И море в твоём сердце тихо дышит, Рисуя брызгами на скалах берегов. Твоё спокойствие нарушено страданьем, Тягой к Высшему, замки все в доме закрывая на засов.
«Море», найтивыход
***
Кагура ненавидит океан. Ненавидит солёный воздух, синий цвет волн, голубой цвет неба. Время тянется бесконечной лентой, и только солнце над головой возвращает Кагуру в чувство реальности. Жгучие лучи касаются бледной кожи, и она, гонимая жаром, прячется в тени каюты. На корабле с ней не разговаривают, сторонятся. И она… Она сторонится всех остальных. Два раза в день ей приносят еду, молча оставляют на пороге, не интересуясь, жива ли она вообще. Кагура сходит с ума, в полнейшем одиночестве среди людей и огромной толщи воды. Ночью, когда матросы ложатся спать, она выходит на палубу. Чёрное небо с сеткой звёзд и огромная луна… Она вдыхает полной грудью, оглядывается по сторонам — никого. Волны шумят, бьют о борт корабля и всё дальше уносят её от берегов Англии. Кагура должна быть рада, но печаль, как соль, разъедает её сердце и душу. Она упрямо глядит вперёд — туда, куда несётся корабль; она уже проделывала этот путь, она знает, что её ждёт в итоге. Глупость… Её глупая жажда вернуть всё на круги своя в итоге обернулась ей боком. Ночное небо, как бескрайний океан — тёмное, притягательное. Иногда ей кажется, что над головой проплывают киты. Звезды исчезают в редких залетных облаках, и Кагуре хочется верить, что это те самые киты. Огромные, неповоротливые на суше и такие свободные в воде. Кагура, словно кит, которого выбросило на сушу. Тело продолжает существовать, а вот душа уже давно не здесь. Глупые мысли выброситься за борт отступают, когда приходит здравый разум. Зачем ей это делать? Чего она этим добьётся? В Империи её ждал отец, ради него она должна жить. Хотя бы ради него. Мысли о Сого Кагура каждый раз гнала прочь. Она не позволяла своим воспоминаниям просачиваться наружу, ломать её. Но Кагура уже давно сломалась. Болезненная любовь, нездоровая любовь, которая поразила её сердце, — её уже было не вылечить. Она словно забыла о том, как в редкие моменты, но муж поднимал на неё руку, как совершил акт насилия, просто сойдя с ума. Сколько неприятных слов и поступков она пережила в свой адрес? Она не помнила. Перед глазами мелькали другие картинки. Венчание. Собор. Странный, но, кажется, искренний поцелуй; шпилька для волос, которую он починил. Дом, огромный дом, в Беркшире. Библиотека и стихи. Морозный ноябрь и одна жаркая ночь. Всё это словно вымывало плохие воспоминания, как вымывают золото из речного песка. Это были крупицы, но, кажется, для неё этого было достаточно. Блеск затмевал черноту. Ночь разлилась по океану, как чернильное пятно по бумаге. Кто писал эту историю? Каков её финал? Спокойно. Кагура боялась, что на обратном пути их могла застать буря, но, кажется, все боги смилостивились над ней. Но если бы она хотя бы в кого-то верила… Морская бездна, чёрная, бьющая о борт корабля, тянула к себе. И чем ярче и звонче раздавался голос глубины, тем сильнее она сжимала борт корабля. Желание раствориться в воде, стать её частью, сводило с ума. Кагура ненавидит этот океан, желая стать частью собственной ненависти. Вниз. Удар. Вниз. Удар. Глубокий вдох. Чернота разливается под пальцами, глубина зовёт шипением волн. Звезды касаются водной глади. Кагура тянется достать их из воды. Чужая рука хватает за плечо. Она словно выныривает из собственного кошмара, чувствуя, что животом уперлась в борт. Глаза напротив смотрят со страхом и недоверием. Матрос. — Вы в порядке? Чужой голос звучит дико. С ней уже давно никто не разговаривал. Кагура отталкивается от борта корабля, как от прокаженного. Умеет ли она говорить? Скажет ли что-то в