аберрантное поведение средней степени тяжести

      Котаро успевает в душ. Он сбежал с победного барбекю через десять минут, но волосы уже впитали дым и копчёный запах приготовленного мяса.       Пахнуть мясом не очень-то романтично. Так что он выливает на голову ещё один мини-флакон с шампунем, долго растирая ладонями по плечам и груди получившуюся пену. Потом стоит под тёплым потоком, невольно вспоминая их предыдущую встречу в странной квартире с маленькой неудобной ванной. Он подбавляет горячей воды, и вскоре в струях грезятся другие руки. Они ласково скользят по животу, бёдрам, стекают в пах кончиками пальцев.       Аж всё встаёт.       Котаро косится вбок, ловя смазанное движение в запотевшем зеркале. Акааши — вполне реальный — обнимает сзади. Рукава его рубашки быстро намокают, следом влажнеют расстёгнутые полы и приспущенный галстук, облегая тело полупрозрачной пеленой.       Мило.       Слишком мило, Куроо точно не поверит. Вот если бы сделать селфи!       Котаро выключает воду. Пар какое-то время стоит завесой, мешая наслаждаться прекрасным видом, но такая мелочь уже не может испортить настроение.       — Мммм, ты так вкусно пахнешь, — зубы Акааши смыкаются на загривке, оттягивая голову назад. Это почти больно, но, пожалуй, Котаро не против толики боли в урагане наслаждения.       — Мясом? — горло щекочет предвкушением. Он сглатывает вязкую слюну.       — Нет, — Акааши ведёт носом между лопаток, жадно втягивая воздух. — Собой.       Его ладони останавливаются на горле. Не давят, просто лежат. Бокуто неловко переминается с ноги на ногу, так и держа в одной руке полотенце. Влажную кожу студит кондиционером, но не разрывать же из-за таких пустяков объятия Акааши?       Акааши непривычно тактильный, ластится руками, губами, всем собой, будто бы тоже соскучился. Котаро предпочитает думать именно так, а вовсе не мозгом. Когда в спину упираются металлические кольца, обманывать себя становится сложнее.       Ему очень нужно посмотреть, не его ли подарок сегодня в сосках Акааши. Не то чтобы это было так важно. Хотя — важно. Как бы Котаро не отмахивался от мысли, что не угадал с подарком, она возвращается зазубренным бумерангом, с каждым разом впиваясь в уязвлённое самолюбие всё глубже.       Ас он, в конце концов или просто так мячик перекидывает над сеткой?       — Акааши, — он снова сглатывает, теперь, чтобы отвлечься от распирающего стояка.       — Ммм, — Акааши вгрызается в шейные позвонки. Его рука возвращается на грудь раскрытой мягкой ладонью, вторая ныряет в паховые волосы.       — Тебе понравился мой подарок?       В ответ лишь влажный чмокающий звук.       У Котаро всё падает. Даже мыло с полки.       — А вы как думаете? — Акааши разворачивает к себе: между полами очередной белоснежной рубашки блестят золотом витые кольца. Котаро нащупывает резные головки, чтобы убедиться наверняка: в сосках Акааши именно тот пирсинг в виде уробороса, что он подарил на годовщину.       В комнате Котаро идёт было к кровати, но Акааши кивает на пол. Сам садится сверху, седлая бёдра. Он лениво потягивается, заодно снимая с себя галстук. Рубашка так и висит мятыми концами. Котаро заводит руки под неё, намереваясь снять, но Акааши одёргивает, становясь вдруг очень серьёзным.       — Держите, пожалуйста, свои руки при себе.       Неровные тяжи вдоль лопаток — царапины, шрамы, следы операций? — беспокоят Котаро много больше, чем злые искры в прищуренных глазах.       Он хотел бы спросить, откуда они.       Он хотел бы сказать, что они не имеют значения.       Он хотел бы — зацеловать и затрогать их, ведь это часть Акааши, а значит, он полюбит и её тоже.       Но послушно отступает на нейтральную территорию простыней. За последний год он научился ждать подходящего момента не только в постели, но и на волейбольной площадке, увеличив результативность почти вдвое, и это однозначно было заслугой Акааши.       — Бокуто-сан… — снизу Акааши выглядит предельно собранным. Он обвивает галстуком шею Котаро. Укладывает его ладони на свои бёдра.       — Держите их здесь, — шепчет в поцелуй.       — Больно не будет, — добавляет, считав сбившийся пульс.       Котаро не готов.       Он никогда не готов рядом с Акааши.       Даже если он, как сейчас, двигается нарочито медленно, позволяя наслаждаться мягкими касаниями губ. Он наклоняется, дразня лёгким поцелуем. Потом ещё раз. И снова, становясь с каждым разом настойчивее и агрессивнее. Котаро невольно запрокидывает голову, чтобы продлить их близость. Шея натягивается тяжами мышц, невесомый шёлк ложится поверх ошейником. От их возни ткань елозит, попадает под локти, то чуть затягивается, вынуждая вдыхать чаще, то растекается прохладой, принося в страстные поцелуи привкус дождя.       — Вы ведь думаете обо мне? — Акааши окидывает сверху ревнивым взглядом, особенно долго рассматривая сочащийся член. Дождавшись сбивчивых заверений, усаживается прямо. Его длинные пальцы колдуют над замысловатым узлом на галстуке, ловко складывая узорчатую ткань. Котаро пробует разжать свои, всерьёз опасаясь, что проделал в чужих брюках дырки. Возбуждение зудит на периферии, не поглощая как обычно сплошным потоком, а неуловимо меняя ощущения.       Котаро будто бы пьян; так легко и задорно одновременно!       — Всё хорошо, Бокуто-сан? — Акааши настороженно замирает с вытянутыми концами галстука.       Котаро осторожно кивает. Хочется пить. И потрогать Акааши где-нибудь ещё, кроме истерзанных до синяков ляжек, да хоть те же соски с блестящими змейками. Но так высоко сейчас не дотянуться, тем более, что фокус смазывается. Он таращит раскрытые глаза, концентрируясь на ярком шёлковом узле.       Пальцы Акааши скользят вместе с узлом по гладкой ткани так медленно, что кажется, будто время остановилось. Котаро не дышит, уже не дышит, хотя галстук всё ещё свободно лежит на шее.       — Не кончайте без меня, — Акааши выдыхает в самые губы и резко разводит руки. Узел тут же впивается под кадык, включая какую-то другую реальность. И в этой реальности части Котаро совсем не слушаются Котаро.       Он словно много раз ухает на дно беспросветного колодца, резко зависая в невесомости в двух сантиметрах над дном. Горло разрывает криком, но он ничего не слышит. Лицо Акааши проявляется вспышками, разум — секундными просветлениями, зато безудержный восторг нарастает по спирали, пока не обрывается звонкой пощёчиной.       — Вы мне все ноги своими пальцами разодрали, — звук идёт неровно. Котаро трясёт головой, уши словно ватой забиты. Он моргает, пока липкое ощущение в области живота не складывается в осознание.       Он кончил.       Без разрешения.       Можно понадеяться, что Акааши не заметил…       — И кончили раньше, — Акааши слышится расслабленным и даже довольным.       — Извини, Акаши. Извини, я не хотел… — Котаро нащупывает дрожащей рукой чужую руку или хотя бы ногу.       Шею немного ломит, похоже, отлежал.       — Одних извинений недостаточно, — Акаашина нога неотвратимо опускается на лицо. Он лезет пальцами в рот, раздвигает губы, дёсны, щёки, как совсем недавно делал своим языком. Котаро с радостью обсасывает фаланги, но Акааши вскоре ведёт влажной стопой вниз, останавливаясь на члене. Наступает, выдавливая остатки спермы на живот.       Сдержаться от стонов нет сил. Под сведённые пальцы попадается галстук. Развязанный, он снова невесомый, но одно лишь ощущение шёлка на коже пробирает дрожью, возвращая на миг сладкую гипоксию.       — Отличная идея, Бокуто-сан, — Акааши снова недосягаем. Он требовательно протягивает ладонь, награждая за отданный галстук воздушным поцелуем.       Длины чёртова галстука хватает с избытком, чтобы перевязать основание члена с бантиком.       Назавтра немного болит голова, будто бы он перебрал в баре.