The night is making us a little closer and I knew it from the start
На крыше так тихо, что даже жужжание пролетающего комара могло бы показаться рёвом самолёта. — Что-о? — протягивает Радж, первый отошедший от шока. Ну, хотя, как отошедший, скорее уж наоборот. — Так это ты, — как-то легко произносит Эстелла, не понимаю, что она хочет этим сказать. — Такого я не предполагал, — шокировано качает головой Крэйг. — А я, в некотором роде, подозревала что-то подобное, — замечает Зара. Не знаю, правда это или она просто в очередной раз пререкается с Крэйгом. — Ты лгал нам, — оливковые глаза Грейс наполнены слезами. — Всё время. В университете… Ты ведь во всех списках числишься, как Алистер Купер, разве нет? Алистер тяжело вздыхает. — Да. Когда я поступал в Хартфилд, то настоял на поддельных документах. Отец всё устроил, хотя и не одобрял этого. Мне не хотелось, чтобы люди воспринимали меня неотделимо от фамилии… Ты понимаешь? Грейс криво усмехается. Наверняка сожалеет, что сама до подобного финта ушами не додумалась — хотя, если я что-то и знаю об её знаменитой матери, так это то, что она бы такого точно не позволила. — Грейс, я… прости… я не хотел причинить тебе боль, — Алистер делает шаг в её сторону, но она отстраняется. Алистер вздыхает. — Никому из вас… Поверьте. — Так, постой, Малфой, — встревает Джейк, — ты — сын большого босса, который, вероятно, несёт ответственность за то, что с нами здесь происходит… — Джейк! — возмущается Лейла. — …и с чего бы нам доверять тебе? — он отмахивается от неё, как от назойливой мухи. — Может, он подослал тебя следить за нами? Может, он слышит, о чём мы сейчас говорим? — Нет. О, ради всего святого — я не шпион. Шон тяжело вздыхает: — Звучит довольно искренне, но… Но. Слишком много «но». — Это именно то, как ведут себя шпионы, — огрызается Джейк, — это, блин, буквально их работа! Потираю виски. Голова раскалывается. Всё, что могу сейчас — довериться интуиции… И немного здравому смыслу. Ведь, если очень, очень хорошо подумать, принять во внимание, что одно лишь упоминание Рурка вызывает у Алистера приступы ярости, если вспомнить, что он — такая же жертва обстоятельств, как и все мы, что ему ни на мгновение не было легче, чем остальным… — Я верю ему, — тихо говорю я ещё до того, как мысль окончательно формируется. — Правда? — ошарашенно произносит Алистер. — Серьёзно? — одновременно с ним выдыхает Джейк. — Я имею в виду, — сглатываю ком в горле, — это многое объясняет. И я бы ожидала от шпиона, чтобы он был, ну знаете, более… — Учтивым? — подсказывает Мишель. — Любопытным? — предполагает Зара. — Компетентным? — уточняет Эстелла. Трижды «да». Будь у Алистера хоть какой-то интерес в том, чтобы собрать какую-либо информацию о нас, его поведение отличалось бы коренным образом. Если бы шпионкой была я, то я была бы максимально любезна с каждым членом нашей группы, пыталась бы выведать подноготную любого из них всеми возможными способами. А Алистер делал всё, чтобы оттолкнуть нас от себя, и нередко вёл себя, как конченый мудак. — Достаточно, — Алистер хмурится, будто его мысли полностью совпадают с моими. — Но если ты не шпион, — голос Грейс звенит от невыплаканных слёз, — тогда что ты здесь делаешь? Зачем ты пробрался на самолёт? С губ Алистера срывается протяжный вздох, и он отворачивается от нас. — Всю свою жизнь, — говорит он очень тихо, но в звенящем молчании его прекрасно слышно, — я хотел одного. Его одобрения. Уважения. Хотел, чтобы он смотрел на меня с гордостью. Чтобы признал достойным наследником. Его почти никогда не было дома — одна деловая поездка за другой. Всё время был занят этим островом, курортом и своими исследовательскими проектами. В мой десятый день рождения он был в Киото, презентовал спроектированный им скоростной поезд. Вместо того, чтобы прийти на мой выпускной, он отправился в Москву на переговоры о трансевропейском торговом пути. Но мне всё казалось, что я могу впечатлить его. Если бы я мог достичь большего, просто пойдя по его стопам… Он бы понял, в конце концов, чего я стою. — Алистер… — голос Грейс дрожит: наверняка сейчас она понимает его, как никто другой. — Он обещал мне, что мы проведём это лето вместе. Что он начнёт обучать меня управлению его делами. Что он рассмотрит введение меня в долю. И, конечно, — в интонациях Алистера проскальзывает ярость, — конечно, он всё отменил. Как будто ничего и не планировал. Но это не самое худшее, — он выдыхает со свистом и поворачивается к нам; в тёплом освещении на крыше я могу разглядеть, как раздуваются его ноздри. — Хуже всего было узнать, что десять студентов из университета, в котором я учусь, были приглашены на его долбаный остров, когда он должен был быть здесь, в то время как я этой привилегии оказался лишён. — Рурк