***
На этот раз Диппер удостоверился, что сидит в самой крутой позе из возможных, — расслабленно и уверенно, — когда Билл вошел. Затем подумал, какого черта, и встал, когда тот подошел. Потом последовало прикосновение к локтю, и Диппер подался вперед для поцелуя. Легкого, невинного прикосновения губ к щеке, которое тут же и оборвалось. Билл ухмыльнулся своей треугольной ухмылкой, на которую Диппер ответил чем-то, что выглядело, насколько он знал, гораздо мягче и в сотню раз глупее. Но ничего с собой поделать не мог. Билл сказал, что это могло бы быть свидание, если это то, чего хочет Диппер. Диппер очень даже хотел, а значит, так тому и быть. Когда они сели, он потянулся через стол, накрывая пальцы Билла своими. Его кожа ощущалась, как обычная кожа, несмотря на чернила. Диппер заметил маленький скол на лаке на указательном пальце, и проблеск серого под ним заставил его хихикнуть. Он не смог остановиться, даже когда Билл глянул на него с вопросом: — Что? Диппер провел большим пальцем по сколу, затем снова, и снова. — Я все гадал, — начал объяснять он. — Есть ли у тебя краска под ногтями. — Есть. — Как? Билл по-птичьи склонил голову. — Большинство людей не хочет знать ответ, — сказал он. — Особенно после того, как задумается о возможных вариантах. Диппер продолжал посмеиваться, несмотря на брезгливость. — Ты выдрал их все, а потом попросил кого-то ввести краску в ногтевые ложа, пока они не отрасли обратно? — затем, после того, как Билл кивнул, воскликнул, — чувак! Это… ох, блин. Я даже не знаю, отвратительно это или же потрясно. Затем, немного подумав, спросил: — А на пальцах ног ты тоже такое сделал? — Только на руках, — ответил Билл. — Они долго заживали. Гидеон запретил делать что-либо еще. — Не то, чтобы я такое поощрял, — сказал Диппер, потому что он точно не собирался этого делать, — но это твое тело. Если тебе хочется делать с ним странные, отвратительные, болезненные вещи, я не понимаю, какое до этого может быть дело Гидеону. — Тогда, может быть, тебе следовало бы спросить об этом у него самого. — Билл уставился на него через стол, единственный глаз с узким зрачком впился в него так, словно Диппер — единственное цветное пятно в остальной безжизненной вселенной. Его пальцы все еще были накрыты рукой Диппера, не отвечая на прикосновение, но и не уходя от него.***
Их вторая попытка прошла гораздо более гладко, чем первая. Помимо держания за руки, Дипперу даже удалось убедить Билла попробовать круассан. Билл не был впечатлен — «На вкус, как прогорклое масло», — но Диппер подозревал, что отчасти его отвращение было напускным. Потом они бесцельно бродили по округе, смотря на просыпающийся город. Все еще держась за руки, как подростки, и Билл одаривал взглядом каждого, кто осмеливался косо посмотреть на них. Робби, подумал Диппер, был прав: люди действительно боялись Билла, давясь воздухом и бросаясь прочь всякий раз, как их взгляды пересекались. Эту мысль Диппер отложил до лучших времен. А пока они просто болтали, и былая скованность Билла растаяла без следа. На середине истории про Городскую Ратушу, когда Билл изобразил голос Бада Глифула в гнусавой, саркастичной манере, в голове Диппера что-то щелкнуло, и он расхохотался. Это выбило Билла из колеи, а Диппер заработал очередное грубое: «Что?». Билл не любил, когда над ним смеются, это Диппер уже начал понимать, так что поднял руки в примирительном жесте. — Дело не в тебе, — сказал он. — Ну, в смысле. Не совсем, просто… у меня в последнее время были странные сны. — Ага, «странные сны», хорошее начало. — Да не в этом смысле! — Диппер пихнул Билла в бок, легко и игриво. — В смысле, действительно странные сны. Я все время вижу, как разговариваю с одним из окон в доме дяди Стэна. — С одним из… окон? — Не знаю, бывал ли ты там… — Один или два раза. — Да, хорошо. В общем, Стэн вроде как был одержим Всевидящим Оком. Ну, знаешь, той пирамидой на купюрах? Короче, она по всему дому. — Может, твой дядя был из Иллюминатов? — предположил Билл. — Знаешь, я думал об этом, но что-то не похоже. Может, он хотел, чтобы люди так думали. Хорошо для бизнеса. В общем, смысл в том, что там повсюду эти треугольные витражи, и мне постоянно снится, что один из них говорит со мной. И у него еще почему-то такой раздражающий голос… — Я… погоди. Чего? — В смысле, это же сон, правильно? Так что я даже не знаю, откуда мне известно, что он раздражающий, и раздражающий ли он вообще. И тем не менее. То, что ты сейчас изобразил, напомнило мне о нем. — Пауза, затем, — извини. Но он снова захихикал. Не мог с собой ничего поделать. Билл не выглядел впечатленным