Аллегрецца

Октавия вернулась к столику, изящно неся два напитка. Одним из них был «Шираз», к которому она решила перейти после «Совиньон Блана», другой же был для Винил. Виолончелистка попыталась аккуратно поставить бокалы, однако стук от их соприкосновения с поверхностью оказался достаточно громок. Тем не менее она отдала себе должное: несмотря на постепенно обволакивающий голову туман, вызванный алкоголем, она чувствовала себя весьма неплохо. Винил вынырнула из своего полубессознательного состояния, и веселая радость в её глазах сменилась притупленным замешательством. Она дотронулась до бокала, понюхала его содержимое и обернулась к Октавии: — Это вообще что? Октавия ожидала подобной реакции, поскольку взяла Винил вместо её слабоалкогольной газировки кое-что более приемлемое. Отчасти она сделала это оттого, что не хотела сидеть с пони, пьющей сок для жеребят, а отчасти — потому что не имела ни малейшего понятия, как назывался тот напиток. — «Стагнерс», грушевый сидр. Попробуй. Винил ещё раз понюхала напиток и опять посмотрела на Октавию. — Слушай, я не собираюсь его возвращать. Хотя бы попытайся разнообразить свою палитру спиртных напитков чем-то получше. В смысле, я не ожидаю, что ты поймешь, почему я люблю «Шираз», например. Но плачу я, и поэтому ты попробуешь что-то более достойное. — Грушевый сидр… Не самый шикарный напиток, Октавия, — дотронулась Винил мордочкой до края бокала, а затем обернула его сиянием своей магии и сделала пробный глоток. Этот глоток быстро превратился в полновесный, и через несколько секунд она убрала напиток ото рта, ловя ртом воздух. Ополовиненный бокал вернулся на стол, и на лице Винил появилась улыбка, пока она наслаждалась слегка сладким послевкусием. — Должна признать, он хорош! — она провела языком по губам и ещё раз, теперь уже более сдержанно, пригубила напиток. Октавия улыбнулась и подняла «Шираз» ко рту. Сделав глоток, она уловила еда заметные острые нотки; сам же вкус был таким же сильным и насыщенным, как бармен и обещал. Прежде ей ни разу не доводилось пробовать «Южный зебринский шираз», и она отдала бармену должное: в напитках он разбирался. Быть может, этот бар станет новым местом, в котором она будет проводить выходные. — Рада, что ты изменила свое мнение. Кто знает, быть может, однажды я сделаю из тебя настоящую ценительницу вин. — Ага, или мы можем просто остановиться на этом. В любом случае, он гораздо лучше «Балтикольта», — она проглотила ещё одну порцию горьковато-сладкого напитка и стукнула опустевшим бокалом по столу, серьезно посмотрев заблестевшими глазами на Октавию. — Слушай, пусть ты и победила в нашем пари, но это не означает, что я должна покупать тебе новый напиток каждые две минуты. — Ну и ладно. Пойду тогда развлекусь с музыкальным автоматом. — Даже не думай поставить какой-нибудь старый мусор! Кроме нас тут есть ещё и другие пони с ушами. — Я просто собираюсь помочь им не свернуть челюсти, зевая от той музыки, которую ты любишь, Октавия. Демонстрируя детскую инфантильность и на удивление трезвую координацию движений, две кобылы спрыгнули из своих сидений и помчались в сторону автомата. Октавия успела первой и оперлась на испещренное отпечатками копыт стекло, пока Винил довольно грубо не отпихнула её, нарушив столь хрупкое равновесие и уронив её на пол. — Ты сделала это нарочно, деревенщина! — Именно, Окти… о да, эта тебе понравится! — и уши Октавии оказались под тяжелой бомбардировкой такой же дешевой, пересыщенной басами музыки, как и в том баре, где они встретились. — Чувствуешь? Туц, туц, туц, туц, тууц-оу. Октавия восстала с пола подобно фениксу и опрокинула Винил, заняв её