***
Почти две недели Юлия скучала, разбирая и систематизируя старые дела и наблюдая за тем, как новый комендант заводит свои порядки в управе. Ее он больше не беспокоил, единожды проверив условия, в которых она работает, зато за патрульных взялся крепко. Гонял несчастных по округе, проверяя на выносливость, тренировал правильно падать и уворачиваться от ножевых ударов, регулярно проверял патрули и требовал соблюдать опрятный внешний вид. Лекцию о необходимости вести себя так, чтобы внушать гражданским уважение, Юлия выслушала из своего кабинета, благо голос у Александра Блока был громкий и хорошо поставленный. Юлия забавлялась. Их комендант был военным в отставке, и для патрульных настали армейские будни. Любо-дорого было наблюдать за тем, насколько по-разному они реагировали на перемены: от ужаса и недовольных шепотков до горящих восторгом глаз и расправленных плеч. Но никому и в голову не приходило уволиться. С таким командиром они чувствовали себя более значительными. Александр Блок умел производить впечатление. А Юлии все не представлялся шанс продемонстрировать свои таланты. Расследовать было решительно нечего, и к концу месяца, в день выдачи жалования, она чувствовала себя несколько неловко. Такое и раньше бывало, убийства в городе случались нечасто, и всех это устраивало. Юлия возилась с архивами, составляла статистику преступлений, но Александр Блок был человеком другого мышления и мог не счесть это работой. Однако он выдал ей жалованье без лишних вопросов и даже отправил патрульного проводить ее до дома. Он вообще был хорошо воспитан: пропускал ее вперед, если они встречались у дверей, гасил сигарету в ее присутствии (перестал, когда узнал, что Юлия тоже курит) и не допускал сквернословия. У Юлии от всего этого повышалось настроение, хотя она прекрасно понимала, что это не более чем вежливость. Второй месяц тоже не принес перемен лично для нее. Вокруг кипела жизнь, а Юлия чувствовала себя мухой, завязшей в плошке с медом. С новым комендантом они почти не сталкивались, а в день выдачи жалования Юлия заметила полнейшее равнодушие в его глазах. Ее отчеты он не читал и объяснений по ним никогда не спрашивал. Юлия с досадой поняла, что он списал ее в балласт и не имел ничего против, пока она ему не мешала. Это было не самым плохим вариантом развития событий, но задевало ее гордость. Она привыкла к уважению горожан. Комендант Сабуров с ней частенько советовался и знал, что держит ее не за красивые глаза. Александр Блок, наверное, вообще не помнил, какого они у нее цвета. У него самого они были серыми, как пепел. У Юлии — как пасмурное небо города. Не такой уж редкий цвет, но этот маленький факт казался ей значимым. Из таких совпадений она, бывало, вытягивала цепь событий и разрушала немало чужих планов. Нона прядет нить человеческой жизни. Децима распределяет судьбы, как кудель. Морта щелкает ножницами, и человек гибнет — в том или ином смысле. Тщательно скрываемая правда выходит наружу. Юлия восхищается образом трех парок и играет роль то одной, то другой, то третьей. Это позволяет убить скуку. Но пока ничего не происходит, скука одолевает ее, заставляя думать о чем угодно, хоть о прекрасных глазах равнодушного Александра Блока, лишь бы развлечься. Новое убийство стало для нее манной небесной. В прозекторскую Юлия шла с воодушевлением. Доктор Даниил Данковский, отмывающий руки в небольшой раковине, лукаво подмигнул ей. — Что, Юлия, у нас с тобой праздник? Отметим гибель этого несчастного? Юлия рассмеялась: — Жестокий ты человек, Даниил. И самый понимающий в этом городе. — Некоторые сочли бы наше стремление покопаться в трупах проявлением мортидо. Я бы сказал, что это вполне себе либидо — креативное фундаментальное побуждение, лежащее в основе наших личностей. Но не скажу, так как обыватели обвинят меня в некрофилии. Юлия подавила очередной смешок. Даниил Данковский был человеком умным, обаятельным и эксцентричным, и они быстро подружились. Власти сослали его в город за «научный экстремизм» и закрыли лабораторию в столице, но он не унывал. Его одержимость смертью не могла покинуть его при жизни. Даниил считал смерть личным и самым достойным своим врагом, боролся с ней неутомимо, используя все свои медицинские знания. В столице он красиво именовался танатологом. В провинции стал работать патологоанатомом, и мало кто понимал, что это одно и то же. Малообразованные горожане смутно представляли, что столичный доктор делает при управе, довольствуясь общим ответом «осматривает тела, находит причину смерти и отдает покойника для захоронения». Если бы они узнали, что Даниил их вскрывает, они бы его, пожалуй, линчевали за надругательство над мертвыми. Местные суеверия были неистребимы. Но Даниил был осторожен в погоне за смертью и ее причинами, получал удовольствие, когда настигал, а риск его только подстегивал. Лечить живых он не любил, поэтому и устроился патологоанатомом, но горожане все равно приходили к нему на прием, даже невзирая на задранные цены, уверенные, что это — признак хорошего столичного доктора. Юлия забавлялась, когда Даниил жаловался ей на это за чашкой кофе, который они пили то у него, то у нее. Больше нигде в городе хорошего кофе было не найти. Да и хорошего друга тоже. — Ты закончил? Что скажешь? — Степняк, — начал Даниил, вытирая руки, — молодой, не старше двадцати. Задушен вчера ночью, где-то между двумя часами ночи и пятью утра. — Задушен? — удивилась Юлия. — У него от лица осталось кровавое месиво. Кости раздроблены, череп пробит. Я думала, его забили дубиной или молотком. — Дубинкой, верно. Но били уже после смерти, вначале задушили. Накинули веревку сзади, тянули вверх, так что наш убийца — высокий и сильный мужчина. Били с яростью, ищи личные мотивы. — Денег при нем не нашли? Ценных вещей? — Нет, но он же степняк. Толку их грабить, если они из Термитника вылезают раз в год, да еще и отпор могут дать бешеный? Складские бандиты искали бы жертв полегче. — Как думаешь, это мог быть кто-то из самих степняков? Вопрос был важный: если беднягу убили свои, то городским сыщикам ловить было нечего. Либо с убийцей разберутся сами, либо не выдадут правосудию, если это было сделано по их законам. Даниил помолчал. — Он не