ответ? Неморгающим взглядом и молчанием она отвечает на вопрос. Всё ли с ней в порядке? Конечно же! Её выбросили. Её лишили дома, вновь. И почему с ней это происходит? Почему странные чувства в груди тлеют на углях разума? Она хотела домой, она жаждала этого, но теперь этого хотелось меньше всего. Она не знала, что её ждёт там… Отец? Позволит ли он ей вернуться? Поверит ли в то, что её муж сам отправил корабль обратно? А что если… если Император пожелает казнить их всех? И почему эти здравые мысли приходили к ней именно сейчас? Почему этого не было в её голове, когда она писала господину Вану? — Вижу, что не очень. Но я… — Всё, — голос у Кагуры хриплый, она пугается его звучания, — нормально. — Нам запретили говорить, но я не мог смотреть как Вы… могли упасть за борт. — Я… упасть? — Мне показалось, что это было намеренно? — Возможно. Мне кажется, что океан зовёт… Ты слышишь? И в этот момент на границе чёрного неба и чёрного океана раздался раскат грома. Они пропустили вспышку молнии, но услышали зов непогоды. Буря поднималась вдали. — Я не могу знать всей истории, но всё же, госпожа Окита… Кагура едва держится на ногах. Это странное обращение. Его фамилия. Обручальное кольцо на пальце все ещё было при ней. Кагура не посмела его снять. — Я доставила немало хлопот всем. Я, пожалуй, пойду в каюту обратно. — Я знаю, что печаль пройдёт. И если вам будет легче, то знайте, что господин приходил в порт. Я видел его, стоящим в стороне. И, кажется, он был впервые спокоен. Мне так показалось. — Правда? Кагура плохо помнила день отплытия. Она долго сопротивлялась его решению. Она умоляла его отправиться вместе, но Сого был непреклонен. Он говорил, что так будет лучше для всех. Лучше им по отдельности, чем вместе. Ночью её схватили, завязали глаза. Она умоляла это прекратить. Но ответом был лишь громкий удар двери каюты уже на корабле. — И пока нас не застали, я лишь хочу сказать, что если у Вас есть смелость оборвать вашу жизнь, то и должна быть смелость на то, чтобы её прожить. Кагура улыбнулась. — Нас с борта спустят на съедение акулам, если Вас не доставим в Китай. — Простите. Я не хотела доставлять неудобства. Просто молчание сводит меня с ума. Я… — Господин велел… — Неважно, — она перебила матроса, не желая ничего слушать, — всё это уже неважно. Он велел. Он меня сюда насильно отправил. Так же, как когда-то насильно увез из дома. Поэтому уже ничего не важно. У меня лишь один вопрос… Нам ещё долго? — Дня три-четыре. — Хорошо. Странный разговор. Странные фразы, но Кагуре вдруг стало легче. От разговора ли…? Она гналась за призраком, за тем, кто жил в её голове, за тем, кто вдруг стал неотъемлемой частью жизни. Он стал многим для неё, а она стала ничем, если её так оставили. Она уже многое обдумала, пока муж был под стражей. Кагура верила, что сама контролирует свою жизнь, но, похоже, она очень ошибалась.* * *
Ночь подкрадывалась постепенно и бесшумно. Сначала глубокие тени залегли в углах комнаты, затем во мрак погрузились стены, ковер тлел в черном всепоглощающем океане. Яркий всполох огня сожрал фитиль свечи и вырвал часть комнаты из лап темноты. Сого устало откинулся на спинку кресла, запрокинул голову, направляя взгляд в потолок. Этой ночью её не стало. Он должен верить, что её нет. Её нет и больше никогда не будет. Он должен поверить себе на слово, что Кагура не просто уехала. Она исчезла. Её никогда не было. Если угодно… Она умерла для него. Но в груди скреблось гнетущее чувство. Живое сердце. Она его завела с полуоборота. Она заставила это сердце биться не только ради того, чтобы гнать кровь. Чёртова китаянка! Сого жил прекрасно. Он позволял себе многое, пока не появилась она. Она… Рыжий, яркий всполох в его бездонной черноте души. Она — свеча, а он — это комната, пожираемая своими же страхами. Свеча горела. Комната была освещена. Страхи рождались и умирали на задворках души. Окита не выдержал; он ходил на пристань. Среди множества людей его фигура затерялась. Кто узнает, что он потерпел поражение в борьбе с собой? Корабль скрылся за линией горизонта и Сого отпустил всё. Пустота разрослась на руинах сердца, пустила корни в лёгкие, сдавив их жгучей болью. Было холодно. Холодно и одиноко, но спокойно.* * *