должен был быть здесь? — как бы между делом переспрашивает Шон. — Я написал ему письмо. Гневное. И, подумать только, получил в ответ приглашение присоединиться к вам. Как будто он сделал мне одолжение. Ну, а я не собирался пользоваться его подачками… Я хотел открытого столкновения. Хотел получить возможность высказать ему, что думаю и чувствую. И разорвать все отношения с этим проклятым семейством раз и навсегда. Я планировал сделать нечто ужасное, саботировать его работу, но во время того шторма… И после, в эти дни на острове… Я осознал, как был глуп. Мой отец… исчез. Предполагаю, его нет в живых. А я стою вот здесь, и, скорее всего, тоже скоро умру — а он так и не узнал, что я хотел ему сказать. Наступает гнетущее молчание. Почему я поссорилась с родителями? Второй раз за день задумываюсь об этом. Я ведь действительно была «девушкой из Аппалачей», как назвал меня Джейк. И родители считали, что лучше бы я ей оставалась. Они говорили, что поступление в университет — это слишком для дочери шахтёра и продавщицы в универмаге. Я же хотела большего. И они причинили мне столько боли, не желая признавать, что я способна на большее — чем бы оно ни было. Именно поэтому я в какой-то степени понимаю чувства Алистера. Понимаю — и даже разделяю их, хотя у нас всё наоборот, словно наши ситуации наизнанку вывернуты. Хотя память о том времени, когда я уехала из дома в первую же неделю летних каникул после первого курса, затуманена последующими событиями — и больше всего всем произошедшим на острове — но я всё ещё знаю, чего Алистеру сейчас не нужно. Нашего сочувствия. — Ты жалок, — фыркаю я. В своё время мне помогла подобная встряска от Диего, и идея воспользоваться его методами вдруг кажется очень удачной. — Марикета! — возмущённо шипит Куинн. — Она права, — пожимает плечами Алистер. — Я был жалок — всё это время пытаясь соответствовать его ожиданиям, вымаливая жалкие крохи его одобрения, как щенок, жаждущий внимания хозяина. Теперь я понимаю: он мне не нужен. Мне не нужно его уважение. И уж точно мне не нужна его фальшивая любовь! — Алистер, я понимаю, зачем ты ввязался в это путешествие, — тихонько произносит Куинни. — Но почему ты лгал нам после того, как мы приземлились? Почему не рассказал всей правды? — Я вам не доверял, — просто отвечает Алистер. — Я думал, если вы узнаете, кто я, то будете винить меня во всём, что произошло. Или того хуже — будете пытаться использовать моё родство с самим Рурком в личных целях. А потом, когда я понял, кто вы такие — каждый из вас — на самом деле, было уже… слишком поздно. Я уже солгал и думал, что, узнав правду, вы будете считать, что я был вовлечён во всё это безумие. И, как видите, не ошибся, — с грустью добавляет он. — Я хотел сказать вам. Действительно хотел. Но… — Так, не хочется мешать сеансу психотерапии, но кто-то, кроме меня, видит это? — внезапно вмешивается Эстелла, указывая пальцем в сторону джунглей. Из зарослей поднимается с полдюжины столбов белого дыма. — Наблюдатели, — настороженно произносит Крэйг. — Они больше не скрываются. Они готовятся к атаке, — добавляет Джейк. — К войне, — необыкновенно мягко поправляет его Эстелла. — Почему не напали до сих пор? — недоумевает Шон. — Полагаю, что заблокированные двери и окна их всё же смутили. Но кто знает, надолго ли их это сдержит? — задумчиво произношу я. Меня окутывает приятный, неожиданно прохладный для климата Ла-Уэрты ветерок, и весь конфликт с Алистером вдруг становится неважным. Пустяковым. Не стоящим и выеденного яйца. В конце концов, мы ведь пытаемся тут выжить — все вместе. Так что теперь нам следует быть сплочёнными, как никогда. — Нет смысла торчать здесь, — говорит Эстелла. — Спустимся в ресторан? Я голодна, как волчица. Под аккомпанемент одобрительного бормотания ребята ручейком стекаются к лифту. Оборачиваюсь к Алистеру, явно не планирующему идти со всеми, и понимаю, что он просто хочет побыть в одиночестве — кто мог бы винить его за подобное желание? Разумеется, никто сегодня не заморачивается готовкой — потому что никто, кроме Раджа, в принципе не заморачивается на эту тему, ну а сам он сегодня был занят другими вещами. Так что мы распаковываем найденные в холодильнике сосиски, вываливаем на стол — точнее, на сдвинутые столы — чипсы и печенье из шкафа, рассаживаемся и пытаемся есть. Сосиска не лезет в горло, а на чипсы с печеньем вообще смотреть не могу. С трудом пережёвывая пищу, отмечаю, что не только у меня отсутствует аппетит. Вместо ставшего уже привычным вида на залив глаза упираются в холодную сталь за окнами. Ощущение неправильности происходящего мешает даже думать. Хотя это, как раз-таки, нормально — ведь что в происходящем с нами вообще может казаться правильным? Атмосфера вокруг нас пропитана почти