Мой бедный ангел

Таков уж, видно, жребий мой, Нет сил смеяться над судьбой, Я отлученным был, и стал сегодня проклятым. Тебя отправил я на смерть, Чтоб самому в огне гореть, Но я сгорать уже устал, глотая горький дым. Канцлер Ги — Конец игре Галлант, в ожидании Лэнгдона, устало развалился на каменной скамье, пытаясь не обращать внимания на жуткую ноющую боль в спине. Неужто, им было так сложно, хоть какой-нибудь хилый матрас сюда закинуть? Наконец, заскрипели замки, и парень оглянулся в сторону двери. Бледная тень, что появилась на пороге его камеры, лишь отдаленно напомнила ему Майкла Лэнгдона. Его лицо оставалось спокойным, но глаза… такое впечатление, словно за последний час этот человек успел прожить пару тысяч лет, каждый год из которых был изощренной мучительной пыткой. Когда дверь захлопнулась, Лэнгдон, не поднимая даже взгляда на Галланта, устало взмахнул рукой. Габриэль тут же почувствовал странное холодящее чувство, что пробежало по всему телу. — Проваливай, — еле слышно произнес он. Галлант недоуменно уставился на мужчину. — Серьезно? Вот так просто? — спросил он, садясь на скамье. — Оставьте меня все в покое! — надорванным голосом ответил Майкл, качая головой, — Беги, куда хочешь. Мне плевать. То, что от тебя требовалось, ты уже сделал. — А что же вы? — тихо сказал Галлант, вздернув бровь, — что собираетесь делать дальше? Развяжете очередную войну? Майкл молча смотрел в пустоту перед собой. Война, чума… какая теперь разница? Пусть все сгорит дотла. Пусть они все захлебнутся в собственной крови и боли. Да только, сколько бы он не смотрел теперь на чужие муки, это не избавит его от собственных. А что до Галланта, Мура и всех остальных, кто успел дать присягу дьяволу — он больше никого не хотел видеть. Уж лучше остаться совсем одному, чем наблюдать перед собой лица, что будут каждый день напоминать ему о том, что он потерял. Впрочем… весь этот проклятый мир останется издевательским напоминанием о том, что когда-то она была жива. По затянувшейся паузе, Галлант понял, что ответа на свой вопрос он явно уже не услышит, потому, добавил: — Ну, раз в петлю мне лезть пока не нужно, метнусь-ка я, с вашего позволения в Бельгию. С Леопольдом вторым мы не в самых плохих отношениях, так что, могу переждать там, пока здесь все не успокоится. Только как мне отсюда выйти? — Через дверь, — сухо ответил Лэнгдон. Габриэль недоуменно заморгал, но антихрист уже покинул камеру. … На следующее утро по Тауэру пролетела новость, что один из узников загадочным образом исчез из своей камеры. Не было никаких следов взлома, так что, такое чувство, будто заключенный просто встал и вышел, миновав все посты охраны. Шел уже третий день заточения Мэллори в тюрьме. Девушка отказалась есть и охране приходилось несколько раз уносить нетронутую еду, что ей оставляли у входа в камеру. Со стороны могло показаться, что вместо девушки на каменной скамье неподвижно лежал ее труп. И только слабое дыхание еще давало понять, что Мэллори оставалась жива. Когда на исходе третьих суток в ее камеру вошли люди, девушка их будто не заметила. Казалось, что даже если бы у нее перед глазами сейчас взорвался весь мир, она так и осталась бы неподвижно лежать, глядя на него пустым взглядом. — Леди Холланд, — с мрачным равнодушием произнес неизвестный ей мужчина в сером сюртуке, — по приказу ее величества королевы Виктории, за убийство Пьера Дюмонда, посла Франции, вы приговариваетесь к смертной казни через повешение, что состоится завтрашним вечером на главной площади. Изволите ли прислать к вам священника для принятия исповеди? — Нет, — прошептала Мэллори, шевельнув пересохшими губами. — Как вам будет угодно, — кивнул мужчина и оглянулся на гвардейцев, давая