неумение отпускать

Кристина возвращается домой глубокой ночью, даже, возможно, ранним утром, потому что первые лучи солнца уже пробиваются наружу — она заведомо знает, что Максим дома уже. И что он крайне зол. Но выхода нет. Остаётся только встретиться снова с его разъярённым взглядом, зная, что душа его растерзана в клочья. Но и её тоже. Так как им быть? — Кристин? Ты где была?! — не успевает девушка порог переступить, как сразу с его льдом встречается. По кругу — каждый день одно и то же. — Я имею право выйти из дома?! — накипело. Настолько, что Кристина вдруг забывает о последствиях своих речей ярких, позволяет себе лишнего. Эмоции наружу рвутся. Потому что надоело. Потому что, чёрт возьми, хочется вопить. — Нет! Уходить ночью, когда ты ни слова не сказала — так никто не делает! И где ты шлялась? Как ты вышла вообще из квартиры? — Максиму обидно до жути. Она нуждается в контроле — Анисимов убедился в сотый раз. Потому что иначе будет без ножа резать, давать поводы усомниться в ней каждый раз. А он без неё не может. Но и мучить себя — тоже. — Я не буду отвечать, — обессилено шепчет Кошелева. — Отвечай! — Свобода с остервенением хватает тело девушки, дабы та от разговора не ушла. Он будет всей душой себя презирать. Но не сейчас. — Нет! Дай пройти! — она стоит перед ним, вся израненная. Замученная до предела. Губы плотно сжаты, а глаза молят о том, чтобы отпустили её. Девчонка пытается вырваться из его крепких рук. Не выходит — держат так сильно, что Кристина уверена — завтра новые синяки увидит. А Максим в порыве гнева ничего не замечает: ни то, как сжимает её сильно, ни то, какой страх на лице кукольном застыл. Только её стыдливый взгляд, который она так усердно прячет. Он догадывается. — Чёрт возьми, Кристина! — Анисимову надоело. Хватит игр, достаточно. Максим снова толкает её, так сильно, что девчонка, вырвавшись из его рук, летит прямо к стенке шкафа. Это — совсем не мелочи. Это — не в порядке вещей. Плаксивый оскал Кошелевой, трясущиеся руки Максима и немые пустые взгляды — это ненормально. — Ты сама меня довела, — он пытается контролировать голос, но тот и не думает Анисимова слушаться, становится похож на истерический. Девчонка так и остаётся сидеть под шкафом с разрезающей спину болью. Кажется, она онемела от боли. И больше не выдержит. Отчаяние в квартире их поселилось основательно, осело толстым слоем пыли на тот самый шкаф. В их гостиной пахнет лишь окурками сигарет и печалью, а всё, что комнату украшает — старая их фотография, где пара улыбается. И та с помощью Кошелевой разбивается вдребезги, пока Свобода в спешке покидает квартиру. Хах, наверное снова пойдет спасение в алкоголе искать. Отличное, взрослое решение — точно поможет. *** У Кристины больше нет сил бороться. Она все абсолютно потратила, не заметив, как внутри одни остатки сломанные оказались. Остатки надежд на светлое будущее и счастливую жизнь. Прямо как в её худших кошмарах, которых она так боялась. Не ожидала, что её сказка кошмаром наяву обернется. Встреча с Серёжей стала последней каплей. — Хочу, чтобы это всё закончилось, — неожиданно для самой себя шепчет Кошелева, хватаясь за голову. Никто всё равно не услышит. Тяжело осознавать, что ты нашёл своё счастье. Что оно рядом с тобой, улыбается и искрится, хочет тебя касаться, хочет разговаривать часами напролёт и дышать одним воздухом с тобой. Быть близко настолько, насколько это возможно. Но в то же время — ты от этого счастья вынужден в квартиру тихую возвращаться, где единственным источником шума стали крики и бьющиеся зеркала. Ты себя винишь за это счастье, потому что связал себя с другим. И этот другой тебе всё ещё важен. Смотреть на то, как этот некогда близкий [да и чего душой кривить, близкий до сих пор] человек губит себя