Мосты

***              Гроза принесла с собой проливной дождь, затянувшийся на всю вторую половину дня, и так как погодное приложение на телефоне Малдера не обещало перемен, шансы устроить засаду на поляне Миллера с целью увидеть местное световое шоу стремились к нулю.              Около трех часов Малдер, вынужденный заниматься написанием онлайн-отчета, которым он безнадежно пренебрегал, услышал, как дверь номера Скалли открылась и закрылась. Какой-то подпитанный адреналином миг он думал (или надеялся), что она идет поговорить с ним и в любую секунду постучит в его дверь, но через минуту до него донесся звук заведенного мотора машины. Он выглянул в залитое дождем окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как Скалли выезжала с парковки в их щегольской машине.              Малдер достал телефон и написал ей сообщение.              «Куда направляешься?»              Она ответила через несколько минут: вероятно, ждала, когда остановится на светофоре.              «В Адорейшн. Базилику Сан-Альбино в Месилле. Напиши, если понадобится машина».              Ответ ему был продиктован профессионализмом, а Скалли была прежде всего профессионалом, однако откровенность насчет ее поездки оказалась чуть более интимной. Она могла просто написать «личное дело». Вероятно, с другим агентом так бы и произошло, а когда-то давным-давно – и с ним самим.              Возможно, он придавал этому слишком большое значение.              Он ответил «хорошо» и оставил все как есть.              Два часа, кучу бумажной работы и упаковку чипсов спустя Малдер получил звонок от Мариэлы. Она попросила их со Скалли присутствовать завтра на похоронах ее отца, сказав, что ее мать не против и что их присутствие будет желанным. Малдер принял это к сведению, еще раз принес свои соболезнования и заверил Мариэлу, что они со Скалли приедут.              Он колебался, размышляя, стоит ли звонить Скалли или заглянуть к ней. Она вернулась к себе около двадцати минут назад. Никто из них не ужинал, а ему нужно было сообщить ей об их новых планах на утро. Однако ему показалось, что ей требовалось некоторое личное пространство, и к тому же загнанная глубоко внутрь обида требовала предоставить ей на этот раз сделать первый шаг к примирению.              В конце концов он написал ей, сообщая новости вместе с подробностями завтрашней службы.              Получив отрывистый ответ «понятно», Малдер плюхнулся обратно на чересчур жесткий матрас и уставился на потолочный распрыскиватель, проведя рукой по уставшим глазам. Черт. Черт, черт, черт.        ***              К девяти утра Малдеру начало казаться, что он телепортировался обратно в 90-е. Скалли постучала в его дверь спозаранку, одетая в черный костюм и шелковую синюю блузку, и повела себя так, словно накануне между ними ничего не произошло, спросив, не хочет ли он пройтись до закусочной позавтракать. Когда они заняли сиденье у окна, она показала ему результаты своих изысканий по поводу странных явлений в округе Донья-Ана, а также научные исследования и разработки касательно полигона «Уайт Сендс» – по крайней мере то, что было общедоступно. Она склонялась к мысли, что радиация имела какое-то отношение к делам военных. Очевидно, она уже поговорила с Астером и выяснила, что полиция закрыла зараженную местность для публики, но до сих пор не понимала, из-за чего вообще возникла проблема. Сегодня днем у Астера была назначена по этому поводу встреча с посредником из Минобороны.              Где-то в нулевых Малдер и Скалли перестали «решать» свои личные проблемы, притворяясь, что их не существуют, когда возвращались к работе и возводили стены, помогавшие им отгородиться от запутанных эмоций и неудобных сложностей. Скалли перестала притворяться, что она в порядке, когда спала всего пару часов, и начала признаваться, если плохо себя чувствовала. Она перестала говорить, что не плакала, когда по следам на ее бледной коже было очевидно обратное. Он перестал давать ироничные и бессмысленные ответы, когда отправлялся в какую-нибудь дикую вылазку, и честно сообщал ей, куда направляется. Он перестал говорить, что может работать, когда у него явно был жар или мигрень. И вот сейчас они сравнивали записи по делу и жевали тосты, притворяясь, что не было тех несколько минут в грозе, когда они сорвали бинты со своих ран, оставляя их открытыми и кровоточащими.              