Мертвец и любовь

       Все еще кипя от ярости — на обманувшего его Барбоссу, на треклятого Воробья и на самого себя — Салазар поднялся на мостик, схватился за штурвал.        Нет, это не было отвлечением его внимания — об этом мужчине ясно сказала ее реакция. Только теперь это уже не имело никакого значения. Он хотел крикнуть по старой привычке «Поднять паруса!», но на «Молчаливой Марии» больше не было парусов, что, впрочем, было еще одним их преимуществом: попади «Жемчужина» в штиль — и прòклятый корабль сразу бы нагнал ее.        Но ветер благоприятствовал пиратам. Салазар негромко выругался.        Перед рассветом впередсмотрящий, сидящий на обломке грот-мачты, крикнул:        — Вижу английский корабль! Идет на всех парусах вслед за «Черной жемчужиной»!        — Как скоро мы его нагоним?        — Через пару часов, капитан, если ветер не изменится. Но впереди туман.        — Хорошо. — Салазар передал штурвал Лесаро и спустился на палубу.        Стукнула дверь, выпуская миссис Сайдшелл. Женщина отошла к левому борту и встала там, чуть расставив ноги для устойчивости, глядя вдаль, на полоску зари. Похоже, долго приводила себя в порядок. Плащ она оставила в каюте.       Глаза мертвых привычны ко тьме, и Салазар заметил, что она сама бледна, как призрак. Постукивая по серым доскам палубы тростью и клинком, он приблизился к Веронике и остановился.        Появившаяся в голове фраза «Прошу простить меня за необоснованные подозрения» никак не желала протолкнуться сквозь горло. Капитан Салазар стоял, слегка переминаясь с ноги на ногу и чувствуя обращенные на них взгляды команды. Что они подумают, если он сейчас обнимет ее? Потом он вспомнил, как громко Вероника кричала и глубоко посерел, что у мертвецов шло за румянец стыда. Господь милосердный, непорочная Мария и все ангелы! Да он сам, идя к мостику, заметил двоих младших офицеров, один из которых увлеченно щелкал по лбу другого, покорно склонившего голову и держащего в руках свою треуголку, приговаривая: «Не дематериализуйся, не дематериализуйся, я кому сказал!». И он, капитан этого судна, и думать боялся о предмете их спора! (по всей видимости вопрос звучал примерно так: это бедной сеньоре сейчас там так плохо или же наоборот — очень-очень хорошо?).        Сделав еще шаг, он убрал клинок в ножны на поясе, трость прислонил к груде полусгнивших парусов, так и лежавших здесь с того самого последнего дня, и положил руки ей на плечи. И только после этого вспомнил ее «не приближайтесь ко мне больше!» Но ведь Сайдшелл слышала его, так? Плечи под его ладонями напряглись, затем медленно опустились, расслабляясь.        — Не знаю, что стало бы со мной, проведи я столько лет в той чертовой дыре, — голос женщины звучал глухо из-за недавних слез, но сейчас она была абсолютно спокойна.        Запрокинув голову Вероника прислонила пушистый затылок к его груди, к потускневшим орденам. Глаза ее были закрыты.        — Я прошу простить меня. Я причинил тебе боль. — Опустив руки ей на талию, он наклонил голову и прижался холодными губами к ямке над ключицей: — Я могу чем-то искупить свою вину?        Откинувшись, прижимаясь к нему всем телом — о нет, это не было оптимизмом! Ни один оптимизм не может простираться так далеко, — и шепнула:        — У меня есть парочка предложений…        — Только парочка? — невольно усмехнулся он.        Вероника, несмотря на то, что не владела способностями призрака, весьма ловко развернулась в кольце его рук и обхватила крепкую шею капитана, приподнялась на цыпочки:        — Сколько у нас времени?        — Около двух часов.        — Хорошо, как раз хватит. — Опустила руки и поманила его за собой.        Салазар, позабыв и о трости и о сабле, последовал за Вероникой, опираясь на ее плечо.        В своей каюте он сразу же стал снимать одежду.        — А брюки? — со странным выражением лица спросила женщина.        Он покачал головой:        — Все еще надеешься на чудо?        — Но ведь порой чудеса и вправду случаются!        Салазар снова покачал головой. Снял и повесил на спинку стула китель, затем жилет и рубаху.        — Постой.        — Что?        — Повернись ко мне. И постой так.        