каждый день. И тебя заодно. Девушка чуть ли не лишается рассудка, когда взгляд падает на полку, где стоят десятки различных лекарств, потому что мысли, посетившие её голову в этот момент, по-настоящему страшны. Ком застревает в горле огроменной, мешающей дышать таблеткой, а по телу, которое уже давно цвет здоровый потеряло, проходит дрожь. Она так устала, Господи, так устала, что сейчас спасение видит в столь чудовищных вещах. Сердце пропускает пару ударов, и Кристина резко вскакивает на ноги, медленными шагами приближаясь к злосчастной полке. Если бы её попросили описать то, как она себя ощущает в последнее время, она бы ответила: «Мертвой». Поэтому, какая разница? Дать шанс на счастье, подразнить, как кота лазерной указкой. Поманить его сладким ароматом и красивой обёрткой, а потом так нагло отобрать — вернуть в реальность. В ту, где Максим. В ту, где она его бросить не может. Во всех смыслах. Попросту вырваться ей не под силу. И морально Кристина бы не пережила этого просто, постоянную вину ощущая. Знает, что та бы её преследовать начала бы. Девчонка на горсть таблеток, прямо перед ней лежащую, смотрит. Пытается унять сумасшедшую дрожь в теле — выходит, мягко говоря, ужасно. Ноги лишь сильнее подкашиваются, а дыхание сбито напрочь давным давно. Если она не видит выхода из клетки, если не суждено ей взлететь и расправить крылья на чертовой свободе — может, бессмысленно ей себя уничтожать изо дня в день? Кристина берет в руки коробку, где лежат снотворные. Крутит её в руках, пустым взглядом прожигает ту насквозь. Кажется, девушка сама не понимает, что делает. Голову никак не покидает навязчивая идея. Бывает же так, что хочется сдаться? Бороться больше нет сил. Нет желания. Вот и у девчонки так. Нож, что застрял у неё в гортани, не под силу уже никому вытащить. Кошелева дрожащими руками достаёт таблетки из упаковок, игнорируя раздражающие слезы, которые лезут в самый неподходящий момент. Слишком просто сдалась. Чувство вины за несчастный, горький поцелуй заглушило все голоса внутри неё. Сейчас от себя вдвойне мерзко. Смотрит неотрывно на горстку таблеток, что в сантиметрах лежат. Господи, Кошелева, какая же ты слабачка. Ей попросту надоело уже жалость, отвращением щедро присыпанную, испытывать по отношению к себе. И видеть Максима глаза. Он её убивает. Пугает. С каждым днём всё больше. Руки предательски дрожат, в глазах — туман, но Кристина берёт горсточку в руки. Встречаться со своей смертью один на один, смотреть на неё своими испуганными глазами — не так она себе представляла свои юные годы. Не прошла проверку на прочность. Кажется, что табличку с надписью «Выход» ей уже не увидеть никогда. Самую глупую ошибку допустила — смирилась. Девушка выдыхает, глотает горькие медикаменты, морщась от вкуса неприятного. Осознание не приходит до сих пор. Только в голову ударяет мысль о том, что она не попрощалась с Серёжей. Хочется время назад вернуть, отмотать это чертово непрерывное течение его, позвонить Трущёву, прокричать «Прости». Не прокричит уже. Извини, что тебе от меня ничего не останется. Кроме вывихов психики, бесчисленных дней скорби. Господи, что же она, глупенькая, наделала? Зачем, зачем, зачем? Любовь моя всегда выходила мне боком. Всего лишь хотела, чтоб её всем сердцем полюбили. Не вышло. Сказка счастливым концом не закончилась, а глазки её, некогда огнём горящие, закрылись сейчас так мягко, так медленно, словно хотели ухватить как можно больше из последнего мига своей жизни недолгой. Навсегда закрылись. В маленькой кухонке на втором этаже самой обычной многоэтажки. Из необычного тут была только она. Теперь уже слишком поздно. Поздно пытаться вернуть что-то назад. Да, ему будет больно. Им обоим будет. Ещё больнее, чем ей сейчас, хотя, кажется, к у д а