им приказ открыть дверь. Замок снова заскрежетал и девушка закрыла глаза. Еще немного и ее страдания, наконец, закончатся. И чтобы не ожидало по ту строну виселицы, Мэллори лишь оставалось надеяться, что образы и мучительные обрывки воспоминаний о Майкле Лэнгдоне, больше не будут ее мучить. Пусть ее жгут, режут, забьют до смерти, но взамен, она больше никогда не вспомнит его лица и голоса. … Какая нелепая ирония… Девчонку казнят прямо накануне пасхи в страстную пятницу. Что ни говори, а у отца явно имелось чувство юмора. Майкл не представлял, какими силами заставит себя пойти на площадь, но чувствовал, что должен там находиться. Вероятно, так он наказывал себя самого. Вынудит себя смотреть, как она умрет у него на глазах, чтобы до конца своих дней потом винить себя в ее смерти. Участь, которую он заслужил. Стоило ли когда-то обманывать себя, что могло сложиться по-другому? Когда подошел час и карета остановилась на площади возле собора, Лэнгдон с трудом понимал, как его еще слушались ноги. Вокруг слышался рокот толпы, что собиралась взглянуть на казнь очередного изменника короны. Они смеялись и шутили, словно вскоре должно было состояться забавное представление, а не повешение девушки, что и пожить то толком не успела. В холодном оцепенении, Майкл шел между рядами людей, чувствуя, как кто-то случайно задевал его плечами. Остановившись у западного портала собора, Лэнгдон скрестил руки на груди и поднял взгляд к небу, по которому медленно за горизонт опускалось солнце. Каждая клетка его тела отчаянно умоляла сейчас же уйти отсюда, чтобы не видеть, что произойдет дальше. Но ужас сковавший его, не давал сделать и шага. Когда в толпе вдруг послышались крики, он понял, что Мэллори была уже здесь… Сквозь пелену слез, Майкл смотрел, как она медленно поднялась на эшафот. Распущенные волосы падали ей на лицо и когда налетел порыв ветра, поднимая русые пряди, он мог заметить, что в ее глазах не было страха или отчаяния. Как будто она уже была мертва и петля лишь завершит начатое. Она не видела его в толпе, и возможно, это было к лучшему. Лэнгдон не слышал почти ничего, пока зачитывали приговор, равно как и не замечал гула толпы, что стоял вокруг в возбужденном ожидании. И лишь когда прокурор обратился к осужденной, Майкл снова поднял на нее взгляд. — Хотите что-то сказать перед смертью, леди Холланд? Не было слышно ни единого слова, но по движению ее губ, он прочитал: «Я люблю тебя». Лэнгдон прижал ладони к лицу и опустил голову. Палач приблизился к Мэллори и грубо накинул петлю на ее шею, затягивая узел. До боли стиснув зубы, Майкл смотрел на толстую пеньковую веревку, что обняла девушку, как хищная змея. Кровь бешено стучала в ушах, заглушая нарастающий шум толпы, предвкушающей еще одну жертву. Палач потянулся к рычагу, что должен был открыть деревянный люк под босыми ногами девушки. После чего, оставалось лишь надеяться, что ее шея сломается сразу, иначе, ей придется задыхаться еще несколько минут, прежде чем сердце окончательно перестанет биться. «Нет» — раздалось у него в голове, — «я не могу». Майкл развернулся спиной к эшафоту, но уже услышал скрип рычага и тут же с мучительный рычащим стоном зажмурился и вскинул вверх руку. Он должен разорвать эту проклятую веревку, он просто больше не мог этого выдержать… Но вдруг все звуки вокруг резко затихли. Открыв глаза, Лэнгдон растерянно оглянулся и обомлел. Все вокруг застыло на одном месте, даже воздух перестал двигаться. Время замерло в одной короткой секунде, что отделяла жизнь Мэллори от гибели. — Не торопись так, мальчик, — неожиданно послышался спокойный голос рядом, — ты ведь даже не знаешь, что сейчас можешь этим натворить. Чувствуя, как по телу бежит мелкая