Мосты

***              В последний раз глянув на карту, Малдер определил, что до места было бы легче добраться, если бы они припарковались примерно в полукилометре дальше по дороге, и заглушил двигатель.              Скалли уже отошла метров на шесть от машины и направлялась по колючей насыпи к открытому участку земли за ней. Малдер еще немного подождал, наблюдая за тем, как она остановилась на вершине небольшой возвышенности, уперла руки в бока и начала делать глубокие вдохи. Ранее она бросила свой пиджак на консоль между сиденьями и осталась в шелковой бежевой блузке с короткими рукавами, обнажавшей ее мускулистые руки, уже покрытые легким загаром.              Раз она явно предпочитала пешую прогулку, они вполне могли дойти до места.              Малдер схватил с пола под пассажирским сиденьем счетчик Гейгера, запихнул бутылку с остатками лимонада в задний карман и выбрался из машины.              Он встретился со Скалли в трех метрах за возвышенностью.              – Эй, – позвал он. – Ты в порядке?              Скалли рассеянно кивнула, не встречаясь с ним взглядом.              – Да. Думаю, это из-за… возвышенности. – Определенно дело было не в этом – по крайней мере, не только. Но Малдер знал, когда не стоит давить на нее, потому что она еще сильнее оттолкнет его в ответ. Она указала на карту, которую он по-прежнему держал в руках. – Куда отсюда?              Малдер сверился с окружающим ландшафтом.              – Туда. – Он махнул влево.              Скалли молча побрела в том направлении по колючей земле.              На другом краю крутостенного высохшего ручья, преодолеть который в туфлях на каблуках для Скалли стало непростой задачей, местность изменилась, знаменуя, по-видимому, начало так называемой «поляны Миллера».              Малдер снова сверился с картой и указал на возвышенность справа.              – Мне кажется, что с той стороны холма мы сможем увидеть внутриштатную дорогу, на которой попали в аварию.              Скалли отошла на несколько метров в сторону и поддела ногой валявшийся на земле мусор: банки из-под содовой и пакеты от фаст-фуда.              – Это место определенно пользуется популярностью.              Малдер расстегнул свисавший с плеча чехол, вынул счетчик Гейгера и включил его.              Скалли осматривала широкие просторы небес, раскинувшиеся над ее головой. Малдеру сразу стало понятно, что с этой выигрышной позиции была отлично видна любая странность в небе над Вердадом. Он проследил за взглядом Скалли, и представший его взору потрясающий вид мгновенно отвлек его от показаний прибора. Наверху проплывали самые завораживающие диссонирующие облака из всех, что Малдер когда-либо видел. Явно приближалась гроза, но казалось, что небо над ними словно бы сообщало им сложную и противоречивую информацию, понять которую он мог не лучше, чем человек, неспособный читать на иностранном языке. Он представил себе коренных американцев, которые первыми считали это место своим домом и которые изучали сигналы и послания природы без вводящих в заблуждение посредников вроде науки и созданных человеком технологий. Он вытащил было телефон, чтобы сделать несколько снимков этого замечательного феномена, но понял, что Скалли его опередила. В любом случае, фотографировать у нее получалось лучше, чем у него.              Малдер начал обходить местность, сверяясь со счетчиком: ничего. Он быстро проверил свою одежду, чтобы убедиться, что она «чистая» и не повлияет на показания прибора.              Потом он начал медленно двигаться в направлении внутриштатной дороги.              Скалли посеменила рядом, осматривая окрестности.              – Если север там, – сказала она, – то ракетный полигон «Уайт Сендс» в той стороне. – Она указала открытой ладонью на отчетливо видное пространство небес над соседним холмом. – И государственные земли простираются отсюда на север. Военные совместно с местным подразделением НАСА выполняют различные виды аэрокосмических тестов и тренингов. Запуски реактивных снарядов и ракет. Все воздушное пространство здесь принадлежит государству. Никаких коммерческих полетов. Кто знает, что они могут тут делать, что покажется странным неспециалисту.              – Согласен, Скалли. Но мы с тобой лучше, чем кто-либо еще, знаем, что лишь потому, что власти вовлечены или знают о чем-то, не означает, что они не преследуют какие-то гнусные цели, как не значит и того, что они не используют инопланетные технологии.              Скалли ничего не ответила, продолжая идти. Над хребтом Орган Маунтинс раздался отдаленный раскат грома.              Счетчик Гейгера слегка затрещал, но его показания по-прежнему были в пределах нормы.              – Так что ты думаешь об Эде Монро? – спросила Скалли, на ходу мельком глянув на него.              Малдер наморщил нос.              – Точно не знаю. Противоречивое поведение, которому трудно дать определение. Не сомневаюсь, что он знает обо всем этом больше, чем говорит.              Скалли фыркнула.              – Без сомнения.              – Почему, что ты думаешь?              – Я думаю, что его сын слишком быстро предположил, что у него проблемы с законом.              – Да, я тоже это заметил. Думаю, нам надо подробнее расспросить Астера об этих недавних звонках с сообщениями о домашнем насилии в семействе Монро. Это поможет нам лучше понять, что относится к нашему делу, а что нет.              Скалли кивнула и рассеянно потерла затылок, заставив его задаться вопросом, а не испытывает ли она до сих пор боль после аварии?              – Я подумала о том же.              Они пошли дальше.              – Чего, по-твоему, боялась миссис Монро? – спросила Скалли.              – Помимо мистера Монро?              – Заметно было, да? Может, я делаю несколько поспешные умозаключения, но мне она показалась женщиной, знающей, как хранить секреты, которые ей настоятельно рекомендовали хранить. И знающей о последствиях, ожидавших ее, если она не послушается.              Малдер согласился. На некотором расстоянии от них он заметил полосу внутриштатной дороги.              – К этому заключению легко прийти. Я сам был немного сбит с толку, когда Эд Монро начал смотреть на тебя… так, как он на тебя смотрел.              Скалли уставилась на горизонт, предпочитая никак на это замечание не реагировать.              Сделав еще несколько шагов, она сказала:       – Думаешь, миссис Монро видела Черноглазых детей? Или знает кого-то, кто видел? Кого-то, на кого, как она думает, они оказали влияние?              Малдер уставился на нее с озадаченным выражением лица. Заметив это, она нахмурилась, отчего ее веснушки проступили еще ярче.              – Что?              – Не «мнимых» Черноглазых детей, Скалли? «Предполагаемых»? «Так называемых»? Теперь ты признаешь их существование?              Скалли закатила глаза и, протянув руку, вытащила бутылку с лимонадом из заднего кармана Малдера.              – Малдер, жители Вердада не совсем спятили – они видели ЧТО-ТО, даже если это группа школьников, одетых в костюмы для Хэллоуина. Просто то, что я признаю существование какого-то физического объекта, не означает, что я согласна с его сверхъестественным или инопланетным происхождением.              – Как скажешь.              Она отпила лимонада.              – Ты не ответил на мой вопрос.              – Считаю ли я, что миссис Монро лично столкнулась с этим феноменом? Несомненно, что-то здорово ее напугало.              Скалли набрала в грудь воздуха, видимо собираясь ответить, но в этот момент счетчик Гейгера впервые продемонстрировал превышающие норму показания.              – Вот оно, – возвестил Малдер. Скалли ступила ближе к нему, встав позади, и сосредоточила внимание на числах на счетчике. Малдер подавил настойчивое желание достать очки с прогрессивными линзами, чтобы лучше разглядеть то, что высветилось на дисплее; он пока не говорил о них Скалли.              – Откуда прослеживаются эти показания? – спросила она.              Малдер прошелся по земле, следуя за изменчивыми показаниями.              – Думаю, с той стороны.              Они туда и направились, идя, по-видимому, по относительно линейной тропе, вдоль которой показания были выше, чем на окружающей ее земле. Тропа вела под углом вправо, в конце концов выводя их к пересечению с внутриштатной дорогой чуть восточнее их первоначальной траектории.              Когда они достигли вершины выступа вдоль дороги и подняли взгляд от маленького дисплея, то обнаружили, что находятся примерно в двухстах метрах к западу от дерева, в которое въехали на своей первой машине. Вдалеке Малдер разглядел полицейскую ленту ограждения с места аварии Джозефа Гарсиа.              