Живые отблески

Разур Халлин, возможно, и был уже немолод, но не потерял ни ясности ума, ни хватки… пусть даже и находился сейчас в хватке чужой. Не сразу он понял, что стоит на коленях, подвешенный за руки – дурман, по ощущениям напоминавший концентрированную вытяжку из Сатакальего цвета, развеивался постепенно, медленно, и клочья его впивались в мозг, обманывая чувства. Сперва Разуру казалось, что он везде и нигде: в непроглядной черноте вод Обливиона, может, или в желудке вечноголодного Сатакала. Но он знал, что это ложь, ведь в тишине он слышал звук собственного сердца и знал, что ещё жив. Следом за слухом и осязанием вернулось и обоняние. Глаза ему застилала повязка, дополнительно зачарованная на ослепление, и другие чувства обострились, как никогда. Разур слышал даже собственный запах, но кроме него – сырость и плесень, влажный камень и ещё… сыр? Он определённо был в погребе и, судя по эху, порождённому его движениями, достаточно обширном. Разур подозревал, что после дела в Сентинеле ситуация может... осложниться. В конце концов, никому не нравилось оставаться в дураках, а особенно не нравилось Венценосным и их заносчивым подпевалам. Он хорошо поживился в поместьи аль-Хассефов – добычи в общей сумме на десять тысяч и несколько сотен: антикварный полуторный меч времён Междуцарствия, колье и серьги с алмазами и аквамаринами отменного качества, несколько мелких предметов роскоши высокой ценовой категории и ценные бумаги для заказчика. Всё прошло как по маслу – а вот потом началась чёрная полоса. Видимо, пленение в тёмном подвале было её прямым продолжением: Разур почти не сомневался, что это дело рук аль-Хассефов. Интересно, на что они расчитывают? Драгоценности он сдал знакомому ювелиру, а тот наверняка уже нашёл достойных покупателей, меч вскоре отправится в Сиродиил, а бумаги его заказчик сжёг прямо при нём – что же ещё им нужно? Просто напомнить высококлассному вору, где его место? Но время шло, а вопросы оставались без ответа. Рук он уже давно не чувствовал, мышцы ног покалывало, спина ныла… вдобавок, он был голоден, и вскоре к звуках сердцебиения прибавилось громкое урчание живота, но ещё хуже было то, что ему нужно было справить нужду и он не знал, сколько сможет сдерживаться. Хоть бы до этого не дошло… – Эй! – выкрикнул Разур. Голос от долгого молчания охрип, а горло пересохло от жажды, и сорвавшийся кашель сделал только хуже. – Кто бы вы ни были: мы можем договориться! Я готов к сотрудничеству, если что. На миг он был уверен, что услышал тихий короткий смешок, но затем тишина вернулась вновь. И вновь он потерял чувство реальности – но что есть реальность в абсолютной черноте, где сердцебиение и дыхание – лишь иллюзия, плотская нужда – фантомная боль, и только забвение – объективно, только покой – истинный… Могло ли случиться так, что он заперт в камне душ? Если да, то когда он умер? Кто его убил? Почему он не помнит? Если же он жив, то где его мучитель? И где он сам? Он молился: Акатошу, Стендарру, милосердной Маре, Аркею… но имперские боги оставались глухими к мольбам, и Разур вспомнил других, старых. Он молил Высокого Папу о спасении и Ту’вакку о лёгкой смерти, но Ргупта не отвечал поверженным, а Ту’вакка был бессилен, пока душа находилась в смертном теле. Но он продолжал – вслух, пока хватало сил, и одними губами, когда сил не осталось.

...великий дух, что приводит в мир каждого мужчину и каждую женщину, великий дух, что завершает каждый круг, тот, кто изобилие и упадок, рождение и смерть, горе и радость...

