вдохновляй и властвуй

Друзья порой толкают человека на самые безумные поступки. Кастинг телевизионного музыкального проекта — самый безумный поступок Сережи за последнее время. Видимо, Влад, впечатленный его недавними успехами, решил, что музыку Трущева нужно слышать как можно большему количеству людей, что тому пора покорять новые горизонты. И хотя сам Сергей эту затею считал, как минимум, сомнительной, создающие этот проект люди вызывали только положительные эмоции. Конечно, он прошел. И первый этап, и второй, и вот уже добрался до телевизионных кастингов. Стоит ли говорить, что Эрик рад был безумно? Пользуясь своей невидимостью для всех, кроме Сережи, он сновал среди всех собравшихся в Барвихе людей, напитываясь от них творческой энергией. Ненадолго задерживался около тех, кто предпочитал проводить время за беседой, и зависал у тех, кто репетировал свои песни перед выходом на сцену. — А точно тебя никто не увидит? — поинтересовался как-то Сережа, убедившись, что никто не наблюдает за ним со стороны. — Тут же люди творческие, мало ли. — Ну то есть в нашей компании творческих людей нет, так ты хочешь сказать? — насмешливо поинтересовался Эрик, в совершенно раздражающей мужчину манере отвечая вопросом на вопрос. — Ну что за глупости, Сережа? Я муза чья? Твоя? — он развел руками. — Вот и все. Разве что встретится тебе родственная душа. Но там тоже свои нюансы, забей. Трущева, конечно, расстраивал тот факт, что поговорить с мальчишкой не выпадает шанса — вокруг все время толклись люди, кто-то просто проходил мимо, кто-то пытался завязать разговор, кто-то молча сидел рядом, распространяя вокруг нервные импульсы. Мужчина попытался найти выход из положения — иногда он вставлял в уши наушники, а штекер запихивал в карман, и, делая вид, что кивает в такт музыке, кивал каким-то высказываниям Эрика. За последние несколько месяцев он настолько привык к компании муза, что просто не представлял своего творчества без его постоянного вмешательства. И дело было даже не в том, что парень оказывал ему помощь — вовсе нет. Одно его присутствие помогало. Серега часто думал — как же он справлялся без Эрика, и даже однажды задал ему этот вопрос. На что тот ответил, что всегда был с Трущевым, просто тот не замечал, не нуждался, не верил. Теперь-то все было по-другому. Серега сидел на низком диванчике, тихо напевая себе под нос собственную песню. Его очередь еще не наступила, да и выход его был еще не скоро, поэтому мужчина особо не волновался. Эрик бродил по павильонам, глазея на людей, и Трущев, казалось, мог чувствовать исходящий от него восторг за километр. Мужчину все еще волновала та фраза муза о «родственной душе», которая сможет мальчишку увидеть, и он даже пытался разузнать все подробнее, но Эрик только отмахивался. Наконец, он рассказал Сереге о том, что если он встретит человека, с которым придет к нему «чувство единения, то тогда да, возможно, скорее всего, наверное, этот человек одним глазком сможет посмотреть на муза». Но это не точно. Трущев решил тоже пройтись по помещению, забитому людьми — засиделся. Да и забил ему мозги мальчишка своей неопределенностью. Он успел переговорить с несколькими людьми, прежде чем почувствовал, как его настойчиво тянут за рукав. — Сережа, Сережа, Сережа, — услышал он сбивчивый шепот прямо на ухо. — Сережа, пойдем. — Куда? — одними губами произнес он, позволяя Эрику — а это был именно он — утянуть себя в неизвестном направлении. — Там такое, — начал парень, улыбаясь во все тридцать два. — Тебе надо посмотреть. Эрик лавировал между кучкующимися людьми, диванчиками и перегородками, а Трущев старательно делал вид, что он идет сам, не тянут его никуда вовсе. Наконец, за одной из стеклянных перегородок показались несколько диванчиков. На одном из них сидели две девушки, увлеченные друг другом и репетицией, на другом — несколько парней, а третий пустовал. Эрик ткнул в парней пальцем. — Вот, — произнес он, глядя на Серегу умоляющими глазами. «Чего?» — спросил мужчина мысленно, приподняв бровь. — Я ходил тут и услышал, как он поет, но пока дошел, они уже закончили репетировать, — ответил Эрик. В его голосе проскальзывали нотки какой-то детской обиды. — Хочу еще. Заставь его спеть еще. Конечно, мальчишка был в курсе, что для этого нужно сначала познакомиться, более-менее освоиться в компании человека, а потом уже просить его спеть. Серега смерил Эрика недоверчивым взглядом слегка свысока, каким обычно родители смотрят на своих несущих чепуху детей. Но парень обиженно поджал губы, разглядывая Трущева своими бездонными глазищами. Вот-вот гляди расплачется, уйдет еще — бывало у него такое, психовал и пропадал на несколько дней, заставляя Серегу изнывать от неизвестности. Мужчина вздохнул, подняв глаза к небу. Сломался, да. Отказать Эрику было категорически невозможно. Заставь, говорит, просто возьми и заставь. Дальше все по стандартной схеме — подойти, представиться, расспросить что-как. Трущев настолько привычно принялся следовать отработанному алгоритму, что очнулся только тогда, когда последний из парней протянул ему руку для приветствия. — Максим, — произнес он, легонько улыбнувшись. Серега улыбнулся в ответ, а Эрик за его плечом почти взвизгнул от радости — и что он нашел в этом Максиме? Совершенно непримечательный экземпляр, разве что одет как-то странно, но сколько таких тут — странно одетых? Так Серега думал до тех пор, пока через некоторое время этот самый Максим не открыл рот и не начал петь. Сначала что-то отвлеченное, а потом, видимо, вошедши в раж, сам предложил Сереге послушать песню, которую он «споет, когда пройдет до самого последнего отбора». Сидящий рядом парень тихонько наигрывал на гитаре, а Максим пел, вполголоса, прикрыв глаза. Голос у него был необычный, манера петь — странная, но Серега не мог оторвать от него взгляда, не хотел, чтобы песня заканчивалась. Эрик сидел у него в ногах, потираясь щекой о колено Трущева, будто объевшийся сметаны кот — для полноты картины ему не хватало только мурчания. Но Серега, кажется, очень хорошо понимал его. — Ну, вот, в общем, — подвел итог Максим, когда песня закончилась. — Короче, если я вдруг пройду, то спою ее обязательно, да. — Когда, — поправил его Серега. — Когда ты пройдешь. Не сомневайся в этом.