Назад в 90-е. У Малдера кожа зудела от всего этого.              Но, по крайней мере, она все еще здесь.              Когда они вернулись к машине, Скалли сказала:       – Не возражаешь, если я поведу?              Он передал ей ключи, касаясь при этом ее ладони пальцами.              – Развлекайся.              Она села за руль, смотря прямо перед собой, и добавила:       – Ненавижу похороны. – Это было первое настоящее предложение, сказанное ею с самого утра.              – Думаю, тебе приходилось слишком часто их посещать, – просто ответил он.              Она чуть заметно кивнула и завела машину.        ***              Похоронное бюро имени святого Хавьера в Лас-Крусесе было более современным зданием, чем церковь, в которую Скалли ездила накануне. Оно было низким и длинным для защиты от жары, но снаружи выглядело так, словно находилось в торговом центре на восточном побережье, не вписываясь в окружающий ландшафт. Бюро находилось недалеко от больницы, в которой лежал сын погибшего мужчины, из-за своей болезни отсутствующий на похоронах отца. Скалли надеялась, что они по крайней мере оставили какого-нибудь близкого друга семьи или родственника составить мальчику компанию. Его состояние вполне позволяло ему, чтобы понимать, что будет происходить сегодня.              Она изо всех сил пыталась отнестись к сегодняшнему событию с профессиональной точки зрения – осмотреться во время данного мероприятия для сбора информации, как она сделала бы на месте преступления. Она проявит должное внимание и сочувствие к членам семьи жертвы, однако останется профессионально отстраненной от происходящего. С годами эта часть работы давалась ей все сложнее, особенно после того как она побывала на похоронах своих отца, сестры, Эмили и даже Малдера – а теперь еще и матери. Может, Малдер был прав: она посещала их слишком часто.              Очередь приносящих свои соболезнования семье покойного тянулась через двойные стеклянные двери на нагретый на солнце тротуар, и Малдер со Скалли молча продвигались вперед. Без сомнения, хорошо, что Малдер был рядом с ней, время от времени касаясь рукой ее поясницы. Вчера им пришлось нелегко, и ей до сих пор было не по себе от бесконечных раздумий. Она знала, что сделать вид, будто ничего не произошло, не выход, но им нужно было раскрыть это дело за ограниченный промежуток времени, а она умудрилась поднять серьезную и болезненную личную тему.              Толпа скорбящих впечатляла своими размерами, и Скалли отнесла это на счет широкого вовлечения Джозефа Гарсия в жизнь местного общества. Когда они с Малдером приблизились к началу очереди, то увидели трех женщин, приветствующих прибывших: Мариэлу и еще двух женщин, которым было либо около, либо чуть за сорок. Предположительно, одна и из них была Донной Гарсиа, тогда как вторая, вероятно, ее сестрой? Между ними было определенное сходство. Обе были высокими, привлекательными и хорошо одетыми, с длинными волнистыми темными волосами и выразительными глазами. Более высокая из них казалась чуть старше и выглядела изможденнее, так что Скалли предположила, что это и есть мать Мариэлы.              Когда подошла их очередь, Малдер протянул руку более высокой женщине, взял ее ладонь и накрыл своей в призванном выразить сочувствие жесте.              – Миссис Гарсиа? Я Фокс Малдер из ФБР. Это моя напарница Дана Скалли. Мы очень сожалеем о вашей утрате.              Донна Гарсиа кивнула.              – О да. – Она развернулась к стоящей рядом с ней женщине и пояснила: – Это агенты, о которых говорила Мариэла. – И, повернувшись обратно к Малдеру и Скалли, представила их: – Это моя сестра Рейчел. И, разумеется, вы уже знакомы с Мариэлой.              Скалли протянула руку Рейчел.              – Приятно познакомиться, – мягко произнесла она и затем коснулась плеча Мариэлы. – Рада снова тебя видеть. Хотела бы я, чтобы это произошло при более благоприятных обстоятельствах.              – Спасибо, – поблагодарила девушка. Она выпрямила свои длинные волосы и собрала их в низкий хвост сбоку. На ней было простое, но элегантное черное платье с пиджаком-болеро с короткими рукавами. Скалли невольно восхитилась выдержке и достоинству, с которым держалась девушка, в этом хаосе, ставшем ее жизнью. Она сомневалась, что сама проявила бы подобную силу в столь юном возрасте. Если бы она потеряла своего отца так рано, то, вероятно, цеплялась бы за руку Мелиссы и пряталась бы за ее плечом, пока старшая сестра проводила бы необходимые социальные мероприятия вместе с матерью.              – Спасибо, что пришли. Простите, у меня не было возможности встретиться с вами раньше, – сказала Донна. – Мариэла сказала, что вы захотите поговорить со мной.              Малдер покачал головой.              – Не беспокойтесь об этом – у вас и так достаточно забот. Мы можем поговорить, когда вы будете готовы.              – Ценю ваше желание помочь. Я скоро с вами свяжусь.              – Не торопитесь, – отозвалась Скалли, зная, разумеется, что они не могут оставаться в Нью-Мексико слишком долго, однако ставя простую человеческую доброту выше требований к организации поездок и сметы расходов. По крайней мере, пока что.              Малдер отошел в сторону, чтобы дать следующим гостям подойти ближе, и Скалли уже собиралась последовать его примеру, когда Рейчел испуганного ахнула. Скалли развернулась и увидела, как струйка крови быстро вытекла из носа Донны Гарсиа и попала на ее покрытые блеском губы.              – О боже, – воскликнула Рейчел.              – Черт возьми, не сейчас, – прошептала Донна.              – Мам? – Беспокойство в голосе Мариэлы причинило Скалли физическую боль. Девушка потеряла уже так много и сейчас явно пребывала в ужасе.              Малдер мгновенно оценил ситуацию и не мешкая достал из внутреннего кармана пиджака носовой платок. Скалли выхватила его и шагнула вперед, стараясь не думать о том, что Малдер начал носить платок ради нее. Она и не знала, что он так и не перестал.              – Вот, позвольте мне помочь, я врач, – сказала Скалли, поднося платок к носу Донны, одновременно уверенно кладя ладонь на затылок женщины. – Как пройти к туалету? – потребовала она у окружающих их женщин.              Какая-то блондинка в темном пиджаке с надписью «святой Хавьер» на кармане указала на коридор, ведущий вглубь здания.              – Туда, первый коридор справа.              Рейчел по-прежнему цеплялась за пальцы сестры, когда Донна и Скалли двинулись в указанном направлении, но Донна стиснула ее руку и с трудом кивнула.              – Нет, ты останься, поговори со всеми за меня.              – Мам? – снова позвала Мариэла.              – Со мной все будет в порядке, милая. Я вернусь. Останься с тетей Рейчел.              Рейчел неохотно отпустила руку Донны и бросила на Скалли неуверенный взгляд. Та отрывисто, но сочувственно улыбнулась ей и сосредоточила все свое внимание на своей пациентке, тогда как Рейчел переключилась на Мариэлу. Кровотечение было по-прежнему довольно сильным: Скалли чувствовала, как кровь просачивается через ткань платка на ее пальцы.              Женский туалет был красиво декорированным, чистым, с удачным освещением и, к счастью, пустым. Скалли подвела Донну к мягкому сиденью слева от раковин.              – Вот, присядьте. – Она чуть отодвинула платок от носа Донны, но не убрала его, чтобы защитить ее платье, когда показывала, что нужно сделать. – Зажмите нос, вот здесь. Потом немного наклоните голову, – проинструктировала она. – Я помогу вам умыться.              Скалли вытащила пару бумажных полотенец из плетеной корзинки на раковине, смочила их и принялась осторожно очищать лицо Донны.              – Продолжайте зажимать, не отпускайте, – сказала она, не прекращая своих действий. – Вы чувствуете слабость? Головокружение?              – Нет.              – Тошноту?              – Нет.              – У вас нормальный цвет лица. Когда это началось? – Скалли поднялась и снова потянулась за свежими полотенцами, бросив платок Малдера в раковину, где могла его позже помыть.              – Пару недель назад, – ответила Донна, мельком глянув на Скалли. – До происшествия с Джо.              – Вы обращались к врачу? – Скалли вновь присела на корточки перед Донной, осторожно очищая кожу женщины, так чтобы причинить минимальный ущерб ее макияжу.              – Да, дважды.              – Что они искали? Вы проходили какие-нибудь обследования? МРТ? Анализ крови?              – Да, я сдавала кровь на анализ – все в норме. И мне делали МРТ.              – Высокое кровяное давление?              – Нет.              – Какие-нибудь травмы? Лица или головы?              – Нет, ничего. Через пару недель я схожу к ЛОРу.              Скалли тихо вздохнула. Ей неплохо удалось остановить кровь.              – Продолжайте зажимать, – сказала она, на миг уверенно кладя ладонь поверх руки Донны.              – Моя дочь думает, что это проклятие Черноглазых детей, – сообщила Донна с тенью кривой улыбки на губах. Она произносила слова с легчайшим элегантным акцентом.              Скалли медленно вздохнула.              – Думаю, для начала нам надо исключить вполне понятный стресс и тонкую слизистую носового канала.              Она вновь поднялась и осторожно устроилась на мягкой скамейке рядом с Донной. Какое-то время женщины сидели молча.              – Могу я перестать зажимать нос? – спросила Донна.              – Подождите еще немного.              Скалли раздумывала, не станет ли это самонадеянной фамильярностью с ее стороны, но потом все же положила ладонь на поникшую спину Донны Гарсиа. Ее прикосновение, по-видимому, не стало нежеланным.              Минуту спустя Донна осторожно убрала руку с носа; кровь больше не текла.              – Ладно, уже лучше, – объявила Скалли. – Вот. – Она смочила последнее полотенце и передала его Донне.              Донна осторожно встала и подошла к раковине.              – Господи боже, я выгляжу ужасно. – Она слегка потерла оставшиеся кровоподтеки вокруг носа.              – Не ужасно, а измотано, – заметила Скалли.              – Думаете, я умираю от какой-то пока неустановленной болезни? – спросила миссис Гарсиа со смесью сухого юмора и неуловимого страха в голосе, встречаясь со взглядом Скалли в зеркале. Та невольно восхитилась силой духа этой женщины.              – Как врач я не могу исключать никакого диагноза без проведения дальнейших исследований, каким бы невероятным он ни был. – Она подошла ближе и начала споласкивать платок Малдера в соседней раковине. – Но лично я верю в бритву Оккама: простейшее объяснение обычно самое верное. Последние недели вы находитесь под действием невероятного стресса. Кроме того, вы живете в сухом климате на высоте в полтора километра над уровнем моря. Скорее всего, это естественная реакция вашего организма на эти трудные обстоятельства.               Донна кивнула, закрыла кран и повернулась, облокачиваясь на край раковины. Выбросив полотенце в мусорное ведро, она сложила руки на груди и сделала глубокий вздох.              – Спасибо за вашу помощь. Дана, не так ли?              Скалли кивнула.              – Дана Скалли. Просто делаю свою работу. – Она выжала носовой платок, обернула его в бумажное полотенце и убрала в карман.              Донна тихо рассмеялась.              – Нет, сомневаюсь, что это входит в ваши обязанности. Думаю, вы просто добрый человек.              Скалли не ответила. Вряд ли ей стоило говорить, что она была на месте Донны чаще, чем ей хотелось бы вспоминать. Последнее, что нужно сейчас этой женщине, – это сравнивать свое состояние с ранними симптомами неоперабельного рака самой Скалли.              – Прямо сейчас немного доброты вам не повредит. Мне трудно даже представить, через что вы, должно быть, проходите, – в конце концов просто сказала она.              Женщина покачала головой и опустила взгляд на свои скрещенные лодыжки.              – Не уверена, что сама это понимаю. Все это до сих пор кажется дурным сном.              Скалли кивнула.              – Могу себе представить.              – Вероника была матерью моего мужа, но… я знала ее с семнадцати лет. И после того, как я потеряла свою мать в 2008-м, она вроде как заняла ее место. Я и подумать не могла, что однажды проснусь, а та, кто была мне как мать, и мой муж исчезнут практически одновременно. Кажется, теперь я глава семьи.              – Мне жаль. Я знаю, это не сравнится с тем, через что проходите вы, но я потеряла свою мать чуть больше года назад. А мой отец умер уже давно. Так что… я знаю это странное ощущение, когда ты внезапно обнаруживаешь, что принадлежишь к старшему поколению.              – Вы были близки? С вашей матерью? – Казалось, Донна больше была склонна остаться поговорить и меньше – возвращаться к очереди скорбящих. Скалли же, со своей стороны, готова была выслушать женщину. Она не хотела, чтобы ее пациентка снова ринулась в бой, пока не убедится, что кровотечение полностью остановилось.              – Да, мы были близки, – честно ответила Скалли. – Мы не всегда соглашались или понимали друг друга, но… мы были близки. Я очень ее любила. А вы были близки со своей свекровью?              Донна кивнула.              – Мы тоже не всегда находили общий язык. Она могла быть упрямой старой ведьмой, но я тоже ее любила.              Они какое-то время простояли в сочувственном молчании, а потом Донна спросила:       – Вы когда-нибудь были влюблены, Дана?              Скалли резко вздохнула и сглотнула, почувствовав, что в горле пересохло, но неожиданно для самой себя просто ответила:       – Да.              – Больше одного раза?              Скалли уперлась пальцами в раковину.              – Думаю, да, но однажды… сильнее.              – И… вы до сих пор влюблены?              Скалли прочистила горло, но ее голос все равно остался хриплым.              – Да.              – Вы по-прежнему вместе?              Скалли перевела взгляд на серебристый кран и керамический дозатор мыла с золотистыми краями.              – Не совсем, нет. Это… – Она подыскивала слова и пару раз открыла рот, собираясь ответить, но в итоге лишь смущенно рассмеялась и выдала болезненно-очевидное клише: – Все сложно.              – На самом деле нет, – просто ответила Донна.              Скалли подняла брови, моля о пояснении.              Донна наклонила голову и слегка прищурилась.              – Если вы по-настоящему любите друг друга, все совсем не сложно.              Скалли криво усмехнулась.              – Ну… хотелось бы мне, чтобы так оно и было.              – Так и есть. Когда вы проходите через нечто подобное, то знаете, что это так. С тех пор как вы с вашим возлюбленным расстались, случался ли с кем-то из вас несчастный случай? Были ли вы больны? Лежали ли в больнице? Была ли ваша жизнь в опасности? Или его? Или ее? – закончила она с тенью улыбки на губах.              – Его, – подтвердила Скалли. – И… да. Все вышеперечисленное, вообще-то.              Донна нахмурилась, и в ее взгляде отразилось искреннее сочувствие.              – Мне жаль это слышать. Но когда это случалось, когда вы наблюдали за ним в больнице или просыпались больной или раненой и находили его рядом или получали от него звонок… тогда это казалось «сложным»?              Скалли медленно вдохнула и выдохнула через нос.              – Нет. Нет, не казалось, – тихо признала она.              Донна ответила ей печальной улыбкой.              – Я должна вернуться на похороны мужа, – сказала она.              Скалли вздохнула и встретилась с ней взглядом.              – Должны. Но вы не одиноки – рядом с вами есть люди, которые вас любят.              – Да, есть – с этим мне повезло. – По-прежнему не двигаясь с места, Донна указала на золотой крестик на шее Скалли. – Вы верующая?              Скалли опустила взгляд, сопротивляясь порыву коснуться крестика.              – По-своему, да. Я считаю себя католичкой.              Миссис Гарсиа посмотрела на что-то в районе коленей Скалли и после долгого молчания спросила:       – Думаете, моя семья проклята?              Скалли энергично тряхнула головой.              – Нет. Нет, миссис Гарсиа, я в это не верю.              – Тогда что, по-вашему, происходит?               – Пока не знаю, но мы здесь для того, чтобы это выяснить. Однако все это может оказаться просто трагическим совпадением.              Донна невесело рассмеялась.              – Вероятно, мне стоит на это надеяться – так будет менее пугающе. Но мне хочется винить в произошедшем кого-то или что-то.              – Думаю, мы все так делаем, когда случается что-то плохое. Может, поэтому нам нужен дьявол.              – Может, вы и правы.              Скалли еще немного постояла, оказывая молчаливую поддержку этой женщине, которую только что встретила, и затем протянула ей руку.              – Пойдемте. Я провожу вас обратно.              К тому времени, когда Скалли и Донна вышли из туалетной комнаты, большинство пришедших собрались в маленькой часовне, чтобы послушать службу. Скалли «передала» Донну ее сестре на входе, и женщины понимающе друг другу улыбнулись. Скалли повернулась и осмотрела толпу, заметив, как Малдер чуть заметно помахал ей с сиденья у дальней стены помещения. Она обошла скамейки сзади и скользнула на пустое соседнее с ним сиденье, на которое он бросил их копии программы по увековечиванию памяти.              Когда Скалли уселась, Малдер склонился к ней и прошептал:       – Миссис Гарсиа в порядке?              Скалли отрывисто кивнула и прошептала в ответ:       – Думаю, да – по крайней мере, с медицинской точки зрения. Но ей нужно пройти обследование.              Малдер кивнул. Казалось, он хотел что-то добавить, но мужчина на возвышении попросил минутку внимания.              Несколько ораторов выходили произносить речь во время службы: родственники, сослуживцы, бывшие ученики. Трагедия преждевременной потери становилась еще более горькой при виде того, сколь многих затронули таланты и доброта покойного.              Младший брат Джозефа Гарсиа дошел до середины своей предсказуемой, но искренней речи, когда Скалли протянула руку и сжала ладонь Малдера – просто потому, что он был жив и рядом с ней, и это не были его или ее похороны. Она не хотела воспринимать это как должное, какими бы запутанными ни были сейчас их отношения. Малдер был с ней, позволяя ей прятаться в своей раковине, быть скрытной и отстраненной, позволяя ей пытаться все разрулить на ее условиях, и оставался с ней, несмотря ни на что. Никто из них не извинился, они ничего не разрешили и не исправили. Спор, обсуждение или что бы там ни было у них вчера необходимо продолжить, если они хотят двигаться дальше. Но прямо сейчас, в эту секунду, она держала Малдера за руку, и, бросив на нее отрывистый, но глубоко обеспокоенный взгляд, он сжал ее пальцы в ответ.              Может, он просто решил, что похороны даются ей с трудом – так оно и было, но ее порыв не был с этим связан. Не отрывая взгляда от выступающего оратора, Скалли накрыла ладонь Малдера второй рукой, изо всех сил стараясь показать ему, что это касалось прежде всего его. Он, в свою очередь, накрыл ее пальцы свободной рукой, и они молча держались друг за друга до самого конца службы, не задумываясь о том, что со стороны это могло показаться непрофессиональным, странным или смущающим, а просто нуждаясь в этом контакте и подтверждении.        ***              Они решили не ехать вместе за процессией на кладбище. Малдер пообещал Мариэле, что они смогут вскоре снова поговорить, и последовал за Скалли на парковку.              Когда они подошли к машине, оказываясь вне пределов слышимости большинства присутствующих, Малдер тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. Распрямив плечи, он потер затылок рукой, разминая по-прежнему чувствительные после аварии мышцы.              – Это было довольно тяжело, – заметил он.              Скалли согласно хмыкнула в ответ и прислонилась к пассажирской двери, опустив взгляд на свои туфли.              – Ты спрашивал кого-нибудь о состоянии Кристиана? Я не хотела поднимать эту тему…              Малдер кивнул.              – О да, не успел тебе сказать. Когда ты была в туалетной комнате, Мариэла сказала, что прошлым вечером врачи вынули дыхательную трубку, и он теперь дышит самостоятельно. Проснулся голодным.              – О, это замечательно. Этой семье хорошие новости точно не помешают.              – И много еще чего.              Скалли впилась в него взглядом, прищурившись.              – Доктор Вероники Гарсиа так и не перезвонила. Думаю, нам стоит снова напомнить о себе. И утром, когда я разговаривала с шерифом Астером, он спешил и лишь вкратце сообщил мне последнюю информацию по радиоактивному заражению. Мне не представилось возможности расспросить его о недавних вызовах в дом Монро.              Малдер снял пиджак, перекинул его через плечо, держа одним пальцем за воротник, и ослабил галстук.              – Да, согласен, что нам надо продолжать в этом направлении. Не знаю, почему, но мне кажется, что это связано с нашим делом. Может, нам стоит после обеда заехать в участок и поговорить с шерифом?              Скалли согласно кивнула, но ничего не ответила. Поглазев на свои туфли еще немного, она без всякого вступления или предупреждения заявила:       – Не переставай прикасаться ко мне. – Она произнесла эти слова отчетливо и уверенно, но тон ее голоса был таким нетипично застенчивым, почти смущенным, что у Малдера сжалось сердце. – Я не хотела этого, – продолжила она. – Я не намеревалась…              Закрыв глаза, Малдер сделал медленный вдох, протянул руку и нежно пригладил растрепавшиеся на пустынном ветру яркие волосы Скалли.              – Я и не собирался.              Ответный тихий смех Скалли был горько-сладким, с оттенком глубоко потаенной боли, но в то же время искренним и теплым. Они ничего не исправили, и в конечном итоге их спор продолжится, но в тот момент он отчетливо осознал, что она по-прежнему рядом, что они по-прежнему связаны. И его мир снова замер.        ***              Она просыпается в больнице, и все ее тело, начиная от груди и заканчивая бедрами, болит и горит, словно в огне, несмотря на морфин. Теперь она на своей шкуре убеждается в том, что пуля в живот – самое болезненное из всех ранений.              Малдер переплетает их пальцы, и ей кажется, что все будет хорошо – даже если она знает, что это не так.              – Привет, супердевушка, – говорит он, и она закрывает глаза, улыбаясь. Она понятия не имеет, сколько времени прошло или когда Малдер прилетел в Нью-Йорк (а может, он всю ночь ехал на машине?). Она под завязку набита обезболивающими и когда пытается говорить, то лишь бормочет что-то невнятное и засыпает, по-прежнему касаясь его пальцев.              Дана Скалли не против жить одна – большую часть времени она даже наслаждается этим. В сущности она не одинока, и ей не требуется постоянное дружеское общение. Но вот по чему она скучает, от чего так и не смогла отвыкнуть, – это человеческое прикосновение. Дана отчаянно старалась обходиться без постоянных физических контактов – они не престали независимым и нацеленным на карьерный рост профессионалам. Не то что удовлетворение сексуальных потребностей, считающееся чем-то универсальным, прогрессивным и достойным одобрения. Но простая привязанность, теплота, связь… их обычно считают слабостью – лишней и бесполезной.              Она выросла в большой семье и недостатка в прикосновениях не испытывала. Мать Даны установила строгие правила воспитания своих отпрысков и могла сурово наказать за проступки, но никогда не прикасалась к детям с чем-то помимо теплой привязанности, а прикасалась она к ним часто.              Мисси, при всей ее раздражающей надменности и уверенности в собственной правоте, была любящей старшей сестрой. Иногда Дана притворялась, что не хотела этого, но правда заключалась в том, что сестра была для нее источником защиты, о чем она даже не подозревала, пока не потеряла ее.              