раскрыт по линиям. Это не степное ритуальное убийство и даже не происки охотников за органами. Но убивают ведь не только так. Да и так у нас давно не было. Вне бедствий — вроде последней эпидемии — степняки своих режут редко. Из Даниила при желании получился бы отличный следователь, Юлия часто обсуждала с ним дела. И жалела, что тот наотрез отказывался менять работу. — Что-нибудь еще скажешь о жертве? — Его зовут Керех. Обычный мясник из Термитника. Неприметный парень, явных врагов не имел, серьезных дел не творил, в крупные неприятности не впутывался. Юлия бросила на него удивленный взгляд. Губы Даниила подрагивали, и она сообразила: — Артемий приходил? — Да, на опознание. Забрал его степные браслеты и семейное ожерелье, передал родным. Они к нам не пойдут: Керех из них был самым цивилизованным, остальные живут в юртах в степи и считают, что все зло от города. Как только отпустили парня работать в Бойни? — Бойни — сакральное место, уважаемая служба, — заметила Юлия, — мать Бодхо не осудит. Артемий сегодня в Термитнике? — Будет там вечером. Он обещал расспросить своих и рассказать тебе все, что узнает. — Спасибо. — Не за что. Заходи как-нибудь в гости, ты давно у меня не была. — Обязательно. Но вначале мне надо доказать коменданту, что я не зря получаю жалованье.***
Артемий Бурах, новый Старшина Боен, принял Юлию со всем степным гостеприимством: разлил по пиалам душистый чай, выставил лепешки с медом, сыром и копченым мясом и сразу перешел к делу, совмещая разговор с ужином: — Врагов у Кереха не было никаких. Он не претендовал на невест и никому не переходил дороги. Тихий был, как тень. Почтительный сын. Работал старательно, ни дня не пропустил. Вечером Термитник не казался таким жутким, как днем: обшарпанные стены тонули во тьме, едва разгоняемой свечами, Черви грелись у печей в столовой, а не шастали по лестницам, да и съедобные запахи напоминали Юлии, что здесь живут люди, а не дикие звери из городских страшилок. Артемия Бураха она не боялась: он был умным, образованным человеком, практикующим хирургом, который совмещал свою профессию с семейными обязанностями. Ей ничего не грозило, даже если бы Юлия нарушила некоторые укладские законы: Артемий был адекватным человеком и понимал, что это творится не со зла. Задеть его намеренно тоже было сложно, иначе они не сдружились бы с Даниилом, презирающим темных, ограниченных степняков всей душой. Артемия Бураха он признавал достойным своего общества и даже ни разу не был бит им за столичный снобизм. Иными словами, собеседник Юлии достался приятный и полезный. Даже несмотря на некоторые его специфические черты. Артемий Бурах был частью степной культуры, посредником между местными примитивными племенами и городскими властями. Здешним хозяином, вожаком, держащим степняков, работавших в городе, за загривки. Юлия знала, что на его руках есть кровь. Просто так он никого не убивал, но трепет, испытываемый мясниками перед своим Старшиной, доказывал, что он это умеет, да еще как. Все знали, куда делся старый Старшина Боен. Кроме, разве что, нового коменданта. Юлия прожевала кусок лепешки и запила чаем. — В тихом омуте черти водятся. Что-то было, иначе его бы не убили. Керех не вел себя странно в последнее время? Не высказывал необычных желаний? Артемий покачал головой и вдруг замер. — Куртку купил. — Что же здесь необычного? — Красивая куртка. Красная с золотым шитьем. Приметная. Дорогая. Я похожие в столице видел. С его жалованьем на такую три года надо копить, одним воздухом питаясь. Юлия подобралась. А вот это уже дело! — Когда купил? — С месяц назад. Наши подивились, поприставали к нему с расспросами: куртка-то точно не в городе сшита, да он не признался, откуда взял. Я тогда его и заметил, до того даже имени Кереха не знал. Артемий нахмурился: — Где большие деньги, там беда. Влип он во что-то. — Ольгимские могли ему что-то поручить втайне от тебя? — Могли, но я бы все равно узнал. Ничего подозрительного не было ведь. Да и не стали бы они степняку платить, приказали скорее. Не там ищешь. — Где могут подрабатывать ваши люди? Это не запрещено? — Нет. Но и времени лишнего нет, работа тяжелая, физическая. Разве что Керех мог находить травы и толкал их Андрею Стаматину? Андрей хорошо за них платит. Расспроси его. Артемий помрачнел. — Это не Андрей, — негромко сказала Юлия. — Если бы зарезали, тогда да. Но со спины придушить — он так не делает. Да и незачем ему. Чем ему один тихий степняк мог угрожать? — Тебе виднее, ты у нас сыскарь. Но ты к нему сходи. — Схожу. — Скажешь, как убийцу найдешь? Мне важно знать. — Хорошо, только он сидеть будет, а не лежать раскрытый. Артемий спокойно кивнул: — Пусть сидит, комендант у нас, говорят, суровый. Но мне нужно знать. Остаток ужина они беседовали о более приятных вещах, и Юлия, поблагодарив за гостеприимство, покинула Термитник. У входа ее ждали десять вооруженных патрульных и Александр Блок собственной персоной. — Целы? — коротко спросил он. — Цела. — Разойтись по местам, — приказал он патрульным, а затем обернулся к Юлии: — В управу. Живо!***
Александр Блок был в ярости. — Вы совсем без царя в голове?! Полезли к этим зверям, да еще на ночь глядя! Никого не предупредили! Да если бы доктор Данковский не обмолвился случайно, я бы не знал, где вас искать! — Я вела расследование. — Почему не взяли с собой патрульных? Юлия пожала плечами: — Они бы не решились войти. — Значит, ума у них больше, чем у вас! — рявкнул Александр Блок, и Юлия невольно попятилась. — Вы хоть понимаете, что могло произойти?! Разозлить Юлию было непросто, но он с этим справился. Мало того, что он считал ее бесполезной, так еще и носился как с тухлым яйцом! — Я выполняла свою работу, эн комендант, — ледяным тоном ответила она, старясь смотреть в район его плеча. — Опрашивала тех, кто мог что-то знать о жертве вчерашнего убийства. Максимум, который мне грозил в Термитнике, — меня бы не пустили дальше порога и отказались разговаривать. Александр Блок шумно вздохнул, спрятал руки за спиной и заговорил немного спокойнее: — Вы знаете, что они сделали с доктором Данковским несколько лет назад? — Доктор Данковский полез в Бойни, туда даже не всех степняков пускают. Его избили и вышвырнули, сейчас