Малдер и Скалли долго стояли на обочине дороги, осматриваясь по сторонам, а счетчик Гейгера по-прежнему выдавал повышенные показания уровня радиации на бесплодном участке шириной примерно 2–2,5 метра, представлявшем собой мазок невидимой кисти на земле пустыни.              Не сговариваясь, они пересекли дорогу, пропустив машины, и пошли по ядовитой тропе, пока показания внезапно не оборвались в зарослях кустарника в 12 метрах от дальнего края дороги. Малдер обследовал землю в каждом направлении, но сигнал становился слабее, куда бы он ни шел.              Никто из них не смог преодолеть порыв встать в конце «тропы» и поднять глаза к небу.              Скалли уперла руки в бока, по-прежнему держа пустую бутылку из-под лимонада.              – Малдер, я думала, что сейчас пришельцы уже вышли из моды. Разве мы не должны расследовать другой вид заговора в высших эшелонах власти?              – Ага… – Он перевел взгляд обратно на поляну, с которой они пришли, потом посмотрел на землю под их ногами и вновь на небо. – Но не уверен, что пришельцы получили соответствующее уведомление, Скалли.        ***              – Может, это что-то под землей. Какая-то утечка. Зараженные подземные воды, – предположила Скалли, открывая дверцу машины.              Малдер бросил счетчик Гейгера на пол позади переднего сиденья.              – Все может быть. Что бы ни было источником, надо вызвать сюда шерифа Астера, чтобы он тут все проверил. Такой уровень радиации не должен наблюдаться в общественном месте.              – Если эта радиоактивная зона была здесь и вчера, и мы проехали через нее, то вот откуда взялась радиация на нашей одежде, – сказала Скалли, садясь в машину.              Малдер последовал за ней и только потом ответил:       – Да, но уровень не настолько высок, чтобы она попала на нашу одежду, раз мы были в машине с закрытыми окнами и ехали быстро.              Она кивнула.              – Верно. Должно быть, мы дошли сюда, когда покинули машину.              – Может.              Малдер завел двигатель, но не двинулся с места. Они задумчиво осмотрелись по сторонам, словно кактусы или предгрозовое небо могли дать им искомую ясность.              – Мне кажется, нам надо вернуться сюда ночью, – заметил Малдер, – посмотреть, увидим ли мы пресловутые огни.              – Возможно. Пока полиция не огородит эту радиоактивную зону.              – Даже если она будет закрыта для публики, мы сможем подойти достаточно близко, чтобы увидеть небо и не зайти на этот участок.              Скалли не ответила. Она казалась потерянной в мыслях, смотря на что-то на горизонте. Малдер тронулся с места и вырулил на дорогу, направляясь обратно в город.        ***              Дождь только начинался, когда Малдер заехал на парковку мотеля, но рябь на лужах и зловещие облака над головой предвещали нечто более серьезное. Малдер слабо представлял себе, куда дальше заведет их расследование. Они со Скалли съездили в участок и показали шерифу Астеру на карте, где обнаружили увеличенный уровень радиации. Астер собирал команду, чтобы проверить подозрительное место. Доктор Вероники Гарсиа до сих пор не перезвонил Скалли. Они еще не опрашивали Донну Гарсиа, но женщина разрывалась между проведением времени в больнице с сыном, который боролся за свою жизнь, и приготовлением к похоронам мужа. И это всего через несколько дней после похорон своей свекрови. Малдер считал, что им стоит собрать всю возможную информацию без того, чтобы вмешиваться и добавлять Донне Гарсиа дополнительных страданий. Особенно учитывая то, что у них не было никаких ниточек, типичных для традиционного расследования, которые можно было бы раскручивать. Скоро Скиннер захочет получить актуальный предварительный отчет, а иначе велит им возвращаться обратно в Вашингтон. Прямо сейчас место с неустановленным источником радиации было, вероятно, их лучшим предлогом продлить свое пребывание в Вердаде. Потенциальный саботаж их собственной арендованной машины также окажется весомым аргументом.              