Прерваться его заставил звук: шорох, казавшийся тихим, но на деле поглотивший все остальные звуки. Ему казалось, что он оглох, и что голову его разорвёт. Так долго – сколько? – он не слышал ничего, кроме себя… Повеяло холодом, не зимним и не северным, нездешним, коснувшимся всей кожи разом – и Разур понял, что был обнажён всё это время. Раздалось позвякивание – неизвестный медленно обошёл его и остановился сзади. По спине пробежал холодок страха. – Послушайте, пожалуйста, я не сделал ничего плохо! Если я когда-нибудь что-нибудь у вас украл, или по-другому насолил, я возмещу любой ущерб, я… – У меня ты ничего не крал, – сообщил голос. Женский, почти девичий, раздавшийся не со спины, как он ожидал, но спереди. – Но некоторым моим знакомым ты неугоден, и мы решили принести друг другу пользу – так, они избавились от тебя, а я получила материал для исследований. – Исследований? – переспросил Разур, пытаясь пошевелить пальцами рук. Тщетно. Он и плеч уже не чувствовал. – Да. Видишь ли, я изучаю особенности поведения дремора, в частности, дремора кланов Хладной Гавани… по правде говоря, некоторые мои изыскания несколько выходят за рамки общепринятых норм. А уж как нелегко подыскать сырьё для экспериментов… Сырьё? Сырьё?! Так это называется теперь?! Долбанутые маги и их долбанутая магия – не зря говорят, что они чаще других сходят с ума… – Конечно, в официальный отчёт сегодняшний эксперимент не пойдёт, но моим сведущим коллегам будет интересен результат, – продолжала женщина, шурша страницами. – Что вы… что вы от меня хотите? Послушайте, я могу заплатить – любую сумму, любые деньги, любую услугу – выполню или организую. – Нет, так работать невозможно, – констатировала женщина. Раздался щелчок, и горло свело спазмом – как ни старался, Разур не смог заговорить. – Совсем другое дело. Вот теперь можно начинать. Ты, – тембр голоса немного изменился: очевидно она обращалась к даэдра… даэдра, стоявшему у него прямо за спиной. Разура затрясло, – сейчас я ослаблю контроль, и ты будешь делать с ним то, что захочешь. Можешь... – Я лучше тебя знаю, что с ним делать, смертная. Этот голос. В нём не было ничего, кроме раздражения и рокочущей, бурлящей ненависти. – Вот и хорошо. Надеюсь, ты знаешь также, что барьер прекрасно справится с тобой, если ты вздумаешь напасть на меня. Начнём. Не то порыв ветра, не то игра воображения – но нечто невесомое пронеслось по комнате, заставив Разура вздрогнуть. Дремора гортанно рыкнул… и положил ладони, огромные, ледяные ладони на его плечи. Когти на длинных пальцах касались его ключиц. – Знаешь, что интересно? Дремора, как и все даэдра, не рождаются привычным для смертных способом и, технически, бесполы, но вот соответствующие органы у них есть. По большей части, мужские, хотя и немного модифицированные. Полагаю, это задумано для того, чтобы причинять как можно больше вреда смертным при контакте, но мне вот любопытно: влияет ли секс на дремора так, как он влияет на смертных? Сами они ни за что не признаются. А ладони – и длинные пальцы с острыми когтями – скользили по спине вниз, пока что не причиняя боли, но одни только прикосновения заставляли дрожать от ужаса. Разур надеялся: это невзаправду, сейчас женщина рассмеется и скажет, что аль-Хассефы или кто ещё наняли её, чтобы проучить вора, напугать его до полусмерти, а потом отпустит его и скажет забыть дорогу в Хаммерфелл. Или убьёт. Лучше уж смерть, чем… так. А руки всё скользили вниз, по бедрам, когти раздвигали ягодицы, возвращались по хребту к лопаткам, оставляя на рёбрах горящие полосы, царапали затылок под волосами… Дремора замер. – Я хочу, чтобы он кричал. Заклинание, парализовавшее голосовые связки, спало, и Разур тут же воспользовался этим: – Пожалуйста, пожалуйста, отпустите, я… ...захлебнулся воздухом. Демон ударил его по почками, двумя руками сразу, и снова, и снова. Он обещал себе не кричать сначала, но выл, срывая голос, пока сквозь вспышки боли не понял, что по его ногам стекает обжигающе-горячая… с ужасом, отвращением, стыдом он понял, что обмочился – перед женщиной, под даэдра... – Долбаная сука, гори в Обливионе! – рявкнул он, вскинув голову. Нет, так просто он не дастся. В сущности, что ему тело, если всё равно умирать – но дух свой он не даст замарать страхом. К Ргупте он вернётся чистым. – Давай уже, что ты мнёшься… можешь убить меня, можешь сожрать меня живьём, можешь хоть целое стадо демонов сюда вызвать. Моя душа всё равно вернётся на Дальние Берега, и… – Дальние Берега? – женщина рассмеялась. – Ну какие ещё Дальние Берега? Когда он убьёт тебя, твоя душа окажется в камне душ, а затем будет принесена в жертву властителю Хладной Гавани двадцатого дня Вечерней Звезды… ну, или израсходуется на какое-нибудь зачарование, если я подыщу более достойную кандидатуру. Не могу же я расточительно относиться к такому ценному ресурсу? Демон резко дёрнул его за руку, потом за другую, разрывая верёвки, приковывавшие Разура к потолку. Руки повисли вдоль тела, бесполезные, неподвижные. Разур всё равно забился, пытаясь вырваться и встать, но разве мог он тягаться с существом, способным обхватить его шею одной рукой? Дремора сдавил его горло мёртвой хваткой, когтём раздвигая пересохшие губы и царапая за щекой, заставляя открыть рот. Разур попытался укусить его – не вышло. Другой рукой он нагнул его, упирая затылком в пол, и, не церемонясь, вошёл единым движением. Разур, кажется, оглох от собственного надрывного крика, кровь прилила к голове и стучала в ушах, в висках, давила на глаза, пока его сношал долбаный дремора, пока он бился головой о камни, пока эта долбаная сука смотрела, пока на полу его кровь смешивалась с мочой…

