Первый день весны

      Прощание Принца и Короля было самым странным действом, что довелось видеть Гимли. Отец и сын просто молча склонили головы друг перед другом, прижали кулаки к сердцам и протянули руки друг к другу, так и не соприкоснувшись даже кончиками пальцев. Но с другой стороны, разве могут слова передать любовь, что живёт в сердце.       За всю дорогу от дворца до начала эльфийской тропы Леголас не проронил ни слова, а этот эльф болтал без умолку. Гном не стал надоедать другу светской беседой. Иногда полезно помолчать, чтобы тебя услышали. И исчезнуть, чтобы тебя заметили.       У западной границы леса Синда так резко заставил коня остановиться, что погрузившийся в свои мысли гном чуть было не свалился на землю, когда тот взбрыкнул, встав на дыбы. А в его почтенном возрасте это было чревато серьёзными последствиями.       Леголас же соскользнул наземь, невзирая на возмущённое бормотание Гимли, прижался лбом к древнему буку, закрыл глаза и прошептал:       — Покажи мне то, что скрыто. Время пришло.       Древний лес вздохнул с облегчением — или Леголасу это только почудилось — и осторожно разомкнул объятия, приглашая принца проследовать туда, где билось заключённое в камень сердце Эрин Ласгален. В цепях ядовитого плюща скрывалась статуя, покрытая мхом, испещрённая мелкими трещинками. Принц убрал колючие побеги с лица прекрасной девы и провёл кончиками пальцев по холодной щеке.       — Знаю, ты не любила меня. Знаю, ты не хотела меня. Знаю, ты бы избавилась от меня не раздумывая. У тебя полно причин ненавидеть меня. Но если ты любила его, помоги. Пожалуйста.       Дева не удостоила его ответом. Застывшие в вечности глаза смотрели куда-то в сторону, затянутые белёсой пеленой, равнодушные и глухие к его мольбам.       — Прошу тебя, nana. Помоги мне спасти его.       Леголас упал на колени, зарывшись пальцами в землю, проглотив рвущийся наружу крик. Там, на грани отчаяния, он обнаружил у подножия статуи то, что раньше не замечал, — потемневшее от времени серебряное кольцо.       Принц поднял его и стёр слой пыли, скрывавший эльфийские руны. Горькая улыбка расцвела на губах.       — Дала надежду лишь затем, чтобы лишить её. Как это по-королевски, миледи, — принц сжал кольцо в кулаке, медленно поднялся с колен и побрёл к лошади не разбирая дороги.       — Это королева Эллериан? — ступил на тонкий лёд гном.       — Это кусок мрамора, Гимли. Моя мать мертва. Эта статуя — единственное воспоминание, на которое у отца не поднялась рука. Она и его обручальное кольцо. Её кольцо было утеряно много веков тому назад. Я пытался разыскать его все эти годы, даже в пещеры эти проклятые спускался, но… — сказал эльф, взъерошив идеальную копну белоснежных волос. — Это как искать иголку в стоге сена.       — Знаешь, когда я был маленький и купался с братьями в Андуине, то нашёл на берегу точно такое же. Я его всегда с собой таскал. Хотел вернуть владельцу, но на нём всего одна фраза на эльфийском. Поди разбери, чьё оно. Оно мне заместо оберега всю жизнь было. Может оно тебе на что сгодится?       Гном порылся в походной сумке и, крякнув от удовольствия, выудил из неё простое серебряное колечко. Леголас робко протянул руку, принимая бесценный дар, и зловеще заулыбался. Должно быть, такое же выражение было у Голлума, когда он наконец-то вернул себе то Кольцо. Гимли с опаской покосился на принца и огляделся по сторонам в поисках живой души.       — Моя пре-е-елесть… — с демоническим оскалом Леголас погладил ободок серебряного колечка.       — Да забирай ты его себе, шизанутый эльфийский князёк! Сдалось оно мне! Глаза бы мои его не видели! — гном был тёртый калач. Пофигу кольцо, жизнь дороже. Сколько бы ему там не осталось.       — Видел бы ты своё лицо сейчас, Гимли! — рассмеялся Леголас и взлетел на коня как на крыльях. Гном выругался на Кхуздуле и надулся. — Слушай, а у тебя родственников в Серых Горах случаем нет? А то что-то в горы меня потянуло… Во мне, кстати, есть кровь дракона, так что это практически возвращение на родину предков.       Через пятнадцать минут непрекращающегося ни на секунду словесного поноса Гимли уже начал скучать по тому задумчивому печальному эльфу, что покинул дворец Лесного Короля.

