Гибельная изнанка мира

Стив На горизонте в сумрачном свете вырисовывалась гора Сидли, и Стив, шагая вперёд, не сводил с неё глаз. Он говорил — вернее, бессвязно бормотал. Он даже сам не до конца осознавал, о чём рассказывает. На многие мили пути его голос оставался единственным звуком, не считая воя ветра. Он втягивал носом морозный воздух и раз за разом переставлял ноги с уверенностью, которой вовсе не ощущал. У них получится. Когда Баки у него на плечах тяжело обмяк, Стив практически запаниковал. Он встряхнул Баки сильнее, чем намеревался, крепко сжал его ноги. — Ну же, Баки, — умолял он, цепляясь за каждый выдох, который ощущал спиной. — Проснись. Надо проснуться. Я не справлюсь один. — И всё же он не останавливался. Теперь тьма возвращалась, а небо заволокло густыми облаками. Стив включил один из фонариков, которые были при них, и зажал его под мышкой, с трудом переваливая через холмы. Он болтал о простых моментах из прошлого: о том, как пах Бруклин после летнего дождя, какие яркие цветы он видел в Ваканде, и о том, как солнце освещает штормовой океан. Были и другие темы, на которые он не смел говорить даже сейчас, когда вокруг них была лишь бескрайняя дикая природа, а над головой — свободное небо. За последние несколько дней, погребённый в темнице под тоннами камня и льда, Стив сумел достичь какого-то рода душевного равновесия. Эксперименты над Пирсом протекали успешно, и несложно было понять, что очень скоро встал бы вопрос, а резонно ли держать в живых Стива. Он был устаревшей моделью, как однажды сообщил ему один из учёных. И вот он лежал на жёсткой койке, так далеко от дома, что с таким же успехом он мог быть на луне, и надеялся, что от него избавятся быстро и безболезненно, и неважно, каким способом. «Я так устал, — думал он снова и снова. — Мне почти сто лет, и я очень-очень устал». Он не молился. У него не осталось иллюзий о богах и демонах или о жизни после смерти. Его воспитали католиком, ведь он был сыном ирландских иммигрантов в Нью-Йорке двадцатых годов. Он рос на рассказах об огне и сере и на «Аве Марии». Со смерти Пегги он не молился. Единственный бог, которому он готов был молиться теперь, крепко спал в тихой солнечной комнате за много миль отсюда. И Стив в своей темнице надеялся, что, если ему самому настанет конец, Баки так и продолжит спать. Для таких, как он, этот мир слишком мрачен. Так думал Стив, когда учёные снова и снова волокли его в лаборатории. Баки заслужил покой. Он заслужил сон, а не то, что могли сделать с ним другие люди. Охрана и учёные — люди, которых Стив видел каждый день, которые кормили и одевали его, мыли его и разрезали на куски, просто чтобы понаблюдать, как он регенерирует — никогда не давали ему бумаги и ручки. Он попросил только раз, когда стало ясно, что выхода не будет — что он никогда не покинет это место как тот же самый Стив Роджерс. Это случилось после его четвёртой попытки побега. Он сумел добраться аж до самого последнего лифта, а затем они пустили усыпляющий газ, и Пирс (или один из его клонов) спрыгнул с потолка, как существо из ночных кошмаров. Стив не любил это вспоминать. Впрочем, на его просьбу учёные и охрана решительно отказали — уже тогда его не считали человеком. Да он и не был для них никогда человеком — только научным проектом, оружием, которое можно создать и отлить по желаемой форме. Стив помнил ощущение горькой беспомощности, которое испытал после этого, помнил страх, что он умрёт в одиночестве, так и не сказав последнего слова тем, кому когда-либо был небезразличен. Он не смерти страшился, но мира, который останется после него. Когда Баки сразу после Сибири принял решение вернуться в криокамеру, Стив кивнул и сжал губы, а руками (со всё ещё сбитыми костяшками) постарался касаться его плеча как можно нежнее. Но внутри он был вдребезги разбит. Он хотел кричать, чтобы Баки остался, чтобы жил, чтобы был с ним. Что этот шаг слишком сильно напоминал поражение, признание, что Баки всегда был и навсегда останется тем, чем его сделала ГИДРА. А много месяцев спустя, лёжа на жёсткой койке под тоннами камня, окружённого льдом и ничем другим, Стив наконец понял. Он не ожидал, что выживет. Не надеялся сбежать. Так что он смирился, что может сказать «Я люблю тебя» только в пустоту, и надеялся, что останки его души каким-то образом найдут дорогу к Баки, подарят ему немного утешения в этом мрачном холодном мире. А теперь Стив делал один шаг за другим. Он вдыхал стылый воздух и двигался осторожно, чтобы не навредить бесценной ноше за спиной. Он свободен. Он цел. Баки с ним. Вокруг