осязаемым ужасом; невольно вздрагиваю, видя в глазах друзей странное, неправильное предвкушение смерти, словно всё, чего им хочется — чтобы это закончилось поскорее. Хуже всего то, что я ощущаю то же самое… Зара, довольно беспечно переговаривающаяся с Раджем, подходит к бару ресторана и выуживает с полки бутылку с чем-то янтарным. Возвращается на место и кивает Раджу: — Эта штука должна быть достаточно крепкой. Читаю надпись на этикетке. Виски. Кто бы сомневался… — Ага, — кивает Радж. — И ещё надо найти ром. Мы, в конце концов, на тропическом острове. Пираты, ром, всё такое… — Ну нет, ром — для пляжа, — возражает Зара, — а если ты собираешься встретить смерть достойно, то лучше жрать вискарь. — Точно, но виски не сочетается с блю кюрасао, а мы должны выпить блю кюрасао, — разводит руками Радж, — потому что, знаешь, Наблюдатели же… у них кожа синяя. Не у всех, вообще-то. — Кстати, собиралась спросить об этом. Марикета, — Зара переводит на меня взгляд зелёно-карих глаз, — они похожи на чуваков из «Аватара»? — Ну нет, — отмахиваюсь я, — те были как… кошколюди, что ли. И такие лазурно-синие. А Наблюдатели — они, во-первых, зелёные и голубые, а во-вторых, похожи… Даже не знаю… На эдаких эльфов из деревьев. Как там их… дриад. Только обоих полов. — Эльфы из деревьев! — восторженно восклицает Радж. — Что ж, должно быть, в коктейль нужно будет добавить каких-нибудь трав. Как насчёт мяты? — Ну ладно, признавайтесь, что вы задумали? — не выдерживаю в конце концов. — Мы хотим сделать идеальный коктейль для грядущей ночи, — охотно делится Радж. — Что-то типа «Весёлая встреча невероятной гибели». — Тебе стоит хорошенько поразмыслить над названием, — фыркает Зара. — А по мне, звучит миленько. — Мы забаррикадировались в отеле, сделали всё, что могли, чтобы защититься — как теперь помешать Заре и Раджу изобретать коктейли? К тому же, думаю, здравого смысла не напиваться у них хватит. Хотя, бросив на ребят ещё один взгляд, понимаю, что может и не хватить. Но, в конце концов, я уже слишком хорошо знаю, что указывать Заре — себе дороже. А ещё поражает фантастический оптимизм Раджа. Такое ощущение, что для него даже возможность не дожить до рассвета — не повод превращаться в унылое дерьмо. Его бы отношение к жизни да всем остальным, тогда мы бы точно горы свернули!.. Вздохнув, перевожу взгляд на Крэйга, пытающегося разговорить мрачную Мишель. — Так что, Мишель, ты ведь умная? — произносит он. — А кто не умный по сравнению с тобой? — огрызается Мишель. Крэйг пропускает подколку мимо ушей. — Я просто хотел спросить, как ты считаешь — каковы наши шансы пережить это? Думаю, я мог бы перебороть врукопашную двоих-троих, но что, если у них есть мечи? Или, представляешь, если они будут нападать верхом на динозаврах? — Верхом на динозаврах, — эхом откликается Мишель, глядя сквозь Крэйга. — Слушай, я не имею ни малейшего понятия, каковы наши шансы. И никто этого не знает. Единственное, в чём я уверена — я не хочу умирать. — Никто из нас не хочет умирать, — возражает Крэйг. — Знаю. Но это было бы попросту… нечестно. Я так чудесно распланировала всю свою дальнейшую жизнь, а теперь получается, что могу никогда не прожить её. Я ведь собиралась закончить университет… Пройти стажировку в Нью-Йорке, потом стать известным кардиохирургом. Выйти замуж за… м-м… Какого-нибудь хорошего парня. Моя жизнь не может кончиться здесь. Не так. — Мишель, — мягко зову я. — Мы никогда не можем знать, что для нас готовит будущее. Почему бы тебе не попробовать жить настоящим? — Ты сейчас несерьёзно, да?! — Нет, совершенно серьёзно. Мы не знаем даже, чем для нас кончится эта ночь. Может, мы отобьёмся от Наблюдателей и сможем вернуться домой, а на следующий день после возвращения кому-то из нас упадёт кирпич на голову. И все планы всё равно пойдут прахом. Мишель изумлённо приоткрывает напомаженные губы. — Как ты можешь так говорить? — Мы никогда не знаем, в каком моменте нас поджидает смерть, — мрачно продолжаю я, вспоминая, как тонула, — поэтому жить лишь мыслями о будущем — глупо. Нужно наслаждаться каждым отведённым моментом… Потому что следующего может не быть. — Я просто не понимаю, — растерянно говорит Мишель, — тебе что, не о чем мечтать? Не к чему стремиться? Ты не сожалеешь ни о чём из того, чего не сделала? — Сожалею, — легко признаю я. — И в первую очередь сожалею, что не сказала тебе раньше, Мишель. До этой поездки я считала тебя отпетой стервой. А теперь ты одна из самых близких людей, которые у меня есть. И это произошло в настоящем, а не в твоём призрачном мире целей и мечтаний! Поднимаюсь со стула так резко, что он падает. Сказывается напряжение: эмоции бурлят фонтаном, и от желания наорать на кого-нибудь горло чешется. Нужно срочно проветриться, иначе реально