рассказом Диппера, и ответ его прозвучал точно так же. — Так я напоминаю тебе «раздражающее окно» из твоих снов? — Окно не раздражающее, — сказал Диппер, потому что Билл выглядел обиженным, и он чувствовал, что должен пояснить. — Оно просто звучит раздражающе. Ну как… как Дэвид Линч под спидами. — Положение дел это не меняет, Сосна. Диппер рассмеялся снова, потому что все, он уже услышал это и теперь не сможет расслышать обратно. — Да, — сказал он. — Как-то так. — Сосенка… — «Сосенка»… — передразнил Диппер, говоря настолько гнусаво, насколько только мог. — Ох, блин,— сказал он. — Чувак, я только что осознал, что мое подсознание звучит прямо как ты, когда злишься. Это так тупо. Мне жаль. — Я больше никогда не буду с тобой разговаривать. — Билл выглядел так, будто хотел скрестить руки на груди и, фыркнув, отвернуться, но не мог, потому что Диппер все еще держал его за руку. Держал и не отпускал. — Оу, ну, не дуйся, — в этот раз он пустил в ход вторую руку, обнимая Билла за талию и притягивая ближе. — Прости. Мне кажется, у тебя красивый голос. Билл был слишком тонким у Диппера в руках. Слишком тонким, слишком теплым, слишком идеальным. Дипперу не хотелось отпускать его никогда. — Самый лучший. Ты мог бы посылать людей на верную смерть одним своим словом. Этим Диппер наконец заработал себе намек на ухмылку. — Мог бы, — сказал Билл. — И посылал. Затем он поднял другую свою руку, пальцами легко касаясь Дипперова предплечья, и все было идеально.***
К несчастью, Дипперу нужно было встретиться с адвокатом по поводу завещания дяди, а это значило, что он не мог провести весь день, дурачась с Биллом. Тем не менее, последний проводил его до офиса адвоката, возле которого они простояли слишком долго, держась за руки и смотря друг другу в глаза — или, скорее, в глаз — как больные влюбленные подростки. Когда Диппер потянулся к Биллу для прощального поцелуя, тот не отпрянул. Как раз наоборот — он приоткрыл рот. Совсем немного, достаточно для того, чтобы Диппер почувствовал острые зубы под своим языком. Как бы они ни затягивали прощание, оно состоялось, и Диппер не собирался ждать все утро. Так что он сказал: — Я свободен сегодня после обеда. Хочешь чем-нибудь заняться? — Да, — сказал Билл. Затем спросил, — чем, например? Если его голос и звучал ниже и как-то более робко, чем обычно, Диппер не заметил этого. Он был слишком зациклен на жарком, трепещущем чувстве от порядка, в котором Билл расположил свои ответы. Как будто Биллу было гораздо важнее, с кем он, чем то, что он делает. Конечно, пригласив его, Диппер вынужден был придумывать им занятие. Так что он ляпнул что-то про кино, хотя не имел ни малейшего представления о том, что там идет. Билл согласился с такой готовностью, что Дипперу захотелось поцеловать его снова. Что он и сделал, и это было так же крышесносно и восхитительно, как и в первый раз. — После обеда, — сказал Билл, мазнув дыханием по щеке Диппера. — Я буду ждать.***
Разговор с адвокатом не был таким же волнующим, как воспоминания о поцелуе с Биллом, поэтому Диппер провел большую часть времени, думая о последнем, а не слушая человека напротив. Большую часть Диппер знал точно так же хорошо, как пропасть между ним и Мэйбл. Он был, однако, удивлен, узнав, что Стэн Пайнс умер, никому ничего не задолжав, будь то физические или юридические лица. А потом осталось только обозначить размер Стэнова завещания. — Он… сколько? Адвокат повторил сумму. — Вау, — только и сказал Диппер. — Вау.***
После всего этого Диппер, предположительно, должен был позвонить сестре и сказать ей, что они, фактически, теперь сказочно богаты. Должен был, но не сделал этого, по большей части из-за того, что все еще злился. Деньги Стэна — теперь уже их деньги, полагал Диппер, — не были обналичены. Они существовали в виде вкладов, имущества и, ко всему прочему, зарегистрированных патентов, охватывающих сложную сеть компаний и трастов. Не уровень Нордвестов, но определенно достаточно для кого-то, кто, например, комфортно живет себе в хижине посреди леса. — Вау, Пайнс. Ты прямо живешь в мечте о покойном родственнике, — послышалось от Робби. Он был первым человеком, кого Диппер увидел, вывалившись из адвокатской конторы и добрых три часа прошатавшись по городу. Сегодня Робби был просто Робби, в своих обычных узкачах и потрепанной толстовке. Технически, он все еще работал, но по мелочи. Просто просматривал украшения для могил и продукты для бальзамирования, или чем там еще занимаются владельцы похоронного бюро, когда не утешают убитых горем клиентов. Сегодня Диппер был уже порядочно огорошен, чтобы