На пути обратно Малдер предложил остановиться в бутербродной и пообедать. Скалли согласилась, но в итоге только несколько раз откусила от своего вегетарианского ролла и вновь убрала его в упаковку из фольги, чтобы забрать с собой в мотель. Он же заглотил большую часть своего собственного сэндвича, пока она попивала чай, но скорее в силу привычки, чем из-за наличия здорового аппетита. Она оставалась молчаливой и отстраненной на пути в мотель, и, как бы он ни ломал голову, но никак не мог понять, что же изменилось.              Они выбрались из машины на парковке мотеля. Скалли надела пиджак и перекинула через плечо портфель. Ветер все усиливался, и потому Малдеру пришлось приложить некоторое усилие, чтобы захлопнуть дверь. Ему стало понятно, почему большинство интернет-обсуждений Лас-Крусеса начинались с отсылок к ветру.              – Господи! – выкрикнул он, когда особенно сильный порыв едва не сбил его с ног.              Скалли прищурилась, чтобы защитить глаза от этого бешеного натиска, когда глянула на напарника, и принялась осторожно двигаться к мотелю.              Стоило им подойти к дверям в свои номера, как ветер стих, зато дождь усилился. Как и на большинстве зданий в южном Нью-Мексико, то, что должно было быть защитным навесом от дождя над тротуаром, на самом деле представляло собой конструкцию из сквозных досок, поверх которых могло быть наброшено брезентовое или парусиновое покрытие. Но, разумеется, ничего там не было наброшено. Крыши и навесы были лишь расходным материалом для бушующих ветров, так что никакой защиты от стихии не предусматривалось.              Раскат грома привлек внимание Малдера к виду на горизонте.              – Вот это да…              Скалли проследила за его взглядом, привлеченная тоном его голоса. Вдалеке сверкало множество мощнейших молний, подобных которым Малдер никогда прежде не видел.              Сложив руки на груди, Скалли ступила ближе, не отрываясь смотря на представшее ее взору зрелище. Электрические вспышки сверкали над горами, словно лазерное шоу на панк-рок концерте. Ничего подобного в Вашингтоне не увидишь.              – Ого, – тихо произнес Малдер, вставая справа и чуть позади от Скалли. – Вот это зрелище, правда?              – Правда, – выдохнула Скалли, ее слова повисали в возникшей между порывами ветра многозначительной тишине. – Почти нереальное. Это и вправду молнии? Не что-нибудь рукотворное?              – Похоже на то. Большинство раскатов грома отсюда даже не слышно. Это немного дезориентирует – то, как далеко отсюда видно.              – Понятно, почему люди думают, что наблюдают здесь странные огни – даже погода немного зловещая.              Малдер кивнул.              – В воздухе ощущается статическое электричество. Думаешь, виденные людьми огни могут быть каким-то природным феноменом? Шаровой молнией, красной молнией или типа того?              Скалли задумчиво вздохнула.              – Вполне возможно. Я точно не видела раньше ничего подобного. Но я и не жила в пустыне. По крайней мере, не в такой. – Она слегка содрогнулась, когда очередная особенно яростная вспышка осветила послеполуденное небо.              Малдер инстинктивно обнял ее в защитном жесте.              Скалли же, со своей стороны, мгновенно напряглась и шагнула в сторону.              Малдер опустил руки, чувствуя, как его обдает холодом от этого неожиданного непринятия.              – Эй, Скалли, что происходит?              Она покачала головой и повернулась к нему лицом, не поднимая, однако, взгляда выше его колен.              – Ничего. Извини. Я просто… просто не могу сейчас этого делать.              – Делать чего? Что мы делаем? Скалли, поговори со мной. Этим утром я думал, что между нами все хорошо, а теперь ты уклоняешься от моих прикосновений. Это что-то новенькое. Поговори со мной. Я в чем-то провинился?              Скалли поморщилась и обхватила себя руками. Дождь проникал сквозь зазоры в досках и окроплял их одежду.              – Нет. – Она с трудом вдохнула и обреченно выдохнула. – Нет, я просто… это становится трудно – работать вместе таким вот образом.              – Работать вместе. Работать вместе трудно? Я думал, это единственное, что давалось нам без труда. Единственное, в чем мы были хороши. О чем мы вообще говорим? – Он наклонился чуть ближе и опустил голову, отчаянно стараясь встретиться с ее ускользающим взглядом и восстановить их нерушимую связь. – Дана? – мягко позвал он.              