Ступить на твёрдую землю спустя больше месяца постоянной качки было раем. Влажный воздух проник в лёгкие, пьянящим ароматом задурманил голову. Он был чертовски голоден. Голоден, но счастлив, что оказался цел и невредим. Чувство тревоги кольнуло в груди. Нет, Сого здесь не встретит Кагуру. Её здесь не может быть. Амой остался далеко позади; она должна быть там. Скорее всего. И сердце под голосом разума успокоилось; застучало мерно и складно. Тревога растворилась в крике чаек и портовых рабочих. Привычная для глаза картина. Шерил спустилась чуть позже и встала рядом с ним. Казалось, что ей нездоровится. Это было вполне ожидаемо, так как Шерил никогда ранее не выходила в море, не бывала на корабле. Сого понимал причины её самочувствия, но вот Кагура… Он осекся на одном её имени в собственных мыслях. Кагура не показывала, что ей нездоровилось. Она крепко сносила все тяготы, выпавшие на её долю. Шерил же… Шерил была другой, поэтому Окита не имел права даже сравнивать их. Поэтому интересоваться её самочувствием Сого не планировал; их связь — это что-то неопределённое, такое, что не требовало его особого внимания. Они остались одни в самые трудные для их жизни моменты, и единственное, что спасло обоих — присутствие рядом знакомого плеча. — Я думала, что никогда не ступлю на твёрдую почву, — её голос был тихим; всё же длительное путешествие — это не для слабого аристократичного женского организма. — Насколько мы задержимся? — Не больше месяца, — Сого ответил отстраненно, продолжая осматривать округу и людей. — Это долго. — Ты хочешь так скоро обратно вернуться на корабль? — Я… — Если ты не хотела изначально сюда плыть, то зачем настояла в последний момент? — Мой отец так решил, а не я. Выгода сейчас важнее, чем что-либо или кто-либо. Ты должен это понимать. — А о внуке он не подумал? Он только-только отошёл от лихорадки и сразу сюда. — Не начинай. Когда ты так говоришь, то мне становится тошно. Не тебе мне нравоучения читать, — Шерил одарила Окиту самым холодным взглядом, на который была способна, и, перехватив свой лёгкий зонтик, двинулась вперёд. Сого проводил её взглядом, пока она не потерялась в толпе. Он не понимал, почему она здесь. Вместо Шерил обучать фармацевтике здешнее население мог любой работник компании её отца. Она едва ли не перед самым отплытием вдруг заявила, что едет с ним. Никакие доводы не остановили её. Возможно, Сого стоило поговорить с её отцом, но отношения у них в последнее время не ладились, и Окита старался минимизировать их контакты. Интересы отца Шерил шли вразрез с тем, что поставило перед Окитой правительство. Торговля опиумом — это то, что должно продолжаться. А вот попытки сформировать новые фармацевтические отношения — это второстепенная задача. Это было даже иронично, что опиум и забота о здоровье стоят рядом. — Это и есть Империя? Сого обернулся; за ним стоял мальчишка, такой же бледный, как и Шерил. Он с удивлением смотрел на порт и на людей, что были так не похожи на привычных его взору англичан. Юнец выглядел бодро, казалось, даже в приподнятом настроении. — Не суди всю страну по одному порту. Это великая Империя. И каждый из этих людей — залог того, что страна будет существовать. Люди — это страна. Ясно? — Мама была права, — выдал мальчик и улыбнулся, смотря на Сого. — В чем же? — Окита улыбнулся в ответ. Компания этого юнца ему была приятна. Детское любопытство и неиссякаемый энтузиазм ему напоминали о Кагуре. Сого нравилось подолгу рассказывать о морях, о кораблях, о странах, обо всем, чем интересовался его юный собеседник темными вечерами перед тем, как отправиться спать. Джон-младший Окита. Сого выбрал для него это имя. В память о друге, который пожертвовал своей жизнью, друге, который не бросил жену Сого на произвол судьбы, пока тот был в тюрьме. Лишь спустя время Окита в полной мере осознал, каким был Джон Макклейн. И как его сейчас не хватало. — В том, что ты ведёшь себя, как старик. Мама говорила, что раньше ты был другим. — Думаю, маме стоило бы рассказать и о себе, о том, какой она была раньше. — А где она, кстати? — Ушла вперед, гордо держа свой зонт. Она не в духе, думаю, ей нездоровится, — Сого устало выдохнул. Он тоже устал и мечтал прилечь, но дела не позволяли сразу броситься в объятия постели. — Найди Гарри, и отправляйтесь вместе. У меня ещё есть дела здесь, в порту. Я буду позже. Сого потрепал по макушке парня, и тот без лишних разговоров ушёл. Окита шумно выдохнул, огляделся вокруг ещё раз и направился в сторону делегации, которая наконец-то подоспела к их встрече. Глава местного портового района, который был подконтролен Соединенному Королевству, поспешил к пристани, едва заметив фигуру Сого. Невысокий мужчина преклонных лет назвался сэром Одли Верном и заверил, что все организационные вопросы с багажом и персоналом он возьмёт на себя. А вот дорогим гостям, прибывшим с родины, он велит отдыхать и набираться сил. Так что Сого был усажен в повозку, которая унесла его прочь от пристани. Портовый район Шанхая существовал дольше остальных, но по-прежнему не уступал в масштабном строительстве и укрупнении своей территории. Несколько десятков бизнесменов и чиновников уже обосновались тут, развивая подконтрольную территорию. Взгляду было приятно видеть знакомую расцветку флага своей страны и осознавать, что здесь под ногами чужая земля, но они были под защитой своих законов. Их корабль под видом торгового судна прибыл сюда на недолгий срок; за это время Сого должен был исполнить свой настоящий долг, — а именно разведать обстановку и провести очередную крупную сделку по торговле опиумом. И если первое ему было по нраву, то торговлей он предпочёл вовсе не заниматься, а поручить это дело другому человеку. Империя страдала — её раздирали войны и восстания против правящей династии; тайпины достигли уже колоссальных успехов, и зависимость от опиума продолжала терзать китайский народ. Сого предпочитал не видеть всего того ужаса, что творилось с людьми, которые погрязли в этой зависимости. Его страна уничтожала другую, но таков путь. В этом жестоком мире выживают лишь сильнейшие. И, возможно, это чистая случайность, что сильнейшим Сого стал тогда, когда его курительный набор был выброшен Кагурой за борт. Это был первый шаг к его становлению, к его спасению. Много ночей он думал обо всем, что происходило вокруг него. О том, что Сого не властен над своей жизнью в полной мере, о том, что с Кагурой он чувствовал, что эти цепи рвались. Многое изменилось с её отплытия, и Окита даже не мог представить, что бы она сказала, узнав обо всём, что произошло спустя столько лет. Возможно, она бы нашла способ всё исправить и не допустить всех тех перемен, но Кагуры не было рядом, и Сого пытался сам руководить своей новой жизнью. Громкий свист вырвал его из собственных рассуждений и вернул в портовый район. Местные мальчишки толпились возле въезда в ворота сеттльмента. Охранник несколько