Все, что останется...

Гремят фанфары оркестра. У всех свое место... /Свобода. Динамики. А потом они валялись до обеда. Хотя, “обед” в их случае, это просто обозначение времени. Есть не хотелось. Хотелось обнимашек, совсем не дружеских, жарких поцелуев и друг друга. Хотелось не отлепляться от своей половинки, ведь если ты половинка, то и радость её - твоя, и боль её - твоя, и нежность одна на двоих. Это реалити вывернуло их наизнанку. Изнанками-то они и прикипели... Трещинками, болячками и своими заморочками. Срослись, как сиамские близнецы. И тараканы в их головах оказались родственниками. Макс чувствовал непреодолимое желание заботиться о ней. Он смотрел на мир ее глазами. И, наконец, понял, что это та самая любовь. Та, которую надо держать всеми силами. Но это дурацкое “мы не мутим” и слово Фадееву ограничивало его потребность в ней бесконечным общением. Хотя бы общением. Крис триста раз пожалела о “не в моем вкусе”, сказанном сгоряча, ибо, что сказать продюсеру, который ждет от тебя совсем другого... И все равно, это было ежедневное палево. Но тогда их палил один Терновой, потому что и сам был влюблен в эту кроху, ну, может быть, еще коварный Родя, который не в счет, потому что у того был сценарий. На других же мантра “мы друзья” производила завораживающее действие, и они велись. И когда в реалити пришла Ахметова и разложила все по полочкам, по факту, было уже глупо отрицать, что все зашло очень далеко, что все серьезно и у “друзей” совместные планы на будущее. И как-то так повелось, что говоря про Свободу, подразумевалась, естесственно, Крис, и наоборот. А когда даже Яндекс.Музыка. приписала к новой песне Макса Кошелеву, сдались и самые заядлые хейтеры этой парочки. Все скептики продемонстрировали синхронный батман на 180 градусов и дешевые разговоры про пиар сошли на нет. Нет, они не готовились к этому дню. Вроде, ждали его, но, одновременно мечтали оттянуть, отсрочить неизбежное. Просто знали, что он будет, ведь все неизбежно бежит к концу... И вот она уже с ума сходила просто от мысли о сексе с ним. Она этого безбожно хотела, прокручивая в голове разные варианты развития событий, и, иногда, глядя на него, чувствовала, как твердеют соски и приятно тянет внизу живота. В этот момент глаза ее становились черными, и Макс про себя тихонько улыбался, понимая, что с ней происходит. Она до исступления боялась будущего с ним и мечтала о том, чтобы оно поскорее настало. Оно настало. Все случилось так обыденно. Как-будто они пришли домой и вымолчали все свои проблемы вместе. Без слов. Просто тишина, руки, взгляды. И поцелуи... Макс, конечно, романтик. Макс, конечно, опытней. И она знала, что ей повезло. Такое Кристина запомнит на всю жизнь. Хотя, она вообще ничего не помнила, ибо мозг в это время не вывозил того острого долгожданного наслаждения, которое Макс умел и желал дарить любимой девочке. И это забытье для нее было самым сокровенным воспоминанием. И это было счастье. И оно было настолько очевидным, что ее родители сразу смирились с тем, что маленькая девочка больше не их девочка. Смирились и доверились. И, возможно, этот парень мудак и распиздяй по жизни, чего он никогда не скрывал, но ради Крис, ради блеска в ее глазах, распиздяй этот вывернется наизнанку. Когда наступил их первый рассвет, который оба просто обязаны были не проспать, они смотрели на сонный город, обнявшись, сплетясь руками и разнооттеночными карэ, замотанные в простыню, из окна уже не башни Меркурий, загадывая свое будущее. “Рассвет. Мы рождены в его лучах.” Не новая ведь песня. Макс про них знал? А как-будто знал... А потом поцелуи небритого Максима вновь доводили ее до высшей точки наслаждения, сажая голос до хрипоты, заставляя дрожать колени и оставляя приятное раздражение на коже. Макс ждал. Оказалось, он умеет ждать. И рядом с ней ждать было не так уж и трудно: главное, видеть цель. А потом ускориться... До нее его цели были сугубо деловыми, а он давно уже запретил себе