Аллегрецца

Октавия провела большую часть прошедшего часа, готовясь к… «концерту» Винил. Она убедилась, что грива была надлежаще уложена и доведена до обычного сияющего блеска. Её галстук-бабочка был аккуратно завязан вокруг шеи, что было далеко не так просто, учитывая, что завязывала она его копытами. Последний взгляд в зеркало, глоток «Гленморанджи» в прелюдию к ночи — и она почувствовала, что готова понаблюдать за тем, как Винил будет выполнять свою часть пари. Ужин прошел… неплохо, по крайней мере, ничто не осталось без внимания. Честно говоря, большей частью их разговор был лишь пустой болтовней, однако она пообещала, что посмотрит этой ночью на выступление Винил хотя бы для того, чтобы удостовериться, что диджей не попытается отлынивать. Октавия всегда держала свое слово. Ее виолончель осталась дома, и отсутствие привычного веса на спине заставляло Октавию чувствовать себя легкой как перышко. Она всегда и повсюду носила с собой свою виолончель. Никогда не знаешь заранее, где появится возможность выступить перед аудиторией или просто попрактиковаться, и Октавия предпочитала всегда быть готовой. Не то, чтобы она потакала собственному эго, просто прекрасно понимала, что пони, для которых она будет играть, никогда в жизни не увидят лучшего выступления. И именно из-за этой тщательной подготовки она сейчас смотрела на Винил со смесью шока и негодования, когда они стояли возле… заведения, в котором Винил собиралась сегодня давать представление. — Это... это... — Слушай, я знаю, что это не первый сорт. Но надо же кобыле где-то работать, верно? Просто, эм… если к тебе подойдет какой-то пони со странным акцентом и предложит шанс стать моделью… — Винил зловеще тряхнула головой. — Сюда приходят такие пони? Винил посмотрела вокруг, словно ожидая увидеть торговца живым товаром прямо у себя за спиной. — Не знаю. Я здесь просто выступаю и ухожу, окей? — Ладно… но я от сцены ни на шаг. Я не доверяю этим… типам. — Так это же замечательно! — появилась на лице Винил раздражающая улыбка, — Ты сможешь лично увидеть меня в зените славы. Клуб явно видал лучшие дни. Октавия была уверена, что погодная команда устроила на его крыше ураган. Краска на кирпичной кладке отслаивалась, летая в воздухе, словно алые хлопья снега. Вывеска, на которой когда-то было выведено «Эквифилия», пестрела темными участками с неработающей подсветкой. Даже двери были в отчаянном состоянии: ветхие, изношенные проемы, ведущие в место, о котором наверняка не знает сама Селестия. Даже выстроившиеся перед ними пони выглядели так, точно их привезли сюда на грузовике из какого-то болота. Будь у всех пони по врожденному изъяну, у тех, кто стоял перед клубом, их было бы по два — в этом Октавия была уверена. Пусть бару, в котором она встретила Винил, и не хватало стиля, но этот выглядел так, точно ему вовсе была незнакома подобная концепция. Октавия позволила обыскать себя, не забыв при этом смерить охранников раздраженным взглядом. Он буквально передавал её невысказанную угрозу судебного иска, если их копыта позволят себе лишнего. Как только охранники убедились, что она не была спятившей аристократкой с ножом, ей дали пройти внутрь. Винил же, к ещё большему раздражению, пропустили после того, как она легкомысленно помахала охранникам и ещё более легкомысленно произнесла: «Как жизнь, брони?» Внутри клуб был не намного лучше, чем снаружи. Ковер в некоторых местах оказался истерт до досок, в других же его покрывал толстый слой грязи и мусора. Очевидно, уборщиков они не нанимали. Однако больше Октавию заинтересовала мелкоячеистая проволочная сетка вокруг сцены. — Зачем там... — Сетка? — нервно хихикнула Винил. — Чтобы не дать бутылкам пришибить меня. — Б-бутылкам? Зачем кому-то кидать в тебя бутылки? Не менее нервная улыбка появилась на лице Винил, и она снова хихикнула: — Скажем так… Это их способ попросить меня сменить трек. Они… ну… — она подавила она приступ настоящего смеха, — Они не совсем те пони, которых ты назвала бы… сливками общества. — Могу поверить, в таком-то заведении. Только пожалуйста, не оставляй меня наедине с этими… дикарями. — О, не волнуйся. Можешь присесть вместе с тетушкой Скрэтч на линии огня, под прикрытием непробиваемой проволочной сетки. Октавия скрестила ноги и нахмурилась: — Не воображай, я на два года старше тебя. Мне просто не нравится находиться рядом с этими пони. — Эй, я не заставляю тебя оставаться, Окти. — У нас было пари, и я хочу увидеть, как ты дашь концерт без использования магии. — Пф, легко, — Винил самодовольно махнула передней ногой в сторону своей аудитории из низших слоев общества. — Они же мои пони, верно? Кроме того… Я просто представляю оплату и даю музыке поглотить звук