Первый день весны

      Трандуил ждал этого вопроса, целую речь сочинил по такому случаю, но… На щеке сына расцветал алым цветком отпечаток его ладони, а в огромных синих глазах стояли слёзы. И причиной тому был он. Как всегда он.       — В том, что произошло с Эллериан, твоей вины нет и быть не может.       — Тогда почему? — голос юноши дрогнул, срываясь на крик. — Потому что я похож на вашего мёртвого сына как две капли воды?       — Ты не похож на Элвира, — Король зарылся тонкими пальцами в серебряные волосы, тяжело вздохнув.       — В чём тогда я провинился перед вами? — Леголас дрожал, впиваясь ногтями в ладони, оставляя на них красные метки. — Видят Валар, я старался. Я пытался быть вам хорошим сыном. Моргот, да я из кожи вон лез, желая вам угодить!       — Потому что я не мог иначе! — рявкнул Трандуил, заставляя сына закрыть рот. И тот и вправду умолк, растерянно захлопал огромными синими глазами и обиженно поджал губы. — Потому что не желал привязываться к тебе! Потому что я ужасный отец! Потому что я монстр! Какой ответ тебе больше по душе, Леголас? Выбирай любой, не прогадаешь!       Он видел, как робкие проблески надежды потухли в синих глазах, как понуро опустились гордо расправленные плечи, как все краски покинули точёное лицо. И причиной тому был он. Как всегда он.       — Если я не был нужен моей матери, не был нужен вам… никому не был нужен… Зачем вы меня спасли? Смауг избавил бы вас от обузы, она была бы жива, всем было бы лучше. Без меня, — улыбнулся Леголас, бесцветно, горько, безысходно.       — Потому что я люблю тебя, — хрипло прошептал Трандуил.       Леголас вздрогнул, как от пощёчины. Он смотрел на отца и не верил, что не ослышался.       — Не задавай вопрос, если не хочешь знать ответ. Правда не белая и не чёрная, Леголас, — горько усмехнулся Трандуил. — Она редко бывает чистой и никогда простой.       — Вы бросили меня. Это правда, — по слогам произнёс Леголас, неуклюже пятясь назад, спотыкаясь, но продолжая бежать неведомо куда. Куда угодно, лишь бы подальше от демона с изумрудными глазами, чьи слова были насквозь пропитаны фальшью. — Вышвырнули, как приблудного котёнка, чтобы под ногами не мешался и глаза лишний раз не мозолил. Вроде и не утопили, и грех на душу не взяли.       — Мне пришлось.       — Пришлось? — смакуя слово, протянул принц. — Как удобно. Вам пришлось бросить своего сына.       — Пришлось, потому что я был скорее мёртв, чем жив, — прорычал Трандуил, вздрогнув, как от пощёчины. — Пришлось, потому что я не помнил, где я и кто я. Пришлось, потому что на долгие месяцы я застрял между миром теней и живых. Пришлось, потому что, придя в себя, я очнулся на руинах мира, который камешек за камешком выстраивал долгие века. Пришлось, потому что боль потери согнула меня. Пришлось, потому что я не мог позаботиться о себе, не то что о тебе. Да, мне пришлось доверить заботу о тебе твоим братьям, Леголас.       Леголас скептически вздёрнул бровь.       — Ты не подпускал к себе нянек, засыпал лишь на руках у Келейдура, а бутылочку с молоком принимал только из рук Галурона. Прошло полгода, прежде чем я смог вернуться к моим обязанностям. Полгода, за которые мои сыновья из мальчишек превратились во взрослых мужчин.       — Это ложь! — прошипел Леголас ему в лицо.       Но Трандуил видел, как синие глаза озарила смутная догадка, ещё нечёткая, неясная, но оттого не менее жуткая. Все его воспоминания так или иначе были связаны с Келейдуром. В них не было ни матери, ни Галурона, ни Трандуила. Как будто кто-то могущественный взял ластик и просто…       — Это неправда, — прошептал юноша, сжимая кончиками пальцев пульсирующие виски. Голова раскалывалась.       