беспокоиться о чем-то настолько мимолетном, как печаль. — Он был богат, чувак, — продолжал говорить он. — Богат. Он не понимал, с чего бы, в таком случае, Стэну жить в этом Орегонском днище и наеживать легковерных простачков. Или с чего бы ему оставлять все внучатым племяннице и племяннику, которых он едва знал. — Туристический бизнес — дело прибыльное, я полагаю, — сказал Робби. Он порылся в кипах бумаг на своем столе, внезапно вскочил с воплем «Ага!» и взмахнул листом бумаги. — Держи, чувак. Это было свидетельство о смерти Стэна. Диппер взглянул на него, гадая, почему он ничего не испытывает и должен ли он вообще испытывать хоть что-то. — Ты как? — спросил Робби. Когда Диппер поднял взгляд, он обнаружил, что его внимательно рассматривают из-под длиннющей черной челки. Диппер тяжело вздохнул. — Да,— сказал он. — Да, я… — и снова запнулся. — Диппер? Диппер моргнул, нахмурился, снова моргнул, начал было говорить, но затем передумал. — Нет. Нет, кажется, все нормально. — Чел, — сказал Робби. — Ты же знаешь, что это, вроде как, дофига важная бумажка у тебя в руках. Если там что-то не так, я должен знать. — Просто… — теперь, когда он начал говорить, Диппер не был уверен, помнит ли он точно. Но, — здесь сказано «Стэнфорд Пайнс». — Ну да…? — Робби, очевидно, не понимал, к чему он клонит. — Но это не Стэн,— он задумался на мгновенье, затем добавил, — В смысле, это он. Но это не тот Стэн. — Так было два Стэна? Звучало безумно, теперь, когда Диппер озвучил свою мысль, но он был уверен, что это правда. — Они были близнецами, — сказал он. — Стэнли и Стэнфорд. Мы называли Стэнфорда Пайнса «Дядя Форд». Он умер… — Диппер не смог закончить предложение, потому что внезапно для себя понял, что не знает. Он был уверен, что у него было два двоюродных деда, даже мог вспомнить обоих: Стэн в костюме и феске, Форд в длинном бежевом плаще. Они играли в Подземелья, Подземелья и Еще Больше Подземелий, и Форд показывал ему Хрен-Знамо-Сколькогранник, и… и это не могло быть правдой. — Дай-ка посмотрю, — сказал Робби, плюхнувшись в компьютерное кресло. Какое-то время он что-то печатал, но Диппер был слишком занят, думая о Принцессе Недотроге и одноглазом осьминоге с полным ртом маленьких треугольных зубов. В документе у Диппера в руках значилась причина смерти. Автомобильная авария, вероятно, вызванная переутомлением. — О, вот оно. Диппер оторвал взгляд от бумаги и посмотрел на Робби, который поворачивал монитор, чтобы показать, что он там откопал. — Стэнли Пайнс умер в автокатастрофе, еще во времена, когда гетры были в моде. — В… автокатастрофе? — Диппер посмотрел на свидетельство, затем снова на экран. — И… погоди. Когда? Нет, тут что-то не так. Даже если он перепутал двух Стэнов — а он не перепутал, он точно знал, что не перепутал, но даже если и так, — он же встречал их обоих. — Написано прямо тут, чел, — Робби указал на экран. Диппер наклонился, вчитываясь в текст. — Тут… тут что-то не так, — сказал Диппер. — Я знал дядю Форда. Я знал дядю Стэна. — Ну, судя по документам, ты их знать не мог, — сказал Робби. — Если, конечно, ты не старше, чем выглядишь. — На секунду он задумался. — Или ты никогда не видел их в одной комнате вместе. Диппер вдруг вспомнил отчетливо и ясно: темный подвал, яркий свет, удар в лицо. — Нет, — сказал он. — Я помню, как они дрались. Я… — внезапно в голову пришла мысль. — У дяди Форда было по шесть пальцев на руках. Робби щелкнул пальцами. — Точно, — сказал он. — Точно, я помню, ты говорил Глазастому. Ха. А я думал, ты просто пытался его подбодрить. — С чего бы? — спросил Диппер, хотя знал ответ даже прежде, чем Робби его озвучил. — Потому что у парня в моем холодильнике только десять пальцев. — Они были близнецами, — повторил Диппер. — Стэнли и Стэнфорд Пайнсы, из Гласс Шард Бич, штат Нью Джерси. У Стэнфорда было двенадцать пальцев. Оба они были живы, когда я приезжал сюда десять лет назад. Кроме того… — Диппер осекся, снова бросив взгляд на свидетельство. — Робби, — сказал он. — Я думаю… мне кажется, я что-то забыл. Что-то очень важное. В последнее время он часто испытывал подобное чувство. С тех самых пор, как вернулся в Гравити Фолз. Робби забрал свидетельство. На его лице снова было то самое выражение — участливое сочувствие, которое он надевал вместе с костюмом. — Давай-ка оно полежит у меня, — сказал он. — Я пригляжу за ним. Тебе нужно позвонить кому-то из своих. Они знают, что делать. — Они в круизе, — сказал Диппер. Посреди океана еще где-то на три месяца. Диппер сомневался, что они вообще знают о смерти Стэна. — Тогда сестре, — настаивал Робби. — Тебе нужно позвонить хоть кому-нибудь, чувак. Поверь мне, я профессионал. Диппер кивнул, чувствуя, как разом потяжелел телефон в кармане. — Да, — сказал он. — Хорошо, ладно. Спасибо, чел. — Да перестань. Это меньшее, что может сделать лидер Взрывающегося Кекса для парня, который дал название группе, не находишь? Несмотря на случившееся, Дипперу удалось рассмеяться.***