Место семьи заняли друзья по колледжу, когда Дана покинула дом. В мединституте у нее, к счастью, была соседка по комнате, которая обожала обниматься, держаться за руки и время от времени сидеть бок о бок на диване перед телевизором. А вот в ФБР с этим возникли проблемы. Дана внезапно обнаружила, что ее работа почти не оставляет времени на поддержание немногочисленных дружеских отношений и еще меньше – на общение с семьей. Ее рабочее окружение было таковым, что любое проявление женской слабости могло остановить ее продвижение по карьерной лестнице Бюро на многие годы. Дана не считала потребность в человеческом контакте и привязанность слабостью, но от стереотипов никуда не денешься.              А потом она встретила Малдера.              Она просыпается в три ночи в слезах из-за боли от раны в животе, оставленной пулей, и обнаруживает Малдера в неудобном кресле рядом со своей койкой, несмотря на то, что часы посещений давно закончились. Одежда на нем помята, словно он давно ее не менял; он резко просыпается и потирает затекшую шею.              – Малдер? Что ты тут делаешь?              – Ш-ш… – Он поглаживает ее по волосам и целует в висок; от него пахнет дешевым мылом и семечками, и она наслаждается этим запахом, столь отличным от запаха смерти и антисептиков.              – Где мама? – Ее мольба звучит жалобнее и куда более по-детски, чем ей бы того хотелось.              – Я отправил ее в отель, чтобы она немного поспала, – поясняет Малдер. – Хочешь, чтобы я ей позвонил?              Скалли качает головой, охваченная смущением, холодом и болью.              – Нет, все нормально. Я в порядке.              Он продолжает поглаживать ее по волосам. От его руки исходит тепло.              Она проработала с ним всего несколько дней, прежде чем бросилась в его объятия, ища комфорта после того, как испугалась вероятного похищения пришельцами. Это был не самый профессиональный ее поступок, но Малдер, казалось, совсем не возражал. Он прикасался к ней даже в те первые дни, ведя ее через дверные проемы, поправляя ее цепочку или перехватывая пальцы, чтобы привлечь ее внимание. Он мог разбудить ее не вежливым постукиванием по плечу, а прикосновением пальца к щеке или ладони к затылку.              По обоюдному согласию они открыли свои тела друг другу за много лет до того, как дали определение своим отношениям себе или окружающим. Любой из них мог свободно дотрагиваться до другого, и тот не отпрянул бы – за исключением тех редких разов, которые они могли сосчитать на пальцах, вызванных глубокими разладами или сильнейшей болью.              Дана не знает, испытывает ли Малдер столь же сильную потребность в прикосновениях, или же он желает прикасаться только к ней. Она все чаще осознает, что другие становятся для нее лишь заменителями привязанности Малдера, но она благодарна за то, что у них есть. Она благодарна за те моменты в коридоре его дома, когда он, казалось, нуждался в ней столь же сильно, как она хотела, чтобы в ней нуждались. Когда он смотрел на нее и просил остаться: не как напарника, не как уравновешивающего его профессионала – ее. Даже если он как будто бы забрал свои слова назад вскоре после этого.              – Вот, попей. – Поднося к ее губам соломинку, он приподнимает ей голову, положив руку на затылок, и она пьет тепловатую воду, которая приятно освежает горло и грудь. Ей нужны пища, отдых и солнце.              – Молодец, девочка, – шепчет он. – А теперь поспи. Я буду рядом.              Она знает, что та женщина, Диана Фоули, ждет своего часа, знает, что эта глава их жизни по-прежнему не закрыта. Она ощущает нависшую над ними угрозу, подобно клину вбивающуюся между ней и мужчиной, который буквально и фигурально был рядом с ней в течение пяти лет.              – Малдер, иди домой. Я буду в порядке.              – Закрывай глаза, фэбээрщица. Я никуда не уйду. – Последнее услышанное ею предложение похоже на: – Я подкупил ночную медсестру билетами на игру Red Sox – у меня есть связи.              И она может на какое-то время позабыть о той угрозе, потому что он ее Малдер и он здесь, и она понятия не имеет, какого черта делала бы, если бы его не было. Она слишком боится признаться в этом при свете дня и без обезболивающего, потому что это похоже на падение в кроличью нору. Может, эта слабость перестанет быть правдой, если она не признается в ней. Может, ей никогда не придется столкнуться с потерей.