Заставь моё сердце биться

      Проснувшись от настойчивого звонка телефона, Лив тут же схватилась за голову. Голова раскалывалась, как от тяжёлого похмелья. Но тут виновником торжества был не алкоголь, а кое-кто куда более опасный и смертоносный. Блейн, ставший незваным гостем Лив прошлой ночью, как бы она не сопротивлялась, занял все её мысли. Он — словно вирус, поражающий всё на своём пути, превратил бессонную ночь в просто невыносимую. Таким Лив ещё никогда не видела ДеБирса. Он был застенчив, не уверен, так не похож на себя. От этого было ещё хуже. Мур нужно было лекарство. При том очень сильное. Благо, работа, которая и разбудила её в этот момент, им располагала. Мозг. Всего один прекрасный. Сочный мозг. И можно будет забыть об этом Блейне, о своих чувствах к нему и полностью отдаться в руки бедняги, оказавшегося сегодня на её столе для вскрытия. — Рави? Скажи пожалуйста, что кто-то умер, — зевая и потягиваясь, протянула она в телефонную трубку. — Твоё счастье — да. Мне пора бы начать беспокоиться твоей чрезмерной радости очередному трупу, или же это сарказм, намекающий на то, который сейчас час, или ты просто голодна? — Всего понемногу. Сейчас буду выходить, куда выдвигаемся? — Отправляю сообщение с адресом.       Лив положила телефон и приступила к сборам. Лёгкий макияж, чтобы людям не так сильно бросался в глаза факт её скоропостижной смерти. Расчёсывание волос, чтобы не выглядеть, словно только что вылезла из могилы. По окончанию всех сборов, удостоверившись, что Пейтон мирно спит, обернувшись в два слоя одеяла, у себя в комнате, Мур пешком пошла к месту преступления, которое, к её беспокойству, оказалось совсем недалеко от её дома. Может она бы серьёзно задумалась над этим, если бы в голову не въелась картина Блейна, стоявшего у него на пороге, не позволяющая ей думать ни о чём другом. Её внезапно начала мучить совесть. Имела ли она моральное право вот так вот выставлять его за дверь, несмотря на всю ту искренность, с которой он говорил. Но стоило ей хоть на секунду допустить вероятность того, что этот скользкий тип лжёт, как вместо вины возникал гнев, и даже в большей степени — страх. Страх того, что теперь она может стать уязвимой перед ним, поддаться, стать частью его очередной игры. Лив очень нужен был мозг, чтобы от всего этого отвлечься.       Мур подошла к нужному зданию, где уже собралась толпа зевак, и, что было новеньким, рыдающих девочек подростков. Преодолев их, и показав значок полицейским у входа, она поднялась на третий этаж, где её уже ждал Рави.       Рави Чакрабарти. Большую часть их совместной работы был для неё не просто начальником. Он был первым человеком, которому Лив раскрыла свою тайну. Точнее, ему и не надо было ничего объяснять, доктор, потерявший место в Центре контроля заболевания, только из-за своей веры в те явления, что отрицала современная наука, он долгое время наблюдал пропажу мозгов из трупов и специфическую внешность свой новой помощницы, пока окончательно не убедился в своих догадках. В тот момент, когда Рави застал девушку за поеданием свежих мозгов, перемешанных с китайской лапшой, он окончательно убедился в том, что она зомби. Прекрасное было время. Тогда она была всего одним зомби. Хотя нет, поправка: она думала, что является единственным зомби. Но всё равно время было прекрасным. После всего того, что они пережили вместе, Лив уверенно могла назвать доктора одним из своих ближайших друзей. От него у неё не было секретов, с ним она всегда была готова пойти «в огонь и в воду», тем более, что, как единственный человек, знающий её секрет, если не считать бывшего зомби Блейна, его эксперименты на крысах были единственным её призрачным шансом на исцеление и возвращение к нормальной человеческой жизни. — Королева мёртвых пришла! Прости, просто было бы классно придумать друг другу эффектные прозвища, тебе не кажется? — сказал Рави, отходя от тела, лежащего в центре небольшой и абсолютно пустой квартиры. — Я сейчас слишком голодна, чтобы думать о таком.       