Аллегрецца

— Защищайся, гнусный Диск-жокей! Октавия взмахнула смычком, будто мечом, и наставила его на белую единорожку — та наигранно ахнула. — Думаешь, что сможешь одолеть мою музыку, Скрипачка? — Виолончелистка. — Да пофиг. Я бахну так, что из твоей драгоценной виолончельки ещё пару недель будет гудеть дабстеп! Октавия, в свою очередь, тоже театрально ахнула и ещё раз ткнула смычком в сторону Винил. — Пустыми словами ты роешь себе яму, Госпожа Пульта! Сейчас ты узришь, что такое истинная музыка! Октавия поставила виолончель в вертикальное положение, крутанула её для вида и, уперев в плечо, принялась играть. Смычок скользил по струнам, высекая искры — так она не играла уже много лет. Какая-нибудь струна неизбежно лопнет, конечно, но дома есть запасные. Когда у Октавии уже начало сводить локоть, она стремительно вывела мелодию на высокую душещипательную ноту — и поклонилась неотрывно смотревшим жеребятам. Винил же скрестила передние ноги и надулась, состроив оскорблённое лицо. — Неплохо, Окти, но ты ещё не видывала меня. Магией подбросив пластинку вверх, Винил поймала её на кончик копыта. Побалансировала секунду. Позволила секунду яростных оваций. Резким движением запустила в воздушное сальто, — и диск, уже крутясь, приземлился на пульт, прямо под готовую иглу. Единорожка принялась творить собственное маленькое колдовство над треком. Копыта сновали по микшерам и переключателям, превращали прозаичное электро в могучего левиафана неистовых басов. Уж Октавии-то она покажет! Всё по старому уговору, исполнит всю композицию копытами. Она подводила композицию к пику, наращивая в музыке неуловимое предчувствие. Ритм и мощь захлёбывались, и тут наконец она высвободила невыносимое напряжение: мелодия низверглась в бездну баса и стремительно пульсирующего электро, пока не истончилась до хрустально-чистого звенящего звука и не иссякла окончательно. Винил вырубила пульт, подхватила только-только замершую пластинку и стряхнула в конверт. Под восторженные аплодисменты диджей отвесила поклон. — Весьма недурно, мисс Скрэтч... для диджея. Однако хочу принести свои соболезнования, ибо я более чем уверена, что способна вас обставить. Из-за сценических подмостков кто-то тихо кашлянул, и слушатели сразу оцепенели. Октавия, которая уже наполовину сыграла фальцетное вступление к следующей партии, осеклась и опустила смычок, чтобы определить источник звука. А источником оказалась та самая кобыла, что встретила её на входе. Пони, со смесью огорчения и сожаления на лице, подбежала к рассевшимся на полу жеребятам и собрала всех в кучку. — Простите за вторжение, Винил и... кажется, мы не представились. Меня зовут Кристал Мёрмер. Октавия спустилась со сцены, чтобы обменяться с Кристал копытопожатием. — Октавия. А насчёт фамилии не думайте, Винил над ней только смеётся. — Так нечестно! Лицо Кристал озарилось пониманием, и в её голосе зазвучали лёгкие нотки восхищения: — Ещё раз простите, что прерываю, просто кое-кому пора баиньки. Извините, жеребятки, но Винил с Октавией ведь... ещё придут? Октавия кивнула, превратив просьбу в обещание, ровно в тот миг когда жеребчики и кобылки уставились на неё с огоньком надежды в глазах. — Разумеется. Всё равно надо кое-кому преподать урок настоящей музыки. — Делай это перед зеркалом, Окти. — А ну цыц. Тем временем Кристал снова собрала радостно запрыгавших жеребят. — Ну ладно, жеребятки, скажите Винил и Октавии «до свидания!». Маленькие пони обступили её со всех сторон: на Октавию обрушился нестройный хор благодарностей. Кристал улыбнулась и, вежливо кивнув, поторопилась спровадить миниатюрный табун прочь из зала. Задержавшись на секунду, она бросила взгляд в сторону Винил на сцене и перевела его на земную пони. — Знаете, Винил о вас говорила много хорошего. Безумно рада наконец с вами познакомиться. — В самом деле говорила? Винил, видимо, ощутила нажим в словах Октавии, потому что по голову зарылась в ящик с пластинками, внезапно почувствовав нужду рассортировать их по алфавиту. Кристал кивнула, и от тонкой улыбки на её порозовевших щеках появились ямочки. — Да, и очень подробно. Жду не дождусь снова с вами повидаться, Октавия. И с тобой, Винил! — Свидимся, Кристал! Скажи им, что буду на следующей неделе! Кристал удалилась из концертного зала, а Винил всё не спешила высовывать голову из ящика. На самом деле она просто перебирала пластинки, создавая видимость усердного труда, но кое-кому не понадобилось много времени, чтобы об этом догадаться. Тень нависла над ней в то же мгновение, что щёлкнул футляр виолончели. Она попыталась напевать, чтобы казаться ещё более занятой, но напевать дабстеп — трудное занятие, когда в голосовых связках нет сабвуфера. Лицо Октавии было совсем близко, и Винил слегка отвернулась, чтобы не смотреть ей