***
Когда он проснулся, огромный голубой глаз вовсю рассматривал его, всего лишь в дюйме от его лица. — Ну ты и маньяк. Мышцы под глазом дернулись вверх, обнажая поистине акулий оскал. — Мне нравится смотреть, как ты спишь, — ответил Билл. — Обычно я не наблюдаю с этого ракурса. Это интересно. — Маньяяяяк, — все же он подался вперед, обнимая Билла за талию и перекатываясь с ним на узкой кровати. Билл не возражал, прикрыв глаза и блаженно улыбаясь, а кожа его светилась в золотистом свете утра. Было до смешного рано, но Диппер уже встал, и у него тоже встал, а Билл казался большим податливым клубком длинных черных конечностей и проворных пальцев. Им просто нужно было найти способ скоротать время. И именно в этот момент, самый идеальный и самый последний, Диппер осознал, что он, должно быть, влюблен.***
Хлопнувшая входная дверь стала для него сюрпризом. Билл все еще был в душе, так что Диппер вывалился из ванной, натягивая по дороге то немногое из своей одежды, что смог найти. Достаточно, впрочем, чтобы чувствовать себя более-менее презентабельно. Он никого не ждал, и тем более он не ждал свою сестру. — Та-да! — Мэйбл! Она все еще пахла как Мэйбл, даже под слоем модного парфюма и дорожной пыли с потом. Диппер обнял ее, такую осязаемую и настоящую, и это было так, будто он обнимал половинку своей души. — Я думал, тебя не будет до позднего вечера. — Я успела на ранний автобус, — сказала Мэйбл приглушенно в Дипперово плечо. — Я должна была добраться, бро-бро. Чтобы увидеть тебя! — Мэйбл, я… — Диппер так много хотел сказать ей, а теперь, когда она была здесь, он даже не знал, с чего начать. Но у Мэйбл, конечно же, было свое мнение на этот счет. Она отстранилась, все еще обнимая Диппера за плечи и соприкасаясь с ним лбами, изучая его сияющим, пронзительным взглядом. — Прежде всего! Свидание. Детали. Выкладывай. Последняя вещь, которую Диппер сказал Мэйбл, еще тогда, когда они поссорились. Это все казалось таким далеким, и Диппер знал, что улыбается как идиот, но ничего не мог с собой поделать. — Ну же, ну же, ну же, — требовала Мэйбл, — Не томи. Парень или девушка? Мы знакомы? Это же не Венди опять, нет? Нет, это не Венди, она в Гималаях. Тогда кто? Милашка, наверно? Как вы познакомились? Где… — Диппер расхохотался, громко, радостно и легко, убирая руки сестры со своих плеч и стараясь угомонить поток ее сознания. — Тише! — сказал он. — Тише! Он еще здесь. Принимает душ. — Он остался на ночь! — У Мейбл осталось два режима: ГРОМКО и ЕЩЕ ГРОМЧЕ. — Диппер! — Это переросло в восторженный визг, который Диппер пытался заглушить ее же руками, пока затаскивал сестру в дом. — Мэйбл, хватит, — смеялся он. — Не надо, ты спугнешь его. — Понадобится что-то более существенное, чтобы спугнуть меня, Сосенка. А затем, как по щелчку, Мэйбл стала очень, очень спокойной и очень, очень тихой, широко распахнув глаза. — Смотрите-ка, Звездочка. Давно не виделись. На мгновение Диппер подумал — понадеялся, — что Мэйбл отреагировала так из-за того, что Билл был, ну, Биллом. Стоял в проходе, с влажными волосами и в одном полотенце. Он был шикарен, и сердце Диппера пропустило пару ударов при одном взгляде на него. А затем Мэйбл сказала: — Билл Сайфер? Диппер было подумал, что это первый раз, когда он слышит, как кто-то произносит полное имя Билла. Он думал, что пацан в кафе называл Билла «мистером Сайфером» шутки ради, и может, это действительно было так, но не в том смысле, в котором думал Диппер. Второй мыслью Диппера было, что его сестра звучит разъяренно. — Ты спишь с Биллом