Первый день весны

      Леголас слышал, как шелестят складки роскошной серебряной мантии, как она стекает на пол, как мягко ступают ноги, затянутые в замшевые ботфорты, цвета состаренного серебра, спускаясь с высокого постамента, как твёрдая рука властно наполняет серебряный кубок багровым вином. Прелюдия растянулась на добрых десять минут. Этого стоило ожидать. Тому, кто привык только слушать, не просто говорить самому.       Когда Леголас осмелился отвлечься от созерцания мраморного пола, Трандуил возвышался над ним как незыблемая скала. Лицо Лесного Короля не выражало абсолютно ничего, даже мускул не дрогнул, но вот глаза… Ярость, гнев, злоба, ненависть, бешенство, возмущение, раздражение, дикая боль — вся гамма разрушительных эмоций пронеслась в изумрудных глазах за то время, что длился этот растянутый в вечности взгляд, обещавший ему долгую и мучительную смерть в страшных муках.       — Явился, блудный сын, — наконец, произнёс Лесной Король. В зелёных глазах вспыхнули насмешливые искорки. — Ты не очень-то спешил. Что-то… или кто-то задержал в пути?       — Верните мне сына. И я более не стану оскорблять ни вас, ни эти стены своим присутствием, — Леголас с трудом узнавал свой голос. Это невнятное блеяние никак не могло принадлежать ему.       — Ты не в том положении, чтобы требовать, Леголас, — расплылся в мрачной улыбке Король.       — Где Гил? Я хочу видеть моего сына! — еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, прорычал младший принц, наградив Трандуила взглядом, который и Саурона мог обратить в кучку пепла. — Что вы сделали с ним?       — Я спас его, теперь его жизнь принадлежит мне, — с присущим ему спокойствием ответил Король.       — Я желаю убедиться, что Гил цел и невредим, — угрожающе зарычал Леголас. — Я желаю видеть моего сына!       — Меня не волнуют твои желания, Леголас. Ты увидишь своего сына, когда и если я позволю, — промурлыкал Лесной Король, наслаждаясь тем, как пламя зарождается в бездне синих глаз.       — Если с его головы упадёт хоть один волосок, я убью вас! Клянусь, я вернусь из Чертогов и завершу начатое Смаугом. Я буду преследовать вас и не успокоюсь, пока не всажу кинжал в ваше ледяное сердце! — прорычал Леголас, утратив последние крохи самообладания.       — Твой список заслуг перед королевством обязывает меня казнить тебя как минимум три раза, не стоит пополнять его ещё и посягательством на жизнь Короля, Леголас, — смерил его насмешливым взглядом Трандуил и сделал глоток из кубка. Багровое вино окрасило бесцветные губы алым.       — Вы всё равно убьёте меня! Мне уже терять нечего, в отличие от вас, милорд, — прошипел юноша. — Вы обещали освободить Гила, если я вернусь в Эрин Гален! Я выполнил свою часть сделки, выполните и вы свою!       — Нет, не обещал, — слова жемчужинами упали на мраморный пол, эхом отскочив от каменных стен. — Я сказал, что ты потеряешь сына, если не вернёшься домой.       — Милорд, вы получили то, что хотели. Меня, — Леголас понимал, что взывать к милосердию Лесного Короля бессмысленно, но он умолял. Не ради себя, ради сына. — Со мной можете делать, что пожелаете. Вы в своём праве. Но, умоляю вас, верните эльфёнка его отцу. Возьмите меня вместо него. Гил вам не нужен.       — Не был нужен, — тонкие губы изогнулись в подобие улыбки. — Но мальчик оказался ценным, хоть и не запланированным приобретением.       — Милорд, умоляю вас, отпустите эльфёнка. Он не виновен в моих преступлениях, — хрипло прошептал юный принц, понимая, что умоляет напрасно. Но он должен был попытаться. — Он сын главнокомандующего Имладриса. Вы не можете удерживать сына лорда Глорфиндела в Эрин Гален против его воли!       — Неужели? — протянул Король, смакуя каждый звук, наслаждаясь отчаянием и безысходностью мальчишки.        — Убейте меня, но, умоляю, не причиняйте вред Гилриону, — Леголас медленно опустился на колени перед Королём, умоляя его о милосердии. — Не опускайтесь до такой низости, как убийство невинного эльфёнка       — Почему я должен пощадить эльфёнка того, кто не пощадил моего? — стальной голос рассёк воздух серебряным клинком.       — Потому что ненависть порождает лишь ненависть, мой Король, — прошептал Леголас, но в тишине тронного зала его шёпот прозвучал скорее как крик.       — Если память мне не изменяет, ты отрёкся от своего Короля, — промурлыкал древний эльф и пригубил рубиновую жидкость, оставив мольбы сына без ответа.       — Пощадите, милорд, — еле слышно прошептал сын.       — Ты предал свой народ, Леголас, и теперь смеешь умолять меня о пощаде? — ответил ему ледяной голос.       — Я не прошу вас пощадить меня. Я не смею, — вздохнул Леголас. Разве можно достучаться до Эру во плоти. Великий и непогрешимый, собственной персоной. На что он только рассчитывал? В глазах Короля он был всего лишь мерзким предателем, грязью у него под ногами, ничтожным изменником, шлюхой… — Я прошу вас проявить милосердие к моему сыну.       — Ты отрёкся от своего Короля и думаешь, что у тебя есть право просить о милосердии?       — По законам Эрин Гален присягнуть на верность Королю могут лишь те, кто получил право носить косы взрослого, а когда я покинул эти земли, мне едва исполнилось сорок лет! Как мог я отречься от вас, если не давал… — возмутился Леголас, но Трандуил наградил его таким свирепым взглядом, что слова застряли в горле.       — Ты отрёкся от своего Короля, ты предал свой народ, но я проявил милосердие, приняв во внимание смягчающие обстоятельства, твой малый возраст и врождённое скудоумие, — невозмутимо продолжил Трандуил, как будто его никто не перебивал. — Я позволил тебе вернуться, отменил приговор, вернул титул и имя, а что сделал ты? Ты плюнул мне в лицо!       — Я не…       — Ты забыл свои корни, отрёкся от того, кто ты есть, нарушил приказ своего Короля, и ради кого, скажи на милость?! — оборвал его Лесной Король. — Ради Нолдо, который растоптал твою невинность, сделал своим рабом, втоптал твоё имя в грязь.       — Ради лорда Глорфиндела, которого я люблю всем сердцем, — прошипел Леголас, с трудом поднимаясь с колен.       — Мне плевать, кого ты любишь, щенок! — рявкнул Трандуил, швырнув Леголасу в лицо брачный договор. Тот самый свиток, на котором совсем ещё юный принц оставил отцу послание недвусмысленного содержания. — И только посмей ещё хоть один-единственный раз открыть свой поганый рот без моего позволения! Я вмиг укорочу твой дерзкий язычок!       Леголас уклонился от пролетевшего в миллиметре от его уха свитка и смущённо пролепетал:       — Простите, милорд. Я не имел в виду то, что написал тогда, хотя доля истины в том, что я написал….       — Ты хоть представляешь, сколько боли ты причинил мне и своим братьям, эгоистичный мальчишка?! — прервал его невнятное блеяние отец. — Ты меня в могилу раньше срока решил свести своими выходками?!       — Да, милорд, — ляпнул Леголас, чётко придерживаясь заданного старшим братом курса.       Король задохнулся от ярости. Король сорвался. Король рвал и метал. Король был вне себя. Король забылся на мгновение и повернулся к сыну лицом.       И Леголас воочию узрел при свете дня демона, являвшегося ему во снах. Вот только это больше не было прекрасным безупречным лицом его отца. То была застывшая маска обожжённой плоти, обнажавшая мышцы и сухожилия. Наверное, Трандуил увидел ужас, отразившийся на лице сына, потому как поток обвинений резко иссяк и, тяжело вздохнув, он медленно повернулся к Леголасу спиной.       — Посмотри на меня! — слёзы застилали глаза, струились по бледным щекам, голос срывался на фальцет, но Леголасу было всё равно, каким слюнтяем и размазнёй он должно быть выглядит со стороны. — Можешь ненавидеть и презирать меня за позор, что я навлёк на тебя, но не смей поворачиваться ко мне спиной! Я не стану этого терпеть! Никогда больше!       — Позор, что ты навлёк на меня, Леголас? — медленно произнёс изуродованный огнём, некогда прекрасный древний эльф и посмотрел сыну в глаза. И Леголас содрогнулся от ужаса пред ликом демона из его ночных кошмаров. — Безмозглый щенок! Ты даже не понимаешь, что натворил. Какой опасности ты подверг себя, свой народ, свою семью, всех нас.       — Я понимаю, — прошептал Леголас. — Поверьте, я понимаю, мой Король. Но я не сожалею о своём обмане. На кону стояла жизнь невинного эльфёнка. Я понимаю, что изгнание не может смыть тот позор, что мой обман навлёк на вас. Я всё понимаю, мой Король, и смиренно прошу вас о милосердии подарить мне смерть от вашего клинка. Я и так задолжал вам девять лет.       — Я. Изгнал. Тебя? — прорычал взбешённый отец. Кубок эффектно впечатался в стену. Вино Трандуил уважал гораздо больше, чем своих придворных лизоблюдов. А это было его любимое, коллекционное, дорвинионское… И теперь оно растекалось багровой лужицей по полу как пятно крови. — Я?       Принц покосился на взбешённого Лесного Короля. Келейдур определённо был прав, он мог вывести отца из себя одним своим видом, а когда он открывал рот, Трандуил садился на белого коня и размахивал мечом, снося головы с плеч. И вот сейчас под угрозой была его собственная пустая голова.       — Вы милосердно изгнали меня, когда должны были казнить за измену, мой Король. Но вы не знали о глубине моего падения, — еле слышно прошептал Леголас и зажмурился, ожидая, когда на его голову обрушится неконтролируемая природная стихия, сметая всё на своём пути. — Я обманул вас, я опозорил вас, я предал вас и я прошу вас наказать меня со всей строгостью.       Долго ждать не пришлось. Трандуил отвесил сыну такую оглушительную оплеуху, что та эхом отрекошетила от каменных стен и разлетелась по всем закоулкам дворца. Леголас же эффектно воспарил ввысь и сломанным деревцем рухнул на мраморный пол.       — И когда же я успел милосердно изгнать тебя, лживая дрянь? Может тогда, когда я приказал не попадаться мне на глаза? Или тогда, когда приказал исчезнуть с глаз моих долой? Скажи, когда я приказал тебе сесть на эту проклятую лошадь и отправиться в логово моих врагов?!       — Вы приставили мне к горлу меч, грозились у-убить. Я… Я и-испугался! — заголосил юноша, судорожно пятясь назад от глыбы, что угрожала подмять его под себя и раскрошить в труху.       — Так испугался, что бросился прямиком в объятия Нолдо, который тебя изнасиловал, тупое никчёмное существо?! — демон наступал на него, намереваясь свернуть его тощую шею голыми руками. Леголас врезался спиной в стену и закрылся от него руками.       — Глупый… безрассудный… эгоистичный… жестокий… строптивый… бестолковый… шкодливый… дерзкий эльфёнок!       Когда Леголас осмелился разлепить глаза, Трандуил больше не кружился над ним хищным ястребом, а стоял посередине тронного зала, повернувшись к нему спиной. Сколько раз он видел эту широкую идеально прямую спину и не счесть. Принц даже научился определять выражение лица отца, когда тот говорил с ним так, как будто он был пустым местом.       — Я знаю, что не оставил вам выбора, мой Король. Вы должны казнить меня. Пожалуйста, сделайте так, чтобы Гил не видел, как я умру. Это моя единственная просьба, — прошептал принц с усталой покорностью во взгляде. — Я не хочу, чтобы мой сын запомнил меня таким.       — Если бы я хотел тебя убить, ты уже был бы мёртв, Леголас. Но я не убиваю эльфят. А ты эльфёнок. Глупый, испорченный и бестолковый, но всё же эльфёнок. И это единственная причина, почему я не прикажу прогнать тебя через строй или высечь плетьми на главной площади перед всем твоим народом. Народом, который ты предал ради ублюдка с золотыми волосами! — смерил отпрыска тяжёлым взглядом Король и направился к постаменту, на котором возвышался его трон.       Леголас вздохнул с облегчением и с опаской покосился на отца, гадая, что тот задумал с ним сотворить. Интуиция подсказывала ему, что у его ada было ещё много джокеров в кармане. И о некоторых из них он предпочёл бы не знать.       — Благодарю вас за милосердие, милорд, — прошептал ему вдогонку принц.       — Это не значит, что ты не будешь наказан, Леголас, — мрачно улыбнулся отец, заметив, как побледнел сын. — Мне не стоило доверять твоё воспитание Келейдуру, когда твоя мать погибла. Твой брат не был готов к такой ответственности, как маленький неуправляемый эльфёнок. И теперь мы имеем, то что имеем. Ты дикий, как степная лошадь, неуправляемый, как горный тролль, и невоспитанный, как гном с Железных Холмов! И это моя вина и моя ответственность.       Принц сделал вдох через силу, призывая на помощь всю храбрость, что жила в его сердце, и осмелился произнести вслух то, что прежде никогда не осмелился бы:       — Она погибла, и вы отдали меня старшему брату. Вы отдали меня потому, что я виновен в её смерти?