спелёнывая поверх пушистой ткани своими руками. Его ухо, розовое по краю, оказалось совсем близко, и Котаро ткнулся в него носом, потом губами, ловя в сгиб шеи остриё чужого плеча.       Мокрое пятно на джинсах он проигнорировал, списав на расплескавшуюся воду.       В спальне он сменил с десяток соблазнительных поз, прежде чем дверь ванной комнаты открылась. Акааши промелькнул растрепанной тенью, выключая на ходу светильники. Он нырнул под одеяло, прижался к спине, пушистый и мягкий, в банном халате. Котаро поймал его руку, осторожно скользнувшую по животу, и накрыл своей ладонью. Они лежали так долго, оба тихие и обессиленные, не трогая — соприкасаясь оболочками.       Акааши начал первым:       — Вам следует обозначить мне границы.       — Границы? — на самом деле Котаро понял о чём он. Глупо не признаться самому себе, что там, в ванне, он на долю секунды испугался.       — Насколько далеко я могу зайти…       — Да к чёрту границы! — Котаро попытался развернуться, Акааши навалился сзади сильнее. Сбросить его было бы так же легко, как и освободиться от зажимающих рук в ванной, всё-таки Котаро превосходил по всем физическим параметрам. Только руки, тяжёлые и негнущиеся, ринулись совсем в другую сторону. Он ударил слепо, матрас отозвался дрожью.       — Не надо границ, Кейджи. Я доверяю тебе, — он нашарил чужие пальцы, так и впивающиеся в живот, сжал своими, дурея от накативших эмоций. Он был счастлив, расстроен и зол одновременно, и Акааши просто повезло не видеть отражение подобной смеси на лице.       Акааши не ответил, потёрся щекой об лопатку, потом протиснул ледяные стопы между ног и долго возил ими по лодыжкам.       — Не жалуйтесь тогда, если однажды не досчитаетесь конечности.       — Откусишь? — Котаро хрюкнул в подушку. Пальцы Акааши дрогнули под его ладонью. Он снова не ответил, сделав вид, что уже спит. Вскоре его дыхание выравнялось, стало реже и глубже, напряжённое тело расслабилось, принимая более естественную позу. Котаро так и таращил глаза в темноту, оглаживая чужие пальцы своими, пока щель между штор не порозовела.       Наутро Акааши не рассыпался пенистыми бурунами, не стаял в зелёной дымке и даже не обернулся совой; спал как обычный — жизненно необходимый — человек, небрежно раскинув руки и полы банного халата.       В подтверждение Котаро прислал Куроо ровно сто совместных селфи.