Сборник драбблов

Миша не сомневался: будь он сам на месте Августа — десять раз бы спросил, точно ли тот того хочет, и еще придумал бы какой-нибудь способ подать сигнал на случай, если что пойдет не так. Но Августа никогда особенно не волновали вопросы безопасности и он только сказал, что идея прекрасная, они обязательно должны это сделать. Впрочем, ничуть не меньше Миша был уверен в том, что Август сумеет остановиться, если что-то пойдет не так — или, в худшем случае, использует медиган, чтобы загладить последствия. К тому же мысль о том, что задуманное было немного небезопасным, казалась по-своему волнующим. Он опустился на колени, не сводя взгляда с Августа, и повел плечами, проверяя, достаточно ли надежна веревка. Да, она определенно была надежной — возможно, резким движением Мише и удалось бы ее разорвать, но это было бы непросто, и, скорее всего, болезненно, так что он вполне мог считать себя надежно связанным. Его руки были заведены за спину, запястья — притянуты друг к другу, но не передавлены, веревка обхватывала шею, не пережимая ее, и витками спускалась вниз, несколько раз оборачиваясь вокруг груди и живота, спускаясь к паху. Пара массивных узлов прижималась к соскам, чуть натирая их и это ощущение отдавалось внутри, смешиваясь с возбуждением. Август подступил к нему на шаг ближе, расстегнул ширинку, чтобы высвободить член и начать плавно двигать рукой, приводя его в полную боевую готовность. Миша внимательно следил за ним: он много раз видел, как Август себя ласкает, но ему все равно нравилось смотреть, в этом было что-то особенно откровенное, такое же, как в самом физическом контакте, если не глубже. Конечно, Август остался полностью одетым — это было важной частью договоренности на сегодняшний вечер: он — хозяин, и Миша должен его обслужить, доставить ему удовольствие, позволить воспользоваться собой как вещью. Немного чересчур для него самого — но именно в этом и заключалось очарование момента. — Ты готов? — Август взял его за подбородок, заставляя запрокинуть голову. — Открой рот. Миша медленно кивнул, а потом запрокинул голову, приоткрывая рот. Август провел большим пальцем по его нижней губе, а потом протолкнул его в рот, чтобы оттянуть нижнюю челюсть, не прекращая другой рукой двигать вверх-вниз по вставшему члену, на обнажившейся головке которого уже проступила крупная блестящая капля. Пройдясь подушечкой пальца по зубам, точно проверяя из остроту, Август подался вперед и, убрав руку, пристроил член у мишиной нижней губы, уже влажной от размазанной слюны. Чуть наклонившись, Миша впустил его в рот, обвел кончиком языка основание головки, и, скользнув вдоль нежной вертикальной складки, впустил его глубже, позволяя упереться в мягкую часть неба. Миша сделал глубокий вдох, готовясь к продолжению. Август отпустил его подбородок и провел рукой выше, вдоль угла челюсти до уха, накрыл его ладонью, протянув пальцы к затылку. Он удивительно нежно погладил Мишу, прежде чем потянуть на себя, вгоняясь в его глотку на всю длину. Тот был готов, но все равно поперхнулся, невольно пытаясь откинуться назад. Веревка точно мгновенно затянулась, сдавливая шею, сердце тут же отчаянно застучало, пульс разнесся по всему телу дробным эхом. Август подался еще чуть вперед, веревка впилась сильнее, но, за миг до того, как ощущение стало бы болезненным, он резко откинулся назад, высвобождая член почти полностью, позволяя Мише сделать вдох. За вдохом последовал новый натиск — одним движением, таким же плавным, но почти безжалостным, Август вогнался еще глубже, заставляя Мишу уткнуться в его пах, и коротко застонал, чувствуя, как пульсирует глотка. Миша давился, отчаянно пытаясь вдохнуть, но в то же время чувствовал, как внутри огнем разгорается возбуждение, желание продолжать. Когда Август снова отпустил его, позволяя вдохнуть, Миша двинулся сначала вперед, опять впуская его на максимальную глубину — и только после откинулся назад, вдыхая так глубоко, что перед глазами плыли цветные пятна. Рокот пульса отдавался эхом в голове, будто отскакивая от зажатого уха и усиливаясь. Веревка терялась о соски с каждым вдохом, вжималась в ребра, обнимала все теснее. Уже стоявший член мучительно хотелось обхватить, провести рукой вдоль всей длины — наверное, для разрядки сейчас хватило бы пары движений — но веревка болезненно впивалась в кожу при каждой попытке двинуть руками. Непривычное чувство беспомощности одновременно тревожило и будоражило все сильнее. — Еще раз, — голос Августа звучал непривычно тихо и, кажется, чуть подрагивал, но Миша не был в этом уверен. Как не был уверен в том, хочет ли он, чтобы Август быстрее кончил и освободил его, позволив, наконец, и самому получить разрядку — или чтобы это все продолжалось как можно дольше. Август притянул его к себе снова, на этот раз — грубее, резче, до боли впиваясь ногтями в кожу за ухом. На краю сознания вспыхнула мысль, что, похоже, все идет к концу, но это было лишь смутное ощущение, терявшееся в потоке прочих. Чувствуя, как кружится голова, как колотится в груди сердце, Миша насаживался саднящим горлом на член Августа, сводя вместе плечи, чувствуя, как впивается в соски натянувшаяся веревка. Снова и снова, до шума в ушах и темноты в глазах — до тех пор, пока Август не отстранил его, толкнув в лоб, чтобы кончить на лицо. Теплые капли потекли вниз, по щекам и подбородку, но Миша этого почти не чувствовал. Его горло болело, веревка натерла кожу, а стоящий член болезненно требовал внимания. Миша снова дернул плечами, пытаясь освободиться, но затянувшаяся веревка только сильнее врезалась в тело. — Спокойнее, Schatz, — Август опустился с ним рядом на колени, даже не поправив одежду. Он прижал ладонь к мишиному животу и медленно повел вниз, к мучительно напряженному члену. — Я о тебе позабочусь.