устремлялись в небо силуэты гор, тёмные и размытые, сливавшиеся с сумерками, как на акварельных рисунках. Пускай они шли к неизведанному, пускай от покоя их отделяли многие мили и многие дни, но Стив и мечтать не смел о том, чтобы снова получить от жизни подобное. Им с Баки так долго было холодно — может быть, вскоре они снова смогут согреться. Они свободны и они вместе. Они ничьи. Следуя по координатам, которые Баки загрузил в навигатор, Стив обогнул подножие горы, когда местность стала более пересечённой. Из земли здесь вырастали монументальные ледяные торосы, форму которым придали бушующие ветры и древние вулканические наносы. Рядом с ними Стив ощущал себя лилипутом. — Тут так красиво, Бак, — сказал он через плечо, не уверенный, слышит ли вообще Баки его слова. Да и сам Стив ощущал, что перед глазами всё плывёт, а одежда пропитывается кровью. — Никогда раньше такого не видел. Когда-нибудь, когда всё закончится, мы сюда вернёмся, и я захвачу с собой скетчбук. Сможем устроить пикник на снегу. Надо было сказать что-то ещё, подумал он, и сказать ещё тогда, когда они остановились на дозаправку, когда Баки смотрел на него своими ясными глазами. Впрочем, Стиву всегда трудно давались тонкие премудрости выражения своих чувств вслух. Он умел сказать что-нибудь провокационное или произнести величественную речь — но обнажить душу перед Баки? Он хотел, без вопросов, но как только он думал, сколько всего хочет сказать, у него заплетался язык — так много слов он хранил у сердца. Прошло так много времени, прежде чем он разобрался с этими словами хотя бы для себя. Мальчишка, каким он был в тридцать восьмом и сорок четвёртом, не мог даже постичь все те неохватные чувства, что он испытывал к Баки Барнсу. Баки был его Полярной звездой, его возможностью легче дышать, чувством сытости и тёплой постели после долгого холодного дня. Стив был так молод и наивен. Даже после того, как Баки умер, оставив зияющую брешь в лёгких Стива, в его сердце и голове, он лишь начал осознавать, как велика была их любовь. Стив думал о мгновении, когда бросил щит, когда поставил Баки превыше долга, и страны, и свободы, и жизни, и всех друзей. Да и сравнивать было нечего, и, когда все иллюзии отгорели, он совершенно ясно понял, что чувствует к Баки. Баки дышал ему в шею, и Стив продолжал идти. Пускай он и не мог сказать всё-всё, что хотел, и сделать это идеально, но он был силён и способен нести Баки столько, сколько потребуется. Путь привёл их в ледяной каньон, такой узкий, что Стив, раскинув руки в стороны, мог бы достать до обеих его стен. Лёд под лучом фонарика казался почти голубым. То тут, то там из него торчали куски чёрной вулканической породы, словно тёмные пальцы, тянущиеся из-под земли. Каньон совершил изгиб, и тут Стив увидел дверь. С расстояния она казалась очередным скальным пластом, который при формировании торосов укрыло ото льда. По мере того как Стив подходил ближе, крепко сжимая руками колени Баки, он разглядел тонкие, как нити, линии и углубление ручки. В правом верхнем углу была вырезана эмблема гидры — череп, окружённый свёрнутыми щупальцами. — Пришли, — выдохнул Стив. Он глядел на символ, который так долго значил для него боль, смерть и страх. — Получилось. Мы дошли. Он опустился на колени, снял Баки со спины, стараясь действовать осторожно, и усадил рядом с дверью, вне зоны потенциального обстрела. Кожа Баки была бледной и прохладной на ощупь, но он всё же дышал, ровно и с присвистом. Кровь у него под носом высохла, а синяки уже начали выцветать. Стив, словно лаская, провёл рукой по его шее и проверил пульс — чёткий. Куртка, повязанная у него на талии, со спины пропиталась кровью, но рана уже начала зарубцовываться. Заживёт. Устроенный у ледяной стены Баки напоминал принца фей, который лишь ждал, когда его разбудят. Это была интересная мысль. Стив накоротке проверил и свою рану. Кожа срасталась с трудом — должно быть, он продолжал бередить её во время перехода. Из обоих пулевых всё ещё коварно сочилась свежая кровь. Стив глубоко вдохнул и шагнул к двери. С первого взгляда не становилось понятно, где надавить или потянуть, чтобы она открылась. Стив провёл руками по скользким кромкам, осветил фонариком все выступы и выемки. — Хайль ГИДРА? — с неохотой попробовал он — слова отдались во рту вкусом пепла. Но дверь не издала ни звука и не шевельнулась. Тогда Стив надавил на небольшое углубление и попробовал потянуть, зацепившись за бороздки. Нажал на изображение гидры и пнул основание двери. Начал свистеть ветер, пророча метель. Баки снова дрожал, а губы