сука, сука, как же это больно, блядь, остановись, хватит

– Хватит… Толкнувшись пару раз, дремора выскользнул из него и дёрнул за волосы, разворачивая, вновь ставя на колени… ни ужаса, ни отвращения Разур не чувствовал, ничего не чувствовал, кроме пульсирующей боли в заднице и сухости во рту. А потом почувствовал свет. Дремора сорвал с его лица повязку, и яркий магический свет ослепил его, оглушил, Разур приоткрыл рот… зря. Демон проник быстро, резко, прижал его лицо с своему паху, замер на несколько мгновений – член был в жестких мелких чешуйках и в сгустках крови, – и начал двигаться, уже размеренно, с оттяжкой. Голова закружилась, горло сдавило рвотным спазмом, и дремора дёрнул его за волосы, вынуждая смотреть вверх, на него. Его тёмное-серое тело покрывали шрамы и кроваво-красные татуировки, а в глазах, чёрных с красными бликами, не было ничего, кроме злорадства и ненависти. Дремора рыкнул, показав клыкастую улыбку, облизнул чёрные губы и обеими руками обхватил его лицо. Когтями больших пальцев он приподнял его веки, обвёл их по контуру и впился в глазницы, с размаху толкнувшись в глотку.

***

Женщина записывала показатели активности индивида, сверяя с предыдущими результатами, и изредка поглядывая на парочку внутри барьера. Бессвязные крики ей не мешали. Как и предполагалось, сейчас, когда у дремора была свобода действий, показатели были выше, чем у полностью подконтрольных особей, но они значительно возросли, когда человек перестал кричать и биться в судорогах – очевидно, мёртвые смертные интересовали дремора гораздо больше живых. Жаль, нельзя провести точные расчёты и проверить, справедливо ли утверждение для всех кин или этот – исключение из правил. Сырьё, особенно качественное и износостойкое, так трудно доставать...