***
К тому времени, как он выполз из своей комнаты, солнце давно взошло и теперь висело высоко над горизонтом. Глаза болели, сердце набатом стучало в висках, а еще ему нужно было в туалет и найти что-нибудь на завтрак. На кухне обнаружилась Мэйбл, просматривающая газету. Когда Диппер вошел, она одарила его широкой плотоядной ухмылкой. — Ну-у-у-у-у-у. Как Би-и-и-и-и-лл? Диппер недоуменно посмотрел на нее, мозг лихорадочно пытался построить причинно-следственные связи. — А? — Билл, — повторила Мэйбл медленно и терпеливо. — Как он себя чувствует этим утром? Диппер нахмурился и отвернулся к холодильнику. — Понятия не имею. Спроси его. За его спиной раздался яростный вздох. — Диппер Пайнс! — воскликнула его сестра. — Что значит «понятия не имею, спроси его», молодой человек? Я не для того прошлой ночью распаковала беруши, чтобы ты мне тут заявлял «понятия не имею, спроси его»! Диппер поморщился, хотя прохладный воздух из холодильника ощущался настоящим благословением на разгоряченной коже. — Мэйбл. Я не в настроении. — Великолепно, — ответила она. — Потому что я тоже, мистер. Разве ты не собирался поговорить с ним? Диппер достал молоко для хлопьев, громко хлопнул дверцей и обернулся. — Он сказал, что не хочет разговаривать. Вместо этого мы переспали, а потом он ушел, — он изложил отредактированную версию, но это же его сестра. Даже несмотря на всю свою злость ему было слишком неловко произносить «переспали» в разговоре с ней. — Он сказал, что не хочет говорить? — Ага, — он достал миску из шкафа, потом потянулся за яркой упаковкой с чем-то засахаренным внутри. — Диппер, ты же знаешь, что обычно значит это вот «я не хочу говорить», да? Люди так говорят, когда имеют в виду «я не думаю, что ты станешь слушать». На вкус хлопья оказались так же ужасны, как он и ожидал, и это было идеально. Просто превосходное отражение всей его жизни, вот правда. Мэйбл еще немного посверлила его взглядом, затем покачала головой. — Ты безнадежен, — сказала она. — Абсолютно безнадежен. Диппер забрал тарелку и ушел есть в свою комнату.***
Позже, выходя из душа, он невольно подслушал: — … ково это? — послышался голос сестры, приглушенный тонкими стенами Хижины. — Представь, что ты в ящике, — этот голос принадлежал Биллу. — В маленьком темном ящике. Ты не можешь встать, не можешь сесть, не можешь даже потянуться. Свернулась в клубочек и дрожишь. Стенки ящика черные, и ты в нем совсем одна. Никакого воздуха, кроме того, что вокруг тебя. Медленно, очень медленно до тебя доходит, что и он скоро закончится. Твой организм перерабатывает остатки кислорода, и с каждым вдохом его становится все меньше и меньше. Легкие горят, и ты начинаешь паниковать. Ты скоро умрешь, медленно задыхаясь в месте, из которого не сбежать — места настолько мало, что ты не можешь выбить стенку ящика, не можешь даже набрать воздуха, чтобы закричать. И тут ты замечаешь крохотную дырочку. Через нее проникает свет и, что еще более важно, воздух. Если очень постараться, тебе удастся извернуться и прижаться к ней губами. Пить и пить свежий воздух того мира, в котором ты когда-то жила и в который, как ты думала, тебе уже не вернуться. Дырочка совсем маленькая, с игольное ушко. Но для тебя она становится всем. Она становится шансом на жизнь, — пауза. Затем, — когда зазвонил колокольчик, это было, как если бы кто-то закрыл ту дырочку. Диппер нажал на смыв, и все голоса потонули в звуке бегущей воды.***