дрожь, Майкл оглянулся. Прямо за его спиной стоял невысокий старик с радушной улыбкой и хитрым взглядом карих глаз. В руках же у него виднелся бумажный сверток, в котором лежала традиционная пасхальная выпечка, которую он увлеченно жевал. — Не хочешь, кстати? — спросил он с набитым ртом, протягивая в его сторону сверток, — черт возьми, это так вкусно, что Иисус, похоже, все-таки, не зря страдал за грехи вот этих… С этими словами, старик кивнул в сторону замершей толпы. Лэнгдон с каменным лицом и полным ужаса и непонимания взглядом смотрел на незнакомца. Впрочем, он уже догадывался, кто именно находится перед ним, но сейчас это вызывало больше вопросов, чем ответов. — Пойдем поболтаем, — добавил старик, махнув рукой и направляясь в сторону собора, — думаю, минут тридцать у нас с тобой точно есть. А потом, уж прости, у меня вечерний чай с Агаресом. Лэнгдон ошалело смотрел, как дьявол в человеческом облике спокойно подошел к центральному порталу храма и дойдя до порога, обернулся и удивленно посмотрел на него, пожимая плечами. — Что, боишься, что как зайдешь сюда, в тебя врежется молния? — ехидно спросил он, — думаешь, старику там, наверху, больше заняться нечем, как выделывать дешевые фокусы? Не представляя, что вообще можно ответить, Майкл на ватных ногах пошел следом. — Ну и отгрохали же они себе молельню, — хмыкнул старик, продолжая жевать кекс и разглядывая высокие сводчатые потолки, — все же, этот их христианский фанатизм достиг удивительных масштабов. — Зачем вы здесь? — еле выдавил Лэнгдон, идя позади и глядя отцу в затылок. — Хотел прояснить некоторые детали, — спокойно отозвался старик, направляясь в сторону винтовой лестницы, что вела на центральную балюстраду. Он не сказал больше ни слова, пока они поднимались, а Майкла все сильнее начинала терзать мысль, что он, похоже, тронулся умом. Ибо, если это Дьявол?.. Серьезно?! — Ах, какой вид! — довольно сказал мужчина, подход к краю балюстрады и облокачиваясь на перила. Отсюда открывался обзор на всю площадь, залитую красноватым светом закатного солнца. Наконец, доев, старик скомкал бумагу и засунул ее в карман плаща. — Что ты знаешь об антихристах, Майкл? — с невинным любопытством спросил он, вскинув взгляд на сына, что стоял рядом, не в силах опять оторвать взгляд от виселицы. — О чем вы? — слабым голосом спросил он, оглянувшись. — Видишь ли, есть некоторый ма-а-аленький свод правил ада, который касается и антихристов в том числе, — протянул старик, глядя в небо, — кодекс, если можно так сказать. Майкл растерянно моргал, глядя на него. — И есть в нем один момент, который гласит, что существо, давшее присягу Дьяволу, не имеет право приносить себя в жертву перед смертными и делать для них что-либо бескорыстно. Такими штучками балуются ребята сверху, но мы так не работаем, — добавил старик, стуча пальцами по перилам, — вникаешь, к чему я веду? — Я не собирался… — Нет, именно это ты сейчас чуть и не сделал, мальчик, — хмыкнул отец, — какую выгоду ты получишь, если сейчас спасешь ее? Разве она у тебя есть? Ты уже знаешь, что девчонка отказалась переходить на твою сторону, так что же это тогда, если не акт милосердия? — Даже если она не умрет сейчас, апокалипсис все равно ее убьет, — надломленно сказал Майкл. — Да… лет через десять, а может и пятнадцать, — улыбнулся старик, — а ты понимаешь, что такое пятнадцать лет, Майкл? Это для меня или тебя пустой звук, а вот для таких людей, как она — целая маленькая жизнь. Спаси ты ее сейчас, и, быть может, девчонка даже успеет прожить ее счастливо. Разве ты не думал об этом? Лэнгдон со злостью стиснул зубы. — Впрочем, боюсь, с ней этот номер все равно не пройдет, — цокнул языком дьявол, — как ни крутись, для маленькой Мэллори