Самое первое воспоминание относилось к тому времени, когда ему было пять лет. Он спал в кровати Келейдура. Целитель говорил, он чудом выжил, а брат не отходил от него ни на шаг. Там был и Галурон, по обыкновению скрываясь в тени, вот только Леголас испугался его, потому что…       — Я не знал моего брата, не… помнил его. И вас… не помнил. Совсем, — медленно, по слогам произнёс Леголас. Зародыш истины проклюнулся сквозь почву сомнений.       — То, что ты не помнишь, не значит, что этого не было, — невозмутимо заметил мужчина.       — Я не верю вам! — с вызовом бросил ему принц. — Ваши слова — ложь, ваши обещания — ложь, вы — лжец!       Трандуил медленно поднялся на ноги и взмахнул рукой, прогоняя морок с идеально красивого лица, воскрешая воспоминания об утраченных днях, доставая их из глубин памяти, аккуратно, бережно, трепетно стряхивая с них пепел забвения. Они кружили вокруг живого мертвеца яркими вспышками, танцевали призрачными огоньками, то вспыхивая, то затухая во мраке саркофага.       Король заговорил, и голос его был тих и печален, как молитва за упокой мятежной души.       — Ты был крошечным, белобрысым эльфёнком, с огромными широко распахнутыми синими глазами, слишком большими для такой маленькой головы. Таким я запомнил тебя, когда пришёл в себя.       Ты был настоящей занозой в заднице. Сбегал, стоило упустить тебя из виду хоть на минуту, постоянно забредал, куда не следует, искал свою мать повсюду, спрашивал о ней у всех, кого встречал: у послов, у стражей, у птиц и зверей. Ты не верил, что она умерла, что её больше нет, то ли не понимал, что значит умерла, то ли просто не хотел слушать. В каждой незнакомой эллет ты видел её. Каждый день ты забредал всё дальше в лес. Где только мои стражи тебя не вылавливали: и в подземелье, и в той части леса, где водятся пауки. Я показал тебе, что значит смерть, в надежде, что ты поймёшь, я ругал тебя, запирал в твоей комнате. Всё как об стенку горох!       Ты был упёртым маленьким засранцем, который постоянно испытывал моё терпение и, казалось, напрашивался на то, чтобы его хорошенько выпороли. В общем и целом, мало что изменилось с тех пор, разве что ты стал чуточку выше, — закончил Трандуил, сложил руки на груди, насмешливо вздёрнул чёрную породистую бровь, наблюдая, как тень нескладного эльфёнка, слишком худого и маленького для своих пяти лет, драматично стекла на пол у его ног, раскинув руки и ноги в стороны, театрально закатив глаза и высунув набок язык.       — Я так вас достал, что вам пришлось сплавить меня Келейдуру, — фыркнул принц и скрестил руки на груди, вызывающе вздёрнув породистую чёрную бровь. — Нечто подобное я ожидал услышать.       — Ты слышишь лишь то, что хочешь, Леголас, — горько улыбнулся Трандуил и медленно прошествовал к винной стойке, где, благодаря стараниям и заботе Галеона, его верного дворецкого и по совместительству единственного друга, всегда имелись запасные кубки и любимые вина Его Величества. Король наполнил вином два серебряных кубка и протянул один из них младшему сыну. Невиданная честь.       Леголас с опаской принял подношение, но вино не пригубил.       — Пей! — приказал Трандуил, и Леголас решил не играть более на и без того расшатанных нервах отца. Сделал глоток и остолбенел.       — Я помню его вкус.       — Пей. Истина скрывается на дне, — мрачно улыбнулся Король той особенной улыбкой, от которой у Леголаса волосы вставали дыбом. — Хочешь получить ответы, научись задавать правильные вопросы, дитя.       — Вы сделали мне больно? — спросил Леголас, не поднимая глаз от рубиновой жидкости. Он не был уверен в том, что желает знать ответ. Он уже ни в чём не был уверен.       — Я сделал тебе очень больно, дитя, — ответил Трандуил, глядя сыну в глаза.       — Я заслужил? — прошептал Леголас, до боли впившись кончиками пальцев в кубок.       — Ты мне скажи… Ты спрятался в обозе, который направлялся на южную границу леса. Ты нашёл в повозке бутыль с вином, открыл её и напился как поросёнок. А потом уснул, очнулся рядом с Дол Гулдуром и отправился на поиски своей пропавшей naneth. Тебя нашёл Келейдур, но прежде тебя нашли его слуги.       — Я не помню этого, — Леголас позеленел от ужаса, крупно вздрогнув.       — На тебе лица нет, — улыбнулся Король уголками губ. Изумрудные глаза гипнотизировали, погружая в пучину призрачно сталых вод. — Выпей ещё вина, эльфёнок.       Леголас, слепо повинуясь приказу, пригубил вино, пытаясь совладать с обезумевшим сердцем, что испуганной пташкой билось о рёбра.       — Некромант. Я направлялся к нему, когда Кел, когда они… Ему нужен был я. Если бы он не успел, то…       Серебряный кубок выпал из дрожащих пальцев, расплескав остатки вина по полу.       — Всё было бы кончено, — холодная злая улыбка изуродовала бескровные губы.       — Что ты сделал со мной? — прошептал Леголас, безучастно наблюдая, как рубиновая жидкость растекается по полу.       — То, что должен был, — наверное, ему это показалось, но Трандуил вздохнул. С облегчением. Как будто сознался в убийстве, что долгие века тяжким грузом лежало на его плечах, не давая вздохнуть полной грудью, призраком следуя по пятам. — Я накричал на тебя. Громче, чем должно. Шлёпнул пару раз. Сильнее, чем следовало. Наказал. Строже, чем стоило бы.       — Что… что ты сделал? — Леголас судорожно дёрнул завязки на тунике, ему казалось, что он задыхается.       — Я приказал тебе встать в угол. Ты простоял там почти час, рыдая во весь голос, пока не охрип, но я не сжалился над тобой. Когда ты сорвал голос, я приказал тебе подойти, и ты примчался, схватил меня за ногу своими маленькими ручонками и посмотрел мне в глаза. Знал, что я хочу с тобой сделать, и всё равно прибежал, стоило мне позвать тебя, глупый лисёнок, — пожал плечами Трандуил и замолчал.       Леголас прежде не знал, что тишина может быть оглушительной.       — Ты пришёл и пообещал мне, — наконец, смилостивился Трандуил, — что больше не станешь искать свою nana, потому что она тебя бросила. Ты сказал, что ей не нужен плохой эльфёнок. Ты сказал, что я теперь тоже брошу тебя, потому что ты плохой.       — Что ты… — беззвучно, одними губами прошептал Леголас.       — Я мог бы солгать, что она любила тебя больше жизни, что она мечтала о твоём появлении на свет, что она ждала тебя, как величайшую милость Валар. Вот только ты был для неё не более, чем орущим куском мяса, который предназначался на заклание Смаугу.       Трандуил медленно подошёл к сыну и схватил его хищными пальцами за подбородок, притягивая трепыхающуюся добычу близко-близко, заставляя посмотреть в его холодные, бесчувственные, такие разные глаза. Красивый и ужасный, сильный и беспомощный, живой и мёртвый, непокорный и смиренный. И Леголас словил себя на мысли, что, должно быть, он впервые видит его таким. Настоящим.       — Думаешь, если я вытащил тебя из пасти Смауга, я лучше, чем твоя nana? Нет, эльфёнок. Твой ada приказал тебе вернуться в угол, развернулся и ушёл, запретив твоим братьям входить к тебе до утра, чтобы ты подумал над своим поведением и сделал соответствующие выводы. И ты их сделал. Ты простоял в том проклятом углу всю ночь, потому что решил, что если будешь послушным, ada вернётся, — усмехнулся он, глядя в глаза сыну. Ища в них что-то… — Но я не вернулся.       — Почему? — прошептал Леголас и хотел было прикоснуться к его плечу, но тот шлёпнул его по руке.       — Некому было возвращаться, — прошипел ему в лицо Трандуил, ещё крепче сжав пальцы на щеках сына, оставляя на них следы ногтей. — Мой эльфёнок всю ночь стоял босиком на холодном каменном полу и ждал, когда я позволю ему лечь в кровать, когда я вернусь, а я забыл про него. Эллериан всегда занималась такими крошечными эльфятами, не я! Она знала, как обращаться с вами. Она подсказывала мне, как правильно, находила нужные слова, умела объяснить вам всё так, чтобы вы поняли, а я… Я Король. Вот только эльфёнку не нужен Король, ему нужна мать, а он ей — нет.       — Зачем вы говорите мне все эти ужасные вещи? — прошептал мертвенно-бледный юноша.       — Ты сам спросил, — улыбнулся Король, и Леголаса передёрнуло от этой жуткой холодной улыбки.       Трандуил ждал упрёков, криков, слёз, пощёчины, но не этого. Леголас смотрел ему в глаза, и этот доверчивый, невинный, чистый взгляд проникал в самую душу, выворачивая неприглядное беззащитное нутро наизнанку.       Король выругался на чёрном наречии и отшвырнул от себя юношу. Леголас упал на безучастный мраморный пол, как деревце, вырванное ураганом с корнем, не предприняв ни единой попытки подняться с колен.        — Это я стёр твои воспоминания о ней. Я приказал сжечь все её портреты и вещи, чтобы ничего не напоминало тебе о ней. Я заставил тебя забыть.       Трандуил прошёл мимо распластавшегося на полу сына, задев краем атласной мантии, заставив вздрогнуть, в раболепном ужасе отпрянуть в сторону. Рубиновая жидкость наполнила серебряный кубок до краёв. Король медленно поднёс его к губам и сделал глоток, а затем так же медленно и в полной тишине взошёл на постамент.       Тишина давила тисками, выкручивала нутро, сводила с ума…       — Ты забыл её, но всё равно продолжал искать в мире грёз, упрямый маленький засранец.       — Это было милосердие или наказание? — еле слышно прошептал Леголас в спину прекрасному и жестокому божеству, медленно взбиравшемуся на свой пьедестал. — Король, но не отец. Отец, но не брат. Незнакомец, но не брат. Видение, но не мать.       Трандуил замер на полпути к трону. Но всего на секунду, а затем он продолжил свой путь.       — Я сделал то, что должен был.       — Верните их. Я хочу помнить!       Но Лесной Король лишь покачал головой.       — Почему?! — заорал юноша, сжимая руки в кулаки в бессильной злобе.       — Потому что твои отец и мать не справились со своими обязанностями. Эллериан должна была заботиться о тебе, любить и оберегать, а вместо этого пыталась убить. Моего сына, — голос Трандуила на мгновение дрогнул, но в следующую секунду он уже звучал так же спокойно и ровно, как и раньше. Как и всегда. — Я должен был отдать тебе всю любовь, что жила в моём сердце. Но что мог дать голодающему тот, у кого не осталось и крошки хлеба?       — Умоляю, не поступайте так с Гилом. Прошу вас, не делайте этого, — Леголас бросился ему в ноги, осмелившись коснуться длани божества мокрой от слёз щекой. — Не забирайте у меня моего сына.       Трандуил смерил его холодным беспристрастным взглядом, и Леголас медленно отстранился, больше не пытаясь вторгнуться в мир, где ему места не было.       — Это лишь девять лет. Насилие, издевательства, боль, изнасилование, стыд — я могу забрать их. Ты уснёшь и забудешь всё, что с тобой случилось, как страшный сон. Девять лет — мимолётное мгновение в жизни эльфа! Я могу подарить тебе новую жизнь без воспоминаний, чтобы ты мог наполнить её новыми. Счастливыми. Светлыми. Приятными.       — Но я не хочу забывать, — Леголас подался вперёд и коснулся кончиками пальцев холодных ладоней божества. — Я хочу помнить лицо Гилриона — моего первенца. Лицо Глорфиндела — моего мужа. Лицо Файриона — моего друга. Лицо Лайндира — весельчака. Лицо Элронда — целителя. Лицо Келеборна — Владыки. Лицо Галадриэль — колдуньи. Лица братьев-лучников. Лицо… Его лицо, когда он смотрит на меня. Лица моих братьев. Твоё лицо, когда ты смотришь на меня так, как сейчас, ada, — юноша робко протянул руку и невесомо коснулся изуродованной плоти самого прекрасного существа, которое он когда-либо видел. Опасный, жестокий, не ведающий милосердия хищник. Идеальный убийца. Расчётливый и быстрый, как клинок, коварный, как лис, и благородный, как белый олень.       — Беда в том, что Король не желает, чтобы ты помнил. Король желает стереть все эти лица из твоей памяти. Все до единого, — отвёл его ладони от лица Трандуил и сжал пальцами упрямый подбородок, заставляя строптивого эльфёнка услышать его волю, принять её, как данность, смириться с её неотвратимостью. — А некоторые лица Король желает стереть с лица Арды в буквальном смысле.       — Тогда почему вы медлите, мой Король? — с вызовом взглянул в изумрудные жестокие глаза младший принц.       — Не искушай меня, мальчик. Ты даже не представляешь, на что я способен в желании сделать всё по-моему, — опасно улыбнулся Лесной Король и промурлыкал в гневно поджатые губы: — То, что я позволил тебе и твоему сыну войти в мой лес, ещё не значит, что вы сможете из него выйти.       — На меньшее я и не рассчитывал, когда принял ваше настойчивое приглашение, мой всемогущий Король, — горько усмехнулся сын, вырвался из цепких пальцев и ударил в самое больное место. — Но вы не так могущественны, как думаете, ведь Глорфиндел изнасиловал меня в вашем безопасном лесу! Дважды! И мой Король. Ничего. Не сделал!       Трандуил взглянул на него, колко, резко, пронзительно, и Леголас поёжился под этим взглядом, устыдившись своих резких слов, но не свернул с кровавой тропы:       — Вы собственноручно бросили меня ему на растерзание, отправив в чащу. Вся эта боль — ваша вина! И забвение ничего не исправит.       — Я бы прошёл по битому стеклу босыми ногами до Имладриса и обратно, Леголас. Я бы вошёл в пламя дракона и сгорел дотла. Я бы вырезал сердце из своей груди, только для того, чтобы ты никогда не узнал этой боли, мальчик, — прохрипел Король и отвёл взгляд, в котором на мгновение проскользнула такая дикая затаённая боль, что у Леголаса сжалось сердце. — Я удалил тебя из дворца, желая защитить.       — Защитить? От чего защитить? От боли? От войны? От насилия, может быть? Хотите я открою вам тайну? — фыркнул принц, глядя в изумрудные глаза. Тёмные, как грозовое небо. Демон, которого он так боялся, в реальности оказался всего лишь смертельно уставшим, не идеальным, взвалившим на свои плечи непомерную ношу и тащившим её в одиночку древним эльфом. — Вы облажались, мой Король!       Слова достигли своей цели, ранив в самое сердце. Наверное, тогда-то принц впервые в жизни понял, что у жестокого, не знавшего милосердия, сурового Лесного Короля было сердце. Сколько раз его отец корил себя за то, что случилось в его лесу, прямо у него под носом, за несдержанность, за резкие слова, за свой легендарный вспыльчивый нрав? Кто знает…       Леголас знал. Девять лет, каждый из трёх тысяч двухсот восьмидесяти пяти дней.       — Вы не виноваты. Никто не виноват. Такова была воля Валар.       — Это не было волей Валар! Это было лишь его волей! Ты не должен был узнать насилия, ты должен был стать мужем достойного эльфа, ты должен был…       Леголас накрыл губы отца ладонью, заставляя умолкнуть.       — Я никому и ничего не должен, кроме вас, потому что вы подарили мне жизнь, и моего мужа, потому что он подарил мне весь мир, — прошептал юноша и обнял хищника, не давая ему опомниться, доверчиво прижавшись к груди, в которой глухо билось не ведавшее жалости и сострадания сердце. — Пожалуйста, оставь прошлое в прошлом, чтобы у всех нас было будущее, ada. Если ты любишь меня, остановись.       — Прости меня, лисёнок, — Трандуил зарылся лицом в белоснежный шёлк волос, жадно вдыхая их запах.       Даже сейчас — грязный и потный — его малыш пах мёдом, яблоками и весенними цветами, а ещё свежей листвой. Он пах, как Эрин Гален после отгремевшей грозы. Свежестью, чистотой, покоем. Вот только теперь к его запаху примешивался мускусный запах мужчины, которого Трандуил ненавидел всеми фибрами души.       Жестокие тонкие губы поцеловали его в лоб, не знавшая пощады и усталости рука погладила по спутавшимся волосам, тонкие пальцы, каждый из которых был заключён в серебро, как в броню, очертили косы воина на висках и замерли на припухшей щеке, на которой они оставили свой отпечаток. Трандуил вздохнул, в который раз проклиная себя за несдержанность, нежно погладил бархатную, как у эльфёнка, кожу, прошептал что-то на древнем языке, и щека снова стала идеально белой.       — Это я отозвал твоих телохранителей в тот проклятый день, но мне пришлось созвать всех, кто мог держать оружие в руках, и бросить их на врага. Они пришли из Дол Гулдура и вырезали целое поселение. Женщин, мужчин, эльфят… А когда всё закончилось, Эрин Гален захлебнулся в крови, боли и отчаянии. Лес видел, что произошло с тобой, но не мог поверить, что это произошло против твоей воли, что не орк, а эльф мог совершить подобное с эльфёнком. И мне сложно его винить, ведь со стороны всё выглядит двусмысленно. А эта ваша вторая встреча под покровом ночи…       — Я не искал встречи с ним! — Леголас со стыда чуть под землю не провалился. Хотя он и так был глубоко под землёй. — Это был день моего зачатия. Я думал, ты позовёшь меня во дворец, и я забуду обо всём, что случилось у озера, как о страшном сне. Тогда мне казалось, что об этом можно забыть, ведь кроме моей гордости и тела, ничто не пострадало. Но вы сторонились меня как чумного. Я весь день ждал весточки от тебя, от Кела, но никто не пришёл меня поздравить. Я решил, что вы всё знаете, что вы презираете меня за то, что я позволил ему осквернить себя, поэтому не хотите видеть меня. Я искал Кела, когда наткнулся на него.       — Ты не Келейдура искал в ту ночь, когда был зачат твой эльфёнок, а этого подонка Глорфиндела, — Трандуил крепко сжал его подбородок пальцами, не давая отвести взгляд. — Лес привёл тебя к нему, уступив твоей просьбе. Лес укрыл вас от моего взора. Этот старый маразматик покрывал все твои выходки ещё в ту пору, когда ты был эльфёнком.       Леголас покраснел до кончиков ушек.       — Я не…       — Ты не кричал имя своего насильника каждый раз, когда он входил в тебя, ты не извивался под ним, как портовая шлюшка, ты не просил ещё, сильнее, жёстче? Кого ты пытаешься обмануть, лисёнок? Меня? Себя? Твоё тело признало его своим хозяином ещё в тот раз, когда он взял тебя силой, а во второй раз соединились не только ваши hroa, но и ваши fea, что положило начало новой жизни, — спокойно и рассудительно нанизывал неприглядные факты на нить правды отец. — Ты ничем не отличаешься от эллет в этом смысле и не забеременеешь, если сам того не захочешь. Точнее, если не кончишь под самцом, который тебя объезжает. А под ним ты кончаешь просто с завидной регулярностью, roch-neth.       Если бы можно было сгореть от стыда, Леголас вспыхнул бы, как птица Феникс, и обратился в кучку пепла.       — Это ты дал Келейдуру рецепт того снадобья.       — Не сделай я этого, ты бы не вылазил из пелёнок. Причём по собственной воле.       — Но как же Элвир?!       — Тьма не может существовать без света, как нет света без тьмы. Но когда тьма встречается с тьмой, она поглощает себе подобное, становясь единым целым, — ответил Король, ещё крепче прижав своего эльфёнка к груди. — Она течёт в наших венах, отравляет нашу кровь и наши сердца, искушает, склоняет на сторону зла. А иначе, как объяснить, откуда в тебе такая тяга ко лжи, мой лисёнок?       — Я никогда не лгал тебе! — возмутился сын и покраснел.       — Неужели? — скептически изогнул бровь отец. — Не ты ли скрыл имя насильника от меня, мой невинный мальчик? Не ты ли заверил меня, что носишь дитя смертного? Не ты ли защищал Нолдо, взявшего тебя силой, от моего гнева? Мне продолжать, дитя моё?       — А ты приговорил меня к изгнанию! — в сердцах бросил отцу Леголас, которого тот загнал в тупик своими обвинениями.       — А ты оставил мне выбор, лисёнок?       Тишина неприступной стеной встала между древним Королём и юным принцем. Казалось, даже трели птиц и стрёкот сверчков стихли.       — Ты приставил мне меч к горлу, — наконец, хрипло прошептал сын.       — Милосерднее было убить тебя собственными руками, чем смотреть, как ты будешь медленно угасать, как мой брат и твоя мать, или сойдёшь с ума от горя, как Элвир, — спокойно ответил Трандуил. Сын посмотрел на него с затаённой ненавистью, но отец выдержал этот взгляд, не дрогнув. — А какие выводы я должен был сделать, дитя моё? Мой несовершеннолетний безмозглый эльфёнок заявил мне, что по глупости переспал с человеком и понёс от него. Если бы дитя погибло, ты последовал бы за ним в могилу. Если бы он выжил, тебе пришлось бы хоронить своё дитя через двести-триста лет, когда твой полукровка скончался бы от старости. Так или иначе, но в конечном счёте итог был бы один. Я уже не единожды видел, как это бывает. Как, по-твоему, я должен был воспринять эту «радостную» новость?       — Прости… Ради всего святого, прости меня. Валар, какой же я идиот. Какой же я непроходимый тупица, — еле слышно прошептал юноша. В синих глазах стояли слёзы. Осознание того, что он натворил, настигло его бумерангом. И это было пронзительно, оглушительно больно. — Ada, прости, прости, прости… Я не хотел сделать тебе больно. Я не знал, как рассказать тебе. Я думал, что поступаю правильно. Я просто хотел спасти эльфёнка. Я думал, ты убьёшь его. Ты ненавидишь Нолдо, а мой мальчик Нолдо наполовину. Я думал, думал…       — Ты не думал, Леголас. Ты делал то, что, как тебе казалось, должен был, потому что так велело тебе сердце, а не разум. Не я, а ты чуть было не убил своего эльфёнка, солгав мне, сбежав из родного дома, — Трандуил тяжело вздохнул и нежно погладил рыдающего юношу по голове. — Но сделанного не воротишь. К сожалению, я не могу изменить прошлое, это не под силу даже Эру. Не плачь, мой мальчик, это разрывает мне сердце. Я не разлучу тебя с маленькой звёздочкой и не стану стирать твои воспоминания. Но наказать я тебя обязан. А иначе, как ты усвоишь урок?       — Не надо, — взмолился юный принц, прильнув щекой к ладони отца, запечатлев на ней невесомый поцелуй. — Пожалуйста, не делайте мне больно.       — Ты научился умолять так красиво, roch-neth, что я с трудом могу устоять, — улыбнулся Трандуил, почувствовав, как вздрогнуло хрупкое гибкое тело и ещё крепче прижалось к нему, с надеждой заглянув ему в глаза. Мужчина в благоговении провёл по белоснежному шёлку волос, поправил выбившуюся прядку, возвращая за аккуратное ухо, и заключил свою покорную добычу в объятия. — Страшно? Боишься, что под плеть пущу?       — Да, — признался Леголас, не став кривить душой. — Я больше никогда не буду тебе лгать и никогда-никогда не сбегу, клянусь.       — Сбежишь? — удивлённо вздёрнул бровь Король, поражаясь очередной несусветной глупости, которую сморозило его младшее чадо. — Да кто ж тебя отпустит. Ты и Гилрион принадлежите мне, а я своё никому отдавать не намерен.