Он возвращался в свою комнату, когда к Хижине подъехала машина — утробно рычащий алый Ягуар, и Диппер оказался внизу прежде, чем в дверь постучали. Мэйбл подоспела и того раньше, и они обменялись взглядами. Даже Билл подорвался со своего места, держа трость с набалдашником в виде вопросительного знака как оружие. За дверью оказалась Пасифика. Без макияжа, со спутанными волосами — Диппер никогда не видел ее более растрепанной. — Простите меня, — сказала она дрожащим от слез голосом. — Я не знала, к кому еще пойти. Диппер посмотрел на Мэйбл, но та смотрела на Билла. Он коротко кивнул, затем снова исчез в доме. Мэйбл, тем временем, бросилась вперед, заключила Пасифику в объятья и повела в гостиную. Она шептала подруге что-то успокаивающее, осторожно задавала вопросы. Пасифика держалась ровно семь секунд — а затем громко, некрасиво разрыдалась у Мэйбл на плече. Диппер пошел за салфетками. И за водой. К тому моменту, когда он вернулся, Пасифика начала приходить в себя. По крайней мере, немного. Вцепившись в Мэйбл так, словно отпустить ее было смерти подобно, она снова и снова повторяла: — Я не знаю, что случилось. Он совсем другой… Вскоре появился Билл с кучей оборудования из подвала, большую часть которого он просто побросал на пол. Одно устройство он швырнул Дипперу — длинную черную палку, которая выглядела как компактный вариант генератора ЭМИ. — Проверь ее, — сказал он. — Скорее всего, в драгоценностях. Он угадал: когда Диппер провел палкой над обручальным кольцом Пасифики, оно словно взбесилось. Пасифика шокировано уставилась на украшение. — Что… — Пасифика, — медленно и осторожно начала Мэйбл. — Ты должна отдать свое кольцо Дипперу. — Я… почему? — Пожалуйста, — сказал Диппер. — Просто доверься нам. Пасифика посмотрела на Диппера, потом на Мэйбл, а затем ее взгляд задержался на Билле. — Они помогут, — сказал он. Пасифика всхлипнула. Вся в соплях и слезах, она по-прежнему была очень красива. Диппер понятия не имел, что происходит, но кое-какие догадки у него имелись. И когда они со всем разберутся, Гидеону не поздоровится. — Г-гидди, — начала Пасифика. — Гидди сказал, что ты… — Долгая история, — сказал Билл. — Будет легче, если мы тебе покажем. Но сначала отдай Сосенке свое кольцо. Диппер изо всех сил старался игнорировать проблеск надежды, которым отозвалась в нем знакомая кличка, и послал Пасифике сочувствующую улыбку. Она пристально смотрела на него — раненый сокол, боящийся довериться. Затем сняла кольцо и положила ему на ладонь. — Положи на стол. Красная кнопка, — сказал Билл. Диппер так и сделал. Кольцо под палкой дернулось, затем заискрило и треснуло. Из ободка показалась тонкая струйка черного дыма. — Что… — начала Пасифика, но Мэйбл прервала ее. На этот раз, когда Диппер проверил ее, она была чиста. — Гидеон прослушивал всех, — сказала Мэйбл. Затем добавила, — мне жаль. Пасифика прикрыла рот рукой. — О Боже, — сказала она. — О Боже. Я знала… он же… — она запнулась и сглотнула, — он часто злился, — продолжила она едва слышно, — но последние несколько дней… его словно бы подменили. Он… он следил за мной? Все время? — Мне жаль, — повторила Мэйбл. — Эй, Пайнс. Займись делом, — вот и все, что услышал Диппер, прежде чем в него полетела книга. Он поймал ее. Это оказался один из дневников Форда, но не из тех, что он помнил еще ребенком. — На выделенной странице, — сказал Билл. Диппер почему-то не удивился, обнаружив изображение Билла, хотя символы в колесе на этот раз были другими. Зато шифры были те же, и Диппер успел прочитать половину, прежде чем понял, на что смотрит. — Это то, что ты использовал на мне, — сказал он. Ритуал, открывающий доступ к чужому сознанию. Под изображением Билла было предупреждение: ПУТИ, КОТОРЫМИ ОН ЕДИНОЖДЫ ПРОШЕЛ, НЕ МОГУТ БЫТЬ ПОЛНОСТЬЮ ЗАБЛОКИРОВАНЫ. ОДНАЖДЫ ВПУСТИВ ЕГО, ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ОГРАДИТЬ СЕБЯ НИКАКИМИ БАРЬЕРАМИ. ПРОДОЛЖАЮ ИССЛЕДОВАНИЕ. — Вот, — в него полетело еще что-то, на этот раз — дешевая корона с надписью «СЧАСТЛИВОГО 2014 ГОДА!!!» меж кривых завитков. — Гидеон сделал с Пасификой то же, что и со мной. — Не думай, что ты особенный, — Билл рисовал что-то на полу. Огромный круг, окруженный печатями и знаками. — Он промыл мозги большей части города. — Зачем? — Контроль, — сказала Мэйбл. — Не важно, что он