в глаза. К напеву прибавилась лучезарная улыбка. Тогда лицо возникло с другой стороны, и она снова отвернулась; задумчивое гудение под нос прервалось лёгкими смешками. Наконец Октавия сподобилась схватить её за плечи и завалила на спину, в безвыходное положение. На лице земной пони тоже играла улыбка. — Полегче, Окти. Может, слезешь с меня? Твоё счастье, что тут детишек нет. — Да ну тебя! Ты впрямь что-то с чем-то, Винил. Не то юродивая, не то святая. И разносишь моё доброе имя по всей округе. В лавандовые глаза Октавии неотрывно глядели ничем не прикрытые рубиновые глаза Винил. От внезапной небольшой борьбы её очки упали на пол. — Такая, что исколесишь всю Эквестрию — не сыщешь никого похожего. Да и ты, Окти, тоже ничего. — Умеет же твоё самомнение быть невыносимым. Очаровательно невыносимым. — Что поделать, Окти. Придётся тебе просто... — единорожка подобрала свалившиеся очки, и серый ореол вокруг рога погас, стоило им опуститься на её глаза, — смириться с этим. Поджав губы, Октавия отстранилась на какое-то расстояние, но быстро повернулась обратно и увидела на лице Винил бесшабашную улыбку. — Куда уж я денусь. — Так что думаешь на вечер? Щёки единорожки растянулись в ухмылке, и она лукаво изогнула бровь. Октавия на секунду обомлела с разинутым ртом — и только затем, покраснев, поняла. Её голос снизился до едва различимого шёпота, скрашенного смехом: — Порой ты слишком прямолинейная, Винил. — Да что? Я даже ничего не предложила. В твоей голове, часом, не завелись ли грязные мыслишки, а, Окти? — Нет, ну... Ты — зловреднейшая из вертихвосток, знаешь об этом? — Рада услужить, миледи. — Так или иначе, больше всего мне б хотелось бокальчик чего-нибудь приятного и расслабляющего. Винил аккуратно приподняла очки кончиком копыта и смерила её пристальным взглядом. — Без проблем, но я — я! — твою чудну́ю бурду не пью. Только «Балтикольт». Закатив глаза, Октавия протянула Винил копыто и помогла подняться с пола. — Так понимаю, мои попытки привить тебе хоть чуть-чуть самоуважения и изысканности потерпели поражение? — Полное и безоговорочное. — Ты, впрочем, ещё сносная. Винил ахнула в притворном возмущении, загарцевала и развела передние ноги в стороны как можно шире. — Сносная? Да я тут лучшая, Окти! Её непоколебимая жизненная позиция вдруг дала сбой: Октавия игриво пихнула её в грудь, из-за чего Винил потеряла равновесие и завалилась на спину. Земная пони, тут же подскочившая, с беспокойством наклонилась над распростёртым телом. — Ой, мне так жаль, Винил. — Ещё как жаль. — В смы... Сграбастав Октавию, Винил перекатилась и прижала её спиной к полу. Виолончелистка несогласно затрепыхалась и воззрилась на единорожку, которая в довершение всего взгромоздилась на неё и теперь — будто этого мало — торжествующе вскидывала над головой копыто. — Ты кое о чём забыла, мисс Филармоника, — Винил прильнула к Октавии и прошептала на ухо: — Я знаю твою слабость. — Это что... О Селестия, пожалуйста, нет, Винил, только не там... — Нетушки, это моя мстя, и я буду мстить прямо тут и как захочу. Самый кончик белого копыта ткнул Октавию в бок — и принялся быстро-быстро щекотать уязвимое место. Кобыла забилась в судорожном припадке, хохоча во всё горло и ещё сильнее вырываясь из мёртвой хватки. — Нет, Винил... умоляю! Взрослые... себя... так не ведут! — Я знала, что ты боишься щекотки, Октавия. Копыто добралось до шеи. Винил с удовольствием смотрела, как земная пони замотала головой в тщетной попытке избавиться от неотвратимого щекочущего апокалипсиса. — Винил... Селестии ради... прекрати! — Чего-чего, Окти? Ещё сильнее? Желание кобылки — закон. — Не... ну... прав... да!.. хватит!.. — Давай-ка на полную катушку. Октавия ещё больше заёрзала под усилившимся напором, и наконец ей удалось высвободить задние ноги. Она упёрлась ими Винил под рёбра, брыкнула как следует, и та бесформенным кулем бухнулась на пол. Октавия схватилась за грудь, всё ещё пытаясь совладать с приступами смеха, сотрясавшими тело. Винил сумела подняться практически в то же время, что и её подруга. Правда, последняя скорее шаталась из стороны в сторону. Винил вернула фирменные очки обратно на переносицу и расхохоталась при виде того, как Октавия отчаянно пытается устоять на ногах после ожесточённого щекотания. — Ого, Окти, да ты так не краснела с той ночи после прослушки. — Цыц!.. цыц. Я просто... пытаюсь... отдышаться. — В моём загашнике есть целебный поцелуй, если хочешь. Или копыто помощи? — Обойдусь... без поцелуя, спасибо. Просто дай копыто. Винил подхватила Октавию под грудки, с тяжёлым стоном подняла её на подкашивающиеся ноги, закинула переднюю ногу ей на плечо (порадовавшись близости). Живой пони-костыль для виолончелистки был готов. — А самое интересное, Окти, что мы ещё и капли в рот не взяли.

