Аллегрецца

Дружный квартет наконец-то перебрался в боковую комнату. Посмотрев на часы, Циммер вздохнул с облегчением. Ему пришлось целый час уговаривать пару струнных помолчать и играть по нотам. Такая работа казалась огромным бременем для престарелого жеребца, и когда до него наконец-то доберется денежный чек, он устроит себе долгий и славный отпуск на пляжах Шри Лламы. Когда Лира и Октавия заняли места на сцене, Винил и Бон-Бон с комфортом устроились в зоне отдыха. Каждая из них получила по партитуре, разложенной по пюпитрам, которую они вместе изучили. Октавия отметила кое-что интересное в примечаниях, расписанных по странице, пробудив свой интерес к содержанию музыкального произведения. — Любопытно, твоя арфа тут вместо гитары. Подозреваю, все гитаристы тебе в подмётки не годились? — Как и тебе контрабасисты. Гм... надеюсь, наш оркестр не получится случайным сборищем. — Думаю, сработает. Ты смотришь в ноты? — Ну само собой. Я могу спорить с тобой и читать одновременно. Циммер отвернулся от квартета, отпив из своего стакана и заняв место у дирижерского пульта. — Ну что же, дамы и господа. Раз уж все собрались, то можно начинать. На сегодня у нас будет легкая и мелодичная бальная музыка по просьбе принцессы Селестии, для соответствия привычному времени этого года. Если все готовы, то можем начинать. Он поднял свою палочку магическим полем, заставив её плясать перед музыкантами. Сосчитав до трех, дирижер коротко махнул ей в воздухе. Первыми вступили Лира и пианист, выдав мягкую и яркую мелодию. Следующими подключились Октавия и саксофонист, добавив в нижние нотки больше содержания. Следом за ними, играя в унисон один за другим, прогремел и затих остальной оркестр. Приподнявшись со своего кресла, Бон-Бон слегка усмехнулась, увидев, что Октавия и Лира наконец-то спелись. — Наши кобылочки неплохо сработались, тебе не кажется, а, Винил? — Ага, я сама в шоке, что Окти так долго молчит в тряпочку перед Лирой. То есть, хей, я даже немного надеялась, что они поругаются немного, всегда весело было смотреть на то, как она злилась. Бон-Бон улыбнулась музыканта, наблюдая за игрой своей дорогой бирюзовой единорожки. Глаза её были закрыты, а копыта плавно перебирали струны. Ноты из листа она с легкостью держала в памяти. — Не переживай. Я Лиру дразню постоянно. — Насчёт чего же? — С моей стороны неправильно об этом рассказывать, но у неё есть... причуды. — Ты меня заинтриговала. Прежде чем задать следующий вопрос, Бон-Бон на мгновение задумалась. — Ну ладно. Я рассказываю что-нибудь про Лиру, ты — про Октавию. — А Лира не взбесится? — Да, в этом и весь цимес. Только если узнает, конечно. — Помнишь, ты сказала, что Окти в носочках была бы милой? Так вот, она милая. — О-о, какая пикантная вы парочка! Как же так получилось? — Ну, выпили мы как-то какой-то дряни из её коллекции... Проснулись в бабочках и носках, хотя сама я ничего не помню про ту ночь. Бон-Бон усмехнулась. Образ Октавии в носках начисто снес ей плотину, выпустив поток неконтролируемого смеха. Для невозмутимой кобылы это казалось совсем уж жеребячеством. — О, поверь, такие ночи бывают у всех. А тебе интересно, что же у Лиры за секрет? — Давай. — Она... считает, что видит... человеков. — А... Ясно. — Ага. Слава Селестии, мы общались с психологами. Но она говорит, что продолжает повсюду их видеть. Смотрят на неё с окон, зеркал, телевизора. Она просто одержима ими, но я думаю, что смогу её успокоить. — Да-а... здорово, да. Винил повернулась к сцене просто для того, чтобы отвлечься от неловкого разговора. Внизу перед ними Циммер провел палочку широкой дугой, после чего остановил её прямо перед оркестром. Он медленно прочистил горло и убрал её, когда квартет закончил играть. — Ну что же, несмотря на... несколько спорное начало, мы заметно опережаем график. Эту часть вы заучили куда быстрее, чем я ожидал, так что похвалы вы более чем заслуживаете. Ну и, поскольку мы так опередили план, полагаю, на сегодня можно заканчивать. В следующий раз мы повторим этот фрагмент, а потом заучим остальные. Всем доброго вечера. Циммер кивнул музыкантам, на что они ответили взаимным жестом, прежде чем собрать инструменты и направиться в небольшую таверну у набережной Кантерлота. Подавали там особый сорт крафтового эля, и это было именно то, что нужно после долгого рабочего дня. Октавия привычным жестом водрузила виолончель в свой футляр и оживленным полугалопом направилась к Винил, подобно школьнице в