делает, если можно заставить людей забыть о плохом. Все, что ему не нравится, он может уничтожить. — Блестяще, Звездочка, — похвалил Билл, не отрываясь от своего занятия. — Мэйбл, — сказала Пасифика. — Мэйбл, что… что происходит? Что… Но все, что могла Мэйбл, это извиниться. За то, что ушла, наверное. За то, что ей удалось избежать участи Пасифики. Диппер помогал Биллу с ритуалом: дорисовал круг, положил корону в центр и начал зачитывать заклинание. — У меня сейчас кровь из ушей пойдет от твоего произношения, — выплюнул Билл, когда Диппер в очередной раз запнулся. — Ладно, тогда читай сам. — Не лучшая идея, — сказал Билл. — Это человеческая магия. Она… непредсказуема в моих руках. — Но ты делал со мной то же самое! — Это другое, — оборвал Билл, отворачиваясь. — Я… у меня было больше времени, — демон нахмурился, поджав губы, на лбу выступила испарина. Он закусил губу, как будто изо всех сил стараясь не высказать Дипперу что-то. Тут-то Диппер и заметил, что колокольчик у него на шее налился теплом, а волны магии, проходящие сквозь его тело, исходят не только из круга. — Билл, — сказал он. — Я… прости меня. Я не хотел… — затем, прочистив горло, закончил. — Я не это имел в виду. Ты не обязан делать то, что не хочешь. — Мило, — сказал Билл. — Только вот на деле все не так просто. Несмотря на это, Диппер заметил, как расслабились его плечи. Он закончил заклинание. Круг засветился, переливаясь холодно-голубым и мягким золотым сиянием, которое, накапливаясь, собиралось в короне. — Это магия! — ахнула Пасифика. Будто она в жизни не видела ничего подобного. Хотя, подумал Диппер, может быть, и не видела. Может быть, Гидеон забрал у нее эти воспоминания так же, как забрал их у него. Уничтожил магию для всех, кроме себя. Для всех, кто имел возможность узнать о его планах и остановить его. Когда все закончилось, корона засветилась. Как настоящая, несмотря на сохранившуюся текстуру пластика. Диппер взял ее и протянул Пасифике. — Надень ее, — сказала Мэйбл, — и все изменится. Ты… пути назад не будет. И все… ты узнаешь много страшных вещей. Но мы будем рядом, если хочешь. Пасифика кивнула, изо всех сил сдерживая слезы. Кажется, последний раз Диппер видел ее такой лет десять назад. — Хорошо, — сказала она. — Я готова. Она взяла корону. Мэйбл все еще приобнимала ее, и Пасифика протянула свободную руку Дипперу. Он взял ее, а затем почувствовал, как рука Билла опускается ему на плечо. — Давай, — сказал Билл. Пасифика надела дешевую корону с достоинством королевы, закрыв глаза и плотно сжав губы, когда мир вокруг них начал выцветать. Стены Хижины вытянулись, стали выше, старое дерево сменилось золотом и дубовыми панелями, хрустальными люстрами и мраморными перилами. Теперь они стояли посреди бального зала, такого же огромного, как в поместье Нордвестов. Пасифика открыла глаза и судорожно вздохнула. — Где… — Думай об этом месте, как об отражении собственного разума, — сказал Билл, а затем добавил. — Это не оно. Но что-то похожее. Его рука отпустила чужое плечо. Диппер постарался не заметить потери. — Что ж, — сказала Пасифика, выдавив из себя слабую улыбку. — По крайней мере, у меня хороший вкус, — она встала, и старый потертый диван сменился шикарной софой, обитой вельветом. Затем она осмотрела себя. — Пусть даже моя одежда не соответствует обстановке. — Это твой разум, — сказал Билл. — Представь себе все, что пожелаешь. Пасифика представила, прикрыв глаза и подняв руки. Она опустила их, изящно повернув запястья, и вокруг нее закрутился сияющий вихрь, пока ее одежда сменялась шикарным бальным платьем, легким, как облачко, и переливающимся разными оттенками оранжевого и фиолетового, как небо на закате. Даже ее прическа и макияж изменились, и теперь, оглядев себя с головы до ног, она довольно улыбнулась. — Шикарно. — Преображение! — закричала Мэйбл. Ее окружило еще одним дождем искр, и ее