Он позвонил Мэйбл по пути от Робби, ну, или попытался позвонить. Он оставил два голосовых сообщения и одно текстовое, а затем из собственных невеселых мыслей его вырвал рев мотоцикла. Диппер не много знал о мотоциклах, зато очень даже много знал о парнях в кожаных штанах, которые на них ездят. По крайней мере, свое мнение о них ему составить удалось. В особенности, когда одного из них звали: — Билл? — Я устал ждать. Давай прокатимся. Затем, прежде чем Диппер успел ответить, прямо ему в живот прилетел мотоциклетный шлем. Он поймал его, больше всем телом, чем руками. Шлем был черным, стилизованное Всевидящее Око смотрело на него с верхушки. — Надевай, — сказал Билл. — Поехали. — Я… — Диппер хотел поехать с Биллом. А еще он хотел поговорить с сестрой. Хотел остаться и вспомнить, хотел уехать и забыть. Вообще-то, он еще помнил, как Билл рассказывал про две своих аварии за последние полгода. Диппер надел шлем.***
Билл гонял, как ненормальный, хотя сам он настаивал, что едет медленно и Дипперу просто надо расслабиться. У Диппера не получалось: едва оформившиеся воспоминания о падении вверх взрывались у него в голове тысячей приговоренных вселенных каждый раз, когда они сворачивали за угол. С другой стороны — с обеих, на самом деле, — был Билл и его тонкая, жесткая талия. Его живое тепло расположилось как раз между Дипперовых бедер. Диппер держался за него, как за спасительную соломинку, крепко зажмурившись и позволив чувству движения и скорости захватить его. Прочь от свидетельств о смерти и недостающих пальцев, прочь от потерянных близнецов и забытых воспоминаний. Прочь от Гравити Фолз, во всех смыслах, просто доверившись Биллу, какие бы там безумные приключения ни были у него запланированы. Так они оказались у смотровой площадки рядом с водопадом. У Диппера едва не подкосились ноги, стоило ему слезть с байка, а волосы превратились в свалявшийся, запутавшийся кошмар, когда он стащил шлем. Билл посмеялся над его видом, но Диппер тут же ему это простил, когда длинные черные пальцы разгладили его лохмы во что-то более-менее удобоваримое. Жест получился неожиданно трогательным, особенно для Билла, но у Диппера не было времени отрефлексировать это — Билл схватил его за руку, переплетая их пальцы достаточно крепко, чтобы причинить боль, и утянул на маленькую тропинку. Тропинка была едва заметной, скрытой от остальных обывателей. Билл откуда-то извлек свою трость и, несмотря на хромоту, практически бежал по тропе. Как будто он делал это тысячи раз до этого, протоптанный след так хорошо подходил под его походку, что Пайнс начал подозревать, что именно он его и проложил. Диппер, чьи ноги были короче, а выносливость в дикой природе — меньше, боролся с галькой и крутыми склонами. Он кучу раз терял равновесие, и каждый раз сильная черная рука подхватывала его, удерживая от падения. Когда они добрались до места назначения, у Диппера окончательно сбилось дыхание и бешено колотилось сердце, но стоило ему поднять взгляд, все желание жаловаться как ветром сдуло. — Вау, — сказал он. — Вау. Вид был невероятный: от сияющих брызг водопада, летящих, как россыпи блесток, до заплатки городка под ними. Лес расстилался темным ковром, и если бы Диппер напряг зрение, то смог бы разглядеть маленькую полянку в конце Гофер Роуд. Рядом обнаружился валун, низкий, гладкий и плоский, и Билл уже сидел на нем. Он выглядел, подумалось Дипперу, невероятно довольным собой: широкая и сияющая улыбка, длинные ноги вытянуты, руки наглейшим образом сложены на поднятой трости. Однако больная нога его дрожала, и Дипперу показалось, что он заметил легкий проблеск боли на дне ярко-голубого глаза. Он сел рядом с Биллом, соприкасаясь плечами и бедрами, и какое-то время они молча смотрели на город. Солнце приятно грело кожу Диппера, свежий, прохладный воздух пах озоном и древесным срубом. Все было идеально, и Билл был идеальным, в своей собственной, безумной манере. Притащил его в это место, где, как подозревал Диппер, до сегодняшнего дня никто, кроме Билла, не бывал. Тем не менее, в этой тишине мозги Диппера начинали закипать. — Ну, — внезапно сказал Билл. — Выкладывай. — Чего? — Не путай мое грубейшее пренебрежение человеческими невербальными сигналами с неспособностью их