hold (someone) closely

Тамаки семнадцать, когда Мирио второй раз рыдает на его руках. В палате все белое и пустое, и вот вчера они заранее репетировали классический вальс на свадьбу и спорили о том, в кого из девочек целиться букетом, и Сэр должен был венчать их через пару лет, а теперь его нет, и Мирио плачет как ребенок, залпами и на разрыв. Засыпает от усталости, вжавшись мокрым лицом Тамаки в грудь, хмурится во сне. Тамаки распутывает ему волосы пальцами и трудно свыкается с новой реальностью. Хадо тоже приходит с соседней палаты ближе к вечеру. Она босая и в длинной больничной сорочке на голое тело, шлепает по плитке и залазит к Тамаки с другого бока, и слабо стянутая коса ее питоном обвивается о Тамакины плечи — они обнимаются коротко, чтоб успокоиться, и Хадо остается на пять минут. Тамаки тяжеловато с таким прессингом по обеим сторонам, но это все пройдет, и они справились, вернулись вместе и вот даже держатся еще, живые, и уязвимые, и разбитые на части, почти готовые собраться воедино заново и идти дальше. Восстанавливаться после утраты всегда долго, Тамаки знает по себе. Ему после матери потребовалась почти вся сознательная жизнь. Мирио переводят на свободное посещение, и улыбка не слазит с лица его, будто примотанная скотчем, — он самому себе поклялся не плакать больше, но Тамаки буквально заставляет его, буквально держит его силой и вытягивает правду, чтоб он не сдерживался и не копил это в себе. Мирио сопротивляется некоторое время, но ему становится гораздо лучше — Сэр был ему как второй отец, и до конца он никогда не оправится, и Тамаки учит его складывать этот груз за плечи и дышать свободнее. Он нужен своему альфе, хоть ночи наедине в общаге на целительную терапию мало похожи, и они почти не разговаривают, пялятся мимо всяких фильмов на стены да думают каждый о своем. Мирио лежит на нем, плоско прижимаясь грудью, наполовину дремлет, пока Тамаки нацеловывает его светлую макушку — с утра пораньше они наводят порядки с прилежностью мистера Пропера, увлекаются немного и кружатся меж кроватью и столом без музыки. Вальсовый квадрат у них получается даже тут, на трех квадратных метрах против огромной Тамакиной спальни дома. Хадо заражается от них танцами и тоже одолевает своего альфу па и раз-два-три. Мирио приводит шестилетнюю девочку. Она тоже светловолосая и тихая, и Тамаки вообще не очень ладит с детьми — то есть мелких отталкивает его вечносутулая наружность и альфий запах, но у нее такой взрослый взгляд и серьезная грусть в морщинке на лбу, такая осмысленность в речи, что это Тамаки чувствует себя малышом. Он вспоминает себя в три и госпожу Хикари в песочнице у парковки. — Привет, — просто говорит Тамаки, присаживаясь перед ней на корточки. Так-то он нервничает и не успел отрепетировать про себя, но ему надо. Маленькая омега перед ним на диване выглядит так, словно ей тоже кто-нибудь нужен. Это реверанс в сторону его несчастливого детства, долг перед самим собой. Он такой взрослый теперь, самобытный и сильный, и у него лучший в мире жених и кольцо на цепочке позвякивает в кармане, и они выпускаются весной, но было время, когда и он сидел один и не понимал, что с ним не так. — Как тебя зовут? Я Тамаки, — он повторяет за воспоминанием слово в слово, и лицо его слабо вспыхивает улыбкой от нахлынувшего дежавю. Девочка разжимает кулачки на юбке платья, робко силится улыбнуться в ответ. — Эри. У нее все же получается — кое-как и неумело, и Тамаки становится ясно, почему госпожа Хикари вообще приблизилась к нему. Почему решила, что ей самое место в его только-только начавшейся жизни. Это приятное чувство, плавное и нагнетающееся в нем, будто он сделал