Сайфером? Это с ним ты «встречаешься»? А может, не разъяренно. Скорее, напугано. — Мэйбл, я… — Диппер, как ты мог? Я… Нет. Погоди. Я точно знаю, как ты мог, а вот ты, — она развернулась к Биллу, указывая на него пальцем, — почему ты вообще здесь? Чье это тело? У кого ты его украл? — затем, обращаясь к кому-то в комнате. — Бесплотный дух? Кто бы ты ни был, я могу помочь тебе. Возьми что-нибудь. Что-нибудь маленькое. Ты можешь… — Мэйбл, что ты…? — начал Диппер, но Мэйбл не слушала, и Билл, как оказалось, тоже. — Тут никого нет, малая, — сказал он Мэйбл. — И никогда не было. Это клон, сделанный специально для меня. — Он похлопал себя по груди. — Не подыгрывай ей! — Огрызнулся Диппер. Никто не слушал. Он внезапно осознал, что только что не просто потерял нить разговора, он потерял нить своей жизни. Мэйбл сказала: — Что у тебя на уме на этот раз, Билл Сайфер? Что бы это ни было, я не допущу этого. Я не дам тебе заполучить моего брата! — Поздновато, — пробормотал Диппер. Затем, уже громче, добавил — Мэйбл, остановись. На этот раз она его услышала и повернулась к нему, не отрывая взгляда от Билла. Как будто он собирался наброситься на нее и атаковать в любой момент. — Нет, Диппер, послушай меня. Я знаю, что ты не помнишь, но ты должен мне верить. Билл — плохой выбор, Диппер. Отвратительный. — Мэйбл! — Диппер посмотрел на Билла, стараясь взглядом извиниться за поведение сестры. Но Билл не выглядел расстроенным, оскорбленным или злым. Он выглядел, скорее, довольным. Довольным и, наверно, смирившимся. Их взгляды встретились, и Билл улыбнулся. «Все нормально», — сказал он одними губами, и Диппер почувствовал облегчение. Мэйбл заметила. — Не смей, Билл Сайфер! Не в моем доме. В самом деле, это же и мой дом тоже, и я не хочу тебя в нем видеть! Ни сейчас, ни вчера, ни завтра. Так что выметайся! — Мэйбл! — Вон! Вон, ты, злобное, похищающее братьев, одноглазое Дорито! Силами Мэйбл заклинаю тебя! — она осенила его крестом, как на сеансе экзорцизма. — Мэйбл! — сказал Диппер. — Мэйбл, мы иудаисты. И еще: перестань пытаться изгнать моего парня! — Он не твой парень, Диппер. Он демон! Подлый, раздражающий, треугольный демон. Билл закатил глаз. — Могу я хотя бы одеться сначала? — Нет! Пошел вон! — Билл, — сказал Диппер, — тебе не нужно… — Все в порядке. Твоя сестра разнесет что-нибудь, если я не уйду. — он сделал всего два шага, прежде чем Мэйбл зашипела на него разъяренной кошкой. — Не подходи! Не подходи, демон! — Мэйбл, — сказал Диппер. — Мэйбл, ты загораживаешь дверь. Он не может выйти, пока ты загораживаешь дверь, — он все гадал, когда же целый мир успел поехать крышей. Все же было хорошо вчера, правильно? Хорошо и просто. Ему удалось оттащить Мэйбл от двери, уведя ее на кухню. Она попыталась утащить Диппера с собой, умоляя его держаться подальше от Билла, но с него уже было достаточно. Он злился на нее. Злился, и совсем немного переживал. — Понятия не имею, что на нее нашло, — сказал он Биллу на крыльце. Билл решил одеться прямо здесь и сейчас, совершенно не переживая о том, что стоит голый посреди леса. Не то чтобы ему было, чего стесняться. — Не волнуйся об этом, — сказал Билл. — Все нормально. — Это не нормально, — сказал Диппер. — Она не должна была говорить тебе такое, — никто не должен, подумал Диппер. И его сестра — в первую очередь. Билл только пожал плечами. — Она не так уж не права, — сказал он, надевая рубашку. Диппер помогал ему с пуговицами. — Ага, — сказал он. — В том, что ты злобное демоническое Дорито в краденом клонированном теле? — он сказал