наряд сменился на нечто вырвиглазно-неоновое — что-то среднее между эпохой Марии-Антуанетты и лихим восемьдесят пятым. Обе девушки смеялись, взявшись за руки и кружась по залу с такой заразительной радостью, что Дипперу на секунду удалось забыть, где они и зачем. Пока две пары изящно подведенных глаз не уставились на него. — Твоя очередь! — объявила Мэйбл. Диппер поднял руки в защитном жесте, отступая назад. — О, нет. Меня все устраивает, спасибо. — Нонсенс, — отрезала Пасифика, задумчиво оглядывая его. — Может быть, оранжевый? — Никакого оранжевого, — сказала Мэйбл. — Он не сочетается с желтым Билла. Пасифика задумчиво кивнула. — Билл! Билл, помо… — Диппер одернул себя, и приказ не успел сорваться с его губ. Билл уже успел пристроить на голове знакомую шляпу, свет Измерения Снов причудливо играл с гранями бриллиантового набалдашника его трости. Он выглядел сногсшибательно, и это было, с точки зрения Диппера, не честно. Никто не может выглядеть классно в таком наряде. Он должен выглядеть, как шмель-переросток, а не как… как… Диппер понимал, что попросту пялится. Мэйбл и Пасифика тихонько хихикали, прикрыв рты затянутыми в шелковые перчатки руками. Билл приподнял бровь, его резкое «Что?» не смогло унять тепло, разливающееся у Диппера в груди и внизу живота. Билл выглядел великолепно в своем костюме. Диппер считал, что без него было бы еще лучше. Все, на что хватило его резко севшего голоса, это: — Почему ты все еще человек? — Это мой мир, — ответил Билл, буравя взглядом раструб на черной перчатке. — Я могу выглядеть, как захочу. Диппер всегда думал, что Билл выглядит как Билл только потому, что он такой и есть. Ему и в голову не приходило, что кто-то может сознательно выбрать облик летающего желтого треугольника. Но сейчас Билл выглядел иначе. Что бы это могло значить? Скорее всего, ничего. Наверно, он делал это, чтобы поберечь нервы Пасифики. Пока Диппер мучился догадками, Мэйбл скользнула ему за спину и сказала: — Диппикус Сарторификус! Еще один сноп искр заставил Диппера закашляться. Когда он, наконец, оглядел себя, то обнаружил, что сестра облачила его в простой элегантный фрак, отороченный ярко-голубой лентой. — Ну вот, — объявила Мэйбл. — Теперь ты выглядишь пристойно.***
Дальше все было не так радужно. Пасифика пряталась за внешней элегантностью, но ее рука все еще сжимала плечо Мэйбл, когда они покинули зал и вошли в галерею — аналог бесконечных лестничных пролетов Диппера, но здесь не было дверей, только картины. Картины двигались, отображая запечатленные на них моменты, и когда Диппер наткнулся на воспоминание о себе, спорящем с Биллом по поводу заклинания, его сердце сжалось. Но они были здесь не за этим. Они здесь ради Пасифики, которая остановилась перед картиной, изображавшей Гидеона, метавшегося по комнате, как ураган, сметая на своем пути книги и вазы. — У него всегда был взрывной темперамент, — сказала Пасифика. — Он бил тебя? — напрямую спросила Мэйбл. — Нет, — ответила Пасифика. — Нет, ему и не нужно было, — она запнулась, но быстро взяла себя в руки, — ты же его знаешь. Он может быть таким очаровательным, таким благородным. Может заставить тебя поверить в то, что ты единственная во всем мире. Но… — она снова замолчала, и Мэйбл сильнее сжала ее руку. Дипперу показалось, что где-то в отдалении раздался грохот. — Но он не всегда такой, — наконец, закончила Пасифика. — И когда он не в настроении… иногда он по-настоящему меня пугает. Они продолжали свой путь по коридору. Диппер не знал точно, что ожидал увидеть, но пока все картины казались счастливыми и безмятежными. Картины красивой и роскошной жизни красивых и роскошных людей. Все воспоминания о Гидеоне, не считая последних нескольких дней, были полны тепла и романтики. Будто бы он действительно любил ее, а она его. Билл уверенно шагал вперед, совершенно не заинтересованный в происходящем. Здесь