что-то правильное, и оно медленно перерастает в уверенность и отражается с алых радужек ее глаз — Эри смотрит на него смущенно, словно теряется в унисон ему, сбитая с толку и сконфуженная. До Тамаки доходит, о чем она думает — он пахнет точь-в-точь как спасший ее Лемиллион, ведет себя как такой же омега, как и она сама. Его немножко захватывает от мысли, сколько всего нужно рассказать ей, сколько же их ждет вместе — от фестиваля и дальше, пока она не вольется в обычную человеческую жизнь, и да, Тамаки все еще не ладит с детьми и жуть какой неловкий, но на миг представляет себе такую же светлую девочку возле себя. Одинаково похожую на него и Мирио. Мирио возвращается от перваков с Айзавой-сэнсэем, сыплет шутейками налево и направо и всячески веселит ребят в кухонной зоне, но Тамаки замечает чуть надломленную ноту в его голосе, диссонанс меж выражением лица и интонацией. Ничего не говорит. — О, вы уже познакомились? Тамаки пригласил тебя на свадьбу? — Мирио напускает нарочито серьезный вид и присаживается к Эри. Она льнет к нему как к родному и прячется под рукой его, словно зверек, — Тамаки тоже так делал однажды, но тогда и Мирио был на полголовы ниже него, и деревья казались до небес. Эри выглядывает одним глазом, с удивлением уставившись на Тамаки. — Свадьбу? — Невпопад переспрашивает она, как будто такого слова пока нет в ее лексиконе. Тамаки откровенно рад, что ему не придется просвещать ее насчет института брака. Мирио наоборот чирикает пуще прежнего. Постепенно все налаживается. Мирио вытаскивает их с Эри на прогулки в парк, и так Тамаки еще сильнее кажется, что они семейная пара с ребенком, Мирио импровизирует мини-стэндапы в раменной и больше не просит его устроить внеочередные антистресс-обнимашки посреди улицы, но у него барахлит улыбатор, и Тамаки иногда вынуждает его говорить. Не смеяться и не отмазываться нехваткой времени. Разговоры им обоим не всегда на пользу, но и от истерик зато наступает затишье. Мирио молча надевает кольцо на палец и больше не пытается втихаря вырвать из себя остатки квирка. Киришима одолевает Тамаки с новой силой — он в принципе всегда шумный и заполошный, и при первых проблесках его хаера в коридоре Тамаки моментально разворачивается на сто восемьдесят, но что уж поделать. За интернатуру мозг ему вынесли не полностью, видимо, и в столовой он не знает, куда от него щемиться. Мирио посматривает на них с раздачи, но не вмешивается, пока они в поле видимости. — Сэнпай! — Киришима подсаживается чуть ближе и попадает аккурат в грань, где смыкаются личные полтора метра воздуха для Тамаки и приличное расстояние. — Нужен совет. Он стихает махом, стоит Тамаки навострить уши и отложить палочки, — если честно, за интернатуру Тамаки успел попривыкнуть к его компании и неудобным вопросам, но это что-то новенькое. Он в принципе не понимает, что может насоветовать ему — Киришима кажется уверенным в себе. Настолько уверенным, что это Тамаки впору просить у него советы. Ну, например, как он умудряется извергать столько жизнелюбия в минуту, когда даже Мирио порой заклинивает. Или как вообще ему хватает смелости общаться с альфами на равных. Тамаки вот точно струсил бы первым подойти к Мирио. Киришима пахнет краской Lime Crime и иногда свежей кровью, и Тамаки на самом деле привязывается к нему, как в свое время привязался к девчатам из класса. Дело даже не в том, что Киришима первый встреченный им омега на геройском курсе — ну, кроме него из омег в 1-А еще мальчик с лазером из пупка, похожий на молодого Дэвида Боуи. Тамаки не то чтоб прям льстит, что кто-то называет его сэнпаем, просто это какая-то особая Киришимина магия. Сиблингов у него нет и уже