понимать, — сказал Билл. Он все еще усмехался куда-то вдаль, даже разговаривая с Диппером. С Диппером, который снова сидел в его слепой зоне, что, похоже, начинало входить у него в привычку. Билл продолжил: — Я довольно проницательный, а еще я давно наблюдаю за всем вашим видом, и потому знаю, что тебя, Диппер Пайнс, что-то беспокоит. Так что выкладывай. Не вынуждай меня влезать в твою голову и вытягивать информацию силой. Расскажешь сейчас — и это существенно облегчит нам обоим жизнь в дальнейшем, уж поверь мне. Его голос был таким… треугольным сегодня, что Диппер на мгновение вспомнил о своем недавнем сне. О том, как сидел в лесу, смотря на дерево, медленно сгорающее дотла. Зная, что, если слегка повернет голову, то увидит… — Это не имеет к тебе никакого отношения, — сказал Диппер как можно более мягко. — Это уже мне решать, — ответил Билл. — Ты бы удивился… — Пауза. — Ты удивишься. Рано или поздно. — Все из-за моего двоюродного деда, — сказал Диппер, затем добавил. — Все из-за этого города. — Ммм…? — потянул Билл, призывая продолжить. И Диппер рассказал ему. Все, начиная с того, что он помнил еще с тех пор, когда был здесь в первый раз, и заканчивая сегодняшней встречей с Робби. Каждую упущенную деталь, каждую едва оформившуюся мысль, как бы глупо она ни звучала, оформленная в слова. Билл просто слушал, молчаливым кивком призывая Диппера продолжать, когда его голос срывался. — Я уже не знаю, что и думать, — закончил Диппер. — Моя сестра… когда мы были маленькими, она постоянно рассказывала эти сумасшедшие истории про то наше лето здесь. Я имею в виду, действительно сумасшедшие. Например, она настаивала, что восьмой с половиной президент Соединенных Штатов прожил два века в ореховом леденце, а затем сделал ее конгрессвуман, когда она его освободила. — Квентин Трембли, — сказал Билл. — Откуда… откуда ты…? — Местная байка, — сказал Билл. — Городская легенда. — Оу, — это имело смысл. — Да. Так вот… я раньше верил ей, — продолжил Диппер. — Ну, или… подыгрывал, наверно? Мы болтали о том, как боролись с зомби с помощью караоке, или том разе, когда должны были вернуть ее парня-русалку в море. Она даже писала самой себе письма от имени «Русалдо», заталкивала в бутылку, а потом читала. Моя сестра, она… она замечательная, но… Диппер вздохнул. — Думаю, я вырос из всего этого к тому моменту, когда пошел в старшую школу. Я просто… мы уже не были детьми. Пришла пора взрослеть, — затем Диппер сказал вещь, которую никогда и никому не говорил, даже Мэйбл. — Мне кажется, она никогда не простит мне то, что я уехал. Мы все еще ссоримся из-за этого иногда, — на самом деле, это единственная вещь, из-за которой они ссорились. Билл долго молчал. Когда Диппер украдкой бросил на него взгляд, он увидел, как посерели кулаки Билла, сжавшиеся вокруг изгиба его трости, а брови сошлись, нахмуренные над повязкой. — Что, если, — начал Билл очень медленно, как будто каждое слово было кодом, который нужно было расшифровать сходу. — Что, если это правда? Все это? — Даже та часть про восьмого с половиной президента? — Особенно она. — Тогда моя сестра состоит в конгрессе и это, вроде как, ужасно? — Не уверен, что ваше правительство так работает, Сосенка. Снова это зудящее чувство, словно что-то трепыхается за его глазными яблоками. — Билл, — спросил он. — Почему ты зовешь меня «Сосенкой»? Это казалось важным. Важным по причине, которую Диппер не мог вспомнить. — Она была на твоей кепке. И настоящие имена имеют силу. Люди забывают об этом. — Я потерял ее давным-давно, — сказал Диппер. На подходе к Мосту Золотые Ворота, если быть точным. — Я знаю, — сказал Билл. — Но до этого ты всегда носил ее. Ты и твоя кепка, Робби и его толстовка, Гидеон со своей звездой… Символ для каждого, каждый для символа. Все это — один большой шифр, ты как никто должен понимать. — Я… я и не знал, что ты так долго пробыл здесь. Билл пожал плечами. — Ты еще много чего обо мне не знаешь. Пока что. Это ощущалось если не приглашением, то подсказкой на будущее точно. Диппер отложил эту мысль в воображаемый холодильник, придвигаясь чуть ближе к боку Билла. Спустя какое-то время он сказал: — Если все это правда… все то, что говорила моя сестра, я имею в виду. Если это правда, значит… значит, ничто в этом мире не работает так, как я думал. — Это плохо? Диппер раздумывал об этом, долго и обстоятельно. — Я… я не знаю, — сказал он, наконец. Это не тот ответ, подумалось ему, который он дал бы еще полжизни назад. — А ты хочешь узнать? Это странный вопрос для странного разговора, но Билл был теплым, вид — красивым, и здесь были только они