Он развернулся и застыл в лучах бледной луны, что как раз опускалась в море.        — Ты так красив, — очень тихо сказала она.        — Красив? — мужчина опустил взгляд на поджарое тело, покрытое старыми ожогами, на переломанные ребра, сеть заполненных черной кровью разломов, землисто-серую кожу.        — Да. Очень, — она сидела на краю его койки, вцепившись в края.        — А теперь ты.        — Что?..        — Давай же, Вероника, — он протянул к ней руки.        — А если… смотрят?        — На берег выкину, — не колеблясь отреагировал он.        — Мясник… — улыбнулась и поднялась.        Стянула через голову рубаху, бросила на постель, распустила пояс и позволила упасть на пол штанам. Переступила через них, заодно стянув сапоги и вышла к нему. Даже в серебристом свете луны ее кожа отливала бронзой. Длинные сильные руки и ноги, гибкая талия, небольшая аккуратная грудь с казавшимися черными сосками. Вероника переминалась с ноги на ногу, чувствуя некоторую неловкость, несмотря на то, что вчера сама соблазнила этого грозного призрака. Салазар шагнул к ней, не замечая, что для этого ему не понадобилось посторонней помощи, прикоснулся пальцем к крупному изящному крестику из перегородчатой эмали у нее на груди, чуть ниже межключичной ямки.        Она завела руки ему за спину, крепко схватилась за пояс, прижалась к окровавленным губам и закинула ногу на бедро.        — Ты же меня так уронишь, — чуть отстранился он.        — А ты не роняйся.        Сжав ладонями ее плечи, он заставил женщину попятиться к койке, мягко уложил на расстеленный плащ. Лег сверху, стал целовать. И будто не стало этих тридцати лет, будто и не было того смертного ужаса и безумия Дьявольского Треугольника.        Он ощущал ток крови по ее венам, биение живого сердца, нескончаемый ритм дыхания и Салазару самому уже казалось, что это стучит его сердце, его легкие качают воздух, по его артериям бежит горячая алая — не черная! — кровь.        В прежней жизни, до того рокового столкновения с Воробьем, Армандо Салазара, бывало, тяготило, что, как ему казалось, женщины видят в нем не его самого, а лишь большой корабль, причудливо-полосатый мундир, блеск медалей, его положение в обществе, состояние его семьи в конце концов.        Теперь же ничего этого не осталось. Но Сайдшелл все еще смотрела на него, как… как кошка на сочный кусок мяса. Он не думал, что это любовь. Скорее она вцепилась в него, как потерпевший кораблекрушение цепляется на обломок мачты. Впрочем, нет.        Ни один утопающий не станет проделывать такое со спасшим ему жизнь куском дерева.        Крепко-крепко обхватив ногами его талию, Вероника с оттягом терлась о жесткий живот мужчины, как-то уж совсем развратно лаская в поцелуе его язык. Его рука поддерживала ее за ягодицы, сжимая упругую плоть, пальцы поглаживали разделяющую их ложбинку, слегка царапая ногтями.        Опершись ногой о койку, она медленно, зовуще передвинула бедро выше, открывая ему поле для деятельности. Передвинув руку, укладывая ее на постель, он стал ласкать женщину, смелее, но и нежнее, чем в прошлый раз, без того вызова: «Хочешь меня? Так получай же!». Гладил ее и гладил, и целовал, а Вероника извивалась и стонала, а когда он вошел, всхлипнула почти жалостно.        ***        — Я тут немного порылась у тебя. Но вина больше не нашла.        — Да. То была единственная уцелевшая бутылка. — Он перегнулся, поднимая сосуд с пола. — Что-то еще осталось.        — Сплошной осадок, пить невозможно.        — Я могу приказать наловить и пожарить рыбы. — Салазар приподнялся.        — Ох, нет! Видела я, что происходит с мертвыми телами на твоем корабле. Не хочу, чтобы ужин заглядывал мне в рот.        Это было правдой — частью проклятия, что «Молчаливая Мария» вынесла из Треугольника Дьявола. Поэтому от убитых приходилось избавляться как можно скорее — во избежание неловких ситуаций. Впрочем, порой это бывало полезно. Например, в отношении акул.        — Мне не впервой голодать. — Вероника погладила его по плечу. — Только давненько этим не занималась…        — Это — корабль мертвых. Он не предназначен для живых.        — Да, — просто ответила она, прижимаясь виском к его щеке.        