никогда не будет, но с Киришимой он испытывает что-то подобное — связь больше и сложнее солидарности, выше долга, легче обязательства. Будто Киришима и впрямь один из его людей. В жизни Тамаки подобное случалось не так часто, чтоб сомневаться в ощущении. — Какой совет-то? — Отмирает он спустя долгие десять секунд молчания. Киришима топит взор в тарелку и застенчиво играется с кончиком галстука. — Ну такой, — он показывает что-то неопределенное руками и краснеет еще больше, и до Тамаки разом доходит. — Допустим, есть один альфа… Он вновь замолкает, и Тамаки мгновение борется с желанием орнуть в голос. Сдержаться стоит огромных трудов. — Бакуго, что ли? — Нейтральненько предполагает он, прихлебывая чай, и с перепугу Киришима издает какой-то странный крякающий звук. Тамаки все ж улыбается в кулак. — А что сразу Бакуго, — оправдывается Киришима, палевно занервничав. Румянец на его скулах сменяет несколько итераций от малинового до бордо, и Тамаки никогда не видел, чтоб кому-то так шел красный цвет. — И ты решил, что я великий советчик в таких делах? — Он чинно складывает руки в замок с намерением смущать Киришиму и дальше, пока Мирио не вернулся и его некому прижучить, и Киришима строит возмущенный вид, словно это же очевидно, ты чего, Тамаки-сэнпай. Тамаки-сэнпай бессовестно отпивает еще чай. — Сэнпай, у тебя альфа, — Киришима делает акцент на последнее слово, будто это огромная заслуга и вообще достижение всей жизни. — И вы помолвлены. К кому еще мне обратиться? Тамаки пожимает плечами. Он честно сам не в курсе, как с ним вообще все это произошло, и если б не Мирио, он, наверное, остался бы без большой любви и никогда никому б дался. Может, какой-нибудь другой альфа и попросил бы у его отца разрешения, но Тамаки уже проехал эту историю и выбор сделал. Скорее всего, поэтому Киришима и решил пристать именно к нему. — Спроси у Мирио, — просто говорит он. Киришима цокает языком и дует губы, придвигая к себе поднос. Мирио поспевает как раз вовремя, опускается на скамейку вплотную к Тамаки и приобнимает его за талию. Киришима пялится на них с благоговейным выражением. — Киришиме нравится один альфа, — с лету начинает Тамаки, изобразив пальцами кавычки. Крякнуть второй раз у Киришимы не выходит, и он притворяется смертельно оскорбленным с такого предательства. Мирио между делом перекладывает морепродукты в Тамакино бенто. — Бакуго, да? — Он столь же невозмутимый и непосредственный и думает в одну сторону с Тамаки, и там, где Тамаки бы сгорел со стыда на Киришимином месте, Киришима просто прячется за ладонями. Уши у него тоже алые как маки. — Зачем я вообще это сказал, — теперь-то он себя корит, но уже поздно — Мирио деликатно пригубляет Тамакин чай и откашливается. В отличие от Тамаки он мнит себя невозможно опытным и умудренным годами, лебединая моногамия и всякое такое, и Киришиму явно ждет лекция. Впору бежать за попкорном. Тамаки ковыряет рамен на его подносе и успешно ворует вареное яичко. — Все очень просто, — Мирио расчехляет палочки и показывает на Киришиму острым концом. — Предложи провести вместе течку. От такого Тамаки бы подавился, но Киришима уже ничему не удивляется, только приподнимает бровь. Кошачьи глаза его тут же становятся круглыми, словно смысл шел к нему пешком через стол и вот только-только добрался. — Я вообще-то серьезно, а вы, — он вздыхает тяжко, гоняя одинокую помидоринку по тарелке, и номинально Тамаки ему сочувствует. Он бы растерялся в подобной ситуевине, да вот у него альфа появился как-то сам и чуть ли не раньше, как до Тамаки докатилось, что такое «нравится». Прям дар с небес какой-то. — Мы тоже, — Тамаки вступается за Мирио, хоть и должен