его посерели. Попасть внутрь было просто необходимо. Стив снова пнул дверь. Они добрались уже так далеко, и не замерзать же им до смерти на пороге укрытия. Баки застонал, и Стив, оставив дверь в покое, опустился рядом с ним на колени и согнулся так, чтобы можно было уложить его на себя. — Всё хорошо, — сказал он, — я здесь. Баки моргнул и открыл глаза. Взгляд его казался мутным, а язык, облизнувший пересохшие губы, побелел. — Дошли? — выдохнул он. — Да. — Стив поцеловал его в лоб, почувствовав на губах остатки засохшей крови. Это было ошеломляюще: в конце концов Баки оказался рядом, в его объятиях. — Мы дошли. — Помоги встать, — проскрипел Баки, а затем застонал, когда Стив потянул его вверх, принимая на себя большую часть его веса. Он почувствовал, как заскорузла его одежда от засохших крови и пота. Баки пошатнулся, но остался стоять, глядя на тёмную дверь. — Однажды меня сюда привозили, — осоловело сказал он Стиву. — Я не… не особенно много помню, даже сейчас. Только вспышки, обрывки. Я помню тебя зимой. И помню, как падал. Стив тоже помнил, как Баки падал. Баки положил ладонь на дверь, на то место, где, по идее, должна быть ручка, и что-то сказал на русском. Дверь застонала, словно пробуждаясь после длительного спящего режима, и заскрипела, точно старые кости. Она не распахнулась сразу во всю ширь, но ненамного приоткрылась. Стив снова помог Баки прислониться ко льду, а затем навалился на дверь плечом и надавил. Сначала та не двигалась, а затем поддалась и под ровным сильным нажатием открылась внутрь. Внутри было влажно и терпко пахло, но когда оттуда потянуло тёплым воздухом, у Стива от облегчения едва не подкосились ноги. Вот и убежище. Пробираясь внутрь, он не опускал пистолета и прикрывал Баки спиной. Пускай и заброшенная теперь, когда-то эта база принадлежала ГИДРе. Дверь вела сразу в тёмный коридор; впрочем, темнота не была кромешной — из глубины пещеры лился жёлтый мягкий свет, который окутывал стены практически потусторонним сиянием. Они завернули за угол, и им открылась огромная тёмная комната. В середине её стоял стальной стол, а широкую противоположную стену украшала гигантская красная эмблема ГИДРы. Стив пробежал лучом фонарика по пыльным стульям. Здесь не было ни компьютеров, ни карт, и в полумраке ничего не двигалось. Один из стульев был опрокинут. В стене имелись насечки, откуда исходил желтоватый свет, которого хватало, чтобы видеть. Баки привалился к нему, и Стив опустил его на один из стульев и вручил заряженный пистолет. — Жди здесь, хорошо? — Он бережно приложил руку ко лбу Баки. Жара не было, и взгляд, когда они ушли с холода, прояснился. На деле база оказалась меньше, чем Стив ожидал. Короткий входной коридор соединялся с главным залом, откуда ещё один коридорчик вёл в небольшое жилое помещение и холодную, сырую комнату — лабораторию, как предположил Стив. Там он остановился, уставился на тяжёлый стальной стол с толстыми наручниками в середине и клетку размером под одного человека в углу. Он хотел бы уйти прямо сейчас, просто захлопнуть дверь и притвориться, что этого места не существует, навсегда заблокировать воспоминание о нём. Здесь призраки прошлого маячили ярче, и всё, чего хотел Стив — сбежать. Однако в лаборатории было кое-что нужное ему. Он сделал два шага внутрь, борясь с неодолимым желанием сбежать. Возле клетки стоял шкафчик, и Стив направился прямиком к нему. Дверцы были закрыты, но от одного-единственного рывка металлические петли порвались, как бумага, и дверцы остались у Стива в руках. Он отбросил их в сторону, не заботясь, куда они свалились. Внутри на полках лежали бинты и медицинские инструменты. Стив изо всех сил старался не думать, для чего их использовали шестьдесят лет назад. Он нашёл медицинский спирт, пинцет и даже аптечку первой помощи, стоявшую на самой нижней полке. Он схватил в охапку бинты, спирт, аптечку, а затем развернулся и в два широких шага пересёк комнату, отчаянно желая убраться оттуда раз и навсегда. Он закрыл дверь бесповоротно, как захлопывают склеп. После ему потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя: он сглотнул кислый комок, прислонился к стене и, запрокинув голову, пялился в потолок, пока руки не перестали дрожать. «Мы в безопасности, — сказал он себе. — Никто из нас туда не вернётся. Мы скорее умрём. Больше никогда. Мы им не принадлежим». Он вернулся в основную комнату и разложил добычу на столе. Баки слабо шевельнулся и сонно моргнул. — Стив? — Ш-ш-ш. Это я. Мне нужно о тебе позаботиться, хорошо? Ты же мне позволишь? — Конечно, — кивнул Баки. — Вот