это в шутку, правда, но зудящее чувство возникло снова. — Ну, — сказал Билл, — мы можем устроить целый философский диспут об одном только значении слова «злобный», тело я не крал, а ту часть про «Дорито» и вовсе нахожу оскорбительной, но, в общих чертах, да. — Ладно. И ты не упоминал об этом раньше, потому что…? — пуговицы застегнуты, настала очередь галстука. Билл не протестовал, и Дипперу показалось, что он наслаждается таким вниманием. — Ну, я был очень заинтересован в том, чтобы окрутить тебя, и подумал, что если ты узнаешь, что я в тайне являюсь межпространственным многоугольником, запертым в фальшивом теле, то закономерно взбесишься. Я в курсе, что это эгоистично, как ни посмотри, и в какой-то степени неэтично, но, эй. В этом все демоны. О, и еще? Диппер едва успел что-то сказать, как Билл подался вперед. Ладно, может, Диппер и поверил, что Билл демон, по крайней мере, пока он так целовался. С этими своими губами, и языком, и зубами, и руками. Вопль Мэйбл «Диппер, нет!» эхом пронесся через дверь. И Диппера совсем не волновало, что Билл какой-то там злобный урок геометрии, пока он продолжал вытворять такое своим языком. Такое, что заставляло его сердце трепетать, низ живота скручиваться, а… А затем руки зарылись в волосы Диппера, поцелуи опустились на подбородок, зубы игриво прихватили мягкую кожу за ухом. И голос Билла на выдохе прошептал: — И еще потому, что за нами постоянно следят. Прежде, чем Диппер успел отреагировать, Билл отстранился. Он выхватил куртку у потрясенного Пайнса, перебросил через плечо и поспешил откланяться. — Увидимся, Мэйбл, — прокричал он, махнув ей из-за плеча. — Катись в ад, Билл! Билл все еще смеялся, когда надевал шлем, а затем повернулся к Дипперу, чтобы послать на прощание воздушный поцелуй. При виде этого Мэйбл издала полный отвращения звук, и злость, скручивавшая внутренности Диппера в комок, наконец, прорвалась наружу. Он подождал, пока Билл уедет, растворится на своем байке вниз по дороге. Сумки Мэйбл все еще стояли на крыльце, и Диппер поднял их, очень осторожно. Затем он зашел в дом, тоже очень осторожно, и опустил сумки прямо у двери. И все это очень осторожно. Так же, как Мэйбл смотрела на него с дивана. Так же, как он сел рядом с ней. Так же, как повисло между ними молчание, и так же, как Диппер нарушил его: — Так ты собираешься рассказать мне, что это только что было? — он был очень, очень горд тем, как прозвучал его голос. — Я уже все сказала. Диппер глубоко вздохнул, затем еще раз. Потом сказал: — Как насчет того, чтобы в этот раз говорить на языке Диппера, а не на языке Мэйбл? — у них уже был спор по этому поводу. Тогда они пришли именно к этому. — Диппер… — Просто…! — нет, слишком грубо, слишком резко. Диппер смягчился. Это его сестра. Он любит ее, всегда любил. Что бы он ни чувствовал сегодня, это пройдет. — Просто… помоги мне, Мэйбл. Пауза, вздох, затем: — Билл был здесь, когда мы приезжали в последний раз. Я не удивлена, что ты не помнишь его. Он выглядит… иначе. — Что он сделал, — спросил Диппер, — что ты все еще ненавидишь его десять лет спустя? — Это… это сложно объяснить, — сказала Мэйбл. — А ты попробуй. — Он… он измывался над тобой. Я думаю… у тебя было что-то, что он хотел получить. Там было что-то вроде… конфликта. С нашей семьей. Он отыгрался на тебе. Сильно. Я… не знаю, помнишь ли ты, как я устроила кукольное представление? — Немного. — А помнишь, как чувствовал себя после него? —… да уж, — это было так давно, но Диппер помнил. Измученный, задыхающийся от боли, покрытый невесть откуда