Мур надела перчатки и присела рядом с телом. Девушка, молодая, ей на вид не больше двадцати пяти. Чёрные волосы, размазанная по лицу столь же чёрная помада, перемешанная с белой пудрой, покрывающей всё её лицо. Ногти, что казалось уже очевидным, также были покрыты чёрным лаком. На запястьях были глубокие порезы, а тело окружали две лужи крови. — Жертву зовут Саманта Мэй, — сказал, вышедший из другой комнаты, Клайва Бабино. Полицейский, напарник Лив, до сих пор верящий в байки о том, что Лив медиум, способный видеть видения с воспоминаниями жертвы. Подробности про поедания мозгов, ему, конечно, были не известны, — она была поэтессой с довольно депрессивными работами. Постоянно писала о жизни, смерти, о боли, и о всём, что ещё думала. — Насколько… тёмными, были её стихи? — сказал Рави, надевая перчатки и доставая оборудование. — «Прости, мама. Но я больше не твоя Мана. В детстве я прыгала с дивана, а теперь хочу вздёрнуть себя с утра рано», или ещё вот, — перелистывал страницы какой-то папки Бабино, — «Я проснусь и умру, но не испугаюсь, и шагну. По рукам полосну. Бритвой твоей полосну, пока снова не засну». Видимо, идеи вышли за рамки творчества. — Ты считаешь это самоубийство? — Я бы не был так уверен, — вмешался Чакрабарти, — вот, что заметил ваш покорный слуга, — Рави аккуратно поднял руку девушки, — на запястьях видны ожоги от верёвок, так что-либо наша девочка увлекалась БДСМ, либо её связали и вскрыли ей вены против её воли, надеясь, что мы примем это за самоубийство, на эту версию так же указывает то, что крови на полу осталось куда меньше, чем должно было, если бы она действительно вскрыла себе вены на этом месте. А это значит, что кто-то её связал, убил, а затем притащил сюда. — У неё были враги? — спросила Лив, справляясь с нервозностью, вызванной осознанием того, что скоро эти совсем не позитивные мозги окажутся властны над её рассудком. — Она была довольно известной в узких кругах персоной. И вела свой блог, в котором и выкладывала своё творчество. У неё были тысячи поклонников, восхищающихся её поведением, стилем жизни и словами, но были и довольно агрессивные комментаторы. Не просто тролли — настоящие ненавистники. Они называли Саманту, цитирую «тупой сукой», спекулирующей на серьёзных и актуальных проблемах. Подобные комментарии можно заметить, проведя на её сайте хотя бы пять минут. Есть и те, кто желали Саманте смерти за её довольно противоречивые стихи, посвящённые современному обществу. — Она писала не только о суициде? — спросил Рави, уже заканчивая, и собирая оборудование. Он всегда действовал на месте преступления с какой-то странноватой лёгкостью, с забавными комментариями. Видимо, имея каждый день дело с трупами, легче несколько абстрагироваться от смерти, чтобы лишний раз не напоминать самому себе, насколько это страшно. — Да, она была одержима идеей избавления от всякого имущества. Верила, что человек не должен привязываться ни к чему материальному, вести активную жизнь онлайн, сама она вела только этот блог, на других сайтах аккаунтов не имела и довольно прямо высказывала своё мнение о тех, кто не разделял её радикальных взглядов. — Это хотя бы объясняет, почему квартира пуста, — Лив оглянулась. Ни стульев. Ни дивана. Только маленький старый ноутбук, стоящий в углу комнаты. — «Послушай меня, паршивая свинья, — начал зачитывать Клайв очередное стихотворение из папки, — врасти в диван своей задницей, не одним инстаграмом прославишься. Жри бургер, пей сахар-коктейль, валяйся в грязи потребностей, как поганый зверь». — Ну, это не так уж и жестоко. — Подожди, подожди. А, вот оно. «Сдохни, сукин сын, сгори в Аду за свои грехи. На привязи сидишь, твиты строчишь, пока твой сутенёр позволяет не пить». — А вот это уже мотив для неуравновешенного читателя. Я прав? Прав? — Лив, — Клайв нерешительно подошёл к девушке, — если будут какие-то видения, то ты сразу мне говори, да, прости за этот тревожный шёпот. Просто, возможно, если мне не показалось, с некоторых пор, ты начала перенимать черты тех, чьи видения видишь. Ты не могла бы постараться в этот раз контролировать процесс и не превращаться в Саманту? — Что? Перенимать черты мёртвых? Это больше напоминает сюжет идиотского процедуала. — Нет, я не говорю, что всегда, но всё же такое бывает, Рави, скажи, ты