сорвусь. Сталкиваюсь с Лейлой — рядом с ней летает дрон Ирис, и голограмма материализуется, когда я бросаю на дрон взгляд. — В глазах от вас двоится, — раздражённо бормочу я. — Похожи, как две капли воды. — Замираю: вот что изначально смутило меня в Ирис! — Что? — ошарашенно переспрашивает Лейла. — Неужели? — Ирис исчезает, и дрон облетает Лейлу со всех сторон. — Провожу анализ внешних данных, — сообщает голограмма, снова материализуясь. — Совпадение — восемьдесят пять процентов, что может быть расценено на уровне «похожи, словно родные сёстры». Возможно, мистер Рурк использовал Лейлу как прототип. — Меня? Это просто невозможно, — округляет глаза Лейла. — Скорее всего, он сделал это бессознательно, — утешает Ирис, — возможно, создавая меня, он ассоциировал меня с тобой. С твоим типом. Лейла пожимает плечами. Рурк использовал её как прототип? Если так, то… Действительно, какие отношения связывали Рурка и Лейлу? Совсем ничего не понимаю… Едва берусь за дверную ручку, меня окликает Грейс. — Марикета, можно с тобой поговорить? — просит она, догоняя меня. — Ну конечно, — стараюсь успокоить бушующий внутри ураган, когда мы выходим в коридор. — Это насчёт Алистера? — Хм… — Грейс мнётся. — Да, вообще-то. Я хотела сказать — я понимаю, почему все злятся на него. Он не должен был лгать. Это было неправильно. Но я… понимаю и его тоже. Понимаю, почему он так поступил. Понимаю, почему он чувствовал себя так, словно у него нет иного выхода. Ему сейчас должно быть очень плохо. — И это всё? — Знаешь… Я не самый общительный человек, и… на самом деле… Могу ошибаться, но в какой-то момент мне показалось, что он готов мне открыться. Как будто он приоткрыл свою раковину, и на мгновение я смогла увидеть его настоящим. — Он тебе нравится, — это только слепоглухонемой мог не заметить, да и то маловероятно. — Да, — просто соглашается Грейси, — а теперь, может, у меня больше и не будет шанса ему об этом сказать. — Так пойди и скажи сейчас. — Внезапно вспоминаю, что мне тоже следовало бы сказать кому-то что-то очень важное. — Ты так думаешь? — О, послушай, Грейс, — устало вздыхаю, — мы застряли на острове, полном ужасных существ, и армия синекожих воинов собирается вот-вот атаковать отель, в котором мы себя замуровали. Если может быть лучший момент, чтобы сказать парню о своих чувствах — я себе такого представить не могу. Запомни эту мысль, Марикета. — Да. Точно. Ты права. — Она несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает. — Грейс Тамара Холл, ты можешь сделать это! — она делает несколько шагов в сторону лифта, потом останавливается и поворачивается с самым растерянным выражением лица. — Нет, я не могу. — Бог мой, Грейс! Хватаю её за руку и тащу в лифт. Всю дорогу до крыши она молчит, вжавшись в стенку. Нервно стучу ногой по полу. Когда звоночек извещает нас о том, что мы прибыли, снова тяну её за собой, потому что Грейс, кажется, вознамерилась просто покататься туда-сюда. Алистер сидит на скамейке, и в первое мгновение я не понимаю, что происходит: рука у него окровавлена, а вокруг — россыпь осколков. — Алистер! — вскрикивает Грейс и бросается к нему, садясь рядом. — Грейс, что ты здесь де… — Что произошло? — не давая ему закончить, выпаливает Грейс. — Я… случайно разбил стакан. Раздавил его в руке. Так неудачно… — Позволь взглянуть. Я помогу… — Нет, Грейс! — Алистер вырывает из её рук кровоточащую ладонь. — Просто оставь меня в покое! Я сам справлюсь. — Но у тебя кровь… Нужно перевязать, — она растерянно оглядывается. Вздыхаю и отрываю от шторки у входа на крышу внушительный кусок ткани, подхожу к ребятам и протягиваю его. — Вот, держи. Грейс послушно забирает ткань и перевязывает ладонь Алистера, несмотря на его протесты. Он с досадой морщится. — Так лучше? — обеспокоенно спрашивает Грейс. — Возможно, немного, — ворчит он. — А теперь оставьте меня одного. Вы обе. — Подожди, я хотела… — Я сказал — уходи! Пожалуйста! — Слушай, засранец, — вмешиваюсь я, — хватит жалеть себя. Закрой рот и выслушай, что Грейс хочет тебе сказать. — Алистер моргает, в недоумении глядя на меня. Но молчит. — Грейс, продолжай, — даю ей знак говорить. Мари, ты грёбаный купидон. — Я только собиралась сказать тебе, Алистер, что чувствую на самом деле, — выпаливает она. — Ты далеко не самый дружелюбный человек, и я знаю, что для тебя очень сложно раскрыться перед кем-то, быть связанным с другими людьми, заводить друзей. — Мне не нужны друзья, — пожимает плечами Алистер, но замолкает под моим сердитым взглядом. — Это ложь, — Грейс злится. — Ясно, что твоя жизнь не сахар. И ты возвёл вокруг себя эти стены, чтобы быть под защитой от других. От тех, кто может причинить тебе боль — таких, как твой отец. — Что же заставляет тебя думать, что ты так хорошо меня