разбивающихся бутылок. — А мне чем утешиться? — Ну, если я проиграю наш спор, я покупаю тебе ту скуму, которую ты так обожаешь, верно? Октавия хлопнула копытом по лицу. — Оно называется «Джура»… «Джура». Октавия проследовала за Винил через задний вход бара, ведущий на сцену за сеткой. Она взяла себе стул и поставила его так, чтобы потенциальным бутылкам пришлось сначала преодолеть сетку и диджейский пульт, прежде чем достигнуть её. Винил же заняла место прямо на сцене, спереди и по центру, возвышаясь над толпой. Октавия не могла не подумать, что гены собравшихся здесь отбросов будут серьезной причиной умственной неполноценности у их потомков на несколько поколений вперед. Винил взяла первый диск зубами, осторожно вставила его в вертушку и сделала то же самое со вторым. — Смотри, мам… никакого рога, — самодовольно ухмыльнулась она Октавии. В свою очередь, Октавия просто отклонилась настолько далеко, насколько позволяла спинка дешевого, пластикового стула. — Без разницы; посмотрим, что будет, когда начнет лететь стекло. — О, мы посмотрим, Окти. Постарайся удержать эту свою отлично причесанную гриву, её вот-вот снесет. — Не думаю: для этого тебе придется привнести в этот шум, который ты столь раздражающе называешь музыкой, хоть немного таланта. Но, пожалуйста, продолжай, я пока подготовлю бинты и лейкопластыри. Винил засмеялась, клопнула по пульту и начала концерт. Волна баса ударила по Октавии, ввинчиваясь в её череп подобно мигрени, которая, она была уверена, тоже вскоре объявится. Схватившись копытами за голову, она пыталась сосредоточиться на мыслях о грядущем поражении Винил и улыбалась, зная, что рано или поздно снежно-белая кобыла допустит ошибку. Грива единорожки энергично моталась взад и вперед, а сама она погрузилась в свой маленький мирок, меняя треки под аккомпанемент особенно больших залпов бутылок, разбивающихся об ненадежную защиту. Октавию осенило, что бар наверняка делает львиную долю прибыли за счет всех этих бутылок из-под лагера, которые там продавались.

***

Винил подцепила пластинку кончиком копыта и слегка подбросила, заставив кувыркнуться в воздухе, а затем поймала её ртом. Она поклонилась и поблагодарила аудиторию, а затем широко улыбнулась Октавии. И как бы Октавии ни было неприятно признавать это, единорожка успешно справлялась без помощи рога. Пусть ей и пришлось отдать должное Винил, она была рада, что концерт прошел без катастрофы, кульминацией которой была бы нападающая на них толпа. Однако напитки все ещё были за её счет. — Итак, Окти. Думаю, нам стоит отправиться в бар за той выпивкой, что ты мне должна? Октавия изо всех сил старалась сохранить лицо, что в её случае означало, что она скрестила передние ноги и приняла надменную позу. — Полагаю, да, учитывая, что я проиграла наш спор. Должна заметить, ты неплохо справлялась. Однако лично я предпочла бы…— она посмотрела на остальную клиентуру клуба, отмечая, что многие смотрели на них, разинув рты, — более оживленное… и более изысканное место. — Знаешь, Окти, в кои-то веки наши мнения совпадают. Должно быть, это оттого, что платить не мне, — ослепительная улыбка Винил была на грани превращения в сверхновую. — Очень хорошо, — вздохнула Октавия. — Я оставлю выбор места тебе, поскольку ты победила и все такое… пока, по крайней мере. Пара направилась к выходу, и Октавия решительно отказалась от предложенной бутылки «Стелла Артрот», настоящего воплощения столь презираемой ей индустрии светлого пива. Он был выбором не заслуживающих уважения, пропахших лагером олухов, и в цивилизованном обществе места ему быть не могло. Естественно, заведение столь низкого класса, если не полного отсутствия оного, попросту не могло позволить себе закупать что-то стоящее. Поэтому они с Винил направились в более престижные кварталы города, где можно было найти нечто более изысканное. Через некоторое время они оказались в современном винном баре, который, похоже, пытался охватить все оттенки пурпурного. Светло-пурпурный ковер был залит почти розовым светом, стальная, без единого пятна, фурнитура отражала всю цветовую гамму, неизбежно становясь того же цвета. Даже бармен был пурпурным, и у Октавии возникло стойкое ощущение, что он из тех, кто не станет отвергать крепких объятий другого жеребца. У него были очень развязные и женственные манеры, вызывавшие у Октавии желание как можно быстрее оплатить счет и сесть в самом дальнем углу помещения. Наконец Октавия удобно разместилась на сидении с плюшевой подушкой, потягивая из бокала «Совиньон Блан». Именно вина были тем, что она предпочитала в случае отсутствия столь любимого ей виски, и её очень раздражало, что крайне малое количество заведений в Кантерлоте могло отличить