по идее поддержать Киришиму. — Ну или попроси разрешения первым. Что тут такого? Все так делают. Киришима смотрит на него с иронией, потому что да никто так не делает, потому что сам Тамаки ни за что бы на такое не решился, зато советует. В гуру любовных дел он тоже так-то не набивался, но Киришиме явно нужна помощь. — Я ему письмо написал, — глухо бубнит он в ладонь. Тамаки и Мирио переглядываются, но дружно давят ухмылки про себя, ибо это жуть как мило и очень по-детски и вполне себе в Киришимином стиле. Тамаки живо воображает рисуночки на полях и тучу восклицательных знаков. Они не успевают разняшиться как следует — в холле кто-то переходит с рыка на ор, что-то оглушительно детонирует. Бакуго врывается в кафетерий на столбе пламени и приземляется аккурат у их стола рядом с цветочными горшками. В руке у него тлеет красный конвертик. — Ты какого хера тут делаешь?! — В тоне его сплошной капс, и Киришима сперва напрягается, а потом несмело оборачивается к нему. Тамаки впервые видит Бакуго так близко, и ему совсем не нравятся его повышенные ноты. — Обедаю с сэнпаями? — Киришима отпускает столешницу и кивает в сторону Тамаки, но Тамаки действует на автомате — он встает резко, сдвинув скамью вместе с Мирио, чуть нахмуривается, сжав кулак. Бакуго застывает с раскрытым ртом, принюхивается в смятении. Отступает нерешительно. Мирио наблюдает за ними с интересом. — Пошли, — Бакуго обращается к Киришиме, но взгляд его мечется с него на Тамаки и в голосе поубавилось громкости, и вообще-то Тамаки никогда не отличался агрессивностью, если течки не считать. Вообще-то Тамаки не мог нормально представиться их классу и трясся лбом в стену, пока Хадо смеялась над ним, но после Азусы у него стало на один триггер больше и рефлекс отточился до уровня стального лезвия, и он делает шаг к Бакуго, сощуриваясь не очень-то дружелюбно, но еще и не угрожающе. Киришима выглядит так, словно не может выбрать меж шоком и необходимостью срочно встать меж ними. — Пусть сидит, если хочет, — Тамаки полунамеренно показывает зубы, и Бакуго отступает еще немножко. Он сильный, Тамаки знает, Тамаки видел его по телику на фестивале и чует потенциал в его руках, но и Тамаки выносит альф хлеще альф. Хоть это и не обязательно сейчас, он понимает, но не мог не впрячься. Киришима же. Киришима вылупляется на него с таким восторгом, будто они опять на той миссии и Тамаки вновь ловит приступ оборзения. — Ты Бакуго? — Мирио упирает подбородок о ладонь и абсолютно расслабленно откладывает палочки. — Не надо так с омегой, особенно если нравится. А то кто его знает. Он явно сказал это больше для Тамаки — Тамаки тоже помнит их знатную драку в двенадцать, как же забудешь, и в словах его есть толк. Киришима маскирует смущение, вскакивая и принимаясь извиняться за него, типа это нормальное поведение Бакуго Катсуки и нет нужды волноваться, сэнпай, сядь, пожалуйста. Тамаки все равно не унимается, пока Киришима не уводит милого за руку — Бакуго слегка втягивает голову в плечи, молча плетется за ним. Что-то подсказывает Тамаки, что это наоборот ему не свойственно, но Мирио стягивает его обратно на скамейку за задний карман брюк, и он выдыхает. Да, наверное, он не совсем отошел от рейда на «Восемь Заповедей». Теплый пепельный запах Бакуго напоминает ему об Азусе Торао. — Ты чего вскочил-то? — Мирио гладит его по спине, но ему не так-то просто вынырнуть из своих вьетнамских флэшбеков. Тамаки отмалчивается, ибо толку говорить нет. И еще ему нужно расслабиться. Они доедают в темпе, и Тамаки точно так же тянет своего альфу в общагу, чтоб залезть на него верхом в полумраке комнаты. Домой Мирио так и не уезжает. Через пару дней Киришима