понимаешь? — огрызается Алистер. Стукну его, если перебьёт ещё раз. — Ты что, до сих пор не понял? — Грейс поджимает губы. — Я ведь точно такая же. Моя мать беспокоится лишь о том, чтобы я во всём была лучшей, первой, вне зависимости от того, чего это будет стоить. Я чувствую это бремя на плечах, сколько себя помню. Всегда была круглой отличницей, получала престижные награды на научных конкурсах. Я проходила стажировку в её компании и показала себя с лучшей стороны. И всё-таки… — Этого никогда не было достаточно, — шёпотом заканчивает за неё Алистер. Ударить его больше не хочется. — Точно, — грустно улыбается Грейс. — Я даже подумать не мог… что у нас столько общего. — И я. Но в то же время — какая-то часть меня, в некотором странном смысле, это подозревала. Именно в этой поездке — с первой минуты в самолёте — я почувствовала некую связь с тобой. И вся эта неделя… Знаешь, наиболее значимым мне кажется именно то время, которое я провела рядом с тобой. Ты умный, интересный, и где-то глубоко внутри ты настоящий добряк. Разве что где-то реально очень глубоко. — Ты действительно меня понимаешь, — шепчет Алистер. — Ну конечно, глупыш, — улыбается Грейси и тянется к нему, оставляя на его отчаянно краснеющей щеке лёгкий поцелуй. — Ты нравишься мне. — А ты — мне. — Поскольку я вижу, что моя помощь больше не нужна, можно я уже пойду? — вздохнув, спрашиваю я у Грейс. То, что я стала свидетельницей этой сцены, смущает ужасно. Хочется поскорее отсюда сбежать. — Да, конечно, Мари. Спасибо. — Спасибо, — неожиданно откликается и Алистер. Не удерживаюсь и озорно подмигиваю этой парочке, прежде чем пересечь крышу и зайти в лифт. Спустившись в лобби, замечаю Джейка в баре, Эстеллу, взвешивающую в руке бейсбольную биту, Куинни, с задумчивым выражением лица разглядывающую потолок из одного из оставшихся массажных кресел и рассеянно поглаживающую устроившегося на её коленях Снежка, и Шона, придирчиво рассматривающего баррикаду. Диего развалился на своём любимом диванчике чуть поодаль. Видимо, сам же и настоял на том, чтобы его в баррикаду не сваливали. Плюхаюсь рядом с ним на диван, укладывая на его плечо голову и обхватывая худой торс рукой. — Ты как? — спрашиваю я, когда ладонь Диего ложится на мой затылок. У него такие непропорционально большие ладони — кажется, вся голова может в одной поместиться. — Ну, знаешь ли, — вздыхает Диего, — то туда, то сюда. Шарашит — пиздец. Словом, всё, как обычно. — Зато у тебя есть чипсы, — киваю на огромную миску по правую руку от него. — Самые лучшие, какие нашёл, малышка. Мы погружаемся в наше лёгкое молчание, восстанавливающее силы после этого безумного, невероятно долгого дня. — Так и будешь тут сидеть или в конце концов пойдёшь и сделаешь это? — заглянув мне в лицо и хитро прищурившись, спрашивает Диего. — Я? А что я должна сделать? — не красней не красней не кра… Поздно. — Ну-у… Знаешь… Хм… Первый шаг? — Какой ещё шаг, — голос резко садится. — О, только не притворяйся дурочкой, Мари. Я всё видел. Эти твои взгляды… То, как ты краснеешь… Ты знаешь, о чём я говорю. Напряжение между вами двумя с первого дня можно было ножом резать. — Я… — Краснею пуще прежнего; пылает уже не только лицо, но и шея, по-моему, даже плечи. — Я имею в виду, почему именно сейчас?.. Ведь, в конце концов, в первую очередь мы должны, знаешь ли, выжить? — Марикета, — поучительным тоном вещает Диего, покровительственно похлопывая меня по колену, — возможно, это наша последняя ночь на Земле. Когда, если не сейчас? Вдруг у тебя больше не будет возможности? Слабо усмехаюсь, вспоминая собственные слова, сказанные Грейси буквально вот только что. И кому я это говорила, а? Глубоко вздыхаю, прежде чем решиться — хотя на самом деле решилась уже давно. Гораздо раньше, чем готова себе признаться. — Ну, я пошла? — Диего только улыбается. Огибаю ряды кресел и подхожу к бару, где Джейк явно озабочен поисками чего-то горячительного. — Принцесса? Тебе чем-то помочь? — Чем занят? — беззаботно интересуюсь я, облокачиваясь на барную стойку. — Пытаюсь прикинуть, чего бы такого выпить, чтобы и не захмелеть, и напряжение снять, — простодушно отвечает Джейк. — А ты? — Ничем особенным, — отмахиваюсь с бравадой, которой на самом деле не ощущаю, — просто интересуюсь, не хочешь ли ты подняться в мою комнату, — и зачем-то уточняю, — со мной. — Джейк замирает, а я тараторю: — Ну, знаешь. Ты вроде… поговорить хотел. Я… Может… Момент подходящий, разве не так? Его взгляд насквозь прожигает. Не думаю, что хоть один мужчина когда-либо смотрел на меня вот так. Задерживаю дыхание в ожидании ответа — а внутри всё узлом скручивается, когда думаю о том, как Джейк целовал меня в коридоре несколько часов назад. И всё… Всё остальное, что между нами происходило: попытка