обеденный перерыв. Вскоре она поняла, что выглядит потерявшей самообладание, и немного пришла в себя. — Так что, Винил, куда-то конкретно хочешь пойти? Винил почесала голову копытом и неловко присела на пол. — Знаешь, Окти, у меня... работа. Прости. Буду завтра, ладно? Серьёзно, извини, но деньги из воздуха не берутся... ну, сама понимаешь. — Ну само собой, нельзя же тебе пропускать из-за меня работу! А... а можно мне прийти? — Не. Тебе точно не понравится, правда. — Ну ладно... Увидимся завтра. — Прости, Окти, мне просто надо отработать. Винил обернулась, медленно подошла к дверям и сорвалась на галоп, быстро выскочив наружу. Октавия смотрела, как кобылка уходит, и чувствовала, что та чего-то не договаривает. Бон-бон подбежала и наклонилась к серой земнопони, пока Лира придирчиво убирала свои инструменты. — Знаешь, Винил до этого не упоминала о других обязательствах. Октавия повернулась к Бон-Бон, заметив обеспокоенное выражение её мордочки. — На что это ты намекаешь? — Выглядит так, будто она дала тебе от ворот поворот, Октавия. Возможно у неё есть более важные дела, которые стоит учитывать. — Например? — Ой, сама знаешь этих диджеев. Они все немного... ветреные. Бон-Бон спустилась к Лире под пристальным взглядом Октавии. Любопытство пересилило вежливость и доверие, и она побежала к двери вслед за Винил. Кобылка стремительно промаршировала через коридоры концертного зала, получая ритмичные удары по крупу футляром виолончели. Через некоторое время она заметила Винил, поспешно бегущую вниз по улице. Октавия двигалась позади, перебегая от укрытия к укрытию, как персонаж старого детективного фильма. Внезапно Винил обернулась, заставив Октавию нырнуть за тележку, чтобы сохранить свое прикрытие. Следя за Винил, она перебежала в переулок, чтобы обогнать её и в то же время остаться незамеченной. Октавию беспокоила нехарактерная скрытность Винил. Самые разные мысли роились в её голове. Что, если она была не единственной пони, с которой Винил встречалась? Просто ещё одно имя в длинном списке. Она нырнула за мусорный бак, пока потенциальная изменница прогуливалась мимо улочки; её шаг стал более уверенным и сильным. Октавия заглянула за угол, как раз чтобы увидеть, как та входит в большое, серое здание. Октавия немного подождала снаружи. В здании не было намека на её цель. Казалось, будто его ремонтируют. Все знаки сняли, а кирпич из серого стал ярко-красным. Она сглотнула ком в горле, приготовилась держать удар и открыла дверь. Её встретил холл. Теплый, уютный, но далеко не современный. Словно сам воздух говорил о том, что в этом месте уже давно не было денег. Когда она приблизилась, пони за приемным столом тепло приветствовал её. — Добрый вечер, мэм, похоже, вы что-то ищете. Могу ли я вам чем-нибудь помочь? — Я... Я ищу кобылу. Белая шерсть, голубая грива, кьютимарка в виде ноты. Её имя... — Винил, да. Она только что была здесь. Я не знал, что ей будет помогать ещё один музыкант. — Ещё один?! Это правда, всё правда. Винил пришла сюда, чтобы встретиться с другой пони, как Октавия могла быть настолько по-жеребячьи наивной? Её сердце билось с надеждой и верой, в то время как её разум крыл кобылу последними словами, мол насколько она была глупа, чтобы довериться такой пони. Портье заметила заминку в последней фразе Октавии, обогнув стол и встав рядом с ней. — Я вас могу проводить, если хотите. Она буквально тут рядом, в зале для выступлений. — Зале для выступлений? Что она делает? Они достигли двери, перед которой Октавия получила ответ на свой вопрос. Внутри зала пульсировал и стробировал набор ярких цветных огней. Винил стояла на ровной деревянной сцене, вытворяя проклятую Селестией вещь, которую она называла музыкой. Танцпол заполняло около двадцати пони, очень юных кобылок и жеребцов. — Это очень благородно с её стороны, дети с нетерпением ждут её каждую неделю. — Я слышала, она прекрасный диджей. Ей платят довольно много, если верить её хвастовству. — О, я боюсь, это должно быть не про нас. Мы не можем ей платить, она волонтер вот уже на протяжении многих лет. — Почему это? Я никогда бы не подумала, что она может заниматься неоплачиваемым трудом. Портье подняла голову; на её мордочке застыло смущенное выражение. — А вы... Вы знаете, где вы находитесь, мэм? — Снаружи нет таблички. — Ах, мои извинения. Винил наш старый друг с самого жеребячества. Она даже получила здесь кьютимарку. Будет лучше, если я отведу вас к ней и объясню по дороге.