и хорошо. Давай-ка тебя поднимем. — Он старался действовать как можно аккуратнее, но Баки всё равно застонал и поморщился от боли. — Прости. Прости. Вот так. Прости, пожалуйста. Скоро полегчает. Он не был медиком, но за годы военной службы достаточно неплохо научился латать раненых солдат. Пока Баки стоял, прильнув к нему, Стив стащил с него куртку, не желая разрезать одну из немногих их тёплых вещей. Под ней оказалась рубашка на пуговицах, и Стив мысленно возликовал. Он по одной расстегнул пуговицы, отклеивая заскорузлую от крови ткань от тела. Затем осторожно помог Баки улечься на бок, опершись на металлическую руку. На груди и спине Баки цвели тёмные синяки, а из раны сочилась и стекала по коже кровь, превращая его в какое-то странное произведение современного искусства. — Будет щипать, — предупредил он и плеснул на раны спирт. Задушенный вздох Баки ударил его прямо в сердце. Но это нужно было сделать, и сделать должен был Стив. — Я тебе когда-нибудь рассказывал?.. — шепнул он, стирая кровь марлевым тампоном, чтобы открыть себе обзор. Пуля вошла неглубоко. Толстая парка и рубашка её замедлили, так что она погрузилась в длинную мышцу спины всего на пару сантиметров. — О том фильме, где я снимался в Голливуде? Ещё во время войны? Баки покачал головой, так крепко сжав металлическим кулаком край стола, что на том образовались вмятины. Стив рассказывал ему эту историю — ещё после того, как впервые вытащил его с базы ГИДРы, когда они какое-то время простаивали в Лондоне. И это ГИДРА у него тоже отняла. Но неважно — Стив расскажет ещё раз. И он рассказывал, говоря мягко и нараспев, как мама когда-то, когда у него в очередной раз был жар. Она, казалось, напевала что-то из ирландского фольклора, даже когда зачитывала список лекарств. Он взял скальпель и аккуратно расширил рану. Потекла свежая кровь. Он рассказывал о ярком знаке Голливуда, о платьях с блёстками и перьях. — Так много перьев, Бак. Будь у меня всё ещё аллергия, я бы постоянно ходил обсыпанный. Он описывал тёмные пафосные рестораны, куда его водили, и скользких менеджеров, которые обещали сделать его звездой. — И тут вошёл Кларк Гейбл, Бак, с таким видом, словно он владелец этого места. Я чуть в собственных ногах не запутался, когда он подошёл пожать мне руку. Баки не открывал глаз, но Стив знал, что он слушает. Вытащив пулю, Стив едва не рассмеялся от облегчения. — Достал. Ты там нормально? Всё, я достал её. — Он быстро промыл рану, промакивая её тампоном. Обработал ссадину на плече и остальные неглубокие раны от падения со снегохода. Нога уже срасталась сама по себе, так что Стив просто проверил, что она срастается ровно. — Вот и всё, Бак. Уже гораздо лучше. — Он наклонился ниже, коротко поцеловал Баки в лоб, а затем в плечо, чуть выше наложенной повязки. — Совсем как новенький. Баки слабо улыбнулся и, подняв руку, вцепился в рубашку Стива. — Спасибо, Стив, — всё ещё одурманенным голосом пробормотал он. — Просто делал свою работу, — ответил Стив. Хотя эта работа не давалась ему легко. Его руки были созданы для войны — впрочем, ему нравилось очищать и лечить. Он не оружие, снова напомнил он себе. Его руки могли не только убивать и калечить. Он подложил Баки под голову его же скомканную рубашку в качестве подушки и укрыл его курткой. — Жди здесь, хорошо? Я схожу проверю остальную базу. — Будь осторожен, — неразборчиво, в полусне пробормотал Баки. Стив положил ладонь на его плечо, а затем вышел обратно в коридор. На базе царил порядок, а все поверхности от времени покрылись пылью. Не осталось ни папок с бумагами, ни каких-либо подсказок, чем занимались на этой базе. Кто-то перед уходом аккуратно собрал все инструменты и документы и наглухо закрыл за собой базу, оставив её нетронутой на десятилетия. В шкафу, который напоминал продуктовый, Стив нашёл многочисленные банки фасоли и засохшие армейские пайки. Что ж, по крайней мере, с голоду они не умрут. Он остановился у одной из спален и изучил щели в стене, из которых шёл свет. Воздух рядом с ними был горячим, а когда Стив наклонился и принюхался, то всё понял. Магма. Они использовали эту расплавленную породу, всё ещё клокочущую у основания древнего вулкана, чтобы освещать и отапливать базу. Стив положил ладонь на стену и ощутил идущее изнутри успокаивающее биение тепла. Не нужно было беспокоиться, что станет холодно. В конце другого коридора он обнаружил витую лестницу, ведущую вниз. Он спустился и остановился, как громом поражённый. Стены здесь были сделаны из той же вулканической чёрной породы, но по краям окаймлены льдом, который