поделиться воздухом, когда мы тонули. Тепло, разделённое у костра на скале. Прикосновения, все сказанные глупости, прощупывание почвы… Чёрт, да как я вообще выдержала целую грёбаную неделю?! — Да, — хрипло произносит Джейк, — да, хочу. Без слов беру его за руку и веду к лифту, и он идёт, словно загипнотизированный. Готова поклясться, что чувствую спиной одобрительный взгляд Диего, но это неважно. Двери лифта закрываются за мной и Джейком — и слова сказать не успеваю, как он прижимает меня к этим самым дверям. И хотя я позвала его не для разговоров, внезапно кажется, что я действительно должна сказать ему что-то очень важное — потом не до того будет, но — окунаюсь в обволакивающую синеву его глаз и моментально забываю обо всём. — Джейк, — за жужжанием лифта едва слышу собственный шёпот. — Марикета, — его приглушённый голос звучит вымученно, будто стон. И он целует меня. Жёстко, голодно, влажно и жарко. До боли в губах. Когда двери лифта открываются, мы едва не выпадаем на пол коридора, а я ни на секунду оторваться не могу — иду к номеру спиной вперёд, вцепившись в плечи Джейка. Его руки лихорадочно скользят по моей спине; у входа в номер он достаёт из заднего кармана моих шорт ключ-карту и вслепую открывает дверь. Зажимает меня между своим телом и стеной, целует ещё яростнее, прикусывает мою нижнюю губу, проводит горячим ртом по шее — выгибаюсь, прижимаясь животом к его эрекции. Его горячее дыхание пускает по телу мурашки, а сердце от возбуждения стучит где-то в горле. Стягиваю с Джейка футболку, отбрасывая в сторону; ни рук не хватает, ни времени, чтобы насладиться жаром его кожи в полной мере, исследовать ладонями обнажённую спину, плечи, грудь, живот; от прикосновений покалывает кончики пальцев. Джейк сжимает мою грудь через ткань, глухо стонет, прежде чем содрать эту чёртову майку и тоже куда-то швырнуть. Мои шорты падают к ногам, и Джейк приподнимает меня на руки — послушно сцепляю лодыжки за его поясницей — и ещё сильнее вжимает в стену; его губы пробегают по груди на стыке кожи и ткани бюстгальтера, он прикусывает сосок через кружево, будто током бьёт, — обнимаю крепче, чёрт возьми, ближе, быстрее, пожалуйста. Пальцы дрожат, пока пытаюсь справиться с треклятой пуговицей и ширинкой на его джинсах. А он легко расстёгивает бюстгальтер — плюс одна вещь где-то в недрах комнаты. Джейк выдыхает сквозь стиснутые зубы, когда я наконец-то обхватываю ладонью его член, горячий, гладкий, твёрдый; от нетерпения трясёт, как от лихорадки. Крыша едет, когда Джейк сдвигает ткань белья в сторону, касается легко, слишком легко, убеждаясь в том, что я готова. Никогда не была настолько готова, как сейчас. Его первый удар взрывается облегчением, наслаждением и с непривычки лёгкой, сладкой болью, почти мимолётной — подходим друг другу, как два кусочка пазла. А я знала об этом с самого начала, знала, хотела, ждала именно этого. Он замирает внутри, прежде чем начать двигаться, — рвано, точно — извиваюсь в его руках. Ловит ртом каждый мой стон — впечатываю кулак в стену сбоку от себя, своротив стоящую на комоде вазу. Подхватывает под ягодицы, сминает, сжимает крепче — пытаюсь развести бёдра ещё шире, прижаться ближе, чтобы чувствовать его глубже, ярче, да, сильнее, вот так. — Марикета, — стонет Джейк в паузах ритма, в котором член скользит внутри меня, по слогу на толчок, никогда не слышала своё имя так, — ты… такая… — Да-а, — не знаю, что именно он хочет сказать и какого ответа ждёт, но уверена: мы друг друга прекрасно понимаем. Ритм — безжалостнее, жёстче, каждый удар достигает цели, да, боже, ещё — вот сейчас — напряжение нарастает, достигает предела — кончаю — и кричу — бурно, сочно, протяжно и громко, и Джейк почти сразу следует за мной. Не знаю, как он вообще на ногах стоит: я бы точно упала, если бы не хваталась за его влажную от пота спину. У нас дыхание сбитое, тяжёлое, почти синхронное; смотрю на Джейка широко раскрытыми глазами, впитывая в себя его черты; дрожащими руками убираю с его лица влажные пряди, понимаю по взгляду, что мы ещё не закончили. Он всё ещё внутри. Всё ещё твёрдый. — Это грёбаный первый раунд, Принцесса, — Джейк проводит ладонями по моей спине, прижимая меня ещё ближе к себе. Целует снова, ставит на ноги — колени дрожат, всхлипываю, когда он выскальзывает из меня, по-прежнему так хочу его, что в глазах темнеет. Чёртов «первый раунд» не утолил голод, только распалил ещё сильнее. На этот раз мы не торопимся: Джейк тянет меня к постели, ни на мгновение не отпуская — приходится идти на носочках. Хотя мои глаза открыты, вижу только его, и мы неминуемо наталкиваемся сначала на журнальный столик, так что с него падает — и разбивается — графин с водой, а потом — на торшер, опрокидывающийся с жалобным звоном; мимо кровати — к окну, холод стекла под спиной — Джейк смеётся, вновь подхватывая меня на руки. Он усаживает меня на кровать, избавляет от белья — и сам неторопливо стягивает джинсы; задыхаюсь, впервые рассматривая его полностью обнажённое тело, от нового приступа желания заворачиваются пальцы на ногах. Мужчины не могут быть прекрасными — всегда думала, что это слово не подходит. Но Джейк… Помогите мне, боги, прекрасен — нет, этого слова было бы недостаточно. И он смотрит на меня так, словно я — какое-то удивительное чудо, словно видит меня впервые, словно думает о том же, о чём и я — а я думаю, что никого ещё так близко к себе не подпускала, а ведь это просто секс, всего лишь физиология, или что-то большее, не знаю, не хочу знать, позже об этом подумаю. Он укладывает меня на постель — в его прикосновениях столько же жадности, сколько в моих. Сколько времени упущено — пытаюсь запомнить его всеми возможными способами, не отрывая от него губ, взгляда, рук. И каждый стон, каждый выдох, каждое прикосновение и каждый поцелуй — что-то новое, неизведанное и настолько совершенное, что голова кружится. — Марикета, — говорит Джейк прежде, чем начать яростно втрахивать меня в кровать; он склоняется надо мной, а его пепельные волосы пахнут солнечным светом, — никогда и никого… не хотел так сильно, как тебя. Прямо сейчас вообще кажется, что в моей жизни не было других, кроме него. И я так сильно хочу его — совершенно точно так, как никого и никогда до этого момента. Сейчас есть только он. — Меньше слов, больше дела. Дважды повторять не приходится.* * *
Мы вдвоём выползаем из душа и валимся обратно на сбитую постель; ноги дрожат, но как же… хорошо. Джейк обнимает меня, когда я укладываю голову на его плечо. Что-то в прикосновении руки к обнажённой коже кажется смутно родным, будто домой вернулась. Ни столбы дыма, возвышающиеся над лесом, ни нависшая над нами угроза, ни всё пережитое больше никакой роли не играют. Кто бы мог подумать, что для веры в благополучный исход ситуации просто нужно было от души потрахаться? Хотя хватит уже себе-то врать. Дело не в сексе, а в Джейке. Если бы мы пришли к этому раньше… Пожалуй, я воспринимала бы выкрутасы Ла-Уэрты куда благосклоннее. Рассеянно оглядываю учинённый нами беспорядок. Осколки на полу, каким-то образом выдранная с карниза штора, шмотки по всему номеру. Класс. Стоило того. — Это было нечто особенное, — вытягиваюсь в струнку, когда ладонь Джейка скользит по моей спине. Он поворачивается, укладываясь набок напротив — наши глаза находятся на одном уровне, так близко, как будто мы — одно целое. Убираю с его щеки упавшую прядь влажных волос. — Ты — особенная, — тихо возражает он. — Эй… Не говори так, а то я решу, что мне всё приснилось. — Почему? — Ты обычно такой… Такой… — улыбаюсь, пытаясь подобрать нужные слова. Ты не производишь впечатления человека, способного такое произнести? Охотнее бы поверила, если бы ты сказал — всё было отлично, перепихон что надо? — Словом, кажется, что в твоей жизни нет места для сентиментальности, для… Для этого всего. — Что я могу сказать? Ты производишь такой невероятный эффект… Он проводит рукой по моей щеке, и я прижимаюсь губами к его большой ладони. Постепенно погружаюсь в дрёму — совсем ненадолго. Просыпаюсь от того, что Джейк смотрит на меня — обеспокоенно, будто вот оно, время для разговоров, настало, наконец-таки. — Думаешь, мы прорвёмся? — первой нарушаю затянувшееся молчание. — Мы сможем выбраться отсюда и вернуться домой? Джейк ложится на спину, уставившись в потолок. — Прорвёмся? Определённо, — кажется, он избегает смотреть мне в глаза. — Выберемся ли мы с острова? Надеюсь. Но одно я знаю точно — я никогда не вернусь домой. — Почему? — переворачиваюсь и заглядываю в его лицо, приподнявшись на локтях. Джейк смотрит на меня будто бы оценивающе, а после с его губ срывается продолжительный вздох. — Я в розыске. Стоит мне только ступить на землю Штатов, как меня тут же закуют в кандалы и отправят в тюрьму до конца моих дней. Нервно сглатываю, вспоминая о припрятанном в комоде досье. Вознаграждение — семьсот пятьдесят тысяч долларов. Хочу сказать ему, что знала об этом, но слова застревают в горле. Вместо этого с напускной беспечностью спрашиваю: — И что же ты такого натворил? Ограбил банк? Толкал наркотики? Ты ведь не лгал, когда говорил о службе. — Нет, про службу всё правда, от первого до последнего слова, — Джейк криво усмехается, словно понимая, что «первых» и «последних» слов на самом деле было совсем немного, чтобы кто-то мог сделать хоть приблизительно верные выводы. — Я поступил в военную академию в восемнадцать. Был долбаным лучшим пилотом, выпустившимся за последнее десятилетие. В академии… Там я познакомился с Майком. Мы… Мы были соседями по койке