ведь не мог этого не заметить. — Прости, Клайв, но я не понимаю о чём ты. — Ясно, никто ничего не замечает. Прелестно. — Не хочу отвлекать, но если будет интересно, что об этом теле сможет сказать наука, а не внезапные вспышки суперсил Лив, то заходи ко мне во второй половине дня, к тому моменту все анализы должны быть закончены. — Хорошо. И, Лив, зайди на её сайт, почитай стихи, может это натолкнёт тебя на… да хоть на что-то, — с этими словами он и удалился. — Ох, похоже меня ждёт партнёрство с депрессивной-поэтессой-Лив. Жду не дождусь, — прошептал Рави с ярко-выраженной притворной радостью, потирая ладони. — Заткнись, вчера ночью случилось такое, что я готова съесть любой мозг, лишь бы не думать о нём. — О нём? Кто-то заходил к тебе ночью? Это был Дрейк? Или Мейджер, или оба?       Дрейк. Чёрт, точно, по мимо всего прочего она совершенно забыла о Дрейке, который не просто с недавних пор был её парнем, к тому же, которого она сама и превратила в зомби, но ещё и работал на Блейна. Он часто пропадал, не отвечал на СМС, может не было бы той ночной встречи, она бы написала ему сама, но сейчас ей лучше было бы отвлечься от всех действующих и потенциальных парней.       Спеша, наконец, избавиться от собственных мыслей, вместе с Рави, Лив незамедлительно отправилась в морг, где с плохо скрываемым аппетитом острым лезвием вскрыла череп покойной мисс Мэй и достала оттуда ароматную порцию новых мозгов. Порезав острейшие перцы Сиэтла на мелкие кусочки, перемешав их в миске с острым сортом руколы и аккуратно порезанными кусочками мозга, и залив весь вышедший салат соусом Чили «Самый острый соус во всей Америки», Лив приступила к долгожданной трапезе. Ей всегда было сложно уловить тот момент, когда она чувствовала вмешательство в сознание от чужого мозга. Обычно, она не замечает этого вовсе. Собственно, так произошло и сегодня. Уже через полчаса она и думать забыла о Блейне, да и не помнила, что совсем недавно сходила с ума из-за его визита. Найдя в городе магазин париков, маникюрный и косметический салон, Лив довольно быстро предстала перед начальником и другом в своём новом неподражаемом образе. Надевшая самое чёрное платье из всего своего гардероба, она демонстративно подошла к Рави, в этот момент, вскрывающим тело жертвы. — Мы все трупы, просто не все пока это осознали. — О, нет. Началось. — Многие из нас уже воняют, разлагаются и страдают, хотя своего смрада не замечают. Вот ты, Рави, ты чувствуешь свой смрад? — Я чувствую только смрад девушки, чьи мозги ты эксплуатируешь, чтобы отвлечься от своих проблем, — он вынул руки из вспоротого живота, и одним взглядом настоятельно попросил девушку уйти. Для верности, он добавил просьбу и в словесной форме, — у меня руки по локоть в крови, а перед глазами маячит печень и прочие органы. Ты действительно думаешь, что сейчас подходящее время для стихов?       Вспышка. Резкая. Яркая. Её немного воротит от внезапного перемещения, ведь начинается та часть, ради которой она и стала напарницей Клайва. То, что она не может ему объяснить, но то, что всегда помогало им в расследованиях.       Она видит, как смотрится в зеркало. Точнее, не она, Саманта. Это совсем маленькое карманное зеркальце. Саманта смотрит на красные от слёз глаза, и вытирает щёку. Голос за спиной, мужской, кричит: «Чёрт! Ты, правда, считаешь, что сейчас самое время для твоих паршивых стихов?!». Саманта же отвечает: «Кричи. Брызгай слюной. Мне плевать. Я уже давно приготовилась умирать». «Ты невыносима» — с ещё большей злобой говорит голос. Секунда, и Лив снова вернулась к реальности, ловя на себе заинтересованный взгляд Рави. — Что ты видела?       Она, разумеется, перескажет этот малоинформативный эпизод, но вот, что куда больше волновало Лив, так это то, что в её видении Саманта была одета в ту же самую куртку, которая была надета на Блейне, когда тот постучался к ней в дверь ночью. Это была, несомненно, именно та куртка. Блейн приходит признаваться в любви, а на следующий же день девушка, носившая его куртку, оказывается убита. Всё это подозрительно мало походило на совпадение. Но самое главное, что Мур не знала, с кем может этим поделиться.