вдвоем, сидящие над целым миром. Поэтому Диппер ответил: — У меня есть выбор? — Да, — сказал Билл. — На этот раз у тебя есть выбор. На этот раз, как будто были другие. Диппер задумался. Что бы он сделал, если бы решение пришлось принимать ему? Он помнил, как Билл сказал на днях, что нет знания без власти и власти, которой бы не воспользовались. Дипперу хотелось думать лучше о людях, хотелось думать лучше о самом себе, но, по правде говоря, он не был уверен. Если бы существовал какой-то секрет, сокрытый в самом сердце мира, если бы Диппер знал его, если бы это знание разрушило все, во что он когда-либо верил, если бы это навсегда отделило его от остального человечества… случись все это, как бы он поступил? Съел бы Запретный Плод и ушел в изгнание или остался бы в Райских Садах в блаженном неведении? Он сказал: — Если это правда, если мир действительно сошел с ума, значит, Мэйбл уже в курсе. И я не могу оставить ее одну со всем этим. Она моя сестра. В ответ на это пальцы Билла отпустили трость. Он растопырил их, пошевелил немного, а Дипперу вдруг показалось, что он смог его удивить. Он чувствовал странное самодовольство по этому поводу. — Сосна… — сказал Билл. Затем он вскинул руку, сильные пальцы стиснули подбородок Диппера достаточно сильно, чтобы причинить боль. Дипперу хватило времени только на то, чтобы удивиться, а затем его голову развернули и теперь уже Билл целовал его, ничуть не колеблясь, не жалея и не сомневаясь. Билл кусался, острые зубы вцепились в Дипперову губу, рваное дыхание полоснуло жаром по его щеке. Для человека, который никогда не ест, он был голоден: его трость со стуком упала на землю, когда он сжал обе руки на куртке Диппера, притягивая его ближе, затем толкая вниз, на камень. Диппер оперся на локти, когда Билл навис над ним. — Билл, — выдохнул Диппер между поцелуями. — Билл! — Что? — он практически прорычал это. Глаза Билла были плотно закрыты, а все тело напряжено до трясучки. — Чувак, ты в порядке? — не то чтобы он был против развлечься с горячим парнем в коже на фоне живописного пейзажа. Просто ему хотелось, чтобы этот самый горячий парень тоже не возражал. — Нам не нужно этого делать, если… — Заткнись, — Билл снова подался вперед, кусающийся, жарко дышащий. Диппер остановил его, положив одну руку Биллу на ключицу, в опасной близости от горла. — Эй, — сказал он. Он попытался поймать взгляд Билла, что оказалось сложной задачей, потому что Билл, кажется, всерьез заинтересовался скалой на дюйм вправо от Дипперовой головы. — Серьезно, чувак, — сказал он. Рука, лежащая у Билла на спине, расслабилась. Не исчезла, просто прикосновение стало мягче, превратилось в ласку. — Ты же хочешь этого, — сказал Билл. Он все еще не смотрел на Диппера, по-прежнему больше бормоча себе под нос, чем обращаясь к парню под ним. — Да, — сказал Диппер, потому что действительно хотел. — Но только если ты тоже этого хочешь. — Все не так просто. Диппер вздохнул, почувствовав, что не собирается предаваться плотским утехам на этой самой скале в этот самый момент, и сел. Билл не остановил его, просто сделал то же самое, настолько уйдя в себя, что с тем же успехом он мог находиться в другом измерении. Диппер сел рядом с ним, переплетя их пальцы и соприкасаясь лбами. Наконец, Билл сказал: — Не нужно тебе быть со мной. — Но я хочу этого, — и не солгал. Ни единым словом не солгал. — Это не… — Билл начал было ворчать, затем осекся. Под кожей заходили желваки, острые зубы впились в нижнюю губу. — Сам-то ты хочешь быть со мной? — это не тот вопрос, который хотелось бы задать Дипперу, на случай, если ответ окажется не таким, какой ему хотелось бы слышать. Но он знал, что именно поэтому должен был спросить. Билл огрызнулся: — Это тоже неважно! Диппер подумал, довольно отчетливо, что есть кто-то в прошлом Билла, кто прямо-таки жаждет встречи с его, Диппера, кулаком. А может, и не раз. Потому что вот он, Билл, с тенденцией к саморазрушению и замкнутостью, говорящий о человечестве так, будто не является его частью или не должен являться. Диппер не думал, что такие вещи просто появляются из ниоткуда, все и сразу. — Билл, — сказал он. — Я много чего не знаю, но я точно знаю, что когда дело доходит до чего-то подобного, есть только одна вещь, которая имеет значение. И это то, как мы заботимся о других людях. О наших семьях, наших друзьях. Да даже о прохожих с улицы. Вселенная может схлопнуться завтра, и это будет единственный секрет, единственная вещь, которая когда-либо имела значение. Все остальное — иллюзии и голограммы. Диппер чувствовал, как пальцы Билла сжимают и разжимают его собственные, видел его рот, открывающийся и закрывающийся. Наконец, Билл сказал: — Блять. На этот раз, когда он приблизился для поцелуя, Диппер его не остановил.***