в казармах. Знаешь, я… Мне было легче наживать врагов, чем заводить друзей. И мы с Майком в этом были похожи. Хотя я был будто бы его тёмной стороной. Он был забавным и умным. И сдерживал все мои самые худшие порывы. Всегда старался отговорить меня от того, чтобы лезть в драку, и, когда у него не получалось — прикрывал мне спину. — Вы были очень близки, — тёплая улыбка Джейка завораживает так, что взгляда отвести не могу. — Он был моим лучшим другом. Я считал его братом. После академии нас распределили в одно подразделение, и два года мы были напарниками. Принцесса, это… Это было непередаваемо. Времена были, что надо… — Джейк замолкает, мрачнея. — И что произошло? — Наш отряд был в Афганистане. Довольно долгое время, и… Майк кое-что обнаружил. Наш командир, Рекс Лундгрен, был тем ещё мудаком, но ты знаешь, как бывает — он командир, он всегда прав, кто мы такие, чтобы обсуждать его приказы? Но Майк выяснил, что за Лундгреном были грешки посерьёзнее, чем запугивание подчинённых. Он направлял запросы на предоставление оружия, которое нам не было нужно, и продавал его тем, с кем мы сражались. От шока дышать забываю. — Когда Майк это узнал, мы приняли решение по возвращению доложить о его действиях. Но пока мы были там… Следующая же миссия обернулась грёбаной мясорубкой. Лундгрен знал об этом, отправляя нас туда. Нас подстрелили, когда мы были высоко в небе… Я успел катапультироваться… А Майк — нет. Кладу руку на плечо Джейка, глядя в его глаза. От его боли затапливает такая ярость, что свой голос узнаю с трудом. — Скажи, что ты отомстил, Джейк. — Я хотел, поверь, — жёстко говорит он, перехватывая мою ладонь и прижимая к своему лицу. — Я провёл неделю в пустыне, укрываясь от вражеских отрядов, и единственное, что поддерживало во мне жизнь — фантазии о том, как я придушу этого ублюдка. Но, когда я вернулся на базу, он ожидал меня. Вместе с военной полицией. Он… смонтировал записи переговоров, выставив Майка и меня предателями. Так что они пришли за мной. Я вмазал Лундгрену прямо в его блядскую рожу, выскочил в окно и бежал прочь, как от дьявола. И продолжаю бежать по сей день, прячась в Коста-Рике. — Джейк… — прижимаюсь лицом к его груди. — Боже, мне так жаль твоего друга. — Это до сих пор больно, — зарываясь пальцами в мои волосы, признаётся Джейк. — И я решил… что заслужил такой кары за то, что подпустил кого-то настолько близко к себе. Я не собирался допускать эту ошибку вновь. Не планировал больше, знаешь… открываться ни одной живой душе. Джейк переворачивается, обнимая меня крепче. Прижимается лбом к моему, заглядывая в глаза так, словно видит душу насквозь. У нас кончики носов соприкасаются, а от его дыхания становится щекотно. — Ну а потом я встретил тебя. — Джейк, я… Собираюсь сказать ему столько всего одновременно — мысли роятся в голове, не находя выхода, — когда вдруг он резко убирает руки и садится на постели. — Ты видела? — Видела что? — я тоже приподнимаюсь, садясь рядом с ним. — Мне показалось, что-то двигалось там, снаружи. — Арагорн, мы на семнадцатом этаже, — осторожно напоминаю я. — Знаю, поэтому я и… Одно из огромных окон разбивается, впуская в комнату ночной сквозняк… И запрыгивающего в неё со свисающей сверху верёвки предводителя Наблюдателей. От неожиданности вскрикиваю — Наблюдатель приземляется точно на ноги с удивительной грацией. Его золотистые глаза напряжённо смотрят на меня. Он медленно и осторожно, словно ожидает нападения, движется в сторону ниши, где расположена кровать. — Марикета, беги! — выкрикивает Джейк. Но мы оба знаем, что для этого уже слишком поздно. — Боже, просто… держись позади меня. Джейк вскакивает с постели, двигаясь навстречу нашему непрошеному гостю — обнажённый и совершенно безоружный. Наблюдатель совершает быстрое движение, пытаясь ударить Джейка с разворота, но он уворачивается. — Не сопротивляйся. Прими свою судьбу, — голос предводителя раздаётся в моей голове. — Если только ты не предложил нам обслуживание номеров, голубок, можешь проваливать! — в своей неповторимой манере бросает Джейк. Знаю, что произойдёт дальше. Откуда-то знаю — но помогите мне, небеса, не хочу, это было так. — Джейк! — надрывный крик царапает горло. Он бросается на Наблюдателя, сбивая того с ног. Они катятся по полу, усыпанному осколками разбитого окна, и тут раздаётся жуткий хлюпающий звук. Наблюдатель отстраняется, с каким-то удивлением разглядывая собственные окровавленные руки. Кровь кажется чёрной в свете растущей луны. А я отмечаю это лишь на периферии. Не могу отвести взгляда от Джейка. От растекающейся под ним густой тёмно-красной лужи. От пузырящейся на губах крови. От стремительно угасающих болезненно-синих глаз. От здоровенного куска стекла, торчащего из его груди. …мир останавливается.