приходит к ним после уроков и приносит совершенно невероятную весть. — Извини, — неловко просит Тамаки, выглядывая из-за широкой спины Мирио. Он имеет в виду редкую для себя вспыльчивость в кафетерии, но сейчас они в гостиной 3-В, и Мирио сидит на его коленях, загораживая вид. Киришима очаровательно ковыряет коврик носком крокса и встает сбоку от дивана так, чтоб Тамаки не выворачивал шею. — Я понимаю, — отмахивается он, и у него такой вид, будто не впервые неловко за Бакуго. — Спасибо, сэнпай. Тамаки машинально льнет грудью к Мирио и крепче обнимает его поперек торса. Мирио ерзает на нем и громко спорит с Рёко, потому что они втроем с Коей затеяли играть во что-то там на приставке и никак не могут поделить геймпады — никто не жалеет его, что он потерял квирк, никто вообще об этом не говорит. Мирио так же ходит в школу и на физре выматывает Тамаки в рукопашной, и именно в каком-нибудь особо подлом его захвате Тамаки вспоминает, почему давно перестал тренироваться с ним. Любой его рестлинг с Мирио очень быстро перерастает в настоящую брачную игру, а растаскивать их на траве, пока они ожесточенно сосутся и лапают друг друга, не осмеливается даже Хадо. — Ну и? — Тамаки заминает паузу и бросает на него любопытный взгляд из-под челки. — Что там с письмом? Киришима сам будто еле вспоминает, зачем пришел, набирает воздуха, чтоб выпалить все разом, но тут же скромненько опускает голову и стихает до еле различимого уровня. С неуложенными чуть влажными волосами он хорошенький, красивый даже, старый шрам белеет на веке и глаза как у куклы Братц. Тамаки задерживает на нем взор дольше, чем ему хватает стеснительности. — Вчера ездили к моим родителям, — на лице его распускается робкая улыбка, слабая и счастливая, и Тамаки узнает эту эйфорию. — Он попросил разрешения ухаживать за мной. От таких откровений Мирио с девчонками на полу разом поворачиваются к нему, и Тамаки очень-очень сожалеет, что придавлен Мирио и не мог отойти поговорить с Киришимой наедине. Рёко показывает ему большой палец, Мирио улыбается так, что Тамаки аж слепит. Сам он отлепляет от него руку и тянется, чтоб дать Киришиме пять. — Поздравляю, — он вкладывает искренности сколько может, но со словами у него всегда было туго. Эмоции вот некуда девать зато. Киришима ласково урчит, стоит Тамаки задержаться с прикосновением и лишнюю секунду погладить его пальцы. Это то же самое волнообразное чувство нужности, нежности, привязанности. Потребности защищать. Тамаки раз попробовал ее у госпожи Хикари и даже повторил похоже, и на самом деле ему много чего хочется сказать Киришиме, но Рёко пользуется моментом и дергает Мирио за штанину, чтоб он выронил геймпад, и их псевдочестный судья в лице мисс старосты в упор этого не видит. Что в целом сродни фантастике, ибо Коя равно справедливость, но, видимо, уже не в той вселенной, где они с Рёко встречаются. Тамаки обещает написать Киришиме, что тоже зря, потому что Киришима всегда пишет первым. Письма в том числе. На выходные Тамаки страшно загружен — Айзава-сэнсэй приводит Эри в общагу и сбегает по делам, и именно в этот день Киришиме край приспичивает познакомить сэнпаев со своим альфой как положено. Кем и почему положено, Киришима не отвечает, но тащит Бакуго силком к ним — Тамаки отвлекается от приготовления завтрака и с трудом проглатывает порыв состроить морду кирпичом. Тамаки не может определиться, как относиться к Бакуго. Вроде Киришиме он страсть как нравится и это прям прет из него наружу, да и за дикошарым видком его Тамаки углядывает трепетную слабость к Киришиме. Она в переплетенных пальцах их, в мягком уязвимом выражении его лица, в приглушенном запахе. Мирио