Они спустились с холма через некоторое время после этого, все еще держась за руки. Билл оказался не таким ловким на спуске, как на подъеме, а на Диппера так и вовсе смотреть было страшно, но они помогали друг другу и старались идти медленнее, и в конечном итоге спустились без травм. Затем они вернулись в город, и на этот раз Дипперу даже удалось насладиться поездкой. Глаза все еще были плотно закрыты, руки цеплялись за талию Билла, но теперь в нем самом ощущалась большая перемена. Как будто туго закрученная пружина распрямилась на холме, и Диппер чувствовал себя лучше, чем дни, недели, даже годы назад. Что-то надвигалось. Он знал это, мог уловить в аромате озона в воздухе и в мурашках на своей коже. Но буря еще не разразилась — метеорит еще не приземлился, — и пока этого не случилось, были только он, Билл и мотоцикл, мчащийся на полной скорости через леса.***
Окончилось все в торговом центре. Билл, может, и не ел, зато Диппер умирал с голоду, так что прихватил ничем не примечательный бургер в ничем не примечательной забегаловке. Стоя в очереди, он потерял Билла из виду, но тот скоро вернулся, держа в руках два билета на перезапуск Уткотектива. Фильм был отвратным, но там были взрывы, и Диппер выяснил, что Билл если и не любит, то, как минимум, ничего не имеет против попкорна. Без масла и не соленого, но Диппер решил, что ему пойдет, и провел большую часть фильма, скармливая его Биллу между долгими, ленивыми поцелуями. К тому моменту, как пошли титры, они терлись носами и пылающими щеками в темноте, прикрыв глаза. Диппер был болезненно, невыносимо возбужден, так что когда он спросил: — Поехали ко мне? А Билл ответил: — Да. Это была лучшая новость за прошедшую неделю.***
Только с пятой попытки Дипперу удалось открыть дверь, и это было целиком и полностью виной Билла. Билла и его мягкого рта, острых зубов и проворных черных пальцев, задравших Дипперову рубашку и едва ощутимо скользящих по его животу. Если он не возьмет себя в руки, они рискуют потрахаться прямо на крыльце Хижины Тайн, и не то чтобы Диппер был совсем уж против этой затеи, но ночи посреди леса все еще были холодными, а у Диппера возникло внезапное, острое, непреодолимое желание выяснить точно, насколько далеко простираются Билловы татуировки. Диппер споткнулся на третьей ступеньке на чердак и обязательно приземлился бы на задницу, если бы не рука, обхватившая его за плечи. На него как будто ковш воды опрокинули — такой же, как у него на лбу, отметил его разум, изголодавшийся и затуманенный желанием, — и, когда его в очередной раз повело в сторону, шутливое настроение было далеко не единственной тому причиной. Куртка Диппера осталась у подножья лестницы, куртка Билла — уже на площадке. Затем они оказались на чердаке; Дипперова рубашка полетела в жуткое красное окно с глухим стуком, скоро за ней последовал Биллов галстук. Затем Диппер принялся за ярко-желтую рубашку, в приглушенном свете комнаты казавшуюся оранжевой. Потом было слишком много пуговиц, а потом… Чернота доходила до самого верха. Вообще, она покрывала плечи Билла, а дальше переходила в вытянутый узор из кирпичной кладки от ключиц и по всей груди. Диппер облизнулся. — Вау, — сказал он. Он прошелся пальцами вдоль узора, краем сознания удивляясь тому, что кожа под ними была всего лишь кожей, без борозд или рубцов. Он рассмеялся; Билл поднял бровь, а Диппер сказал: — Я почему-то думал, что они будут треугольными. Чтобы это не было ошибочно принято за критику, он закончил утверждение поцелуем, долгим и медленным; его руки пробежались вдоль черных линий и выпирающих косточек, снова и снова. — Но так мне даже больше нравится, — сказал он, отстранившись. Билл ухмыльнулся; один уголок его рта пополз вниз, как будто он пытался этого не делать и не мог удержаться, зубы снова впились в губу. Диппер лизнул их, просто потому что мог, а затем они оба ввалились в спальню, не отлипая друг от друга. — Баш на баш, — сказал Билл, руки которого прошлись по поросли у Диппера на груди, затем вниз по животу, пока не наткнулись на пуговицу на джинсах. У него был Этот Взгляд, Тот Самый Взгляд, который Диппер получал от каждого своего любовника. Диппер застонал. — Не-е-е-т, — сказал он. — Не говори этого. Не заставляй… — Настало время выяснить, — сказал он, — насколько же большая у тебя там Медведица. Диппер зарылся лицом в мягкий перекат Билловой шеи. — Я ненавижу тебя, — сказал он его коже, смеясь. — Ты отвратителен, и