это конечная точка. — Почему? — нахмурился Майкл. — Ну-у-у… — протянул он, переминаясь с пятки на носок, — видишь ли, как-то в один осенний вечер нам со стариком сверху стало скучно, а это как раз был вторник. А вторник у нас вечер покера, если тебе интересно. Ну и, тот предложил выкинуть старый добрый трюк, что мы давно уже не проворачивали. Выбрать одну лошадку в забег и посмотреть, кому в итоге она достанется. Взглянув на остекленевший взгляд Лэнгдона, мужчина усмехнулся. — Да, старо как мир, но всякий раз увлекательно наблюдать, как далеко такая лошадка сможет убежать… И вот эта милая девчушка уже свое отбегала, — сказал он, глядя на виселицу внизу, — жаль, уговорить тебе ее так и не удалось. Придется мне теперь проставляться старику, раз тот выиграл. — Так значит, — мертвым голосом проговорил Майкл, глядя на площадь, — она оказалась в доме не случайно?.. Все это было частью идиотской ставки? — Все жизни, по большому счету, всего лишь предмет чей-то «идиотской ставки», — ухмыльнулся дьявол, — и твоя не исключение. — Что? — выдохнул Лэнгдон, поднимая глаза. — Да ладно! — закатил глаза старик, — неужто ты думал, что раз ты антихрист, то ты какой-то сильно особенный? — Но апокалипсис… — П-ф-ф, — фыркнул он, — ох уж эти фанатики, что всегда раздувают из мухи слона… этой партии с антихристами и апокалипсисами уже столько лет, что я уж и не припомню, когда мы со стариком ее начали. И по правде говоря, ее исход меня уже давно особо не волнует. — Я не… — Я могу каждую сотню лет подкидывать на землю очередного сына дьявола, — тихо смеялся мужчина, — и как думаешь, если бы мне правда все это было так интересно, я бы позволил всем этим соплякам, включая тебя, творить ту ерунду, что вы разводите из конца света? — Тогда почему все твои последователи уверены в обратном?! - Майклу хотелось уже перейти на крик, но голос уже плохо ему подчинялся. — Люди всегда были склонны воспринимать все слишком серьезно, — вздохнул старик, — все эти культы, поклонения, жертвоприношения… это, конечно, забавно со стороны, но мне, по правде без разницы. — Тогда зачем я вообще здесь?! — начал выходить из себя Лэнгдон, судорожно сжимая рукой перила, — если это нужно не тебе, то кому?! — А вот теперь ты начинаешь понимать, — хмыкнул он, — ты хочешь думать, что вся твоя жизнь — это великое предназначение, божественная миссия! А на самом деле, ты появился на свет просто потому, что в тот день у меня закончился виски и я никак не мог уснуть. — А в работный дом меня отправили, потому что хлеб подгорел на завтрак? — прошипел сквозь зубы Майкл. — Нет, — спокойно ответил старик, пожав плечами, — я знаю, что ты уверен, будто у тебя не было выбора, но на самом деле, он был всегда. Не я виноват, что ты им в итоге не пользовался. К примеру, что тебе мешало в тот день столкнуть свою бабку с лестницы, когда она споткнулась возле перил? Упади она тогда, то сломала бы шею, а ты остался бы единственный законным наследником, и в работный дом тебе ехать бы не пришлось. — А какого черта Джон Генри… — О! — перебил дьявол, снова закатив глаза, — нашел, кого слушать! Я никогда не диктовал никому никаких конкретных приказов, что с тобой и как нужно делать. Но некоторые, к примеру, как Мур или Венейбел, любят додумывать и включать импровизацию. Но черт возьми, так получается даже веселее. Лэнгдон был ни в состоянии говорить или хотя бы просто крепко держаться на ногах. Кажется, земля из под них уже начала пропадать. — Должно быть, непросто осознать, что вся твоя жизнь, страдания и стремления — никогда не имели особого смысла, — протянул старик, поднимая взгляд на побелевшее лицо Майкла, — в этом мире нет, никогда не было и не будет избранных, Майкл. А твои силы, что