он не хромал, заметил Диппер, но и не парил в воздухе, а лицо по-прежнему было обезображено синяками и швами. Он повел их по длинному темному коридору с херувимами на лепнине. Теперь Гидеон был повсюду: вот они с Пасификой в опере, а вот — в ресторане, танцуют в шикарных нарядах. — Это… это было, когда мы начали встречаться, — сказала Пасифика. Каждая картина, заметил Диппер, была чуть прикрыта плотной темной тканью. Желудок болезненно сжался, к горлу подступила тошнота. Билл остановился в конце коридора, перед большим полотном. На нем Гидеон, облокотившись на балюстраду, лениво потягивал шампанское. Вдалеке взорвались фейерверки, и Диппер узнал вид из поместья Нордвестов. — Новый Год, — сказала Пасифика. — Наша первая встреча. Это была… Гидеон говорил, то это была любовь с первого взгляда. Она подошла ближе, пальцы коснулись драпировки, прикрывавшей половину картины. Диппер и Мэйбл обменялись взглядами. Оба не проронили ни слова. — Не важно, что он говорил, — сказал Билл. — Время пришло, ты должна решить. Пасифика нервно сглотнула. — Что, если я не хочу знать? — прошептала она. Билл пожал плечами. — Что бы ты ни решила, мы будем рядом, — сказала Мэйбл. Пасифика закрыла глаза, руки ее дрожали. Где-то позади них остались тысячи светлых воспоминаний, счастливо кружащихся в своих рамах. Она опустила руку, обернулась. Отошла на шаг. Затем круто развернулась на каблуках, схватилась за ткань и с воплем дернула ее на себя. Теперь на картине была Пасифика, облокотившаяся на балконные перила, что-то печатающая на телефоне и закатывающая глаза на каждое замечание Гидеона. Обычное, ничего не значащее воспоминание. Так что не было никакой любви с первого взгляда, как говорил Гидеон. Обычная житейская история. Но это было не единственное исправленное воспоминание. Пострадали практически все.***
Разоблачение мужа далось ей нелегко, но Пасифика сделала это. Диппер с отвращением смотрел, как преображалась Пасифика на каждом таком «свидании», из скучающей, холодной и отстраненной становясь рассеянной и счастливой. В то же время, от всепоглощающей ярости настоящей миссис Нордвест-Глифул начали взрываться светильники, лампочка за лампочкой. В какой-то момент Пасифика метнулась вперед, видимо, намереваясь выдрать Гидеона из своей памяти идеально подпиленными ноготками. Билл остановил ее, схватив за запястье. — Если повредишь ее, — сказал он, — она исчезнет навсегда. — Ну и пусть! — голос Пасифики сочился яростью и болью, от которых гудела земля и сотрясались стены. — Это твои воспоминания, — сказал Билл, отпуская ее запястья. — Если предпочитаешь забыть — забывай. Пасифика снова потянулась к полотну, острые когти почти коснулись нарисованного Гидеона. Затем она остановилась. — Нет, — сказала она. — Нет, я хочу помнить, за что ненавижу его, — она замолчала, оглядывая завешенную тряпками галерею. — Эти тоже? — Да, — сказал Билл и повел ее дальше. На других картинах оказались самые разные сцены: магия, Диппер и Мэйбл, вспышки ярости Гидеона. Пасифика была права — он никогда ее не бил. Ему не нужно было, ведь он контролировал все, что она помнила на следующее утро. — Время от времени я просыпалась в разных частях дома, — сказала Пасифика. — На диване в своей студии, в одной из пустующих комнат. Я чувствовала себя так, будто проплакала всю ночь, но не могла вспомнить, почему. Гидди… Гидеон говорил, что я была пьяна. Что я вырубилась, а теперь у меня похмелье. Я хотела сходить в Общество Анонимных Алкоголиков, но Гидеон убедил меня этого не делать. Он сказал, что у меня просто стресс. Из-за того, что приходится руководить папиным бизнесом. — Пасифика… — начала Мэйбл, но оборвала себя на полуслове. — Это ведь ты сделал? — спросила она Билла. Тот кивнул. — Почему? За что ты так со мной? Я всегда… всегда старалась хорошо к тебе относиться! Ты казался таким злым, таким одиноким. Я просто