я тебя ненавижу. — Еще нет, — сказал Билл. Возня, легкий пинок, и вот уже его рука смыкается именно там, где Диппер и хотел. В ответ Диппер слегка прикусил кожу, едва мазнув зубами. На этот раз пришла очередь Билла стонать, сжимая руку, призывая продолжать и посылая волны жара через член Диппера. — Сильнее, — Билл откинул голову назад. Затем, когда Диппер попытался, огрызнулся, — я сказал сильнее — значит, сильнее. И Диппер укусил. После такого точно останется след, и ему едва не стало плохо за половину тех ударов сердца, которые понадобились Биллу, чтобы начать смеяться. Смеяться и вскидывать собственные бедра, притираясь через толстый слой кожи к Дипперову бедру. С обувью было сложнее всего. Не существует эротичного способа, думал Диппер, чтобы снять обувь. Стояло каменно, его член выглядывал из-под наполовину спущенных штанов и шлепался о ногу, пытающуюся стряхнуть кроссовки. Билл, в свою очередь, носил байкерские высокие ботинки со всеми вытекающими заклепками и молниями, которые были ужасны. Диппер упал на кровать за его спиной, пока он возился, руками прокладывая извилистый путь по бедрам Билла, расстегивая ремень, пуговицу и молнию. Билл оказался необрезанным, что на секунду удивило Диппера. Затем было два глухих удара резиновой подошвы об пол, и они перекатывались друг через друга на узкой кровати, стягивая Билловы штаны с узких бедер и дальше, по стройным ногам. Затем, вжух! Кусок кожи отправился в конец кровати, и Диппер обнаружил, что да, как и было обещано, ноги Билла такие же черные, как и руки, и еще более обширный кирпичный узор растянулся по бедрам, огибая задницу. Потом они лежали кожа к коже, тяжело дыша и слушая тяжелое сердцебиение друг друга. Теперь их разделял только один барьер. Диппер осторожно коснулся повязки, неуверенный, Тот это барьер или нет. Безумие на мгновение уступило место настороженности, пока Билл выискивал в его лице что-то… что-то. Что бы это ни было, он, кажется, нашел его, едва заметно кивнув. Кожа под повязкой была точно такой, какой Диппер ее запомнил, — мягкой и нетронутой. Странная маленькая впадина между щекой Билла и его бровью. Диппер провел пальцами по ней, а затем, когда Билл не сделал ничего, чтобы остановить его, поцеловал мягкую плоть. Билл под ним вздрогнул, пальцы болезненно сжались в волосах Диппера. Затем он подался вперед, приоткрыв рот в немой мольбе о поцелуе, и Диппер был более чем рад подчиниться. Билл снова застонал, изгибаясь на кровати, и Диппер прикусил его нижнюю губу до крови. Билл рассмеялся, дико и порывисто, как лесной пожар, его рука скользнула вниз между их телами, пока не обхватила их ноющие члены. Затем они оба притирались друг к другу, через жар, давление и слабый запах крови, и Диппер чувствовал, как что-то растет, что-то ослепительное, как новорожденная вселенная, где-то внутри него. Когда оно взорвалось, он откинул голову, загнанно дыша, и кончил яркой, поражающей вспышкой прямо на гладкую, мягкую кожу Билла. Когда их мир встал на место, все вокруг казалось мягким и размытым, с маниакальным смехом Билла на фоне. Его живот был весь заляпан, как и его рука, но он кончил, и Диппер кончил, и все встало на свои места, как только Диппер свернулся у него под боком, удовлетворенный и довольный, зарываясь носом куда-то Биллу за ухо. Руки Билла обнимали Диппера так же крепко, как он сам обнимал Билла, хотя последний никак не мог прекратить смеяться. Постепенно это же настроение передалось Дипперу, и он захихикал Биллу в шею, пока, наконец, не спросил: — Чего смешного? — Все это, — сказал Билл. — Секс. Секс всегда забавный. Губы Диппера сложились в улыбку. — Кажется, я должен быть оскорблен, — сказал он. — Не тупи, — сказал Билл. – Не ты же его изобрел. Диппер задохнулся в притворном негодовании. — Прошу прощения, — сказал он. — Тебе действительно хватает духу предполагать, что я, Диппер Пайнс, не Первый и Единственный Бог Секса? Билл притворился, что всерьез раздумывает над этим вопросом. — Ну-у-у-у, — сказал он. — Знаешь. Довольно сложно сказать. Нужно провести детальное расследование. Дипперу двадцать два и он только что кончил, но его член все равно дернулся. — Лучше тебе проводить его тщательно. — Очень тщательно. — Не хотелось бы пропустить ни одной улики. — Это было бы трагедией. Затем они снова рассмеялись, все еще голые, липкие, и все было в порядке с миром и всем, что в нем.***
Как он и обещал, Билл проводил свои расследования очень, очень тщательно. И на четвертый день, и на пятый. А на шестой Мэйбл Пайнс вернулась в Хижину Тайн, падающая звезда сорвалась с небес, и все вокруг охватил огонь.