взявшимися синяками и ранами. — Это… это был Билл, — сказала Мэйбл. — Мне жаль, Диппер. — Он знал, что это так, слышал, как разрывается ее сердце. — Поэтому ты ненавидишь его? — Он не хороший… не хорошая личность. — Я знаю, — сказал Диппер, потому что, ну, он же не идиот. Затем он добавил, — почему я ничего из этого не помню? — Я не знаю, как ты хочешь, чтобы я ответила на этот вопрос. Будучи еще мальчишкой, Диппер иногда думал, что его Мэйбл подменили по пути из Гравити Фолз. Что где-то далеко его сестра сидит, ошарашенная и злая, рядом с Диппером, который болтает о демонах, и магии, и монстрах. Он уже очень, очень давно так не думал. Он был на все сто уверен, что узнал бы, если бы Мэйбл не была его Мэйбл, так же, как и она отличила бы чужого Диппера от своего. Он положил руки на колени вверх ладонями. Мэйбл, не раздумывая, вложила в них свои ладони. — Как вы двое встретились? — спросила она. — Он работает на Гидеона… — Диппер почувствовал, как его сестра дернулась, но не сказала ничего, — и дружит с Робби. Я встретил его той ночью вместе с Тэмбри. А на следующее утро он купил мне кофе. А потом и на утро после того. Продолжал оставлять для меня криптограммы на стаканчиках. Я провел с ним большую часть последней недели. — Ты… ты его…? — Да, — сказал Диппер, потому что знал, как закончится вопрос, и знал на него ответ. — Его нелегко любить. Очень. Большинство людей, кажется, боится его. Полагаю, на то есть причины, более веские, чем глаз или зубы. Пасифика с Гидеоном намекали на дурное прошлое. — Множество маленьких кусочков постепенно складывались в единый паззл. Мэйбл все выслушала, ее рука все еще ощущалась успокаивающим теплом в его собственной. Наконец, она сказала: — Мне это не нравится. Но если он делает тебя счастливым… — Он делает. — … тогда я попробую. Но если он разобьет тебе сердце, я его прикончу, — она накрыла их переплетенные пальцы другой рукой, и когда Диппер посмотрел на нее, ее глаза ярко сияли. — Я правда скучал по тебе, сестренка, — сказал он. — И я по тебе, бро-бро. А потом были не-такие-уж-неловкие близняшки-обнимашки, и Дипперу хотелось, чтобы это никогда не прекращалось.***
Спустя час: — О, да! Совсем забыл. Надеюсь, ты не планировала работать всю оставшуюся жизнь, потому что мы теперь сказочно богаты.***
Остаток утра они осматривали дом. Мэйбл плакала так, как Диппер ни в жизни не смог бы, и он полагал, что это нормально. В частности, когда они нашли фотографии и сувениры с тех времен, когда они были здесь в последний раз. Блестящую наживку для рыбы, коробку изжеванных ручек, носочные куклы в виде самих себя. С последними они провозились добрых пятнадцать минут. Диппер играл за Мэйбл, а Мэйбл за Диппера, сидя на полу чердака, используя подоконник с его приглушенно-красным освещением как импровизированную сцену. Мэйбл рассказывала свои истории: как они убегали от толпы крошечных гномов, а затем и от механического озерного монстра, и они оба хохотали до слез. Только теперь Диппер осознал, лежа на старом чердачном полу, купаясь в красном сиянии застывшего стеклянного Ока над ними, как же он скучал по своей двойняшке. Даже если он не в восторге от обстоятельств, которые снова свели их, он рад, что они вместе. Пусть и совсем ненадолго. Где-то ближе к полудню снаружи остановилась машина — сияющий алый Ягуар, и когда из него вышла Пасифика, визг Мэйбл едва не расколотил все окна. Девушки провели день, болтая внизу. Мэйбл расстроилась из-за Гидеона, но не так явно, как при брате. Ожидая такой реакции, Пасифика привезла