Она вздрогнула, словно он ударил ее. Когда она наконец посмотрела на него, интенсивность боли и… чего-то еще… предательства? страха? в ее глазах почти заставила его пожелать, чтобы она продолжала закрываться от него.              – Разве для тебя это не трудно? – спросила она под все усиливающийся перестук дождя.              – Каким образом? Расскажи, в чем эта трудность заключается.              – В том, чтобы стоять здесь, быть вместе – каждый день, застряв где-то на полпути. Пока все остальное просто… остается там, где мы это оставили. Там, где мы больше не можем это иметь. Ты просто не хочешь этого или… тебя все устраивает?              «Остолбеневший» даже не начинало описывать выжженную пустоту, образовавшуюся внутри него после услышанного, но другого слова Малдер подобрать не мог. Ее заявление лишило его дара речи и оставило бездыханным. Сколько лет прошло с тех пор, как она сказала нечто столь же откровенно честное о них двоих? О том, что она на самом деле чувствовала? И сейчас они внезапно оказались в самом эпицентре всего этого, застигнутые бушующей грозой рядом с дешевым отелем в Вердаде, Нью-Мексико.              Порожденная сказанным ею открытая прямота сменилась в нем гневом и обидой, так что следующие сорвавшиеся с его губ слова были продиктованы злостью и горечью, о которых он одновременно сожалел и наслаждался ими.              – Ты и вправду произносишь это вслух? Признаешь, что когда-то была со мной? Что мы были семьей? Больше десяти лет? И ты спрашиваешь, беспокоит ли это меня? Хочу ли я этого? Это все, чего я когда-либо хотел, Скалли! Но веришь или нет, у моего терпения есть предел. И, даже рискуя показаться подростком… это ты со мной порвала!              Скалли отвела взгляд, смотря на пустую парковку; ее дыхание участилось и стало поверхностным.              – Порвала с тобой, – повторила за ним она. Какое-то время прошло для Малдера в ожидании продолжения. Дождь начал мочить ее блузку, отчего она прилипала к коже, одновременно побледневшей от холода и покрасневшей от разлившегося по ней румянца гнева. Струйка воды холодила ему затылок. – Малдер, я ушла, потому что у тебя была эндогенная депрессия, и ты отказывался лечиться. Мы жили на краю этого… бездонного черного омута, и ты тянул меня вниз, так что мне пришлось сделать так, чтобы хоть один из нас не потерял из вида землю. Я ушла, потому что не помогала тебе оставаясь. Я ушла, потому что должна была, а не потому что… не… любила тебя… – И когда в ее голосе вместо гнева зазвучала боль, его собственная свежая обида схлынула вместе с дождевой водой.              Малдер преодолел разделявшее их расстояние и по привычке протянул к ней руки, намереваясь утешить ее единственным известным ему способом. Он вовсе не хотел причинить ей боль.              – Ладно, ладно. Прости, прости. Иди сюда, ты не…              Но она снова отстранилась и подняла руку, не давая ему прикоснуться к себе. Он не смог скрыть то, что это было больнее, чем если бы она ударила его.              – Нет! Нет, Малдер, вот оно… именно оно.              – Что оно? – спросил он, раздираемый на части гневом и отчаянием. – Я не понимаю!              – Это. Ты. Ты, такой… добрый и понимающий, и… заставляющий меня смеяться и чувствовать себя… красивой и снова самой собой, и… ты ведешь себя как мужчина, в которого я влюбилась, только лучше, потому что мы по-настоящему разговариваем, но… – Ее глаза наполнились слезами, а губы дрожали, когда она с трудом произносила эти слова.              – Но что? Скалли, что? Поговори. Со. Мной, – с проникновенной искренностью попросил он, отчаянно желая, чтобы сила его чувств смогла преодолеть то расстояние, что она создала между ними в попытке сохранить барьер, воздвигнутый ею вокруг себя. Ему показалось, словно в плане отношений они вернулись на двадцать лет назад.              – Все потому, что ты снова работаешь, – тихо продолжила она. – Потому что ты снова ставишь работу на первое место. И это так легко пропустить, потому что прямо сейчас я являюсь частью этой работы, так что это кажется нормальным. Но когда это прекратится… меня больше не будет достаточно. Меня будет недостаточно, чтобы ты оставался тем, кто ты есть. Тем, кем ты должен быть.              Малдер ушам своим поверить не мог.              – Скалли… это не правда и никогда не было правдой.              – Правда, – просто ответила она, и в этом слове отразилось так много лет смирения и боли, что он внезапно не мог этого больше выносить.              – Скалли. – Он шагнул ближе, не прикасаясь, но вторгаясь в ее личное пространство, дыша одним с ней воздухом. Она не отступила. Дождь цеплялся за его ресницы.              – Малдер, ты хочешь, чтобы я была в твоей жизни – ты всегда этого хотел. И порой это и моя жизнь тоже, но иногда это не так, и это не я. А ты не можешь войти в мой мир. Или создать новый –для нас. Со мной.              – Ты не хочешь быть здесь? Не хочешь снова работать над «секретными материалами»?              Она заглянула ему в глаза, на какой-то краткий миг демонстрируя ранимую открытость.              – Прямо сейчас? Да, хочу. Но так будет не всегда. А для тебя будет – так или иначе.              Малдер вздохнул и нахмурился, не обращая внимания на влажность и холод из-за охватившей его боли. В его глазах отражался целый океан чувств, рожденных их совместным прошлым. Они так часто спорили раньше, прошли столько непроторенных дорог, но получили так мало ответов. Все, что он знал наверняка, – это то, что Скалли никогда не была чем-то вспомогательным для него. Она никогда не была на втором месте.              В этой, казалось, нерушимой тишине Скалли развернулась и направилась к своему номеру.              – Что я могу сделать? – спросил он вслед. – Чего ты хочешь от меня?              Она резко развернулась назад, сжимая и разжимая конвульсивно дрожащие пальцы.              – Малдер, ты не можешь этого исправить. Это бесконечная петля. Я вырвалась из нее на какое-то время, но теперь позволяю затянуть себя обратно. Мне нужно остановить это соскальзывание и… – быстро и напряженно выговаривала она, но он не дал ей закончить.              – Ты была счастлива? – спросил он, и ему показалось, что нужно повысить голос, чтобы донести свои слова сквозь пространство и ветер и, может, даже через годы. – Когда мы разошлись?              – Что? – Она нахмурилась, сбитая с толку сменой темы.              – Когда мы не были «вместе» и не работали вместе… была ли ты счастлива? Только честно, Скалли?              Ее ответный вздох был исполнен печали и боли.              – Я была… я… это было мирное время и… работа удовлетворяла меня, казалась важной, и… я нашла опору под ногами…              – Была ли ты счастлива?              – Разумеется, нет. – Она уперлась взглядом в землю, словно бы признавая свое поражение.              – Думаешь, я был бы счастлив без тебя? Работая над «секретными материалами» без тебя? Скалли, ты единственная причина, по которой я продолжаю этим заниматься.              Она медленно покачала головой.              – Нет, это не так. Почему? Почему я эта единственная причина?              Он осмелился подойти на полшага ближе.              – Потому что только так я могу быть рядом с тобой снова.              Скалли закрыла глаза. Во влажном воздухе ее волосы стали завиваться, отдельные завитки касались висков.              – Боже, Малдер… я знаю, ты веришь в то, что говоришь. И я верю, что ты хочешь видеть меня рядом. Но если ты думаешь… что не стал бы заниматься этим… без меня… – Она покачала головой и отвернулась.              – Может, – признал он. – Может, ты права, может, я бы продолжил бороться. Но был бы не так хорош в этом, и у меня бы не осталось столько надежды, и я уж точно не чувствовал бы себя полноценной и работоспособной личностью.              Скалли притихла. Он видел происходящую за этим осторожно выстроенным спокойным фасадом внутреннюю борьбу – бурную и острую. Он видел это и раньше – много раз: в коридоре рядом со своей квартирой, внизу лестницы их бывшего дома за городом. Он всегда просил ее вернуться – вернуться домой. И она всегда испытывала боль.              – Я никогда не хотел, чтобы ты осталась, потому что нуждался в тебе, – сказал он, шагнув еще ближе и понизив голос. – Оставайся, только если я делаю твою жизнь лучше. Если я нужен тебе так же сильно, как ты нужна мне. Вот чего я всегда хотел.              – Если… – недоверчиво повторила Скалли сдавленным из-за подступивших слез голосом. – Если…              Он видел приближение катастрофы, видел, что она услышала и что, как ей казалось, он имел в виду, но и понятия не имел, как это остановить или изменить. Он сказал правду, которую нужно было сказать, и теперь уже нельзя было забрать эти слова назад,выслушать ее или помочь ей понять.              Скалли подняла руку ко лбу и отвернулась.              – О боже… я не могу… я не могу это делать… – Она сделала три быстрых шага к двери.              – Скалли! Скалли!              Она провела картой по замку и в следующее мгновение уже исчезла за дверью, с грохотом закрыв ее за собой.              Малдер остался стоять, смотря на холодный зеленый барьер с серебристыми цифрами 106 напротив своего носа. Напрасно повертев ручку, он постучал в дверь открытой ладонью.               – Скалли! Скалли!              Он закрыл глаза и не сдвинулся с места, не в силах заставить себя уйти. В следующий момент Скалли потрясла его тем, что резко распахнула дверь, и когда она вновь заговорила, в ее голосе зазвучало головокружительное сочетание горячности и холодности:       – Ты все говоришь, что это я оставила тебя. Но это ты первым оставил нас. – На этом она вновь захлопнула дверь, и вся его воинственность схлынула вместе с дождевой водой. Он стоял на холодном ветру с закрытыми глазами, чувствуя стеснение в груди, пока капли дождя пронизывали его до костей.        ***              Через полгода после того, как Скалли съехала из их дома, Малдер получает приглашение на свадьбу их общего друга из лаборатории судебной медицины ФБР. Он стоит в самом начале подъездной дорожки с маленькой пачкой писем, которые достал из почтового ящика, чувствуя, как прохладный весенний ветер холодит его руки и ноги, и смотрит на приглашение, зная, что Скалли тоже будет приглашена. Он не хочет отказываться, просто потому что привык избегать людей. Он не хочет отказываться, потому что, по его мнению, Скалли тоже там будет. Он не хочет причинить ей боль, появившись там, как не хочет и чтобы она подумала, будто он ее избегает. Лучшие друзья навсегда, сказала она. На деле это никогда не работает так же хорошо, как на словах.              Он решает, что проще всего сразу взять быка за рога, и пару дней спустя посылает Скалли сообщение, спрашивая, собирается ли она пойти.              Она отвечает сразу, говоря, что да, она пойдет. Она очень счастлива за Патрицию и Стива.              Так что он спрашивает, есть ли у нее кто-то, с кем она пойдет, или им стоит пойти вместе? По-дружески.              На этот раз она отвечает только через шестнадцать часов, однако пишет, что да, им стоит пойти вместе. Было бы здорово повидаться.              Еще два дня спустя она присылает ему ссылку на статью, опровергавшую существование «снежного человека».              Он пересылает ей ссылку на статью об отпечатке ноги, который зоологи неспособны идентифицировать.              Малдер заезжает за Скалли в ее квартиру в Джорджтауне. Он замечает ее до того, как она видит его. Она стоит в послеполуденном солнце, оглядывая трехполосную дорогу;ее волосы собраны в овальный пучок на затылке, не убранные в прическу свободные пряди развеваются на ветру. На ней бледно-желтое вечернее платье длиной до лодыжек или чуть выше с тонкими бретельками и облегающим верхом. Малдер не знает всех определений применительно к нему, но знает, что оно шелковистое, струящееся и красивое – она красивая. Она всегда комплексует, одеваясь на выход, хотя по ней этого никогда не скажешь. Когда-то она выбирала высокие вырезы и консервативные маленькие черные платья. С годами же она стала самой собой. Тонкая шаль покоится на ее плечах, в руках она держит золотистый клатч. Туфли с ремешками на десятисантиметровых каблуках довершают образ, и деликатный ножной браслет сверкает в солнечном свете. Малдер едва не въезжает в пожарный гидрант, пытаясь припарковаться.              Первые несколько часов мероприятия проходят на удивление хорошо. Находиться рядом со Скалли – это самая естественная для него вещь на свете. Неловкость длится совсем недолго, прежде чем они снова испытывают тот необъяснимый комфорт в присутствии друг друга, что возник между ними с момента ее появления в его подвальном офисе. Им не приходится объясняться со своими общими знакомыми: никто не понимал их отношений, так что все любопытствующие сдались много лет назад, удивляясь только тогда, когда они не находятся бок о бок так или иначе.              