по обыкновению не вмешивается, но следит за ним ненавязчиво, собирая с Эри паззлы за столом. К ним присоединяется Хадо. — Так ты омега? — Ни с того ни с сего спрашивает Бакуго чуть позже, когда Тамаки организует омлет на всю ораву и сервирует стол аки рабыня Изаура. Он снимает фартук и мельком смотрит на него сверху вниз — у Бакуго глубокий залом меж бровей и макушка как пепел, и, наверное, ему тоже никогда не объясняли, как вести себя с омегами, но силу он явно уважает, выдерживает дистанцию и прямой взгляд. Тамаки пытается различить в нем что-нибудь еще про Азусу, но это не самая приятная ассоциация. Он не рассказывал Киришиме. — А что не видно? — Он в курсе, почему Бакуго отстранили от занятий в тот день, когда они пришли к 1-А. Он и впрямь похож на хулигана куда больше, нежели на героя, но и Тамаки выглядит как выдернутый из начала нулевых эмобой. Не наружность делает его частью Большой Тройки, не первое впечатление развило из него любимого испытуемого для Фэтгама. Словно в доказательство Эри путается у него под ногами, прячась за ним и молча выпрашивая ласку. Тамаки осторожно ощупывает ее рог. Бакуго мотает головой. Тамаки знает, почему на обоняние тут полагаться вообще не стоит. От него по жизни пахнет Мирио и конкретно сейчас — рукколой, и Бакуго молча помогает ему сдвинуть столы и добавить еще стульев с кухонной зоны. Тамаки отчего-то железобетонно уверен, что они никогда не поладят. — Бакуго, — невпопад представляется Бакуго, вытирая и протягивая ладонь. Тамаки ставит салатницу в центр и выпрямляется, секунду колеблясь, но все ж хватается за него и слабо сжимает его пальцы. Мирио с диванов показывает Киришиме на них. — Амаджики, — отрывисто блеет он, и Бакуго ему кивает. Кожа его на ощупь как нагретый влажный наждак, а у Тамаки руки матери, белые и нежные, и они оба не знают, что говорить дальше и стоит ли вообще говорить, ибо Хадо уже ноет, как сильно охота есть, а Киришима заканчивает садить собранный паззл на скотч. Эри тянет Тамаки за футболку, тоже предлагает помощь, тем самым ровняя атмосферу, и он наклоняется к ней, чтоб снабдить ее вилками на всех. Столь простое поручение вгоняет ее в ступор, и Тамаки терпеливо показывает, с какой стороны от тарелок класть приборы, а с какой стаканы, сам все путает, и в итоге стол они накрывают как придется. Бакуго садится по левую сторону от него. — Ты рил троих вынес? — Шепотом произносит он, чуть наклоняясь к Тамаки, пока за завтраком Мирио опять играет в клоуна, а Хадо делит с ним Эрино внимание и пичкает ее порезанными яблоками. Киришима тоже их не слушает. — Было такое, — Тамаки скорее запихивает в рот что придется, лишь бы не пришлось отвечать дальше или рассказывать, и у Бакуго все равно выражение как в меме «нот бэд» и что-то бесноватое блестит в ярких глазах. Тамаки приходит на ум дурацкое сравнение, что касаться его — это как трогать кружку горячего чая на морозе. Полностью пальцы не сомкнуть, но и не оторваться. Особенно когда остывает немного. — Пиздиться будешь? Да или да? — Как бы невзначай предлагает он, втыкая вилку в омурайсу, и до Тамаки со скрипом докатывается, что это на его языке что-то около челленджа потренить вместе как-нибудь. Он бы в обморок грохнулся, услышав подобное от кого-нибудь другого, но это Киришимин альфа/парень/будущий муж, нужное пускай сам подчеркивает, и Тамаки согласно хмыкает. Да, они с Бакуго никогда не подружатся, это точно. Бакуго, стало быть, думает о том же. Тамаки семнадцать, и он почему-то остро нужен всем вокруг. Мирио тормошит его за плечо, скармливая ему что-то сладкое, Киришима улыбается ему через стол, слегка подпинывая его лодыжку тапком. Ощущение не проходит.