любить. Чтобы не причинять боль. Никому. Потому что, хватит. Завтра опять в тур, опять по разным номерам. Чтобы не запалиться. Чтобы не шокировать наше ханжеское общество. А сегодня - любовь. Любовь без перерыва на обед. *** Он просыпался тяжело. Но, первое, что разбудило его мозг - запах ванили, родной и любимый запах Крис, и еще руки. Ее руки над его головой... Она, как обычно, перебирала его волосы. Голова его покоилась на ее коленях. Мысли были пусты, но тревожны. Что-то ведь произошло. Что-то плохое. Но, он не помнил. Прежде чем открыть глаза, Максим силился вспомнить вчерашний вечер. Эта Александровская вымотала его до предела. Или не она? Он вчера так хотел ее любить. И мысль о ней застряла занозой. - А чего не с Терновым? - он открыл глаза и сам понял, что сморозил глупость. Поймал руку Кристины и приложил к губам. - Макс, прекрати. - Доброе утро. - Думаешь, доброе? Ты хоть что-то помнишь? - А я должен что-то помнить? - Ну, девушка. Администратор, помнишь, Юля? Макса прошиб пот. Он резко сел, так, что потемнело в глазах, пытаясь вытряхнуть из своей памяти хоть что-нибудь о вчерашнем вечере. Была же Александровская. Юля эта. С глазами как море. С запястьями тонкими. Он же помнил шею ее, глаза эти больные. Стоп! Так он что, переспал что ли все таки? Пытался прислушаться к организму, но тот молчал, требуя воды. - Господи, ну я и нажрался. - Это единственное, что ты помнишь? - Эм.. Вообще-то я видел, как ты ворковала с Олегом. Опять. - И? - И дальше лабиринт в мозгу упирается в тупик... - Юля... Ее на скорой увезли. Его глаза из голубых превратились в синие. - Не понял... - У нее истерика случилась. Неужели не помнишь? Последнее, что он помнил, ее манящую шею. Как поцеловал эту шею помнил. Как пальцы ей целовал, помнил. Губы ее помнил. Все... А потом была суета. Суета была. Как у него сейчас в голове. И руки. И руки вспомнил. Рукииии. Синяки на руках вспомнил. Слезы ее вспомнил. Истерику ее вспомнил. “Мразь” ее вспомнил. Мразь? Так что тут...? Это я что ли? Я мразь? - Максим силился добавить хоть каких-то подробностей к нескладывающейся картине... - Да что, блядь? Не томи. - отчаяние Макса было запредельным. Из начала автобуса подходил Трущев: -Короче, девочка эта мужа около месяц назад похоронила. А вчера к ней пришла его любовница с требованием поделить бабло. Потому что, у той, оказывается ребенок от него. И у Александровской, кстати шестилетний сын. Муж этот, покойник, не хило так поднимал, оказывается. Как она орала, слышала вся наша туса. Но главное, когда все на голос прибежали, ты уже держал Юльку, которая истерила как ненормальная. И никого больше не было. Так что бабу эту слышали, но не видели. Юле скорую вызвали. Ее трясло всю. Ты-то уже в отключке был, ты сразу отключился. Тебя ж тоже нашатыркой реанимировали. А ее увезли и ночью она вскрылась. Но, говорят откачали. И потом директор этот сказал, что ее на днях с моста сняли. Пиздец, короче. Чо вот сразу в больничку не положили, не понятно. Макс лихорадочно пытался выудить из пьяного еще мозга хоть какую-то мелочь. - Крис? - И да, я видела. - Все? Она посмотрела на него грустным взглядом и он пришел в ужас. - Крис... - Макс, я очень за нее переживаю. Мы же навестим ее по возможности? - Крис, я не... - Максим, сходи за водой. Она отвернулась к окну и стала выводить на нем узоры. Он увидел сердечко, которое она обвела дважды, а потом зачеркнула.... Это ведь что-то значило? Что это, блядь, значило? Обсуждать с ним хоть что-то она не собиралась, это Макс понял. И как ему быть? Он встал и пошел между рядами в конец автобуса за водой. Возращаясь, застал на своем месте Серегу. - Ты как? - Лучше бы сдох. Уйди, сяду. Ноги не держат, блядь. - Остановочку покурить? - О, да! Сережа, ты мне должен рассказать, все, что помнишь про вчера... - Мальчик, да ты алкаш. - Да, я алкаш, подонок и мразь. Серега, ничего в голове.... Кроме... - он осекся, посмотев на Кристину, которая даже не повернула головы.