Кажется, тогда Салазар впервые задумался о том, что будет после. Если, конечно, оно будет, это «после».        В Треугольник Дьявола по глупости или по нужде заплывали суда со всего света. Моряки — суеверный народ, и капитан Армандо Салазар разумеется слышал о Трезубце Посейдона, что содержит все морские проклятия. О, он много о чем знал и еще о большем догадывался, но все же первоочередной целью осталась смерть Джека Воробья. Вплоть до этого момента.        На верхней палубе послышалось оживление. Вероника чутко повела головой:        — Кажется, тебе пора.        — Да. — Он наклонился, поцеловал ее в губы, оделся и вышел — на этот раз через дверь, не сквозь.        За бортами «Молчаливой Марии» клубился туман, расцвеченный лучами не греющего еще солнца. Команда, точно в оправдание названия корабля, в полной тишине занималась приготовлениями к бою.        Где-то там, впереди, «Эндэвор» только что настиг и атаковал «Черную Жемчужину».        Салазар встал к штурвалу и, когда они приблизились к занятым друг другом противникам, крутанул колесо, поднимая носовую часть своего мертвого корабля, разводя в стороны обгоревшие и искореженные шпангоуты, точно клыки-иглы неведомого морского чудовища.        «Мария» обрушилась на судно англичан, круша палубы, ломая мачты. И тогда Салазар дал сигнал к атаке. Крича, призраки ринулись в бой. Хотя, какой же это был бой? Разве у живых был хоть малейший шанс против такого воинства? Это была бойня, просто бойня.        Но орудуя саблей, капитан Салазар ни на минуту не забывал о своей главной цели.        Среди клочьев тумана, окутавших «Жемчужину» его глаза отыскали привязанный к мачте, знакомый до боли и зубовного скрежета силуэт.        — Воробей!        Тот услышал и задергался в своих путах, Салазар рванулся вперед. Но когда он, перепрыгнув на палубу пиратского корабля, достиг мачты, его взору предстали лишь разрезанные веревки.        — Воробей! — снова закричал он, обшаривая глазами корабль. Его враг стоял у бушприта рядом с каким-то мальчишкой. Салазар бросился к ним, ярость заставила его тело забыть о предсмертных увечьях. Ведь призраки, по сути, создания тонкого эфира, чувства — их пища.        Скрестив с Воробьем клинки, он оттеснил его на самый край. Испуганное выражение физиономии пирата доставило Салазару ни с чем не сравнимое удовольствие, впрочем, почти тут же померкнувшее — перед его внутренним взором встало другое лицо, столь похожее. Он отогнал образ Вероники, снова разжигая в себе снедавшую его тридцать лет ненависть. Выпад, еще выпад, блок. Оружие Воробья достало его, но не причинило вреда и Салазар улыбнулся.        Вид этой улыбки пугал куда больше, нежели яростная гримаса.        Споткнувшись, Воробей кувырком полетел за борт, где упал на жерло пушки своего судна. Салазар спрыгнул за ним. Корабли теперь шли борт о борт. Клинок призрака просвистел в каких-то долях дюйма над головой Джека. Соскользнув с пушки, он встал на другую, прыгнул на поднятую крышку пушечного порта «Молчаливой Марии». Парировал один удар Салазара, увернулся от второго. И тут его отвлек громкий треск древесины.        Носовая фигура «Марии», счастливый талисман, призванный отгонять злых духов чужих вод, дева в броне и с копьем медленно, величаво отлипла от своей подставки и со сверхъестественной грацией спрыгнула к противникам, занося свое оружие.        — Господи! — Джек впервые за многие годы вспомнил о Всевышнем.        Теперь ему приходилось обороняться и от капитана-призрака, и от вместилища души его корабля. Перепрыгивая с пушки на пушку, вертясь юлой, Воробей начал чувствовать, что выдыхается. В какой-то момент движения волн столкнули корабли и он оказался прижат к борту «Жемчужины» пушкой «Марии». Из провала пушечного порта на него уставилось фрагментарное, очень ехидное лицо кого-то из матросов Салазара.        — Ох, нет-нет-нет!        Но корабли уже разошлись и, ударив ногой, Джек сместил жерло готовой выстрелить пушки вверх, прямо на статую Марии. Ядро вышибло копье у девы-воительницы. Воробей прыгнул, уходя от Салазара, но следующим движением кораблей его уже пушкой «Жемчужины» втолкнуло внутрь «Молчаливой Марии». Прокатившись по гнилым доскам, он вскочил на ноги. Вовремя — Салазар влетел следом, ухмыляясь всеми зубами. Пятясь в темноте, Джек выставил вперед саблю.        — А как там моя кузина, командор? Гектор сказал, что она была еще жива, когда он уходил. — Салазар молчал, не считая нужным говорить с ним сейчас, когда пират фактически в его власти. Он медленно наступал, даже не занося оружия. — Правда удивительно, как могут быть похожи двоюродные брат с сестрой, а?        — Она совсем не похожа на тебя, — призрачный капитан наконец открыл рот.        Глаза Воробья округлились пониманием:        — Так она прокатилась не только на твоем корабле, но и на тебе?! — Он хмыкнул. — Это у нас семейное, знаешь ли. Отымеем все, что движется! А… — понизив голос, Джек решил вспомнить молодость, — это вообще возможно? Ну, ты понимаешь, технически.        Салазар остановился. Потом широко растянул черные губы и покачал головой, показывая, что второй раз на один и тот же трюк не попадется. И прыгнул вперед, атакуя. Какое-то время Джек еще держался, парируя его чудовищной силы удары, а затем оказался на полу. Салазар поднял эфес сабли к лицу, готовясь свершить свою месть, как вдруг Воробей пробормотал:        — Остров… Остров!        Выражение лица пирата было столь искренним, что Салазар не удержался, бросил взгляд через плечо. В сиянии начинающегося дня он увидел сквозь пробоину в борте судна, как из голубых вод поднимался остров, весь усыпанный драгоценными камнями. Когда Салазар снова повернул голову, Джека уже не было.        С рыком гнева Салазар выскочил наружу обшивки «Молчаливой Марии» и заорал, надсаживая мертвую глотку: «Все назад!». Кляня себя за то, что не потрудился оставить на борту хотя бы пару матросов, он перескочил на верхний край борта «Жемчужины» и тут увидел того юнца, что развязал Воробья. В голове мелькнула идея и Салазар потратил еще несколько секунд, чтобы схватить юношу и уже вместе с ним перенестись на борт своего корабля.        Там, бросив его в руки одного из старших офицеров, капитан метнулся к штурвалу, помогая Сантосу отвернуть нос «Марии» от гибельной суши. Остров продолжал подниматься, закручивая у кромки своих берегов буруны. По всей видимости, он начал всплывать с рассветом и должен был погрузиться обратно на закате, решил Салазар. Ничем иным он не мог объяснить то, что блестящие камушки, покрывавшие его поверхность, все еще не были разграблены морскими разбойниками.        С борта раздался крик девушки, она звала какого-то Генри, видимо, того самого мальчишку, что он взял в плен.

Примерно в то же время на борту «Молчаливой Марии»

       Дверь капитанской каюты открылась и Вероника Сайдшелл выглянула в коридор. На ней был застегнутый на все пуговицы плащ, что служил ей постелью.        Медленно, осторожно она вышла на верхнюю палубу. Огляделась. Никого. Направилась к борту, за которым кипел бой. Неожиданно перед женщиной выросла покореженная носовая фигура. Вероника застыла, глядя на статую девы. Потом усмехнулась. И расслабилась. Она прекрасно понимала, что ничем не сможет противостоять пятнадцатифутовой воительнице.        — Что, Мэри, ревнуешь?        Та молчала, продолжая смотреть на нее пустыми глазами с ничего не выражающего деревянного лица.        Слегка пошатываясь от голода и выпитого скорее-вина-чем-уксуса, Сайдшелл обошла Марию, схватила канат и, уцепившись и руками и ногами, с разгону прыгнула. Статуя проводила ее взглядом, а затем повернулась и зашагала обратно к бушприту.        Канат оказался слишком длинным и Веронику довольно сильно приложило о борт «Черной Жемчужины». Она сорвалась бы, не подхвати ее крепкая мужская рука.        — Рад видеть вас в добром здравии, мисс Вероника.        — Уже восемь лет как миссис, капитан Барбосса, — пробурчала она, позволяя закадычному недругу кузена втащить себя на борт. — Проводите меня, пожалуйста, на камбуз, я бы кита съела.        — Киты не вкусные, мисс, — усмехнулся он в усы. Ему удалось успешно отбиться от членов команды Салазара с помощью мешочков с землей, которыми снабдила его Шанса.        — Не вкусные, говорите? Это вы акул не пробовали…