Сборник драбблов

Миша хотел сделать Августу запоминающийся подарок на день рождения, только и всего. В позапрошлом году он подарил ему красивое издание «На ножах» Лескова в переводе на немецкий, в прошлом — сердце черной косатки, достаточно свежее, чтобы подходить для опытов, и, откровенно говоря, не хотел повторяться. И это показалось ему хорошей идеей: предложить Августу на один день забыть обо всех отказах, запретах и табу. «Все, что ты захочешь» — так он сказал, заранее готовясь к новой встрече с Виктором, к болезненным медицинским манипуляциям, даже к близости на глазах у всей команды. Но Август выбрал изнасилование. Не настоящее, конечно, просто игру, как он и раньше предлагал, но Миша все равно почувствовал неприятный холодок, когда Август рассказал ему, чего именно хочет. Но, конечно, Миша не решился ему отказать. Свои обещания забирают назад только лжецы и трусы, а он таким не был. Единственное, что его успокаивало — мысль о том, что все произойдет быстро: Август, видимо, понимал, что Мише будет непросто исполнить его желание, и составил максимально простой план действий для него. Мише оставалось только, скрепив сердце, ему следовать. Подождав после ужина четверть часа — Август за столом держался подчеркнуто отстраненно, делая вид, что они вовсе не близки — Миша направился к медпункту, на ходу надевая старые кожаные митенки, в которых раньше отправлялся на поле боя. Эта пара начала протираться на костяшках и он ее сменил, но выкидывать не стал. Сейчас он чувствовал себя в них увереннее. Стискивая руки в кулаки и снова разжимая, он медленно прошел сквозь незапертую приемную, мимо пустых кресел к двери кабинета — и распахнул ее. Август стоял к нему спиной, но обернулся, услышав шаги. — Не ожидал такого позднего визита. Вы отвлекаете меня от работы, — он снял очки и аккуратно отложил их в ящик стола. — Надеюсь, у вас есть уважительная причина. — Конечно. Миша медленно подошел ближе. Он не мог просто кинуться на Августа, ему нужно было объяснить свои действия, придумать хотя бы формальный мотив. — Раз уж ты почти бесполезен на поле боя, доктор, то должен приносить пользу хотя бы вне его. — Не смейте так говорить, — Август возмущенно встряхнул головой. Недовольство в его тоне звучало настолько правдоподобно, что Миша успел подумать, что перегнул палку, Август нередко сетовал на то, что на поле боя гораздо чаще помогает другим, чем убивает сам, и даже называл из-за этого себя бесполезным. Вряд ли ему понравилось бы услышать от Миши подобное обвинение. Но потом тот напомнил себе: они договорились, что если Августу что-то не понравится, он перейдет на немецкий и Миша будет должен немедленно остановиться. А пока Август говорит по-английски — он должен продолжать. Поэтому, отогнав сомнения, он сгреб Августа в объятья, притянул к себе за плечи и поцеловал в губы — точнее, вцепился в них, кусая, сминая зубами. Август забился, пытаясь вырваться — и Миша немедленно подался назад, отпуская его. — Перестаньте! — голос все еще звучал сердито, но во взгляде было куда больше любопытства, чем тревоги. — Я хочу тебя. И я всегда получаю то, чего хочу. Миша вцепился в галстук Августа, дернул ослабленный узел, распуская его, и рванул ворот рубашки так, что верхняя пуговица отскочила прочь. Август охнул, попятился, но Миша снова притянул его к себе. Здесь, согласно плану, он должен был ударить. И, снова глубоко вдохнув, Миша это сделал. Это была лишь тень удара, стиснутые в кулак пальцы скользнули по челюсти Августа, кожу чуть царапнула жесткая щетина — и тот откинулся назад, вздрогнув от неожиданной боли. — Не надо, — тихо сказал он, накрывая ладонью место удара. — Пожалуйста, не надо. Не делайте мне больно. Он часто дышал, его взгляд казался скорее очарованным, чем испуганным и Миша снова напомнил себе, что Август остановит его, если передумает. Миша перехватил его руку за запястье, провел до манжета рубашки большим пальцем, но тут же почувствовав, что прикосновение слишком нежное, рванул на себя. — Развернись, не вырывайся и больно не будет, — пообещал он, разжимая пальцы. Молча кивнув, Август повернулся лицом к столу. Миша, тут же вцепившись в ворот халата, рванул его вниз — можно было бы просто задрать его, но ему показалось уместным это движение, грубое, резкое, не причиняющее боли, хоть и способное испугать. Август послушно отвел руки назад, и еще одним рывком Миша сорвал халат, позволяя ему упасть на пол, а потом подступил ближе, толкая Августа в спину, без слов приказывая ему наклониться. В принципе, сложная часть закончилась, оставался только грубый секс, и с этим Миша вполне мог справиться. Одной рукой расстегивая собственную ширинку, другой он провел вдоль края брюк Августа — он был без ремня — и тот резко дернулся вперед, снова пытаясь освободиться. Зарычав, Миша снова схватил его за руку и прижал ее к столешнице. Если бы Август