***

      Он стоял на выжженном утёсе и смотрел на ту, что предала его любовь. Вопреки его ожиданиям, найти этот проклятый утёс не составило большого труда. Горный народ обходил гиблое место стороной, ведь здесь каждую ночь появлялась бестелесная тень прекрасной и невообразимо печальной девы. Она стояла на краю крутого обрыва и смотрела на Великий Лес, которым испокон веков правил великий и ужасный Лесной Король.       Одни говорили, что это невеста, потерявшая своего жениха и покончившая жизнь самоубийством. Другие считали, что это дух горы. Третьи полагали, что она проклята, потому что убила своего жениха накануне свадьбы. Многое говорили… Но в толках мало правды.       Юноша долго всматривался в очертания силуэта, пытаясь запечатлеть его в памяти навечно. Он никогда не видел лица матери. Лишь в отражении Зеркала. Вот бы она обернулась и посмотрела на него. Увидела его, а не мертвеца, не средство достижения своей цели, не кусок мяса, предназначавшийся на заклание. Глупое желание, сокровенное.       — Nana, — окликнул её Леголас.       — Он совсем один, — прошептала она мёртвыми белёсыми губами, устремив взор затянутых белой пеленой остекленевших глаз на дворец Короля. — Он несгибаемый как древний дуб, но даже сильным мира сего нужна estel, а она покинула Великий Лес.       — Ему нужна ты.       — Он забыл меня, — печально вздохнула Эллериан.       — Он никогда не говорит о тебе, но он не забыл. Это ты забыла. Ты забыла клятву, что дала ему. Навеки твой, навеки моя…       — Навеки мы — наши. До чего же всё-таки полезная вещь — клятва. Дал её — и навеки избавился от мук выбора, точно зная, как тебе надлежит поступать.       Эллериан подняла голову и шагнула навстречу Луне, горько улыбнувшись. И Леголас впервые заметил тонкие цепи на её запястьях, словно сотканные из жидкого серебра.       — Клятвы, записанные в сердце, сильнее тех, что выгравированы на серебре, дитя Луны. Их так много… язык устанет клясться. Почитать Валар. Не идти против их воли. Защищать Короля. Повиноваться Королю. Исполнять его приказы. Любить Короля. Отдать за него жизнь. Любить и беречь плоть от плоти его, кровь от крови его… Что бы ты ни сделал, какой-нибудь обет да нарушишь.       Эллериан вздохнула и резко обернулась, взглянув на юношу, что стоял перед ней. И взгляд этот был подобен холодным ветрам ледяной пустыни.       — Ненавидишь меня, дитя Луны?       — Нет.       — Врёшь. Знаю, что ненавидишь. Ненавидишь и презираешь, — прошипел призрак, горько улыбнувшись.       — Нет.       — Кто дал тебе право судить меня?!       — Ты сама осудила себя.       — Кто ты? — нахмурилась эллет, вглядываясь в черты лица, что казались ей смутно знакомыми.       — Я прощаю тебе всё зло, что ты причинила мне, nana. Я прощаю тебя.       Цепи пали со звоном наземь, освобождая свою пленницу.       Эллериан закрыла глаза ладонями и зарыдала, не в силах посмотреть в глаза тому, кого она хладнокровно принесла в жертву, и кто смотрел на неё с такой нежностью и любовью, словно она составляла для него целую вселенную.       — Посмотри на меня, nana, — попросил Леголас, заглянув ей в глаза, и улыбнулся, увидев своё отражение в её глазах, столь похожих на его собственные. — Я не успел сказать тебе кое-что очень важное. Я люблю тебя.       — Мой маленький зелёный листочек… — Эллериан коснулась его щеки тонкими пальцами и растаяла в первых лучах солнца.       Леголас вытер одинокую слезинку, скатившуюся по щеке, и положил два потемневших от времени серебряных кольца на край обгоревшего каменного утёса, у подножья которого плескалось бескрайнее море. У моря иногда хороший характер, иногда плохой, и невозможно понять, почему. Ведь мы видим только поверхность воды. Но если любишь море, это не имеет значения. Тогда принимаешь и плохое, и хорошее.