он полностью здоров. В Термитнике его принимают даже после этого. — Вы — женщина. С вами могли обойтись иначе. — Вы не разбираетесь в степной культуре, эн комендант. Женщины — дочери матери Бодхо, обидевший их заслужит ее гнев. За изнасилование невест — да, да, тех самых, что ходят по нашему городу почти голышом, — степняки насильника кастрируют и вспарывают ему брюхо. — Они защищают своих женщин, — отрезал тот. — Вы — чужая. Ваша защита — моя ответственность. Юлия сжала зубы. Защитник, мать его! Не муж, не брат, а туда же — запретить и не пущать, ради ее «безопасности»! Она потерла виски, запульсировавшие от его крика. — Я ценю это, но вы ошиблись в своих прогнозах. Меня приняли, накормили ужином и выдали массу ценной для расследования информации. — В следующий раз в Термитник только с моего разрешения и под охраной, — сухо сказал Александр Блок. — Будьте благоразумны, эна Юлия, и не творите глупостей. О ходе расследования отчитаетесь завтра. Собирайтесь и идите домой. Юлия коротко кивнула. Бросила на него мрачный взгляд и зашагала в «Невод». Глупо было не предусмотреть подобной реакции с его стороны, она была очевидна. Надо было попросить Даниила молчать. Но она привыкла, что Александр Блок ее не замечает, и была слишком увлечена новой загадкой. Забыла, что на полицейской службе обязана отчитываться о каждом шаге. Что всякие действия предполагают последствия. И что ее свобода действий отныне ограничена поводком, лежащим в руках нового коменданта. И тот будет дергать его так часто, как захочет. У Юлии все-таки разболелась голова. Чертовы тупоголовые военные. Даже если сложены как греческие боги, внутри мало отличаются от приматов. И суждения у них такие же примитивные.***
— Юленька! Давненько ты к нам не захаживала! Пообедать или навестить старого друга? Андрей Стаматин душевно обнял ее и проводил в свой закуток, отделенный от основного зала ширмой. Днем кабак «Фактус» превращался в тихую едальню с высокими ценами, оттого почти всегда пустовал. Полуголые травяные невесты не танцевали в углу, выпивка не лилась рекой и слухов было не собрать — для большинства горожан проводить время в такой атмосфере не имело смысла. Юлия предпочитала приходить в «Фактус» днем: вечерние посиделки с Андреем и Петром заканчивались утренним похмельем, а скука, разбавленная алкоголем, заставляла ее творить глупости. — И то, и другое. И третье. Андрей выслушал ее и почесал подбородок. — Нет, у этого степняка я травы не беру. Красная куртка с рыбинами... Знаешь, я его тут видел пару раз. Скучный обыватель без фантазии: пил скромно, сидел тихо, невесту разглядывал, но даже не пытался подойти. Никакой степной дикости, безусый юнец, таких в городе сотни. И кому понадобилось убивать эдакую серость? — Кому-то понадобилось, — рассеянно заметила Юлия, размышляя. — Он один пил? — Один. Ни с кем не общался. — Хм. Как думаешь, где он мог разжиться деньгами? — Ограбил кого? — Степняк? Да его Артемий за такое в землю зароет, а скрыть не удастся: они все друг у друга на виду. Андрей ухмыльнулся: — Но ведь сумел же денежки достать, и ты ищешь, откуда. Значит, мог скрыться при желании. Юлия закусила губу, признавая его правоту. Ограбил? Сомнительно. Но если и так, то убитый степняк не додумался бы до такого сам. Юлия моргнула. Могли этого тихоню приметить в кабаке и завербовать люди Грифа, главного складского контрабандиста? Поручили ему что-то, а он не справился... Нет, тогда бы просто избили и «поставили на счетчик». Но если Керех потратил деньги банды — могли и изувечить, в назидание остальным. Андрей побарабанил пальцами по столу. — Догадалась? — Да. Надо разбираться с Грифом. — На склады лучше не ходи: Гриф знает, что мы друзья, но он тебя не любит. — Обижен, что я посадила парочку его друзей? — У Грифа нет друзей. Но за свою шкуру он беспокоится. Особенно теперь, с приездом нового коменданта. Юлия хмыкнула: — Гриф боится Александра Блока? — Опасается. Сабуров был другой: хоть и грозился склады вычистить, да так до дела и не дошло. При нем Гриф совсем вразнос пошел, одна только банда Браги чего стоит. А Александр Блок — герой войны, безжалостный и бескомпромиссный. Одолжит у друзей из столицы пару пушек — да разнесет склады вместе со всей шушерой. Что ты улыбаешься? Придумала чего? — Придумала, Андрей. Спасибо тебе.***
Александр Блок встретил ее извинениями: — Вчера я погорячился, эна Юлия. Я не должен был повышать на вас голос. Постараюсь избежать этого в дальнейшем. Юлия коротко кивнула, понимая, что это пойдет только на пользу ее плану. Но все равно невольно расслабилась. Этого человека лучше было не иметь во врагах. — Я бы хотела рассказать о расследовании, эн комендант. — Говорите. Он внимательно выслушал ее и сказал: — Надо вызвать этого мерзавца на допрос. Я таких людей знаю: вам он ничего не скажет. Его надо хорошенько промариновать и продавить. — Я надеюсь на вашу помощь, эн комендант. Ваша репутация и манера обращения очень помогут расследованию. Прошу вас провести допрос лично. — Разумеется. Составьте список вопросов, и я все вам перескажу. — Я бы хотела присутствовать. Мне нужно видеть, как Гриф будет себя вести. Он может обронить одно лишнее слово, которое ничего вам не скажет, но которое замечу я и сумею размотать весь клубок до конца. Я буду сидеть тихо, наблюдать и молчать как рыба. Александр Блок потер переносицу. Нос был единственной дисгармонирующей чертой его красивого лица: когда-то сломанный, он неправильно сросся и был слегка неровным. На лбу пролегла складка. — Мои «репутация и манера обращения» вас настолько напугали? Я бы не хотел этого. Не люблю, когда женщины меня боятся. Юлия усмехнулась. Надо же, какая галантность. — Я вас не боюсь. Я имела в виду, что вы умеете заставлять окружающих ходить по струнке. У вас очень грозная репутация: мы, хоть и провинция, но газеты читаем. Ваши военные подвиги гремели на всю империю. Гриф вас побаивается, и ваша задача — заставить его по-настоящему бояться. Тогда он выдаст много интересного. Может даже сдать убийцу: вряд ли он сделал это собственноручно. Не того полета птица этот Керех, чтобы складской вожак руки марал. Когда говорите вы, смотрят только на вас, эн комендант. Так что меня Гриф вряд ли