букет-извинение, цветы в котором были сделаны из маленьких рулонов эксклюзивных дизайнерских тканей. — Для твоих занятий, — сказала она, вручая его. — Если тут есть что-то, что тебе действительно нравится, могу достать больше. — Да ты издеваешься? — Мэйбл была в своем репертуаре. — Они все мне нравятся! Из них получится прелестная юбка. Спасибо тебе большое! Диппер оставил их для дальнейшего воссоединения, Мэйбл повисла на шее Пасифики так, как будто ни за что не собиралась ее отпускать, а Пасифика металась между попытками сохранить достоинство и ответить на такой жест признательности. Десять лет, подумал Диппер, а порой кажется, что они никогда и не уезжали.***
— Ты же не собираешься надеть это, правда же? Еще один день, еще одно приглашение на ужин от Нордвестов-Глифулов. Правда, на этот раз Дипперу пришлось разбираться еще и с сестрой. Надо отдать ей должное: Мэйбл и правда выглядела шикарно в винтажном платье в стиле восьмидесятых, перешитого из старой одежды ее собственной модной маркой. Диппер предположил, что это лишь вопрос времени, и он будет подниматься по улице в Сан-Франциско, смотря на девчонок, одетых в одежду из дома моды его сестры. К несчастью, все отмеренное им двоим чувство стиля досталось ей. Он оглядел собственную одежду: все тот же комплект джинсы-футболка-куртка, который он носил с тех пор, как приехал. — А что? Мэйбл только закатила глаза. — Диииппер, — сказала она. — Как парни вообще встречаются с тобой? Ладно, у женщин заниженные ожидания… — Эй! — … но серьезно. В смысле, посмотри на Билла. По крайней мере, он всегда знал, как подбирать аксессуары. — Не моя вина, что горячие ребята западают на мой безграничный интеллект и обезоруживающие остроумие, — сказал Диппер, чем заработал пренебрежительный смешок от сестры. — Ты безнадежен, — сказала она. — Пошли. Затем она вытащила его из дома. Диппер задумался: что это говорит о нем, если все, кого он любит, имеют привычку таскать его за ручку в зданиях и вне их?***
По правде говоря, Диппер переживал по поводу реакции Мэйбл на Гидеона. Последнее, чего он хотел, — с позором быть выдворенным из Поместья Нордвестов, если Мэйбл что-нибудь учудит. Но его опасения не оправдались, и Мэйбл, кроме некоторой холодности, в целом вела себя достойно. Ужин был восхитителен, как и ожидалось, и разговор тек легко и непринужденно: по большей части из-за Пасифики, которая допрашивала Мэйбл о ее жизни за границей. Пока они были поглощены разговором, Гидеон повернулся к Дипперу и спросил: — У вас была возможность обсудить мое предложение? Предложение по поводу дома дяди, точно. Диппер и забыл о нем со всем этим. Так что он признался, что нет, а Гидеон только пожал плечами. — Не к спеху. Оно всегда в силе, — затем, резко сменив тему. — А как дела с Биллом? — Эм, — Диппер все еще не был уверен в том, что ответить, но выражение лица Гидеона было вежливым и любопытным, без намека на неодобрение или осуждение. Поэтому Диппер позволил себе слегка улыбнуться и сказал: — Прекрасно. Правда… правда прекрасно. Он замечательный, — он был совершенно точно уверен, что покраснел, и попытался скрыть это за слишком большим глотком вина. Гидеон только рассмеялся, хлопнув Диппера по спине. — Чудно, чудно, — сказал он. — Я рад за вас обоих. Он передавал свои извинение за сегодняшний вечер, между прочим. Мы приглашали его, но у него оказались другие дела. — У кого? — спросила Пасифика, повернувшись, чтобы присоединиться к разговору. А потом сама же ответила на свой вопрос. — О, Билл? — Она снова обернулась к Мэйбл. — Он постоянно говорит о твоем брате, ты знаешь. Это так умилительно. — УБиллительно, — поправила Мэйбл, как будто нельзя было обойтись без этого. Девчонки рассмеялись, Диппер покраснел, и часть его почти смогла поверить в то, что все будет хорошо.***