* * *

— Бармен, две горящие самбуки! — Винил, я ещё капли в рот не взяла. Ты уже хочешь самбуку? Винил потёрла подбородок, задумавшись на секунду, после чего снова повернулась к барной стойке. — Одну, на двоих, — она наклонилась к бармену и прошипела на ухо: — Её сразу выносит. — Наглая ложь, и на двоих не надо. — Ну ты чего, это же так роман... — Шардоне, пожалуйста, и... «Балтикольт»? — Ага. — Кошмар. Октавия протянула деньги, прежде чем подхватить два бокала и отправиться в долгое путешествие до стола. Они с Винил сошлись на том, чтобы провести ночь в винном баре, только на сей раз — уж спасибо — без пони с кьютимаркой мороженого и прочих неловких происшествий. Бармен, впрочем, никуда не делся и всё так же стоял манерным франтом за стойкой. И он же сейчас внезапно остановил их, выставив копыто, и поглядел на Винил. — Извини, куколка, тебя не затруднит показать удостоверение? Та застыла как вкопанная. На её лице промелькнула мимолётная тревога, но обыкновенное спокойствие тут же вернулось на место. Она резко обернулась и с ухмылкой выудила из кармана небольшую карточку. — Я правда так молодо выгляжу? Польщена. Держи, братишка, — удостоверение личности заплясало у бармена перед глазами почему-то немного неуверенно, однако тот кивнул и манерно взмахнул ногой, как бы откланиваясь. — Прости за беспокойство. Новые правила и, ну, всё такое, да-а. Приятной ночи вам обеим! — Да... и тебе того же. Она повернулась к Октавии и, расправив плечи, двинулась вперёд к столу. — Кажется, Окти, я выгляжу молодо и стройно. А что по-твоему? — По-моему, мисс Скрэтч, вы ещё какая молодая... и стройная. Однако ваша карточка меня заинтриговала. Я свою даже не ношу, а меня всегда пропускают. — Это потому, что из-за бабочки ты выглядишь как моя бабушка. Знакомое негодующее выражение на лице, приоткрытый рот, поднятое копыто — всё шло к очередной виолончельно-земнопоньской тираде. Винил быстро задавила зло в зародыше: — Я просто прикалываюсь, моя маленькая пони. Всего лишь шутка. — Не сюсюкай мне тут. Винил снова вытащила карточку и продемонстрировала фото, обрамлённое всякими подробностями о её личности. Октавию, впрочем, привлекли большие жирные чёрные буквы в самом верху. — Винил Дженнифер Скретч? Ты не говорила, что у тебя есть второе имя. Карточка со свистом сорвалась с места и скрылась в кармане Винил. Единорожка поспешно отвернулась, чтобы спрятать пылающие щёки... о, а вон и столик в углу, прекрасное местечко на ночь. — Мама думала, это будет звучать классно... В общем, пофиг, наш столик вон там. — И это очень классное второе имя. Придаёт тебе какую-то нотку... благовидности. Ну или помпезности, как угодно. Винил рассмеялась, лишь отмахнувшись от комплимента. Октавия тем временем поставила бокалы на столик. — Стильное, Окти, в самый раз. Я хочу не быть пафосной мадамой, а просто хорошо делать своё дело. — Ну, мне думается, ты уже продемонстрировала удивительные результаты на этом поприще. Не стоит ли подумать о мнении других? — Фе. Не в пафосе проблема — в тухлой напыщенности, которая с ним приходит... Только без обид. Винил плюхнулась на мягкий диванчик поближе к подруге, схватила «Балтикольт» и залпом осушила полбутылки, после чего тепло обняла Октавию, прижав к себе. Та же решила быть со своим алкоголем побережливее, а потому потягивала вино неспешно, давая оттенкам вкуса поиграть на языке, прежде чем проглотить. К сожалению, Винил так и не научилась пить с любой другой целью, кроме как «налакаться в драбадан». Единорожка довольно засопела. Поёрзав, она удобнее устроилась на диванчике и придвинулась к Октавии ещё плотнее, а потом вновь приложилась к бутылке. Совсем скоро она почувствовала легкую, как пёрышко, голову виолончелистки на плече и нежно прижалась к ней щекой. В одном копыте приятный алкоголь, в другом — красавица-кобыла. В такие мгновения, подумала Винил, тропа жизни делает крутой поворот в какие-то невиданные фантастические дали.