хотела, чтобы ты был счастлив! — Много лет назад, — начал Билл, — твой муж… обманул меня, — эти слова он буквально вытолкнул из себя, — и забрал у меня две вещи: мой колокольчик и мой глаз. Со вторым он может контролировать мои силы. С первым — мог контролировать меня. — Мог контролировать? — Я, эм. Колокольчик у меня, — признался Диппер. — Мы забрали его у Гидеона пару дней назад — А глаз? — спросила Пасифика. — Что значит «может контролировать твою силу»? Хочешь сказать, он может вернуть все, — она показала на ближайшую картин и на тряпку под ногами, — обратно? — Нет, — сказал Билл. — Измерение Снов — моя территория. Без меня в качестве проводника способности твоего мужа сильно ограничены, — пауза. — Кроме того, место, где ты сейчас находишься, Хижина Тайн, хорошо защищено. Он не сможет добраться до ее обитателей. Не таким образом. Диппер вспомнил предупреждение Форда: «Пути, которыми он единожды прошел, не могут быть полностью заблокированы», и подумал о черной ручке, объятой голубым пламенем. И о том, каково это, смотреть на собственное тело, из которого тебя только что вышвырнули. Отбросив эти мысли, он спросил: — Что значит ограничены? А что он может сделать? — он решил, что, раз уж Билл настроен поболтать, этим можно и нужно воспользоваться. Он был уверен, что необходимость выполнять приказы не распространяется на простые вопросы — холодный металл колокольчика подтверждал его догадку. Билл поморщился. То ли из-за того, что его бесил Диппер, то ли — его вопрос. Диппер так и не понял, но судя по тому, что Билл все же ответил, оба варианта были неверны. — Я задавался этим вопросом годы, — сказал он. — Я чувствую, что он пытается что-то делать, но, запертый в этом теле, — он указал на себя, — я не могу сказать, чего именно он добивается. — Мы можем попытаться выяснить, полистав дневники Форда, — предложила Мэйбл. — Может, там будет зацепка? Но Билл только отмахнулся. — Уже смотрел. Там ничего нет. — Погоди. Что? — встрепенулся Диппер. — Когда? Они же были заперты! — В подвале, к которому у меня, конечно же, имеется код, — ответил Билл. — И ваше единорожье шаманство не работает на мне, когда я в человеческом теле. Очевидно. — Погодите-ка, — сказала Мэйбл. — Зачем Гидеону врываться в Хижину и инсценировать пожар, если он уже имеет сюда доступ. Что бы ему ни было нужно, он мог просто послать тебя. — Просто, — сказал Диппер. — Он не хотел, чтобы Билл знал, что он ищет. Чтобы вообще кто-нибудь об этом знал. Вот почему он убил Прадядю Стэна, — Пасифика вздрогнула, но ничего не сказала, — и хотел купить Хижину: чтобы иметь доступ к подвалу и не вызывать лишних подозрений. Диппер повернулся к Биллу. — Твой «глаз», — сказал он. — Что это? Только не надо метафор, абстракций и аллегорий. Что это на самом деле? Билл колебался, но всего секунду. Колокольчик на шее Диппера остался холодным. — Это я, — сказал он наконец. — Мое тело. — Гидеон… забрал твое тело? Билл вздохнул. — Если упростить все до простейших сентенций, понятных вам, мясным мешкам, то — да. Лицо Диппера застыло в ужасе. — Он вышвырнул тебя из собственного тела и теперь использует его в сомнительных целях? И ты все чувствуешь, но не понимаешь, что происходит? Билл пожал плечами, и Диппера передернуло. — Ох, чувак, — сказал он. — Нет. Нет, нет, нет, это не нормально. И вдруг он начал понимать. Ведь все это время он думал о Билле как о бесплотном духе, как об абстрактном нечто. Но нет, у него есть тело, существующее за гранью трех измерений, населенных людьми. Конечно же, у него есть тело, конечно же, та часть его, что представала перед ними — летающий треугольник или чье-нибудь захваченное тело — просто отделяется от тела, как делают они сами, находясь в Измерении Снов. Дипперу вдруг до боли захотелось узнать, как на самом деле выглядит Билл. Пусть он окажется ужасающим, нечеловечным или вообще за гранью