После ужина принесли еще напитки, затем был покер. Мэйбл была за рулем, а потому не пила. Так что она обобрала их всех до нитки, пока Дипперу подливала виски — из всех людей — Пасифика. Через какое-то время они потеряли Мэйбл и Гидеона из виду, и Диппер забеспокоился, но Пасифика положила руку ему на плечо и сказала: — Все в порядке. Он просто хочет перед ней извиниться. За то, как все получилось, когда мы были детьми. — Оу, — сказал Диппер, — я… полагаю, я не так уж много помню о тех событиях. Пасифика только пожала плечами. — Это было так давно. Кто помнит все, что делал в двенадцать, правильно? — Моя сестра, по всей видимости. Губы Пасифики расплылись в усмешке. — Позволь перефразировать: кто захочет помнить все, что делал в двенадцать? Диппер рассмеялся, но она продолжила более серьезным тоном: — Господь свидетель, я была не лучшим человеком из всех в этом возрасте. И я сделала Мэйбл много плохого. Каждый день я благодарю небо за то, что она простила меня, и я надеюсь, что она сможет простить и Гидеона тоже. Диппер кивнул. Они сидели в чем-то вроде библиотеки, огромные окна в которой давали прекрасный обзор на лес и городок. Это напомнило Дипперу о прогулке с Биллом, и он почувствовал слабый укол тоски, руки все еще болели от давления чернильно-черных пальцев. — Забавно, — сказал он, — все, с кем я провожу время с тех пор, как приехал, — мы ведь раньше ненавидели друг друга. Теперь же, что бы ни случилось в прошлом, оно кажется таким незначительным. — Люди меняются, — сказала Пасифика. — Я была уверена, что это часть того самого «взросления», — она изобразила кавычки в воздухе, говоря так, словно никогда не слышала этого слова. — О котором ходит так много слухов. Диппер притворно содрогнулся. — Какое, должно быть, страшное проклятие. — Я слышала, рано или поздно оно поражает всех. — Как насчет того, — предложил Диппер, — чтобы соврать и притвориться, что мы уже заражены? В ответ раздался элегантный смех, похожий на перезвон маленького серебряного колокольчика. — Аминь, — сказала Пасифика, поднимая стакан. Диппер повторил жест. Затем они выпили, и виски на вкус казался похожим на плавленое золото и горящий лес.***
Ночью пошел дождь из кубитов. Он был один в доме, проносясь мимо заколоченных дверей и безжизненных серебряных окон. Пока, наконец, не достиг чердака и заметил свечение над лесом. Мерцающие голубые блики миллиона квантовых вероятностей, оседающие вниз холодными тлеющими угольками. Он выбежал наружу так быстро, как только смог. Прыгая и спотыкаясь на лестнице, отчаянно боясь того, что странное явление закончится до того, как он сможет рассмотреть его. Оно не закончилось, и когда он вырвался наружу, он рассмеялся, раскинув руки, чувствуя, как неопределенность оседает у него на коже. Маленькие холодные голубые светлячки, щекочущие его руки, щеки и губы. Высоко вверху огромная золотая луна превратилась в глаз, приподнятый в улыбке. В кубитах таилось послание. Он знал это, продолжая кружиться на траве. Та же схема, повторяющаяся снова, и снова, и снова. Он знал, как мог знать кто угодно в собственном сне, что шифр — послание, оставленное специально для него. Он знал наверняка, что не забудет его, так что сложил схему в песню, подпевая векторам в ночи. Он все еще помнил стихи, когда проснулся.