заметит, а если заметит — быстро забудет обо мне. Меня это полностью устраивает. Александр Блок кивнул. — Договорились. Не волнуйтесь, эна Юлия, однажды я разберусь с этими складами. Не сейчас, патрульные не готовы к крупномасштабным операциям. — В его голосе Юлия услышала легкую иронию: ему, когда-то планировавшему сражения, вошедшие в историю военной тактики, было забавно считать «крупномасштабной» операцией чистку складов от одной-единственной банды, но в масштабах города и его новой должности она именно такой и была. — Но обязательно выжгу эту гниль. Пока что Гриф будет ненавидеть меня, а не вас. И я рад, что вы меня не боитесь. У Юлии что-то екнуло в животе. Александр Блок слегка улыбнулся и вновь стал серьезным. Гриф на допросе юлил, отпирался, трепался сверх меры, но это ему ничуть не помогло. Очень скоро из-под шутовской маски показались волчьи клыки. Но мозгов не угрожать Александру Блоку ему все-таки хватило. — Не был он у нас, — устало клялся Гриф через три часа допроса. — Мы людей толковых ценим, фартовых, кого угодно не берем. Зачем нам какой-то степняк? Никогда его не видели даже. Да и какие такие деньги новичку бы доверили? Дурак я, что ли? С деньгами сам вожусь, своим понемногу выдаю, где казна хранится, никто кроме меня не знает. Юлии пришлось признать его правоту: уж Гриф-то знал, как себя обезопасить от своих дружков. Александр Блок пришел к такому же выводу: — Значит, убили ради ограбления. Или покуражиться над беспомощным решили. Знаю я вас, бандитское отродье! Иногда без причины людей режете, чтобы крови нахлебаться. — Вот те крест, не мы! — Гриф то ли и в самом деле был напуган, то ли талантливо это изображал. — Для куража никто душить не станет, смысл труп увечить?! А грабить... Весь город болтает, что куртка на нем была редкая, дорогая, с золотым шитьем. Да кто бы ее на покойнике-то оставил при ограблении? Я такого дурака вам сразу бы сдал, зачем он мне нужен?! Юлия досадливо вздохнула. Александр Блок молчал. Гриф, звериным чутьем понявший, что буря миновала, угодливо заулыбался: — Отпусти ты меня, начальник. Нет на мне крови этого степняка! Зря время тратишь, а убийца на свободе гуляет. — В камеру его, — приказал тот патрульным. — Посиди, может, вспомнишь еще что полезное. — Посижу, чего б не посидеть? У вас тепло, светло и кормят, — развязно фыркнул Гриф. Он прекрасно понимал, что через день-другой его выпустят. В допросной повисла неуютная тишина. Юлия кусала губы. Очередная ниточка оборвалась. Эх, прав был Данковский, надо было искать личный мотив. Но большие деньги, неведомо откуда всплывшие у степняка, отвлекали ее внимание. Деньги — более весомый мотив для убийства, чем вражда или любовь. Дорогая красная куртка имела значение. Она была причиной или следствием, но несомненно тем весомым фактором, который связан с убийством Кереха. Красная нить. Юлия почти видела ее кончик, маячивший перед глазами, но не могла отыскать ее начала. Александр Блок сел за стол и откашлялся. — Здесь тупик. Нужно разрабатывать новые версии. Что насчет семьи погибшего? — Степняки, — вяло махнула рукой Юлия. — Они живут вне города и его законов. Был бы на них грех — скрывать бы убийство не стали, наоборот, гордились. — Убийство совершено в городе. Убийца сядет, что бы там ни одобряли их степные сородичи. — Артемий Бурах с ними разговаривал. Он — лучший специалист и посредник между ними и нами. Выгораживать убийц бы не стал. Александр Блок пожал плечами: — Что ж, я доверяю вашей оценке. Надо искать дальше. — Я найду убийцу. Обещаю. Он взглянул на нее слегка удивленно, затем улыбнулся: — Я знаю, эна Юлия. Не скисайте так. Я не жду, что вы предъявите мне убийцу к концу недели. Думайте. Ищите. Расследуйте. Я вижу, что вы отдаетесь работе со всей страстью, и не сомневаюсь в вас. Работайте. Юлия взглянула на него, на его светло-серые глаза, ободряющую улыбку, и почувствовала, как у нее теплеет между ног. Черт. Как не вовремя все это. Нельзя, нельзя, нельзя отвлекаться. Но не мог он быть хотя бы лысым? Или женатым. — Спасибо, эн комендант. Я пойду. Послушаю, что говорят в городе, и проветрю голову.***
Юлия могла просчитать многое, но только не появление Александра Блока в ее доме посреди ночи. На нем был военный мундир, застегнутый на все пуговицы, на ней — одна ночная рубашка на бретелях. — Вы понимаете, что это безумие, эн комендант? — Безумие — это бездействовать там, где нужны действия. — От взгляда, которым он оглаживал ее голые плечи, Юлии стало жарко. — Проблема не рассосется сама собой, верно? — Последствия... — ...поправимы. — Это глупость! — Любовная сфера — единственная, где они не только допустимы, но и приветствуются. Вы отдаетесь работе с такой страстью, эна Юлия, — он наклонился и теперь шептал ей на ухо, — отдайтесь лучше мне. Тем более что мы оба этого хотим. Всю ответственность беру на себя. Он обхватил её ладонями за талию и привлёк к себе. Юлия вскинула голову, встретилась с ним взглядом и послала все к черту. Такие шансы бывают раз в жизни, и упускать их было бы глупо. Целовался Александр Блок крепко, обнимал страстно, и Юлия «поплыла», не думая уже ни о чем лишнем. Кудри под ее пальцами были густыми и жесткими, скулы острыми, подбородок твердым. Юлия торжествовала, отпустив на свободу свои желания. Теперь ей можно было все и даже больше. Этот мужчина был ее. Александр Блок расцеловывал ей шею и плечи, сминая крупными ладонями тонкую ткань ночной рубашки. Руки у него были горячие и охотно скользили по всем изгибам ее тела. На груди они задержались, и Юлия едва не замурлыкала как довольная кошка. Он ласкал аккуратно, но без нерешительности, не считая ее грудь хрустальной. Сжал приподнявшиеся соски и принялся перекатывать между пальцами. Юлия прижалась губами к его шее, вдохнула запах чистого мужского тела и укусила его. Александр Блок охнул, затем хрипловато рассмеялся и сжал ее груди чуть грубее. — Чертовка... — А то. Она вывернулась из его рук и стянула ночную рубашку через голову. Александр не отставал: от мундира он избавился с армейской скоростью, спичка не успела бы догореть. На кровать они упали, не расцепляясь ни на минуту, целуясь, кусаясь и блаженствуя. Александр припал к ее груди, и грубость рук сменилась