в сравнении с камнем буквально сиял. В центре зала находился естественный бассейн с прозрачной водой, которая мерцала голубым и золотым на фоне мха и скал. От неё в прохладный воздух поднимались язычки пара. Здесь не было никаких щупалец ГИДРы — лишь природный камень, вогнутый, как внутреннее помещение древнего собора. Это место отчего-то казалось священным и нетронутым, сохранившимся только для них. Стив опустился на колени рядом с бассейном. С одной стороны он был мелким и пологим, а дальше уходил в глубину, и был настолько велик, что в него могли свободно поместиться несколько человек. Осторожно окунув пальцы в воду, Стив ощутил, что она горячая, но терпимо. Из противоположного конца пещеры бежал ручей, который брал начало у ледяной скалы и впадал в источник. Ручей был прозрачным и холодным и служил постоянным источником воды для всей пещеры. Стив вволю напился. Когда он вернулся к Баки, тот не двигался, а его сомкнутые ресницы бросали тень на бледные щёки. На коже ярко выделялись синяки, которые у костей уже выцветали в фиолетовый и жёлтый. Он с сонным видом поднял голову, когда Стив подошёл, и по-детски потёр глаза кулаками. — Всё чисто? — спросил он и так сильно в этот момент напоминал самого себя после Аццано, что у Стива на миг перехватило дыхание. — Всё чисто, — подтвердил он. Затем помог Баки встать, закинув металлическую руку себе на плечи. — Идём. Я нашёл кое-что, что тебе очень понравится. Спуститься по лестнице оказалось непростой задачей, но в итоге она стоила того, чтобы увидеть лицо Баки. Голубые и золотые отблески заиграли на его лице и в волосах, и Стив подумал, что глаза Баки по цвету напоминают воду в бассейне. Баки доковылял до края, опустился и окунул пальцы в воду. — Какая тёплая, — почти благоговейно сказал он. Стив кивнул. — Термальный источник. Я такого никогда не видел, но Тони упоминал подобные несколько раз. Такие есть в Йеллоустоуне, в Вайоминге. Говорят, у них есть целебные свойства. Он сел на колени рядом с Баки и начал помогать ему выбираться из жёстких штанов. На это ушло некоторое время. Баки не мог особенно много двигать ногой, а на плотных штанах с базы было слишком много пуговиц и молний. Раздевшись наконец до белья, Баки сел, тяжело дыша. Раны больше не были смертельными, но Стив знал, что какое-то время они будут беспокоить. Когда-то у него тоже так было: травмы горели и причиняли дискомфорт, пока тело старалось их исцелить. Может быть, Баки похудел с Бухареста, и потому ослаб? Стив не был уверен. Баки был мускулист и накачан так, как никогда не был в Бруклине. Он стал массивнее, и оттого после той встречи в бухарестской квартире Стива так тянуло к нему. Он был мощный, настоящий. Живой. Стив наклонился ближе, уложил голову на обнажённое плечо Баки, ровно туда, где сплавлялись вместе плоть и металл, напоминая о том, что Баки пережил. Этот момент был из тех, о наступлении которых Стив тоже не мог помыслить. Скользнув в воду, Баки застонал, тихо и хрипло. Он держал сломанную ногу на весу, и она покачивалась в воде. Присохшая к коже кровь растворялась и на мгновение придавала воде ржавый цвет, а затем её смывало. Когда он устроился в воде, опершись на массивную скалу и откинув волосы назад так, что намокшие тёмные пряди прилипли к его лицу с боков, Стив быстро разделся. Ему это удалось без труда — на нём были надеты только плотная парка, которую он взял в сторожевой башне, и тюремная роба, в которой он жил месяцами. Ему выдали всего две пары штанов и две рубашки, чтобы по очереди забирать их в стирку. Штаны упали на пол, и Стив отбросил их ногой. Если он найдёт другую одежду, то эту сожжёт. — Стив? Услышав испуганный голос Баки, Стив резко вскинул голову и шагнул вперёд. Баки смотрел на него, протянув вперёд обе руки, и на его лице была гримаса ужаса. — Боже. Стив. Почему ты не сказал, что ранен? — Баки попытался встать в воде, неуклюже и косо, и, когда Стив опустился в воду, вцепился в него, ощупывая покрытый синяками живот возле двух пулевых отверстий, которые теперь были покрыты свежими уродливыми коростами. — Я в порядке, — попытался успокоить Стив. Слова, соскользнувшие с языка, вышли весёлыми, но Баки бросил на него долгий взгляд, отметавший любое враньё. Стив вздохнул. — Неважно, что со мной делали, Баки, но теперь, чтобы меня просто замедлить, нужно гораздо больше двух пуль. «Не спрашивай меня, — мысленно умолял он. — Не спрашивай, что они делали. Не заставляй рассказывать тебе и заново переживать всё это. Давай оставим это снаружи, в холоде и глуши, а сами будем здесь, в тепле. Здесь