раз уже прогонял их, но они бесконечной вереницей возвращались обратно. Любопытство было выше, чем страх перед наказанием. В порт часто приставали корабли, но именно сейчас юнцов интересовало британское судно и его экипаж. Богатые люди, толстые кошельки, а значит и возможность, если и не выпросить милостыню, то украсть что-нибудь. Дикий чёрный взгляд карих глаз на исхудалых лицах. Они были похожи на призраков, что сидят в самых тёмных местах. Сого хотел бы их пожалеть и дать еды и денег, но этого делать было нельзя. После того, как Кагура уехала, его жизнь превратилась в череду допросов и угроз быть казненным за измену. Ему пришлось несладко и в тот момент, когда в Англии очутился отец Кагуры. Сколько ему стоило сил и возможностей создать такую историю, при которой её отца не засадили за решётку, а позволили жить в доме Сого. Оките пришлось опорочить имя своей бывшей жены, но иного выхода у него не оставалось. Это единственное, что он мог сделать в сложившейся ситуации. Если бы он мог, то взял бы всю вину на себя, но он не мог бросить её отца на произвол судьбы. То, что Канко уже никогда не отпустят обратно в Китай, было ясно с самого начала. Сого лишь мог позволить дожить ему спокойно в собственном доме. И поэтому теперь Окита не мог вызвать хотя бы малейшее подозрение, что он на стороне врага, что готов помогать. Ворота закрылись, и Сого отпустило тупое наваждение с мыслью о помощи. Ничего этого не существует, если глаза не видят. Жить по такому принципу было спокойнее.* * *
Солнечные лучи скользили по водной глади, а тёплый ветер касался лица. Кагура вновь сбежала сюда, на берег, подальше ото всех. На сердце было неспокойно. Трудно было даже выполнять самые простые вещи: готовка, стирка… Улыбаться было трудно. Она многое услышала от других жителей деревни, что спускались к большому городу. О кораблях, о людях, сошедших с них. Сердце билось чаще, когда говорили о судне под британским флагом. Глупо было питать какие-то надежды, но всё же… Она попыталась улыбнуться самой себе, но вышло паршиво. По глупости она вывела пальцем на песке его имя, и волна тут же смысла эти слова. Океан, кажется, был против её мыслей. Кому как ни ему знать о том, что Кагуру терзает уже столько лет. Шипящая пена уже должна была донестись до британских островов с посланием, сколько раз Кагура называла его имя, сидя у воды. Послышались шаги. Кагура вздрогнула и обернулась. Пенг. Он слишком настойчив и навязчив в эти дни. Но прогнать его Кагура не могла. Это, скорее личное, эгоистичное желание, хоть как-то развлечь себя в этой жизни. Его поцелуй она не забыла, как и его наглость по отношению к ней. Кагура имела право злиться, но не злилась. Злость не приносила никому пользы, поскольку это была простая трата сил. — Садись, я не возражаю, — Кагура опередила его, зная, что он попросит об этом. Пенг молча сел на песок рядом с ней, обращая взор на воду. Возможно, он хотел извиниться, но слова застревали внутри горла всякий раз. Поэтому он просто хотел хотя бы находиться рядом. — Я видел иностранцев, их много. Почти все из них военные. Уехали в свое поселение. — Этого стоило ожидать, — Кагура заправила за ухо прядь, — они так просто не откажутся от нашего серебра. — Почему ты так думаешь? — Не забывай, где я была и что видела, о чем слышала. — Конечно, я помню. Как же ещё ты не прониклась этой страной… не встала на их сторону? — Англия мне не понравилась. Особенно Лондон. Но графство, там, где я жила, было прекрасно. Сады, розы, яблони. Я видела много прекрасного. Но один сад или дом не смогли поменять моего решения. — Думаешь ли о том, что он здесь? Что с корабля в числе прочих сошел и твой муж? — Даже если и так, — Кагура повернулась к