* * *

Винил подбросила запись в воздух и поймала её магией, рассыпав в пыль перед собравшимися вокруг неё жеребятами. Вздохи и ахи последовали за легким топотом копыт, раздавшемся на деревянном танцполе. — Ладно, на этом всё. Кто-нибудь хочет ещё музыки? Хор из детских голосов прокричал ей «да». — Оу, да ладно вам, кобылки и жеребчики, из-за этих микрофонов вас почти не слышно. Давайте, громче! От криков у Винил чуть не лопнули барабанные перепонки. Кивнув, она улыбнулась и поставила на вертушку следующую пластинку. Легкое покашливание за спиной заставило её повернуться на источник шума, где она увидела Октавия, смотревшую прямо ей в глаза. — Почему ты мне не сказала, Винил? К чему эти секреты? Винил не особенно умела врать. А когда кота вытащили из мешка, в этом больше не было смысла. Резвящиеся счастливые жеребята не слышали их разговор из-за музыки. — Прости, Окти. Просто... я давно этим занимаюсь. Здорово видеть, как жеребята улыбаются, даже если это ненадолго. Конечно, мне не платят, но, эй... мне нравится тут работать. — И когда ты начала этим заниматься. — Много лет тому назад у меня был брат, Брайт Миним. Мы были близки, и однажды... он заболел. Так что я приходила сюда каждый день и играла для него, чтобы ему было легче. А скоро я начала играть для всей группы. Потом... когда его не стало, я продолжала приходить. Здесь ещё много детей, которым нужно дарить улыбку, Окти. Прости, что скрывала это от тебя. Октавия улыбнулась и потянулась к Винил, чтобы крепко обнять — Ты большая и сентиментальная идиотка, и сколько раз я тебе об этом говорила, Винил? — Спасибо, Окти. По сотне раз на дню. — С чего ты взяла, что мне это не понравится... почему молчала? Винил не спеша обвила Октавию передними ногами. Кобылы размеренно покачивались в объятиях, будто стрелка метронома. — Идея не понравилась моему отцу. Он сказал, что раз Брайт мертв, то больше нет смысла сюда приходить. А я просто позорю его память и трачу время впустую, работая за бесплатно. Но кроме своей обычной работы я бываю здесь. Просто я... не хотела, чтобы ты тоже во мне разочаровалась. Октавия тихо поцеловала Винил в щечку и, тихо уткнувшись в неё носом, хихикнула. — Знаешь, даже представить невозможно, насколько ты очаровательно близорука, Винил. Я не разочарована, я просто поражена, насколько золотое у тебя сердце. И, между прочим, ты никогда не просила меня о помощи. — А ты бы захотела? Я... я просто не хотела тебя в это втягивать. — Послушай, это многое значит для тебя, а значит, и для меня тоже. Ты даришь этим жеребятам счастливую жизнь. — Знаешь, Окти, я здесь уже десять лет, и я видела, как многие из них приходят и... уходят. Прижавшись к подруге ещё раз, Октавия разорвала объятия; Винил сначала не хотела отпускать её, но в итоге сдалась. — Может, поговорим позже, ты не против? На нас всё-таки жеребята смотрят. Винил резко обернулась: её маленькие слушатели глазели на двух кобыл с широкими ухмылками от уха до уха. Она подбежала к краю сцены и уселась, свесив ноги. Через секунду к ней присоединилась и Октавия, робко поздоровавшись с бедными ребятишками. Вблизи было видно, что у одних не хватает клоков шерсти; у других — тоненькие ножки и хилые тельца. Но все они с одинаково заворожённым взглядом слушали анекдоты и шутки Винил. Всё это время земная пони просто сидела и наблюдала, пока Винил не позвала её устроить шуточную музыкальную битву. Мысль об этом, неслыханная и соблазнительная, вызвала бурю восторга у жеребят. Октавия хоть и взяла себе роль «Архи-Виолончелистки», но при взгляде на единорожку её пробирало чувство невиданной силы. Переменчивая смесь обожания и гордости за ту, кто посвящала своё время радости других и отмахивалась, будто это пустяки. Октавия не переставала дивиться хитросплетениям души по имени Винил Скрэтч. Каждый новый день дарил ей причину провести с этой пони остаток жизни.