они не смогут нас достать и забрать с собой. Здесь никаких демонов». Баки, не отводя взгляда, положил живую руку, тёплую и влажную, Стиву на грудь, словно слушая удары его сердца. Он сглотнул, и Стив смотрел, как ходит кадык на небритой шее, смотрел, как шевелятся тёмные пряди волос, когда Баки придвинулся ближе. — Скажи мне одно, Стив, — попросил он, и они оказались так близко, что Стив мог разглядеть каждую крохотную серую и голубую крапинку в его глазах. — Просто скажи, что ты в порядке. Стив помнил, как кричал, когда ему отрезали пальцы на руках и ногах, помнил, как тело отращивало их заново, помнил обжигающую боль от камеры с радиацией. Он помнил это долговременной памятью человека, который повидал гораздо больше, чем хотел. Но здесь? В это драгоценное мгновение? — Да, Бак, — ответил он, — я в порядке. Баки В первое утро на базе ГИДРы у подножия горы Сидли, когда Баки открыл глаза, Стив свернулся вокруг него клубком, как в детстве. Матрац, на котором они лежали, удобным не назвал бы никто, но в воздухе всё равно разливался покой. Баки слышал дыхание Стива, ровное и спокойное, и вой ветра снаружи. Он вытянул ногу, и срастающиеся кости отозвались тянущим ощущением. Этим утром всё казалось лучше. Раны всё ещё болели и ныли, но это была хорошая боль, говорившая о заживлении. Баки сдвинулся, легонько дёрнулся и почти с удивлением обнаружил, что Стив от этого не проснулся. Тогда он свесил ноги с крохотной койки, на которую они вместе втиснулись накануне, а затем развернулся и провёл живой рукой по обритой макушке Стива. Волосы под его пальцами были мягкими, как пёрышки, а кончики слегка кололись. Он опустил руку ниже и уложил руку Стиву на грудь, чувствуя знакомый ровный ритм сердца. В первый раз после Ваканды у него была возможность тщательно рассмотреть Стива, подметить все перемены, которые произошли с ним за время их вынужденной разлуки. Щёки его запали, а кожа была бледнее, чем в воспоминаниях об этом или прошлом веке. Под глазами залегли глубокие чёрные тени, отчего ресницы казались длиннее. Губы были потрескавшимися, искусанными. Баки провёл рукой по виску Стива, обхватил ладонью аккуратную выпуклость черепа. На груди Стива явственно проглядывали рёбра. Неужели его мышцы усохли? Баки не мог сказать точно, но Стив выглядел меньше, чем раньше. Он истощён, осознал Баки. Измотан почти до надлома. На пике прилива адреналина это было незаметно, но сейчас, в безопасности, Баки видел эту бесконечную усталость в каждой его чёрточке; даже во сне уголки губ Стива были опущены вниз. Внутри Баки сама по себе волной поднялось желание защитить. «Пусть эта база станет нашим неприкосновенным убежищем, — взмолился он тому или тем, кто слушал. — Пусть станет нашей возможностью отдохнуть». Стив заёрзал, шумно засопел, но успокоился тотчас же, когда Баки погладил его по боку. — Спи, — шепнул он. — Просто отдыхай. — На его языке теснились тысячи ласковых слов, но казалось неправильным в первый раз произносить их тогда, когда Стив не слышит. Баки тихонько поднялся и выскользнул из комнаты, припадая на больную ногу. Он быстро оглядел себя, подмечая раны. Ссадина на плече покрылась толстой коричневой коркой. Пулевое на спине было не разглядеть, но оно лишь слегка дёргало, когда он потягивался. Прошлой ночью Баки был не вполне в сознании. Он помнил колючий холод, тёплую спину Стива и пружинистый шаг, с которым он нёс Баки через снега; затем — чистое облегчение, когда они вошли в пещеры. Помнил то, как Стив нежно обрабатывал его раны. Как бережно раздевал его, и как они вместе сидели в горячем источнике до тех пор, пока понемногу не расслабились все закаменелые мышцы. После Стив перенёс его на эту узкую кровать, и они уснули вместе. Как долго они спали? На базе не было окон, но даже если бы они и имелись, Баки вряд ли вызнал бы, сколько прошло времени. Он побрёл по коридору, где в тонком слое пыли на полу отпечатались их вчерашние следы. Войдя в главную комнату, Баки увидел тёмно-красный символ ГИДРы и замер. Прошлой ночью он его не заметил, занятый ощущением тепла, облегчения и тем, что Стив штопал ему раны. В животе шевельнулось что-то тёмное и неприятное. Они спали в постели ГИДРы у ГИДРы под крышей. Они будут питаться едой ГИДРы. Баки сделал глубокий вдох, набрав полные лёгкие стоялого воздуха, и медленно выдохнул. — Выкусите, бляди, — произнёс он в тишину. Его пытались убить, разломать на едва функционирующие запчасти и собрать обратно нечто зловещее и нечеловеческое. Он был их ручным чудовищем. «Кулаком ГИДРы». Его пытались обратить в ничто. И всё