Пенгу, — это ничего не меняет. Прошло столько лет, боюсь, он и не вспомнит меня. — И если все же… Пенг не договорил, потому что оба заметили на горизонте небольшой корабль, который замер недалеко от берега некрупного острова, явно выжидая чего-то. Пенг поднялся на ноги, всматриваясь в голую даль. С другой стороны к кораблю от большой земли двинулось судно с красными флагами, и это значило лишь одно — прямо сейчас состоится сделка по покупке опиума. И Кагуре и Пенгу стоило бы уносить ноги, но почему-то оба завороженно смотрели на происходящее. Эта небольшая бухта, скрытая от посторонних глаз, была идеальным местом для продажи опиума, но раньше её не использовали. Кагура никогда не видела здесь посторонних кораблей. С приходом иностранцев что-то явно должно измениться. Сердце неспокойно отозвалось в груди вслед этой мысли. Как жаль, что Империю нельзя было вылечить от опиума, как она поступила со своим мужем. Просто выбросить всё за борт… Кагура знала, что многие китайские чиновники крепко сидели на курительном опиуме, да и дело это было прибыльным. Будучи в Англии ей не многое удалось узнать о торговле, о путях переправы, о именах тех, кто с радостью позволял этой дряни распространяться внутри Империи. Она отдалённо слышала разговоры отца Сого с приглашенными гостями за закрытой дверью кабинета. Она по крупицам собирала весь образ монстра под названием «опиум». И этого монстра удовлетворяло лишь серебро, которое торговцы получали взамен. Но этого хватило. Кагура никогда не говорила с Сого о торговле, не спрашивала его, как это происходит на самом деле. Смутные догадки подтверждались на глазах. Военные не имели напрямую дело с торговлей. Ост-Индская компания справлялась всегда своими силами, но все же надеяться на помощь военных у них всегда было право. — Я думаю, здесь небезопасно. Пойдём, — Кагура смогла отвести взгляд от кораблей. Кагура поднялась на ноги, отряхнула свой костюм от песка. И уже развернулась спиной к лесу, который чуть поодаль подступал к берегу. Между деревьев мелькнула тень. Это было странно. Здесь не было посторонних, никто раньше, кроме неё и Пенга, не спускался с этой стороны. Дорожка сюда петляла через скалы. — Пенг! Пошли, сейчас же! — она схватила его за руку. — Ну уж нет! Я отправлюсь в порт, к чиновнику-мандарину! Почему здесь нет военной джонки? Почему не проверили этот корабль ранее? — Ты с ума сошел? К представителю власти идти с претензиями о его работе?! Пошли скорее отсюда! — Кагура потянула его за руку, но он не сдвинулся с места. — Нет! Я его знаю! Он выслушает меня! Кажется, юнец был полностью во власти своих грёз. Кагуре было не по себе, и она приняла решение бросить его. Что-то подсказывало, что случится беда. Она побежала вперёд к деревьям, что скрывали дорожку, ведущую сюда. Перед самым входом, Кагура притормозила, окидывая взглядом округу и Пенга, что все ещё стоял, смотря на корабли. — Прости, — прошептала она и устремилась под зелёный покров. Следов чужаков не было. Могло ли ей показаться? Мог ли это быть дикий зверь, что заплутал в поисках добычи, или жертва, которая уносила ноги прочь? Хотелось верить в это. Хотелось верить в зверя. Хотелось верить в добычу. Ветка хрустнула совсем недалеко от Кагуры. Она замерла. В груди стиснуло от страха; казалось, что ноги вросли в каменистую тропинку. Впереди виднелась часть большой дороги по которой, среди деревьев замелькали тени. Это были люди — сомнений не осталось. Но кто же это? И вот среди зелени мелькнуло что-то цветное. Кагуру отпустило. В ярком ходили только здешние, чаще девушки. Моряки, тем более военные, в такие цвета не наряжаются. Кагура ещё раз огляделась и без опаски двинулась вперед.* * *