лаской губ и языка. Грудь у Юлии всегда была самой выигрышной частью фигуры, мужчины любили ее, не скупясь на комплименты, но Александр Блок предпочитал выражать восторги действиями, а не словами. Юлия ничуть не возражала, проводя ладонями по широким, литым плечам, ровной спине, мускулистой груди. Аполлон. Нет, Арес, бог войны, прекрасный и яростный. До Афродиты Юлия не дотягивала, а вот до какой-нибудь смертной счастливицы — вполне. Одна из его рук нырнула вниз, и Юлия гортанно застонала. Пальцы у него были мозолистые, но чуткие, и не стеснялись исследовать самое чувственное место на ее теле. Другой рукой он все еще гладил ее грудь, и Юлия негромко постанывала, возбуждаясь все сильнее. Скользить его пальцам становилось легче с каждой секундой. Внутрь нее они проникли уже без сопротивления, и Юлия сжала их. — Можно? — Глаза у Александра Блока потемнели, а сбитое дыхание подсказывало, что он тоже был готов к «подвигам». И не только дыхание, честно говоря, но Юлия предпочитала не разглядывать мужскую анатомию, а ощущать. — Нужно. И поскоре...е! Закончить слово она не успела, заполненная до пределов. Двигался Александр Блок длинными, плавными толчками, и Юлии оставалось только рвано дышать, отдаваясь ему со всей страстью, о которой он просил, а она сама жадно излучала. И сомкнуть ноги у него за спиной, меняя угол наклона на более приятный для себя. Юлия застонала от восторга, наслаждаясь каждой секундой в его объятиях. Получить его всего, недоступного, запретного, грозного, подчинить и приручить, пусть ненадолго, но зато целиком! За такое любая женщина отдала бы и честь, и репутацию. Но он будет молчать, и никто не узнает, ночь скроет их тайну, ведь в городе можно творить многое и избегать наказания, запутаться в нитях, обвивающих их тела, сковывающих, связывающих, красных, как куртка несчастного Кереха... Юлия содрогнулась от оргазма и проснулась. Ночная рубашка пропиталась потом. Между ног творилось настоящее безобразие, и одно легкое прикосновение заставило ее продолжить движения, неизбежные для распаленной и неудовлетворенной женщины. Александр Блок таял в ночи, Юлия часто дышала и проклинала судьбу, фаталистические настройки и собственные вкусы, вечно заставляющие ее желать совершенно неподходящих мужчин. И надеялась, что эта одержимость сойдет на нет, как и многое другое в ее жизни.***
Гриф так и не раскололся, и его пришлось отпустить. Юлия чертила схемы и таблицы, поминутно просчитывая последовательность действий погибшего Кереха, но в этой последовательности было слишком много дыр и ни одной зацепки. Она уговорила Артемия устроить ей встречу с родными Кереха и побыть посредником, но это ничего не дало. Смерть сына только еще больше убедила степняков, что город — дурное место и от него нужно держаться подальше. На расспросы Юлии они отвечали неохотно, только из уважения к Артемию. Ничего полезного она не узнала. — Печально, но они в чем-то правы, — задумчиво сказал Артемий, провожая Юлию из степей обратно в управу. — Я чувствую, что причина в городе. — Убийца, возможно. Но не сам же город виноват. — Сам город. Он сломал Кереха и погубил. Его здесь никто не замечал. И никто не заметил его смерти. А останься он в степях, жил бы спокойно до старости. — Зато теперь он — главный герой городских разговоров, — усмехнулась Юлия. — Столько людей о нем волнуются и ищут его убийцу! Прямо звездный час вечного статиста. Артемий бросил на нее косой взгляд и покачал головой. — Жестокие вы, городские. Что ты, что Даниил. — Не прибедняйся, степная душа. Ты сам рос в городе и живешь здесь. А будь ты иным, наш общий друг на тебя и не глянул бы. Артемий хмыкнул, но спорить не стал. На пороге управы они встретили Даниила. Тот бросил короткий, острый взгляд на Артемия и заулыбался Юлии. — Готовься к буре, дорогая моя. — Опять? Что я сделала? — Патрульные видели, как Артемий уводил тебя далеко в степи. Наш комендант в гневе. — Еще скажи — «уносил», — проворчал Артемий. — Чего он нервный-то такой? Даниил развел руками: — Не хочет терять единственного следователя? Или ревнует. В любом случае отговорка «мы не ходили в Термитник» не сработает, учти. Юлия горько рассмеялась. Даниил лукаво улыбнулся: — Я его вполне понимаю: ты красивая, интересная женщина и будишь в нем рыцарские замашки. Тебя требуется спасать, а перед этим ни один мужчина не устоит. — У меня слишком много конкуренток, — хмыкнула Юлия. — Напротив. Александр Блок ведь больше всего времени проводит в здешних стенах, куда другие горожанки не попадают. Пара ласковых слов, один кокетливый жест — и он у твоих ног. Юлия сощурилась: — С чего вдруг ты взялся меня сватать, Данковский? Не говори мне, что ревнуешь ты. Артемий одобрительно расхохотался и положил Юлии руки на плечи: — А что, может, пойти и попросить у коменданта благословения? Тяжелые чеканные шаги зазвучали за приоткрытой дверью управы. Секунду спустя она распахнулась, выпуская мрачного Александра Блока. Он взглянул на Юлию с Артемием и будто споткнулся. — Эна Юлия, пройдемте в мой кабинет. Юлия подчинилась. Она ждала очередного разноса, но Александр Блок мерил кабинет шагами и молчал. Наконец заговорил: — Эна Юлия, я рассчитываю на ваш профессионализм. Я надеюсь, что вы завершите это дело и найдете мне убийцу. Юлия напряглась. — Разумеется, эн комендант. Мне просто нужно немного больше времени. Сегодня я все-таки расспросила семью погибшего, и это дало возможность исключить их из списка подозреваемых. Степняки не считают нужным лгать городским. Среди них убийцы Кереха нет. Значит, нужно вернуться к мотиву его внезапного обогащения. Александр Блок внимательно посмотрел на нее. — Я спрошу прямо: вы беременны от Артемия Бураха? Поэтому собираетесь заключить столь поспешный брак? Юлия опешила, затем закатила глаза. — Стены в управе тоньше, чем я думала. Нет, эн комендант, я не беременна и не собираюсь уходить со службы. Артемий просто пошутил. Ему неприятно, что его сочли ненадежным проводником и посчитали, что он может угрожать моей чести. Александр Блок слегка нахмурился. — А вы доверяете ему больше, чем мне. Почему вы опять не взяли патрульных, направляясь в опасное место? — В степи от них нет толку, эн комендант. Артемий Бурах — степняк, его там привечают. Без него со мной никто и разговаривать бы не стал. — Что ж, этот аргумент я принять могу. Чтобы привить уважение к патрульным, мне придется приложить ещё немало стараний, раз даже коллеги не желают на них полагаться. Но патрульных много, а вы одна. Не поймите неправильно, эна Юлия, если вы все же пожелаете уйти со службы — это ваше право. Однако вам потребуется замена, и я захочу, чтобы вы обучили того, кто придет вместо вас. Юлия разочарованно молчала. Сколько бы она ни старалась, этот человек все равно считает ее несоответствующей занимаемому месту и ждет, когда она уйдет? Видит в ней только женщину, а не следователя? И стоит ей найти замену, как Александр Блок мягко попросит ее на выход? Конечно, она не ждала воплощения своих снов в реальности, но такое отношение от предмета... кхм, «грез»… расстраивало. Юлия стиснула зубы. Ну уж нет. Это она здесь парка, она прядет чужие судьбы. Миновало время, когда она смирялась с каждым своим расчетом будущего. Этот человек управлять ее судьбой не станет. Юлия скрестила руки на груди. — Я ни за что не покину вас, эн комендант. Кто еще будет столь трогательно обо мне беспокоиться? Таких идеальных условий работы я еще не встречала нигде. Александр Блок приподнял брови. Кажется, ее голос прозвучал слишком ядовито. — Шутка. Просто шутка. — Я понял. А вот вы все же поняли меня неправильно и обиделись. Я не гоню вас, меня устраивает ваша работа. Прошу только быть осторожнее. Если вы внезапно уйдете или пострадаете, мне придется посылать запрос в столицу, чтобы они прислали нового следователя. А то и ехать самому, а у меня совершенно нет на это времени. Юлия замерла. Алая нить перед глазами натянулась и указала новый путь. — Врагов у Кереха не было никаких. Он не претендовал на невест и никому не переходил дороги. Тихий был, как тень. Почтительный сын. Работал старательно, ни дня не пропустил. Разочарование, досада, гнев — все это отступило, выпуская на первый план азарт и восторг озарения. — Ну конечно. И как я это пропустила?! — Эна Юлия? Она подняла на него горящий взгляд. — Вы натолкнули меня на мысль, эн комендант. Я поняла, как найти того, кто дал Кереху деньги. Будь я другого темперамента, я бы вас сейчас поцеловала. И сбежала бы прежде, чем вы начали возмущаться столь вопиющим нарушением субординации. В глазах Александра Блока мелькнула короткая растерянность, затем он улыбнулся. — Не то чтобы я возражал, но вы думаете явно не обо мне. Работайте, эна Юлия. Я жду от вас хороших результатов.***
Даниил Данковский открыл ей только через четыре минуты. Он был слегка растрепан, рубашка застегнута наспех. Недовольное выражение лица при виде Юлии сменилось вежливой улыбкой. — Здравствуй, Юлия. Какой приятный, но несвоевременный сюрприз. Я нужен тебе как врач, коллега или друг? — Ты обещал напоить меня кофе. — Прости, у меня сегодня очень много работы. Я могу сделать небольшой перерыв, но не более того. — Ничего, мне хватит десяти минут. В глазах Даниила мелькнула досада, но он посторонился, впуская ее. Юлия мысленно усмехнулась. Управлять воспитанными людьми было просто. Главное, не забываться: Даниил сам был превосходным манипулятором, а в уровне интеллекта они были примерно равны. Пока он варил кофе, Юлия оглядела кухню. Прислушалась к тяжелым шагам над головой и позвала: — Артемий, не мог бы ты спуститься? Ты мне тоже нужен. — Что-то случилось? — спросил Даниил. — Ты нашла убийцу? — Почти. Я поняла, откуда Керех взял красную куртку. Даниил пожал плечами: — Купил? Откуда же еще? По лестнице спустился Артемий. Поздоровался и сел за стол. На шее у него отпечатался след зубов, а рубашка была расстегнута. Не знай Юлия, что эти двое давно любовники, они не вели бы себя при ней так вольно. Но она умела держать язык за зубами. Честно говоря, постельные игры были отнюдь не самой страшной их тайной. — Где купил? В наших лавках такого и близко нет. — Значит, в другом городе, — рассеянно отозвался Даниил, наливая ей кофе. — Артемий, Керех пропускал службу? — Ни единого дня. — Мог он уехать так, чтобы ты не узнал? Тот покачал головой. — Нет. — Когда на нем появилась красная куртка с золотыми рыбами? — Месяц назад. — Это что, допрос? — усмехнулся Даниил. — Думаешь, Артемий его пришил? — Нет, — Юлия пригубила кофе. — А вот сейчас будет допрос. За что ты заплатил Кереху деньги, Данковский? Ради какой такой услуги гордый доктор отправился покупать степняку куртку в другой город? Даниил изумленно уставился на нее. — Я? Шутить изволишь? — Нет. Керех не мог сам купить вещь из другого города. Ему ее привезли. — И причем здесь я? — Он получил ее месяц назад. Красную, яркую. Керех был черноволосым, как и ты. Ты подбирал ее по своему вкусу. О твоей красной рубашке в первый год разговоров было не счесть. Взгляд Артемия потяжелел. Даниил приятно улыбнулся. — Юлия, дорогая моя, ты же понимаешь, что этого недостаточно для подобных обвинений? Как кофе? — Чудесный. У тебя талант. — Спасибо. — Но ты кое-что не учел. Город маленький. Очень маленький. Пассажирские поезда ходят раз в месяц, почти пустые. Проводник легко запоминает всех, кто уезжает и возвращается. Кто у нас вернулся из поездки в столицу месяц назад? — Он один, — тихо ответил Артемий. Даниил замер, а затем выругался. — Я все время забываю, что это за дыра! Здесь вообще невозможно ничего скрыть! Живу как в аквариуме! — Ты довольно успешно скрывал свою связь с Керехом, — хмыкнула Юлия. — Если бы его не убили, никто бы и не узнал. — Ты же не думаешь, что это был я? — раздраженно спросил Даниил, не глядя на Артемия. Тот не сводил с него мрачного взгляда. — За что ты ему платил? — Он кое-что для меня сделал. Ему очень нужны были деньги. — Зачем? — Я не спрашивал. — И что такого ты просил у него, чего не мог просить у меня? — набычился Артемий. — Ты — занятой человек. Стану я тебя еще дергать из-за ерунды. — Что ж ты назвать-то ерунду не хочешь? — Это неважно. — Важно, — возразила Юлия, закуривая. — Ведь его убили. Даниил покачал головой и пододвинул к ней пепельницу. — Я его не убивал. Значит, это не связано с деньгами и делом, за которое я платил. Повисло молчание. Юлия вздохнула и использовала нечестный прием: — Керех был совсем