же вот он здесь, в самом брюхе чудовища: живой и цельный; любимый и любящий. Он настолько сильно чувствовал свою человеческую природу, что каждая клетка внутри него изнывала от чувств, прежних и новых. Он обогнул стол и направился к двери. Она была тяжёлой, и большую её часть изнутри закрывал своего рода биометрический замок. Баки вспомнил, что, когда они пришли сюда, говорил определённые слова, чтобы его отпереть — но не помнил, как или зачем их узнал. Камень на ощупь был прохладным, а дверь, когда Баки за неё потянул, легко открылась внутрь. В ту же секунду из-за неё хлестнул порыв морозного воющего ветра вперемешку с крупным снегом и ледяной крошкой. Метель. Видимость была нулевой — с таким же успехом Баки мог бы пялиться на сплошную белую стену в двух дюймах от его носа. Он снова захлопнул дверь и прислонился к ней. Боже. Что, если они оказались в ловушке? Как им вообще удалось найти эту базу? Что, если они просто ходили кругами, блуждали, пока не упали от усталости, и теперь погребены под снегом и льдом ещё на сотню лет? — Баки? — В комнату вошёл Стив, всё ещё обнажённый по пояс. На его груди остались лишь едва заметные лиловые следы от синяков, а два одинаковых розовых шрама под грудиной были практически невидимы. Он поскрёб рукой волосы, словно теперь снова начал привыкать их чувствовать. — Что случилось? — Снаружи метель. Хорошо, что мы внутри. Стив улыбнулся, и от этого холод отступил. — Идём, — сказал он, — я бы ещё раз искупался. Так проходили дни. Из еды у Стива и Баки были только фасоль и армейские пайки, а пили они только воду — но бывало и гораздо хуже. Выбираться наружу они не рисковали. Росс, вероятно, всё ещё вёл на них охоту, а последнее, чего они хотели — вывести кого-то на своё укрытие. В первые несколько дней Стив практически всё время спал. Пару раз, когда они вместе сидели в горячем источнике, Баки приходилось встряхивать его, чтобы разбудить, когда тот неожиданно отключался. Впрочем, понемногу тени под его глазами уменьшились, а запавшие щёки разгладились. Он не набрал прежнюю форму полностью — в конце концов, они питались одной фасолью — но уже не выглядел таким загнанным и отощавшим, каким был, когда Баки впервые бросил на него взгляд в бункере глубоко под землёй. Он даже понемногу стал улыбаться, и каждый раз Баки готов был поклясться, что его сердце пропускало пару ударов. Волосы начали отрастать, а щетина постепенно превратилась в полноценную бороду. Жизнь друг у друга под боком была для них знакомой во всех самых лучших смыслах; она была похожа на возвращение в собственную кровать после долгого-долгого отъезда. Баки чувствовал себя самым счастливым из людей, поскольку мог проводить каждое мгновение каждого дня, глазея на Стива, изучая Стива, давая Стиву изучать его самого. Перед Стивом Баки чувствовал себя обнажённым до костей, чувствительным, как оголённое нервное окончание. «Чувствовал ли подобное Баки Барнс из сорок третьего?» — думал он, прижимаясь к обнажённой груди Стива так крепко, что сложно было сказать, где кончается Стив и начинается он сам. Должно быть, да, чувствовал, решил Баки. Эта всеобъемлющая, всепоглощающая любовь, которая вскипала в его груди, не казалась новой — она была там давно. Она казалась подобной великолепным дворцам Ваканды, которые становились всё более ошеломляющими с каждым прожитым веком и пережитым испытанием. Разве могла любовь, сравнимая с ними, не быть столь же древней, укоренившейся, как исполинские дубы? — Мы занимались таким раньше? — спросил он однажды, когда они лежали, потные, сплетённые вместе, словно высеченные из одной и той же скалы. Стив убрал мокрые волосы с его лба, поцеловал в веки. — Нет, — ответил он искусанными покрасневшими губами. — Мне кажется… раньше мы были слишком молоды. Я столько всего не понимал. — А теперь мы состарились, — сказал Баки, глядя на гладкое лицо Стива, в его ясные глаза. Стив сглотнул и сжал пальцами обнажённое плечо Баки. — Выросли, — согласился он. — И снова нашли друг друга. Баки подумал о том, сколько миль, сколько лет и испытаний пришлось им преодолеть, чтобы добраться до этого мгновения. Он поцеловал Стива: сперва в изгиб между плечом и шеей, а затем в губы. — Я рад, что здесь только ты и я, — шепнул он Стиву в бороду. Были вещи, о которых они не говорили. Стив редко поднимал тему месяцев, проведённых у Росса. Когда бы о них ни упоминалось, его глаза становились тёмными и взгляд устремлялся вдаль. Ему снились кошмары — через каждые несколько ночей он просыпался с криком, дрожащий и мокрый, и тогда Баки отводил его к