Шёл пятый день, как они прибыли в порт. За это время Сого привык к здешнему воздуху, ароматам, видам, а главное к китайской речи. Внутри иногда вспыхивал огонь, когда ему чудилось, что голос очередной китаянки похож на голос Кагуры. Это наваждение не покидало его до самой глубокой ночи. Ночью мысли сменялись на сны. Реалистичные и чересчур странные сны. Он бесконечно преследовал свою жену, что спряталась среди зелени в горах. Её образ ускользал, но Сого знал, что это именно Кагура и никто другой. Иногда ему думалось, что вся Империя — это одно сплошное напоминание о его браке. Если исчезнет Китай, то может и наваждение исчезнет? Нет, Сого знал, что сердце и разум требовали не этого. Он боролся сам с собой, со своими чувствами и желаниями. И в итоге к концу пятого дня отправил запрос в Амой. Ему оставалось теперь только ждать. Хотел ли он получить ответ столь скоро, как это было возможно? Может быть. Но Сого стоило подумать и о работе, с которой он прибыл сюда. Шерил сидела в гостиной, когда Окита спустился к ужину. Она была печальна и слишком тиха. Словно её подменили. Сын был занят игрой в саду, поэтому можно было заводить разговор на любые темы. — Что-то не так? — из чистой вежливости поинтересовался Окита, зная, что ответ последует незамедлительно. Она закрыла книгу, которую, видимо пыталась читать последние полчаса, и внимательно направила свой взор на собеседника. — Зачем ты ищешь Кагуру? — Ты следишь за мной? — Вынужденная мера, которая мне не по душе, и всё же… Я хочу услышать ответ. — Я хочу знать, что с ней. Я не ищу встречи. — На что ты надеешься? Твоя жизнь столько раз подвергалась опасности из-за неё, и сейчас ты совершаешь самые глупые и безрассудные шаги. — За кого ты боишься, Шерил? — Сого вплотную подошел к ней, заглядывая словно внутрь её обеспокоенных глаз. — За меня или за себя? Что станет с тобой, если Кагура вернется? Верно? — Я не боюсь ни её возвращения, ни тем более тебя. Если бы слова имели возможность обволакивать всё, до чего донеслись, то Окита сейчас бы мог стоять покрытый ядом с ног до головы. Прожигающая, не прикрытая ничем ненависть рекой лилась из всего её существа. Сколь велика ирония судьбы, что именно Шерил встала рядом с ним, когда он почти рухнул вниз. Интересно, что чувствовала Кагура в тот день, когда между ними произошла потасовка? Шерил уступала ей или же так же ненавидела и за это поплатилась? — Если это так, то почему твоя рука сейчас дрожит? Шерил не заметила, что её ладонь была крепко сжата. Взгляд напротив демонстрировал победу. Как же ей хотелось, чтобы Окита прекратил эту борьбу. Всего одно желание, которое она проговаривала каждый раз перед трапезой. Она не благодарила за еду, она мечтала о том, чтобы человек, оплативший очередной обед, был лишен смысла жизни. Она знала правду о Кагуре, она знала о многом, и это могло разрушить её устоявшуюся жизнь. — Я… — Шерил проигрывала. Откровенно и почти без шансов на иной исход. Дверь распахнулась, и на пороге возникла фигура посыльного. Он молча протянул конверт в руки Сого, который моментально бросил. На бумаге значился пункт отправления «Амой». Шерил сглотнула. Сейчас все окончательно рухнет. — Спасибо, вы свободны. Он развернулся, не удостоив ни слова Шерил, и прошел мимо, зная, что она не посмеет следовать за ним. Быстрым и чеканным шагом он достиг своего кабинета в нынешнем доме. Щелкнул замок на двери. Он встал ближе к окну, улавливая свет с улицы от садившегося солнца. Взгляд заскользил по строчкам. Резкий вздох. Письмо выпало из его рук. Окиту отшатнуло от окна, он едва успел схватиться за край стола, когда взгляд вновь лег на страницу, лежавшую возле его ног. «… по решению суда приговорена к смертной казни через повешение».