человеческого восприятия. Больше всего в этот момент он хотел быть тем, кому Билл захотел бы открыться с этой стороны. Диппер не знал, почему этого еще не произошло. Может быть, это своего рода табу, или же по какой-то своей межпространственной логике Билл не мог или не хотел этого делать. А может, дело было в самом Диппере. Он не знал, но очень хотел узнать. — Гидеон сказал, что он где-то «держит» Билла, — задумчиво сказала Мэйбл. — Как он это устроил? И где это может быть? Все посмотрели на Билла, но тот отвернулся, раздраженно нахмрившись. — Думаете, я бы тратил свое время здесь с вами, будь я в курсе? — Я думал, ты знаешь, как вернуться в свое тело? — спросил Диппер. — Я знаю, — сказал Билл. — Но это вам ничем не поможет. — Что ж… ты помнишь что-нибудь? — попыталась Пасифика. — Хоть что-нибудь? Что… что ты чувствовал, когда это произошло? Что мы вообще ищем? Какой-то предмет? Место? Насколько оно большое? — Я же сказал, что не знаю, — на какую-то секунду Билл вспыхнул. Красный, белый и черный — цвета остались неизменны даже для человеческой формы. — Окей, — сказал Диппер, примирительно вскинув руки. — Все нормально. Извини. Мы просто пытаемся помочь. Билл фыркнул, отворачиваясь. Затем сказал: — Последний раз, после аварии. Мне показалось, что пахнет соснами. Диппер моргнул. — Со…снами? — Соснами и падающими звездами. — Что ты… — начала было Мэйбл, но Диппер уже знал ответ. Он столько раз ощущал этот запах в своих снах. — Горящий лес, — сказал он. — Там пахнет горящим лесом. — Это ничего не значит, — выпалил Билл, стискивая свою трость. — У меня даже нет носа. Пасифика щелкнула пальцами. — Я знаю, где он, — сказала она.***
Это была лесопилка. — Гидеон уговорил папу доверить управление ему, когда мы объявили о помолвке, — они вернулись из Измерения Снов и теперь склонились над туристической картой Гравити Фолс, найденной в сувенирной лавке. Один из идеально отполированных ноготков Пасифики ткнул в нужное место сразу за городом. — Он был очень настойчив. Папа посчитал это милым, что он так пытается играть в наследничка, — слова Пасифики резали как нож и горчили не хуже желчи, но она всегда умела предельно вежливо полить человека грязью. — Ты был у него дольше, чем лесопилка, — сказал Диппер Биллу. — Значит, он просто перенес тебя туда. Получается, он мог тебя перенести. — В таком случае, — сказала Мэйбл. — Почему лесопилка? Что там? Палец Билла с голубым ногтем, лак на котором облупился по краям, лег поверх карты. Он начал чертить какие-то линии, обводя и пересекая лесопилку. — Вы же знаете, что в этом городе есть места, — сказал он, — где пересекаются разные слои реальности. — Так лесопилка как Хижина Тайн? — спросил Диппер. — Находится на пересечении? — Нет, — ответил Билл. — Совсем наоборот. Когда ты вскапываешь землю под огород, что получается? — Борозда, — сказала Пасифика. — И две бесформенные кучи грязи. Вот, что такое лесопилка. Это не место, где ткань мироздания истончается — это место, где она уплотняется. — Умница. — Но что с того Гидеону? — Я не знаю, — ответил Билл. Он убрал палец с карты и теперь задумчиво водил им по разбитой губе. Дипперу очень хотелось поцеловать ее. Хотелось поцеловать Билла. Что еще более важно, он хотел, чтобы Билл поцеловал его. Не как прошлой ночью, совсем не так. Он хотел, чтобы Билл поцеловал его так, как целовал всю прошлую неделю — странно, голодно и нежно. Как же он облажался.***