горячему источнику и устраивал внутри. Стив лежал в воде, прижавшись к груди Баки, и молчал, уставившись в потолок. Время от времени он рыдал, но беззвучно; лишь крупные слёзы скатывались по его щекам в тёплую воду. Баки никогда не знал, что с этим делать. Иногда он стирал их, а порой притворялся, что не видит. — Ты больше не там, — яростно говорил он Стиву, когда думал, что это поможет, обхватывая ладонями его лицо и заставляя посмотреть на себя. — Ты больше не с ними. Ты со мной. Ты Стив Роджерс, и ты свободен. Вокруг них плескалась вода, и в воздух поднимался пар. Стив платил ему тем же. Когда Баки снились кошмары, он обычно не произносил ни звука — но Стив, казалось, всегда узнавал и тогда будил поцелуем и прижимался грудью к груди Баки, словно мог удержать его в реальности одним лишь собственным весом. Лишь однажды Баки озвучил свой самый глубинный, инстинктивный страх. — Они же не… они же не вырастили твоих клонов? Как сделали с Пирсом? Он услышал, как Стив рядом с ним глубоко вдохнул, утихомиривая внутреннюю бурю. — Нет, — отрезал Стив. — Нет. В этом смысле… Им так и не удалось заставить мои клетки это сделать. Не знаю, почему. И они тоже не знали, и потому были не… Это их расстраивало. Можешь себе представить? Что они могли бы создать Капитана Америку безо всякого Стива Роджерса? Баки не ответил ничего. Разум сжимался от ужаса и омерзения при мысли о пустой оболочке Капитана Америки, в которой не осталось ни капли Стива. — Даже с Пирсом, — продолжил Стив, — они так и не смогли придумать, как продлить срок жизни клонов. Создавать их научились — но все они умирали через несколько часов. Что-то с их телами было не так. После этого Стив замолк и не разговаривал несколько часов, потерянный в ужасах, которые насылал его собственный разум. Больше они об этом не заговаривали. Ещё они не говорили ни о криокамере, ни о триггерах, ни о Заковианском соглашении. Словно по негласной договорённости, все самые неприятные моменты своих жизней они тщательно оставили вне тёплых стен убежища. Вместо этого Стив делился историями об их детстве, а Баки рассказывал о месяцах, проведённых в Румынии: о шумной женщине, жившей через лестничную площадку, о старике, который играл на скрипке на углу, о маленькой девочке, которой Баки помог найти кошку. — Как думаешь, — однажды с мечтательным видом спросил Стив, перебирая волосы Баки, когда они вдвоём лежали в постели, — будет ли у нас когда-нибудь снова всё это? Совместная жизнь? Квартира? Соседи? Кошка? Баки замер. На его металлической руке отражался свет. А действительно, будет ли? — Я не знаю, — честно ответил он. — Мы не для этого созданы, да? — Стив повернул голову и уткнулся лицом в грудь Баки. Тон его был совершенно пораженческим, словно он уже оставил эту мечту, и оттого Баки разозлился на весь мир. — Мне кажется, — сказал он, взвешивая каждое слово, — мне кажется, что мы можем жить так, как захотим. Кого ебёт, для чего там мы созданы? Думаю, этой рукой вполне себе можно вкрутить лампочку. Стив издал удивлённый смешок, и его плечи всколыхнулись. — А я больше чем уверен, что с этими мышцами легко будет выносить мусор. — Видишь? Мы можем делать всё, чего захотим. — Баки взъерошил волосы Стива, чувствуя, что они начали отрастать. — Можем сами устроить свою жизнь — как захочется. Быть кем угодно. Вместе. — Вместе, — повторил Стив. Медленно, но верно серые дневные часы растягивались, становились всё дольше и дольше, и наконец стало казаться, что мглистый сумрак стоит круглые сутки. Когда Баки осмелился выбраться из бункера наружу, он увидел вершину горы Сидли и другие горные хребты, тянущиеся дальше вглубь материка. Стив с Баки начали практически с неохотой готовиться к переходу через Антарктиду к морю Уэнделла. Им нужно было преодолеть путь в тысячу миль через бескрайнюю снежную пустыню. Баки не сомневался, что они справятся (должна же сыворотка послужить чему-то хорошему), и скорее страшился покидать их тихое убежище, которое они нашли в этом малоприятнейшем из мест. Они оставили всё тёмное и зловещее далеко вне этих стен. Пускай, выходя к цивилизации, они возвращались в безопасное место — но к нему прилагались все прежние тяготы и заботы. Превыше их всех в разуме Баки угрожающе маячили триггеры и криокамера. Баки знал, что, когда они очутятся в безопасности, ему придётся принимать определённые решения. Какие-то несколько слов всё ещё отделяли его от опасности стать оружием во вражеских руках. Жить с этим он не сможет никогда. Но пока что он задвинул эти переживания поглубже и сосредоточился на настоящем.