неумение отпускать

Сережа в эту ночь уснуть не может никак. Он ворочается в холодной постели до самого утра, перебирая в голове бесконечные сценарии развития этой ужасной истории. И то, как он мог бы на них повлиять. От каждого по телу миллион мурашек пробегается, сковывая его тело. Ни один исход ему не кажется безболезненным или, хотя бы, более-менее позитивным. Да и какова вероятность того, что они оба сухими из воды выберутся? Мизерная, черт возьми, ведь на обоих уже шрамы неизгладимые. И как так всё смогло поменяться в считанные дни? Утром с кровати он встаёт помятый, а мысли в голове, которая, кажется, вот-вот взорвется, всё еще кипят без остановки. *** Кристина просыпается от боли адской. Физической. Той, что всё тело захватила, не отпускает, каждую секунду даёт о себе знать. Оглядывает россыпь из синяков и царапин, шумно выдыхая. Вот тебе и последствия ссор с психически-нездоровыми людьми. Интересно, как он там? Уснул в студии? Ему так же сильно плохо, как и ей? Кристина встряхивает головой. Господи, Кошелева, выкинь его из головы. [ Их обоих. ] Спустя полчаса размышлений, которые ей вечностью кажутся, девушка все же приходит к выводу, что жалеть его было бы странным. И наконец-то, она в полной мере осознаёт, пусть и ценой израненной спины и саднящих локтей, что оставлять это так точно нельзя. Нужно выбираться. Только вот как, когда на этой тропинке полшага не туда могут фатальными стать? Она как будто на канате тончайшем балансирует — жаль, конечно, что цирковые трюки не её коньком оказались. Вовсе. От всех этих мыслей девчонку чуть ли не лихорадить начинает. Только не снова. Рука к телефону тянется. От: Кристина «Привет. Спасибо, что приехал вчера. И прости, что пришлось ввязать тебя в это. Что случилось, почему ты ушел так быстро? Я слышала, что Максим кричал. Господи, Серёж, прости.» 11:37 Девчонка ждёт сообщения от Трущёва, буквально испепеляя телефон взглядом. Кажется, ждёт вечность. Но ответ не приходит в течение нескольких минут, и Кошелева решает, что было бы неплохо в ванную сходить, чем просто смотреть в экран телефона и ждать. Умыться и оценить, насколько плохо по шкале от «ужасно» до «уберите отсюда зеркало, мои глаза не могут на это смотреть, потому что мне самой себя жаль» она выглядит. Что-то ей подсказывает, что второй вариант. Изо двери показываются её короткие локоны, а после девушка с облегчённым выдохом заходит в комнату. В коридоре никого, как и ожидалось, но всё равно — гора с плеч. Кристина оглядывается по сторонам, кладет телефон на столик, а сама исчезает в ванной. Вода её точно приведёт в чувства. Успокоит и ободрит — ей хочется в это верить. Из-за шума напора сильного девчонка не слышит уведомления о сообщении, пришедшем на её телефон. А Максим чудесно всё слышит, и любопытство, смешанное с желанием ещё раз доказать себе, что он все контролирует, заставляют его выйти в коридор и взять в руки мобильник Кристины. Лучше бы он этого, черт возьми, не делал. Нет, кажется, ничего он, чёрт возьми, не контролирует. И даже половину правил игры собственной не знает вовсе. Потому что земля из-под ног ухолит, когда глаза пробегаются по: От: Сережа «Крис, всё хорошо, правда. Мы будем бороться столько, сколько нужно. Надеюсь, тебе уже лучше, вы же больше не ссорились?» 11:47 Стоять на ногах, которые вмиг в ватные превратились, становится тяжелее. Изнутри какие-то незнакомые ему чувства начинают беспощадно кромсать душу. Такое чувство, что он весь состоит из этой щемящей боли [и скоро её не выдержит]. Максим, рвано дыша, слушает, как вода в ванной закрывается, как за ней следует пара коротких шажков, а ему каждый шорох в сердце болью отдаётся, и почему-то хочется истошно кричать. Глазами он снова и снова перечитывает сообщение, как бы удостовериться хочет в том, что это всё происходит на самом деле. Наконец она открывает дверь. От неизбежного их отделяет пара шагов. И Кошелева их делает, в унисон с тем, как стучит сердце Анисимова. Колотится изо всех сил. А у неё напротив — удар пропускает. Кто-нибудь, скажите, что Кристине мерещится. Ущипните девчонку сильно, чтоб она проснулась ото сна страшного. — Максим? Что ты делаешь? — истерично кричит