молодой, да? Лет двадцать? — Да. — А красивый? Волосы вроде хорошие. Артемий сжал зубы. — Смазливый. Ресницы длинные, зубы ровные. Тихий и послушный. Ты ведь любишь таких, да, Данковский? Тот закатил глаза. — Ты серьезно? Это что за шекспировские страсти? — Юлия, выйди на пару минут воздухом подышать, — попросил Артемий. — Я хочу узнать, действительно ли этот засранец блядовал с убитым мальчишкой. Выходить не пришлось. Взбешенный Даниил грохнул кулаком по столу и вскочил: — Ты — кретин! Тупой степняк! Ты кем меня считаешь?! Думаешь, я себе без денег любовника не найду? Тебе-то я денег не плачу! — Тогда говори, во что парня втянул! — рыкнул Артемий. — Ты о последствиях никогда не думаешь, тебе плевать, как твои интриги на других отразятся! Я хочу, чтобы убийцу Кереха нашли, ясно? Хватит уже увиливать, говори правду! Даниил зашипел, как гадюка, которой наступили за хвост: — Я заплатил ему за ритуальную бычью кровь из Боен, понятно? — Опять лезешь в дела уклада? Мало тебя в прошлый раз били? — Поэтому сам я туда не лезу, — огрызнулся Даниил. — Его за такое святотатство убить могли! — И убили, разве нет? Так ищи убийцу среди своих! — Нет, — отрезал Артемий. — Если бы такое вскрылось, судил и карал бы я, это мой долг. Мне дорогу никто не посмел бы перейти. Они замолчали, тяжело дыша и гневно глядя друг на друга. Юлия забарабанила пальцами по столу, обдумывая полученную информацию. Даниил не убийца — не его стиль, да и кровь для опытов ему нужна была свежая, запаса надолго не сделать. А Керех оказался тем еще тихим омутом со всей толпой чертей. На что еще он мог пойти, помимо смертельно опасной продажи укладских тайн? — Зачем он просил дорогую куртку? — спросила она. — Не говорил? — Говорил, хочет, чтобы его заметила одна женщина. — Даниил сел обратно. Он был недоволен, но с Юлией разговаривал спокойно. — Я даже знаю, какая. Эна Полина Серебряная, живет в пятом доме в Узлах. Красавица, изящная как балерина и головку красиво держит. Она из него деньги тянула. — За что? — Не знаю. Керех принес мне последнюю порцию крови раньше, чем мы договаривались, и у меня нечем было ему заплатить, жалование через неделю было. Я обещал отдать ему деньги позже, но он весь извелся. Сказал, что не успеет забрать. Попросил отнести деньги эне Полине, когда будут. Я тогда не придал этому значения, подумал только, что она крепко его подцепила. Юлия оживилась, как гончая, почуявшая верный след: — Это когда было? — Накануне убийства. Я потом отнес деньги, подумал, что он ей ребенка сделал и надо срочно решать вопрос. — Степняк на аборт денег бы не дал, — вмешался Артемий, — это немыслимо. На ребенка — да, на аборт — нет. — Она могла и солгать, — пожал плечами Даниил. — Я пришел к ней дня через три после его смерти, весь город уже знал имя жертвы. Эна Полина не выглядела огорченной. А деньги взяла, наплела что-то про долг. Но какие денежные долги могли быть у степняка перед молодой, красивой горожанкой? — Он будто знал, что его убьют, — задумчиво сказала Юлия. — Ждал расправы за кровь? Ладно, спасибо за информацию. Пойду допрашивать эну Полину. Постарайтесь не поубивать друг друга, а то расследовать будет неинтересно: выжившего сразу посадят. — Время десятый час, — заметил Даниил усмехаясь. — Я успею до утра придумать что-нибудь, чтобы ты поломала голову. Артемий фыркнул и положил ладонь ему на затылок. Не то ласково, не то угрожающе. — Начинай. Юлия попрощалась с ними и поспешила в Узлы.***
— Эна Юлия! Домой идете? Давайте я вас провожу. Александр Блок нагнал ее и пошел рядом. Юлия покачала головой: — Я иду допрашивать подозреваемую. — Не поздно ли? Подождите… женщину?! Женщина не смогла бы задушить рослого степняка. — Она — нет, но другой ее поклонник — вполне. Она тянула из Кереха деньги и могла избавиться от него, если возник конфликт. Александр Блок нахмурился. — Может, лучше вызвать ее завтра в управу? Так будет проще ее допрашивать: стены этого места угнетающе действуют на подозреваемых. Сейчас она может уже спать. Юлия заколебалась. Он был, безусловно, прав. Александр Блок продолжил: — Не желаете прогуляться? Погода нынче хорошая, а вечерний моцион способствует крепкому сну. Голос у него стал более приятным, да и взгляд был... заинтересованным. Юлия ощутила, как ее щеки начинают гореть. Недавняя шутка ей все-таки аукнулась. Она продемонстрировала свои желания, и Александр Блок на них откликнулся, явно не видя в этом ничего дурного. Как скоро ее сон станет явью? Нити, натянувшиеся между ними, подрагивали в предвкушении. Коротенький служебный роман. Совсем небольшой. Они оба — взрослые, разумные люди и сумеют это пережить. Красная рыба вильнула хвостом и ушла в глубину. Юлия нахмурилась. Она всегда полагалась на разум, но в этом городе предчувствия ее никогда не обманывали. Подсознание улавливало то, что она пропускала, и поднимало на поверхность в виде ощущений. — Простите, эн комендант, но я хочу все-таки заглянуть к подозреваемой. В другой раз погуляем, хорошо? — Тогда давайте пойдем вместе. У дома эны Полины они столкнулись с разъяренным мужчиной средних лет. — Вы не видели мою паршивку? — Кого? — Полинку! Вот дура, намалевала мне записку, вещи собрала и сбежала! Думает, не найду? Да я всех ее подруг знаю! А если к хахалю намылилась, так я из нее всю дурь выбью! Узнаю уж, к кому в постель вскочила, люди все видят, в городе ей от меня не скрыться! Красная нить натянулась до предела и лопнула. Юлия все поняла. — Который сейчас час? — Без четверти десять, — ответил Александр Блок. Юлия схватила его за руку и потянула за собой, почти бегом. — За патрульными зайти не успеем: нужно бежать на станцию. Поезд тронется через пятнадцать минут, и она уйдет. Сумеете произвести арест? — Не слишком ли это? У вас нет доказательств ее причастности, а просто так я уважаемую горожанку в тюрьму сажать не намерен. — Ее и не придется. Но убийца будет с ней. И он будет сопротивляться. — Возле станции стоит патруль, — коротко сказал Александр Блок, прекращая расспросы и ускоряя шаг, — возьмем его без проблем. Этот прогноз оказался слишком оптимистичным. Спутник эны Полины бился как бешеный и даже ранил ножом одного из патрульных, пока она рыдала и умоляла их отпустить. Когда, наконец, его скрутили и он уставился на них полным ненависти взглядом, Юлия как следует его рассмотрела. Красив, и правда. Ресницы, волосы, глаза — эне Полине было на что клюнуть, даром что обычно горожанки боялись степняков, как огня. — Ну что, Керех, расскажешь нам, кого ты убил?***