действительно хотел вырваться, он бы наверняка смог — уступая Мише в весе и силе, он превосходил его в ловкости и скорости; случись им подраться всерьез, Миша бы не поставил на собственную победу. Но сейчас Август был полностью в его власти и это немного пугало. — Не вырывайся, — повторил он. Август вздохнул в ответ, но этот вздох был больше похож на стон. Все так же вжимая его запястье в стол, Миша расстегнул его брюки и новым рывком сдернул их до середины бедер. Кальсон на Августе не было. Он снова шумно, тяжело вздохнул, когда Миша завел руку между его ягодиц, проверяя, смазана ли дырка — да, хорошо подготовился, растянул и смазал себя так, что капли вазелина свободно выскальзывали наружу. Хорошо. Значит, никому не будет больно. Растерев по пальцам вазелин, Миша опустил руку ниже, пропихнул ее Августу между ног, и прикоснулся к члену — тот уже стоял. В отличие от его собственного. Продолжая стискивать запястье Августа, чтобы не выходить из образа, не разрушать атмосферу игры, Миша обхватил другой рукой собственный член и начал ей двигать, стараясь не думать об условиях их игры, а сосредоточиться на самом ощущении физического контакта. Запахе Августа, тепле его тела, того, как сильно он возбуждается от происходящего. Мише мучительно хотелось его сейчас поцеловать, он даже наклонился чуть вперед, но сумел вовремя себя остановить. Нет. Потом, когда они закончат — сколько угодно, но если он сделает это сейчас, то испортит свой подарок. Постепенно движения сделали свое дело, и, почувствовав, что он возбужден достаточно, Миша придвинулся ближе, приставил головку к дырке Августа, и, сжав его руку еще сильнее, плавно подался вперед, входя на всю длину. Тот застонал в ответ — и это определенно не был стон боли. Опустив освободившуюся руку Августу на затылок, Миша прижал его к столу еще плотнее, не давая подняться, и продолжил двигаться вперед-назад, постепенно наращивая скорость, обрушиваясь всей тяжестью, не давая себе ни остановиться, ни задуматься. Все, что ему было нужно — не отвлекаться от выбранного образа, не перебирать волосы Августа, не гладить его запястье, не пытаться удерживаться от слишком резких движений, пусть даже Августу больно ударяться о край стола с каждым толчком вперед. Раскачиваясь вперед и назад, Миша старался сосредоточиться на общих ощущениях, но все равно происходящее затягивалось, он начинал сердиться и чувствовал, как от этого спадает возбуждение. Он ощущал все вокруг болезненно остро: тяжесть собственных ботинок, то, как трутся о кожу внутренние швы митенок, как чуть покачивается старый письменный стол под тяжестью двух тел, это отвлекало, и, в итоге, кончив, он едва почувствовал удовольствие, скорее — просто облегчение от самой разрядки. — Вот так, — тихо сказал он, напоследок снова чуть толкнув Августа в затылок, и попятился к двери, чтобы выйти как можно скорее, и дождаться его уже снаружи, в приемной. Застегнув ширинку, он стянул митенки, и, затолкав их в карман штанов, привалился спиной к холодной стене. В голове шумело, но тягостное ощущение развеялось. Размяв запястья, Миша прислушался к доносившимся из-за двери звукам, легко представляя себе, как Август сначала водит рукой по члену, все так же же склонившись над столом, пока, наконец, не кончает с очередным полувздохом-полустоном, потом — медленно распрямляется, приводит в порядок одежду, а после включает медиган, чтобы стереть с лица след удара. Наконец, он вышел из кабинета, умиротворенно улыбающийся, явно довольный реализацией своего плана. Миша кивнул: отлично, по крайней мере, он не зря старался. — Все было прекрасно, Schatz. Улыбнувшись, Август нежно провел пальцами по его шее и поцеловал в щеку. Миша обнял его за плечо, притягивая к себе плотнее, прижался лбом ко лбу, окончательно избавляясь от оставшегося после игры муторного ощущения. — Я, пожалуй, пойду в душевую. Принеси мне мой халат, поднимемся потом к тебе в комнату. — Август отступил на шаг и нахмурился. — Так. Тебе совсем не понравилось. Это даже не был вопрос. Миша пожал плечами: — Это был подарок для тебя. Не важно, понравилось ли мне. — Важно. Раз все было так плохо, тебе стоило остановиться. — Он посмотрел Мише в глаза, чуть склонив голову набок. — Я был уверен, что если ты получаешь удовольствие от власти, то эта игра тебе понравится, хотя бы немного. Но, похоже, я ошибался. В следующий раз я подойду к этому вопросу иначе. Миша не был уверен, что стоило продолжать пытаться искать подход к этому вопросу, но на спор он настроен тоже не был, поэтому просто пожал плечами еще раз. Ему было жаль, что он не оправдал ожидания Августа, но все же он чувствовал облегчение. — Давай продолжим чем-нибудь, что понравится и тебе. — Август поцеловал его в щеку еще раз. — Если ты устал, можем просто почитать под общим одеялом. — Я подумаю, — кивнул Миша. — Иди в душ. Я тебе принесу халат.