Или облажается. Может быть. Однажды. Но сначала он должен кое-что сделать. Он дождался вечера, когда Мэйбл и Пасифика ушли в свободную комнату, тихо о чем-то разговаривая за стеной. Диппер ушел в свою комнату, где по столу были разбросаны его записи с попытками разгадать шифр на колокольчике. Осталось немного, он знал это. Еще один вечер, и ответ будет у него в руках. Настоящее имя Билла. Он обретет власть над демоном, которая исчезнет только с его смертью. Диппер собрал все записи, каждый клочок бумаги, даже ручку, которой писал. Засунул это все подмышку, прихватил еще две вещи и пошел искать Билла. Билл, как и ожидалось, обнаружился на своем гнезде за Членовеком, застывший, неотрывно смотрящий в одну точку на дальней стене. Диппер подумал, стоит ли ему беспокоиться? Это признак депрессии или просто сам Билл? Может, Билл не скучал, привыкая к человеческому восприятию времени. Может, он так спал, или медитировал, или он просто вырубился. Диппер не знал, и это, должно быть, многое говорило о его отношениях с Биллом. Он не знал. Но хотел узнать. Металлическое ведро приземлилось прямо перед демоном с грохотом, и Билл посмотрел на него, прищурившись. Диппер продемонстрировал ему записи. Ничего не поясняя — Билл и так знал, что перед ним. Затем Диппер побросал их все в ведро, чиркнул спичкой, и бумага тут же занялась. — Я ничего не выяснил, — сказал он. — Я знаю, — сказал Билл. Диппер кивнул. Затем снял колокольчик с шеи и протянул Биллу. — Вот, — сказал он. Билл не пошевелился. — Не пойми меня неправильно, — сказал Диппер. — Это не ради тебя. Не только ради тебя. Это и для меня тоже. Я не собираюсь быть вторым Гидеоном. Этому нет оправдания: никакого меньшего зла, никаких долгоиграющих планов. Я не знаю, что случится завтра. И я не знаю, как я могу помочь людям сегодня. Поэтому я решил, что мне плевать, если это был твой план, если все это — одна сплошная многоходовка, чтобы вернуть колокольчик, потому что ты считаешь, что меня, в отличие от Гидеона, замучает совесть. Если все дело в этом, я согласен быть тем парнем, который купился. Уж лучше этот вариант, чем его альтернатива. Так что, держи. Он твой. Отдаю его тебе. Можешь забирать, а потом мы вернем тебе тело, и поздравляю. Ты победил. Все будет, как прежде. — Ничего уже не будет, как прежде, Сосенка, — сказал Билл. — В этом весь смысл. Он протянул руку, и длинные черные пальцы сомкнулись на сияющей в свете костра латуни. Диппер отпустил нить, и на мгновение колокольчик полностью оказался у Билла в руках. Затем последовала ярко-голубая вспышка, и он исчез. На пару ударов сердца они оба замерли. Их руки были так близко, одно движение — и они бы соединились. И Диппер мог бы потянуть Билла вверх, или Билл потянул бы Диппера вниз, но это было бы неважно, поскольку они были бы вместе. Никаких колокольчиков, никаких секретов, никаких утраченных воспоминаний. Только дурная кровь и новое начало, а сломанные кости еще срастутся. Билл разомкнул губы, ровный ряд острых зубов блеснул в свете пламени. — Сосенка, — начал он. Вот и все, что он успел сказать, прежде чем сработала система пожаротушения.***
Той ночью он снова не спал. Просто сидел в темноте за Членовеком, укутав ноги в одеяло, а на плече у него пригрелся Билл. Они не разговаривали, но Диппер слушал. Сейчас единственным, что он мог услышать, был скрип старого дома и сопение Билла у самого уха. Диппер продолжал размышлять: В подвале что-то было. Гидеон хотел это что-то, и боялся, что Билл узнает об этом. Он пытался понять, что же это могло быть. Гидеон мог приказать Биллу сделать все, что угодно, словом или же болью. Поэтому что бы он ни искал, Билл скорее умер бы — действительно умер, что бы это ни значило для созданий вроде него, — чем позволил кому-то вроде Гидеона заполучить это. Чего Билл мог бояться больше, чем агонии или забвения? Какая судьба может быть хуже смерти или вечного заточения? Ключ в самом шифре, подумал Диппер, как бы смешно это ни звучало. Дело в письменах на колокольчике: слова складывались в самостоятельную, целостную конструкцию, но в тоже время казались частью чего-то большего. Диппер подорвался со своего места, и это разбудило Билла. Демон фыркнул, выругался, и уже начал было жаловаться, когда Диппер сказал: — Я знаю, что забрал Гидеон. И да, они очень, очень сильно облажались.