Эну Полину все же заключили под стражу. Кереха притащили на допрос. Вспышка ярости прошла, и он молчал. — Почему вы решили, что это — Керех? — удивился Александр Блок. — Керехом звали жертву, разве нет? — Мы так и должны были думать. Жертве изуродовали лицо и нарядили в приметную красную куртку, которую Керех демонстративно носил целый месяц. Я не удивлюсь, если Артемий опознал его именно по куртке. Степняк, куртка — вот и готов покойник. Все расследование она мозолила мне глаза, отвлекая на себя внимание. Пока до меня не дошло: незаметно исчезнуть в этом городе можно только если ты мертв. Живого кто-то видел, слышал, что-то знает или подозревает. А Керех планировал сбежать с возлюбленной: собрал денег, подгадал время, достаточное чтобы исчезновение эны Полины не показалось подозрительным, запутал следы. Но вот кого он убил и за что? Неужели нельзя было без этого обойтись? Керех не отвечал. Юлия пожала плечами и повернулась к Александру Блоку: — Думаю, проще будет допросить эну Полину. Немного жесткого воздействия — и она все расскажет. Керех нахмурился. И прежде чем Александр Блок возмутился, заговорил: — Не надо. Это все я сделал. Она — ничего. И обвинить ее не в чем. — Говори, — приказала Юлия. — Это был Нимх. Он был совсем хворый, жил один. Все ждали, когда его мать Бодхо заберет, никто не заметил, как он пропал. Керех горько улыбнулся разбитыми губами. — Нас никто не видит. Если ты не яркий, как красная куртка, не владеешь стадами и не правишь Бойнями — тебя никто никогда не заметит. А Полина меня увидела. — Так зачем ты убил Нимха? — Чтобы сбежать. Александр Блок нахмурился: — У тебя были деньги. Сел на поезд да уехал. Керех посмотрел на него, как на идиота: — Степнякам нельзя бежать из степи. Степняки должны почитать старших и наши традиции. А если степняки спорят, то семья должна вернуть беглеца в стадо, как дурного быка. — Ты мог поговорить со Старшиной Боен, — негромко сказала Юлия. — Он бы тебе помог. — Старшина не заметил, когда пропал Риттих. Мой брат хорошо выделывал шкуры, но торговать умел лучше. Он хотел жить в теплом каменном доме и иметь жену-горожанку, которую не заберут для обряда. Он так и сказал родителям и пытался уйти. Теперь его нет, как нет и Нимха. И никто не заметил: ни Старшина, ни степняки, ни мать Бодхо. Зато смерть Кереха заметили и позабыли о нем. Можно было бежать, не боясь, что нагонят и убьют вместе с Полиной. Юлия промолчала. Степные традиции и правда были жестокими. Уклад не прощал инаковости и не давал свободы: ее нужно было выгрызать зубами, вышибать кулаками, вместе с властью. Старшина Боен мог жениться на горожанке, покинуть город, учить детей чужой мудрости, и никто не сомневался в его праве. Обычному мяснику Кереху такого бы не позволили. Всякий должен был знать свое место. Красная нить, смотанная в клубок, посерела. Юлия не чувствовала удовлетворения, хотя должна была. А если бы она задержалась немного? Чуть дольше беседовала с Даниилом, перенесла бы допрос на утро? Было бы лучше? Александр Блок явно так не считал: — Ты должен был сообщить об убийстве своего брата, а не убивать сам. Ты совершил преступление в городе и будешь наказан по его законам. В камеру его! Эна Полина рассказала все, что знала, и ее отпустили домой. Александр Блок, подумав, решил не считать ее соучастницей: — Она ничего не сделала. — Но все знала. — Карают за действия, а не бездействие. Незачем ломать девчонке жизнь. Юлия грустно усмехнулась. Этого следовало ожидать от него. Домой она возвращалась глубокой ночью и, конечно же, не одна. — Вы прекрасно справились, эна Юлия, — подбадривал ее Александр Блок. — Убийца понесет заслуженное наказание. Откуда вы, кстати, узнали о его подружке? — Я потом все напишу в отчете, — вяло отозвалась Юлия, прикидывая, как бы по минимуму упомянуть в нем Даниила или не упоминать вовсе. Не хватало еще подставлять его под гнев коменданта за утаенные сведения. Интересно, разругались они с Артемием окончательно или давно уже помирились и дрыхнут в обнимку, не терзаясь совестью? Голос у Александра Блока стал сочувственный: — Не стоит жалеть его. Смерть бывает необходима, но не в его случае. Керех отнял чужую жизнь, чтобы закопаться в ил. Это обычная трусость. Юлия хмыкнула: — А вы трусов ненавидите? — Конечно. — А трусих? Он помолчал, обдумывая ответ. — Женщине позволено то, за что я мужчине руки не подам. Вы хотите в чем-то признаться, эна Юлия? — У меня не было времени или желания кого-то убить, эн комендант. — Я не об этом. Она посмотрела на него и поежилась от налетевшего холодного ветра. Александр Блок положил руку ей на плечо. — Вы замерзли, — мягко сказал он. — Если бы здесь было хоть одно приличное место, я пригласил бы вас выпить чаю и поговорить. Не хочу отпускать вас домой в таком подавленном настроении. — «Фактус» работает всю ночь. — Я сказал «приличное». Кабак с голыми девками — не то место, куда я повел бы даму. — Тем более что об этом назавтра будет говорить весь город. — Юлия рассмеялась. Мурашки от холода сменились на приятные. Ее слегка отпустило. Она же знала, что так будет. В этот раз она щелкнула ножницами, и Керех был обречен. Тем временем они уже дошли до «Невода». — Приличных заведений в городе нет, а вот приличные дома найдутся. Зайдете выпить чаю, эн комендант? Он внимательно на нее посмотрел. — В два часа ночи? Ваша репутация... — ...не пострадает. Завтра все будут говорить о пойманном убийце и несчастной Полине. — И вы не опасаетесь приглашать меня? — А мне стоит? Александр Блок укоризненно вздохнул. — Нет. Я — порядочный мужчина. Но мне кажется, вы снова надо мной смеетесь. Вам это нравится? Юлия не сдержала улыбки. — Ни в коем случае, эн комендант. — Александр. Мы сейчас не на службе. — Так вы зайдете? Его ответная улыбка была весьма обаятельной. — Зайду. И двери «Невода» распахнулись, чтобы сомкнуться за их спинами и скрыть от чужих глаз то немногое, что удавалось скрыть в этом городе.