место. Она защелкала копытом по кнопке выбора, пытаясь найти что-нибудь годное. — «Айрон Мейрден», Хол Маккартней, Фил Кольтинс, грх… Здесь есть хоть что-нибудь достойное прослушивания? — Дай… мне... закончить! — пусть Винил могла стоять без затруднений, управление сотней мускулов, необходимых для того, чтобы встать на копыта, было выше её возможностей. Она подтащила себя к передней части автомата, и теперь её копыта безуспешно скользили по гладкому стеклу. Октавия не смогла удержаться: вид Винил, скребущей копытом по стеклу в тщетной попытке подняться, заставил её затрястись в приступе смеха. — Ну вот, Винил. Ты позоришь меня, я и не думала, что у тебя все настолько слабо с алкоголем, — просунув переднюю ногу под живот Винил, Октавия как смогла помогла ей нестойко подняться на ноги. — Слушай, Окти, стаканом клянусь, я не назло, ладушки? Просто дай мне выбрать песню. Во, до меня дошло, — Винил отказалась от своей магии и начала нажимать на кнопку выбора своим копытом со скоростью и точностью старика. Она пролистала весь список и остановилась на одной. Затем нажала на кнопку проигрывания, и из динамиков полилась музыка. Единение прекрасной оркестровой музыки и синтетического электромагического шума. Игра скрипок перемежалась изящным биением басов, а звуки фортепиано дополняли картину эффектной смеси, чей ритм копыта Октавии отбивали по полу. Это был шедевр, и она сделала ещё глоток «Шираза», наслаждаясь энергичным вкусом под энергичную музыку. Винил уже направилась дальше, как обычно покачивая головой в такт басам. Она обнаружила буфет с шоколадным фондю и теперь держала в зубах палочку с нанизанными на неё зефирками, которые она покрыла слоем шоколадом и теперь поглощала по одной. Из её рта засочились маленькие струйки шоколада, и она слизнула их с энтузиазмом жеребенка, в чьи копыта угодила конфета. — Разве это не попахивает каннибализмом, Винил? — В смысле? — Ну, мягкая и рыхленькая белая пони ест мягкие и рыхленькие зефирки. Палочка выпала изо рта Винил, шокированной словами Октавии. — Хочешь сказать, я толстая? «Беда», — мозг Октавии завис, а затем она экстренно пошла на попятный: — Нет. Нет, нет, нет, нет! Я лишь имела в виду, что ты выглядишь… аппетитно, как зефирка. Неважно, забудь об этом. — Хорошо, потому что если ты попытаешься так со мной, я покажу твоей заднице Бака Норриса. Теперь ты должна мне извинение за то, что назвала меня толстой. — И что же ты примешь в качестве извинения? Винил хихикнула, взяла дольку лайма с ближайшей тарелки, предназначенного для напитков, и покрыла его шоколадом. Затем она махнула ей в сторону Октавии, поморщившейся, поняв предложение единорожки. — Съешь это, Октавия, и чувствуй себя виноватой. — А просто извиниться мне нельзя? — Не-а. Твой жеманный язычок сдрейфил попробовать реально интересную штуку? — Дай сюда! — выхватила Октавия покрытый шоколадом лайм и энергично вгрызлась в него. Первый миг был великолепен, и горькость фрукта была уравновешена сладостью шоколада. Однако этот миг прошел, и сок лайма захлестнул её мощным, горьким приливом. Её вкусовые рецепторы оказались подавлены, но лицо надо было сохранить. Медленно прожевав, Октавия проглотила дольку вместе с кожурой. Алкоголь идеально побуждал делать глупости. Винил, должно быть, увидела гримасу на лице Октавии, поскольку, когда та обернулась к ней, единорожка каталась по полу в истерике. Смахнув копытом выступившие в уголках глаз слезы, она вдруг почувствовала копыто, надавившее ей на живот. Подняв глаза, она увидела Октавию, в зубах которой была зажата палочка с нанизанным на её конец луком, покрытым шоколадом. — Bon appetite, мисс Скрэтч.