больнее? Кошелева заведомо знает. Но поделать ничего не может — её надломили так сильно, что склеить осколки раненой души уже невозможно попросту. Она перестала верить. Не смогла переждать бурю эмоций. Эта буря её п о г у б и л а. *** Трущёв весь вечер места себе не находит. Кристина пообещала ему, что позвонит, напишет, даст знать, что всё с ней в порядке. Сразу же, как до дома доберётся. Клялась. Но она уже целый час ничего не пишет, хотя, по его расчётам должна была уже двадцать пять минут назад. Он на пределе, готов рвать на себе волосы и крушить мебель. Кажется, Трущёв весь сейчас целиком и полностью из волнения соткан, оно его заполнило, даже разрешения не спросив, и душит так больно. Надо что-то делать. Серёжа звонит ей раз, другой, третий. Он сбивается со счету на пятом звонке, недовольно фыркает и в порыве ярости кидает телефон, быстрым шагом идя к машине. Лучше уж он корить себя за неосторожный поступок будет, чем в неведении сидеть и бездействовать. Мужчина добирается до нужного дома в рекордные сроки. Дверь оказывается открытой — уже плохой знак. В квартире ужасно тихо. По-настоящему ужасно. Тишина обволакивает, тёмной дымкой разум покрывая. Заставляя думать, что что-то не так. Серёжа влетает на ватных ногах на кухню, боясь пропустить что-то важное, боясь не успеть. Не зря боялся. От увиденного хочется закричать. Во всю глотку, с надрывом, напугать всех вокруг истошным воплем. Потому что молчать сил нет, молчать Сергей бы не смог — невыносимо. Выше его сил. Потому что он видит его маленькую девочку, лежащую в странной, какой-то безжизненной и очень пугающей позе на полу. С посиневшими губами. Блять. Нет. Нетнетнетнет. Этого не может быть. Это невозможно. Она бы не сдалась. Она бы не... Его взгляд упирается в аптечку, из которой были аккуратно вытащены снотворные. Большое количество. Сердце перёстает биться и вовсе, а с губ вылетает немое: «Нет». Он рывком припадает к её телу, пытаясь убедить себя, что это всё — иллюзия. Неправда. — Кристина! — он берёт её на руки, хлопая по щекам, что уже успели потерять свой румянец. Я так тебя люблю. Пожалуйста. — Кристина! Крис, Крис! — Трущёв хлопает всё сильнее, сам не понимая, зачем. Он не нащупывает пульса. И тогда ломается окончательно. В тело словно вонзаются миллионы острых самых осколков, разрезая все органы. Мешая дышать. Вселенная в этот момент попросту перестаёт существовать. Все существующие планеты разом взрываются, ослепляя мужчину. В голове одна за другой сменяются картинки вчерашнего вечера, где она жива ещё. Во всех смыслах. Всё, что он чувствует — боль. Такую сильную, что не поддаётся никаким сравнениям. Удушающую. Лишающую способности мыслить. Серёжа зажимает рот рукой, и из его уст вырывается тихий вопль. Трущёв задыхается. Он не успел. Он только что окончательно и бесповоротно потерял человека, которого полюбил. Полюбил. Она лежит у него на коленях, а Сергей позволяет сердцу в лоскута разрываться, позволяет чувствовать, как всё внутри ломается. Бушует, сдавливает нутро. Её ты больше не увидишь. Не тронешь больше её волос. Себя за это ненавидишь. Себя за это не простишь. Этот вечер навсегда останется в его памяти. Будет врезаться воспоминаниями в мысли мужчины, заставляя снова испытывать разрезающую тело ломоту. Она навсегда останется его болью. А что дальше будет? Наверняка, Максим от страшного шума ринется на кухню, наверняка, будет корить себя ещё много лет. Серёжа — тоже. В их сердцах навсегда болезненным отпечатком останется одна девочка с каре. Такая сильная, но крайне слабая. Такая удивительная. Жизнь не остановится — дороги каждого продолжаются. Только уже без участия девчонки, что солнце своим присутствием заменяла. Той, у которой локоны шоколадом пахли и смех заразительный был. Так тоже бывает.