она. Кошелева, блять, уже ко всему была готова — не к этому. Он её личное пространство отнял, пробравшись насильно в самые мелкие тайнички её души. В единственное, что девушку на плаву держало. Но разве так можно? — Это у тебя хочу спросить, Кристин, что ты делаешь? — дрожащим голосом чеканит он. — Ты не имеешь права читать мои переписки! — Я твой парень! Я о тебе забочусь, — слова по девушке больно ударяют, словно хлыстом. Что за наглая ложь, почему из его уст звучит вдвойне тошнотворно? — Это не отменяет того факта, что ты не должен вмешиваться в мое личное пространство! — она почти что задыхается, едва находя в себе силы, чтоб продолжить. Это всё — невыносимое испытание, и чем только девчонка его заслужила? — Пространство, в котором у тебя несколько шкафов со скелетами припрятано? Ты издеваешься, Кристин? Что ещё я о тебе не знаю? Как я могу верить? — Свобода не хочет слушать. Бред всё это, оправдания глупые. Нет ничего страшнее, чем понимать, что твои самые страшные опасения оказались правдой. Сбылось то, чего ты боялся на свете всего больше — оно догнало тебя и заставило пережить сполна то, от чего бежал, сломив голову. Всё внутри вопит, скулит, невидимые кулачки, мучая грудную клетку, разрезают воздух в порыве гнева. — Максим... — шепчет она. Он не будет слушать, зачем пытаешься, глупышка, зачем? — Почему? Почему ты не мне доверяешь? — Да ты вообще хоть немного анализируешь свое состояние? Хоть чуть-чуть смотришь на вещи со стороны? — Не смей указывать, что мне делать! — у него внутри всё холодеет, в камень превращается. — С каких пор я не могу высказываться? С каких? — С тех самых, когда ты начала иметь от меня секреты, — Максим обхватывает хрупкую шею её пальцами собственными, снова к злосчастному шкафу припечатывая миниатюрное тельце. Кристина находилась с ним в отношениях уже несколько месяцев, и подобных выкрутасов с её стороны, как в последнии дни, не было никогда. Он на самом деле опасался не зря, а теперь, кажется, все только в разы хуже станет. Разум снова находится в помутневшем состоянии, как будто в голове один лишь туман. Все здравые мысли, всё то, что могло бы Максима на ноги поставить, испарилось вмиг. Осталась лишь жажда отомстить. Осталось желание удержать. И неумение отпускать. Пальцы постепенно сужают свой круг, и Кошелева уже не в силах сглотнуть ком, в горле поперёк застрявший, как огроменная таблетка. Все органы будто бы в три раза уменьшаются в собственных размерах. Когда на его руки падают солёные капли, Анисимов резко ослабляет хватку. Со страхом оглядывает собственные руки и мотает головой. Кристина же, понимая, что её наконец отпустили, судорожно делает пару шагов назад, пока не чувствует за своей спиной стену. Ноги не слушаются совершенно, и ей буквально ничего не остаётся, как прислониться к стене холодной, своим потерянным взглядом глядя на его пустой. Надо срочно что-то делать. Шумно выдыхая, она перебарывает тот факт, что голос предательски дрожит, да и то, что в целом её состояние сейчас далеко от того, чтобы внятно говорить, и выдаёт: — Максим, очнись! То, что ты делаешь... Это нельзя оправдать. Ты пошатнул не только мое ментальное состояние, но и физическое. И не единожды! Ты понимаешь вообще? Заигрались. Заигрались настолько, что выход заслонен стал толстой пленкой непробиваемой. Партию завершить надо — это факт, а то, какой ценой она доиграна будет, неизвестно. — Я... Я не отпущу тебя, — на выдохе произносит Максим. С его губ так и не срывается вертящееся на языке «Прости». Потому что он не уверен, что это было бы искренне, потому что после таких слов стало бы тяжелее ещё смотреть в глаза напротив, если когда он снова сорвется. На кончике языка чувствуется горечь, и Свобода плавно скатывается по стене вниз. Его потерянные зрачки сегодня выглядят особенно странно, словно пеленой из стекла закрыты, отмечает про себя Кошелева. *** Прошло уже пару часов, а она всё ещё не написала ответное смс. Что-то тут не так. Трущёв, потирая висок, бездумно крутит в руках телефон, пока тот не вылетает с его рук. Но мужчину, кажется, это не сильно заботит, он так и продолжает сидеть в неудобной позе, таращась на настенные часы. Когда же она ответит наконец?