* * *

Октавия угрожающе размахивала своим копьем с покрытым шоколадом наконечником перед мордочкой Винил, держащей в зубах свою собственную палочку. Она сделала первый легкий укол, целясь в рот Винил. Единорожка парировала её палочку ловким движением своей, ткнув, вдобавок, Октавию в щеку. Виолончелистка опять сделала атакующий взмах, отступила назад, когда Винил начала блокировать удар, а затем забросила маринованный лук прямо ей в открытый рот. Торжествующе засмеявшись, она широко улыбалась, глядя, как Винил сморщилась от вкуса. Для стороннего наблюдателя все это могло показаться немного жеребячьими. Однако бармен, обладая лучшим видом и не имея предубеждений, пришел к другим выводам. Он слегка кашлянул; профессиональный кашель, идеально рассчитанный, чтобы быть слышимым, но не навязчивым. Воистину, умение правильно кашлять было половиной работы бармена, вторая половина — предоставление напитков — была сравнительно простой. — Леди, я не хочу вмешиваться… но мы не поощряем подобное поведение в этом баре. Не то чтобы у меня были с этим какие-то проблемы, однако, пожалуйста, оставьте это для спальни. Винил и Октавия изумлённо уставились на него. Палочка виолончелистки упала на пол, единорожка свою проглотила, и её конвульсии с кашлем опрокинули потерявшую дар речи Октавию на живот Винил. — Мы… мы не… с чего вы вообще об этом подумали?! — начала Октавия бить по спине Винил копытом; лицо у той приобретало тревожный синий окрас. Зажав палочку зубами, Октавия вытащила её из чужого рта и выплюнула на пол. — О, дорогая, ничего особенного, просто вы с подругой выглядите достаточно близкими, вот и все. Даже очень близкими… — Эй, приятель. Между мной и Октавией ничего подобного нет. По большей степени потому, что она ханжа, обожающая свои ханжеские штуки! — возмущенная Винил ткнула копытом в сторону бармена, её точность была существенно улучшена адреналином, одолевшим алкоголь в крови. — Словно белый рыцарь в сияющих доспехах, как романти… Ох, глупый я, — широко улыбнулся он гневным взорам двух кобыл. — Не буду больше задавать вопросов, чтобы не заставлять вас продолжать мне лгать. Бармен неторопливо направился прочь. За ним Октавия видела пони с кьютимаркой-мороженым, что-то рьяно записывающую в блокнот; её взгляд постоянно метался между ними с Винил и бумагой. Октавия испытала достаточно бесчестья за сегодня, во многом благодаря проклятой кобыле, сидящей возле неё. А этот бармен и вовсе предположил, что они… да это вообще было полнейшим абсурдом! Эта маленькая деревенщина с пером и бумагой сейчас сполна получит свою порцию неудержимого раздражения Октавии. Она метнулась к коричневошкурой пони, зависла над её блокнотом, а затем выхватила его копытом. Потом прочитала написанное… наверно, лучше оставить непроизнесенным то, что она там увидела, но Октавия, будь у неё такая возможность, отправила бы этот блокнот на луну. Заранее подготовленные аргументы оказались забыты из-за шока, и её лицо приобрело интересный, почти белый оттенок бежевого. Вместо сатирических насмешек, запланированных изначально, она просто порвала бумагу на столь большое количество кусочков, насколько это вообще было возможно, бросила их в бокал кобылы и ушла, объявив, на сколь низкой ступени та находится в сообществе писателей. И когда Октавия неспешно направилась обратно, пони с кьютимаркой-мороженым вытащила запасной блокнот, опять начав переводить бумагу, и заказала новый напиток у бармена. — Новая история для фанатов, Баттерс? — Ты же меня знаешь. Люблю находить вдохновение в полевых условиях. — А можно мне экземпляр? — Из первого же тиража, Райо. Когда будет готово. Винил наблюдала за стычкой с выражением полного недоумения и равнодушия. Октавия быстро направлялась к ней, кипя от негодования из-за столь… глубокого вторжения в её личную жизнь. — Что было такого втом блокно… Но её рот заткнуло копыто: — Нет, мы не будем это обсуждать. Никогда. Понятно? Хотя Винил и было понятно, ей тяжело было ответить с чужим копытом во рту. И поэтому она лишь забрызгала его слюной, заставив Октавию убрать ногу с выражением отвращения — Она продолжает писать, Октавия… — О, да кого это волнует? Все равно никто не будет читать эту лишенную вкуса, больную… фантазию для подростков. — Ого. Так что там было? — Не думаю, что здесь стоит обсуждать подобное… это было довольно… ужасно, — Октавия заметно вздрогнула, что Винил приняла за явное свидетельство того, что той холодно, и приобняла её за плечо. Что напомнило Октавии о первых предложениях той… истории. — Пожалуйста, Винил. Не надо. Не стоит подавать им ещё больше идей. — Ладно. Будь спокойна. Я все равно знаю, что это за «история для подростков». — О-откуда тебе это известно? — покраснели щеки Октавии быстрее восхода солнца. — Очевидно же. Фанфики по «Сумеркам»… Просто мерзость.