хороший напиток от ужасного. То, что они продолжали предлагать своим клиентам вульгарные водянистые отходы, не умея подбирать что-то, имеющее хотя бы толику характера, ошеломляло Октавию. Она опасалась, что скоро и вовсе не сможет найти хороший бар, специализирующийся на виски. К счастью, это заведение было маленькой обителью чувства стиля в культурном болоте Кантерлота, пусть освещение тут и было такое, что глаза Октавии почти начинали видеть в ультрафиолетовом спектре. Она покрутила бокал и сделала ещё один глоток. Легкий, но ощутимый оттенок крыжовника омыл её вкусовые рецепторы. Ей рекомендовали попробовать «Совиньон Блан» из Ней-Зеландии, а если точнее из Мэрборо, в котором отмеченный ей крыжовниковый оттенок был особенно заметен. Не столь приятный, как дымный вкус её любимой «Джуры» с его дубовыми полутонами и ровной фактурой, он тем не менее был достаточно неплох. Винил, очевидно, предпочла стакан слабоалкогольной газировки, за что Октавия её упрекнула (тем самым вызвав веселый комментарий со стороны бармена, заявившего, что они ведут себя как давно женатая пара, который лишь усилил её желание как можно быстрее покинуть его общество). Теперь они сидели за столом, рассматривая остальных посетителей. Винил дотронулась до передней ноги Октавии и неуспешно попыталась незаметно указать на двух пьющих вместе кобыл. Одна была цвета шоколада с приторно-желтыми копытами, с гривой, пестреющей множеством оттенков от карамельно-желтого до темно-коричневого. Насколько шоколадными были её цвета, настолько же были ярки оттенки сидящей рядом с ней пони. Её шкура была кристально-белой, а копыта оканчивались странными, природными розовыми носками. Цвета её гривы разнились от самых незаметных до наиболее насыщенных оттенков розового. Однако Винил указывала на кьютимарку. — У какой пони может быть мороженое в качестве кьютимарки? — Не знаю… может, её талант в… поедании мороженого? Или в его приготовлении? Почему бы тебе не пойти и не спросить у неё, тем самым сообщив, что ты пялилась на её зад? — сквозь улыбку Октавии был явно виден вызов, однако Винил беспечно отмахнулась передней ногой: — Возможно, она продает мороженое. Она ведь может продавать и аксессуары для него? — И что же ты подразумеваешь под «аксессуарами для мороженого»? В любом случае, что по поводу кьютимарки второй? Что-то вроде сердца… как считаешь? — Не знаю, но если у первой кьютимарка означает поедание мороженого, то у неё, невзирая на это, отличная фигура. Октавия, сделав глоток вина, подавилась, разбрызгивая его по столу, вызвав тем самым крайне неловкую сцену. Сцену, к которой бармен, похоже, был полностью готов. — Ох, дорогая, не беспокойся, буду через мгновение! Я принесу пару бумажных полотенец. Прошу прощения, леди, — он протиснулся мимо пони с кьютимаркой-мороженым и её подругой и вскоре вернулся, левитируя упомянутые полотенца перед собой. — Вот и все, милая, все вытерто. Пожалуйста, больше не… разливай его, если только ты не планируешь приобрести еще. Не то чтобы я был против! К счастью, бармен исчез так же быстро, как и появился, унеся с собой мокрое полотенце в поле левитации. Две другие кобылы в баре бросили взгляд в сторону Винил и Октавии, прежде чем развернуться обратно и начать хихикать над своими напитками. Октавия повернулась к Винил, как раз оправившейся после припадка смеха. — Итак, Октавия. Я бы сказала, что твое элитарное чувство собственного достоинства перенесло тяжелый удар! — Винил приглушила новый полный фальцета приступ хихиканья копытом, её щеки отчетливо покраснели. — Ух, я бы предпочла вернуться к алкоголю, а не слушать, как ты перенаправляешь беседу в сторону обсуждения привлекательности других кобылок, — Октавия бросила полный любопытства взгляд поверх бокала вина, пристально наблюдая за Винил. — Пф… ну, эм… нет ничего зазорного в том, чтобы отвесить комплимент кобыле, как и в том, что я зависаю с тобой. Здесь-то комплименты делать нечему, — она бросила в сторону Октавии не менее вызывающий взгляд, её глаза ярко блестели, побуждая ответить. — Неужели? Пони со столь дерзкими манерами с трудом может связать два слова. Других не суди и все такое. Камешек был в огород Винил, которая изящно приподняла свой бокал, тем самым подарив себе небольшую передышку в словесном состязании. — Возможно, но это ведь лишь с твоей точки зрения, верно? Так же, как с твоей точки зрения… галстуки-бабочки выглядят круто. А ни один пони с этим не согласится. — Уверяю тебя, они соответствуют моде в этом сезоне. По крайней мере, среди высших слоев общества. Винил обдумала ответ, а затем просто почесала копытом голову в притворном замешательстве. — Я не понимаю… где ты умудрилась найти слепого модельера?