На приеме Скалли выпивает несколько бокалов шампанского – вероятно, на голодный желудок, потому что оно ударяет ей в голову. Спиртное смягчает ее, так что она чаще улыбается и даже немного смеется, и они погружаются в тепло, искрящиеся огни потолочной люстры и приглашающую музыку.              Через некоторое время Малдер убеждает Скалли пойти потанцевать. Они хорошо танцуют вместе, как всегда. Каждый из них знает, куда и как другой собирается двигаться. И Скалли любит музыку больше, чем готова признать. Малдер был потрясен, когда впервые увидел папку с музыкой на ее личном ноутбуке. Он не знает, почему она считает это таким личным, но она оберегает уделяемое музыке время, словно записи в дневнике.              Она смеется и даже хихикает, когда он увлекает ее на танцпол. Они оказываются вовлеченными в пару танцев в линию, которые Скалли знает лучше него (множество свадеб кузенов, говорит она), и Малдер смеется, когда она пытается его направлять. Он в очередной раз впечатлен тем, на что способна эта женщина на десятисантиметровых каблуках. Многие другие уже танцуют босиком.              В тусклом свете на элегантной площадке для танцев он видит в Скалли, разомлевшей от шампанского и улыбающейся, с волосами, постепенно выбивавшимися из пучка, бесценный проблеск того молодого агента, которого когда-то знал. Когда ее редкие улыбки были искренними и милыми, не омраченными скрытой печалью после потери ее сестры, ее здоровья, ее дочери и их сына.              Праздничное настроение меняется вместе с музыкой, и вот уже Скалли оказывается в его объятиях для медленного танца. Он знает, что ей нравится эта песня, и приподнимает бровь, глянув вверх, когда она начинает играть, отчего Скалли улыбается и кивает; шампанское делает ее привычное восприятие этого милого удовольствия менее настороженным. Он кладет ладонь на ее покрытую шелком поясницу, и она постепенно оказывается все ближе к нему.              По мере продолжения чарующих и гипнотизирующих звуков музыки настрой заметно замедляется. Скалли совсем близко, так что их тела практически сливаются воедино, как всегда и было. Он ощущает знакомый жар между ними, незабываемую близость. Ее дыхание касается его шеи, ее пальцы покоятся у него на затылке. Их тела не могут скрыть того, что запутывают и таят их слова.              А потом она разбивает его сердце, когда он ощущает изменение в ее дыхании и понимает, что Скалли начинает плакать. Ее слезы безмолвные, тайные. Она не перестает двигаться под музыку. Малдер пытается глазами спросить ее, что не так, но она лишь прижимается ближе и прячет лицо в изгибе его шеи. Когда они заканчивают танец, она безмолвно плачет, уткнувшись в его воротничок; его пульс бьется напротив ее лба, его губы касаются ее волос. Малдер закрывает ее по мере возможности, защищая от толпы, от ночи, от всего, что причиняет ей боль изнутри. Он обхватывает ее затылок ладонью, прижимая руку к ее спине и поддерживая ее изо всех сил. Он не отрывает губ от ее волос, шепча слова утешения, которые она, вероятно, не различает, но ее пальцы впиваются в ткань его рубашки, давая понять, что она его слышит.              Когда музыка замирает и музыканты возвещают перерыв, Скалли разворачивается и выскальзывает из его рук. Она не смотрит на него и не произносит ни слова, просто исчезает в толпе и выбегает за дверь бального зала, словно Золушка в полночь. Он пытается последовать за ней, но уже поздно. Он говорит невесте и жениху, что она плохо себя почувствовала. Они шутят насчет выпитого шампанского, и он выдавливает из себя улыбку. Он уходит через пятнадцать минут после Скалли и направляется домой.              Он пишет ей с подъездной дорожки, спрашивая, в порядке ли она. Двадцать минут спустя она отвечает: «Я в порядке».              В шесть утра следующего дня его телефон вибрирует, и на экране высвечивается надпись: «Прости, что оставила тебя». Пол накреняется под его ногами, и ему кажется, что его словно бы ударили под дых. Безотрывно смотря на эти четыре слова, он опускается на деревянные доски пола рядом с кроватью и пытается дышать. В последующие годы он так и не набирается храбрости спросить, имела ли она в виду только «… на свадьбе».              Они не общаются в течение месяца.