отличают тебя от других — всего лишь маленькая привилегия, которую я могу забрать так же просто, как и дал когда-то. Впрочем... именно поэтому я сейчас здесь. — Что значит «забрать»? — дрогнувшим голосом спросил Лэнгдон. — Все предельно просто, мой мальчик, — засмеялся дьявол, заметив его испуганный взгляд, — нарушаешь наш кодекс, и вся твоя «избранность» разом летит к чертям. В ту же яму, куда и последние двенадцать лет твоей жизни, что ты потратил на черные мессы, проклятия, чуму и мелкую месть каким-то жалким ублюдкам. — Но я родился антихристом, каким образом это вообще можно отнять? — со злобой спросил он. — Точно таким же, как у меня когда-то крылья, — продолжал насмехаться старик, — так что, считай, что я снова даю тебе право выбрать. Чего ты боишься больше, Майкл, потерять эту девчонку или самого себя? Лэнгдон застыл как камень. Он не мог до конца осознать сказанное. В его понимании Майкл Лэнгдон и антихрист — были неразделимой сущностью. Иначе невозможно было представить. Ведь кем он был, если отбросить от себя личину сына дьявола? Из этого состояла вся его сознательная жизнь, в ней была ее цель и смысл. Только узнав, кто он на самом деле, Майкл перестал чувствовать себя отбросом и грязью. Его человеческое Я — было никем без антихриста и не могло существовать в разрыве… Мужчина чувствовал, как ледяной страх, которого он еще никогда не чувствовал, начал расползаться под кожей. — Так что решишь, — улыбнулся дьявол, — променяешь себя на сомнительную возможность спасти девчонку, что и так обречена? Думаешь, старик сверху согласится из-за твоей глупой жертвы не забирать ее так рано? Почти не дыша, Майкл смотрел на свои трясущиеся руки, что вцепились в перила балюстрады, как в последнюю в жизни опору. Перед глазами проносились сотни образов и фраз, превращаясь в болезненную и рвущую мешанину чувств. Если он согласится, то вернется к тому, чего боялся больше всего — к себе, что был в этом мире без сущности антихриста пустым местом. Он потеряет совершенно все за призрачную возможность оставить Мэллори в живых. Но с другой стороны… так ли ему это все было нужно без нее? Что его ожидало дальше? Вечная жизнь среди гниющих трупов и остатков человечества, что не задумываясь продали свою душу ради сомнительной выгоды? Что для него было важнее, быть антихристом, которого последователи дьявола на земле считали едва ли не богом? Или же, снова стать бывшим каторжником, но знать, что у него хватило духу, хотя бы один раз в своей жизни поступить по-человечески? — Время истекает, Майкл, — медленно сказал старик, подходя ближе, — другой попытки уже не будет и ты это знаешь. Лэнгдон смотрел на красную линию горизонта, за которое опускалось солнце. — Глупо, — хмыкнул дьявол, хлопнув Лэнгдона по плечу, хоть тот и не произнес ни слова. Впрочем, говорить что-то вслух ему было и не обязательно. Майкл вдруг ощутил движение воздуха перед собой и тут же резко поднял взгляд. Шум толпы после звенящей тишины разразился оглушительным гулом. Веревка начала распрямляться, летя вниз и тут народ внизу разочарованно завопил. Лэнгдон не успел увидеть, что произошло дальше, потому что его вдруг пронзила жгучая боль, от которой он с криком согнулся пополам и упал на колени. Опустив взгляд вниз, он видел, как по его одежде на животе быстро расползались пятна крови. И Майкл узнал эту боль и эти раны. Похоже, что те пули мистера Грина, руководителя работного дома, которые должны были убить его еще двенадцать лет назад, настигли его вновь. Кислота и кровь быстро расходились внутри, вызывая сильнейший болевой шок. Растянувшись на каменных плитах балюстрады собора, заливая их кровью, Лэнгдон судорожно дышал, с ужасом глядя в закатное небо над собой.