вдохновляй и властвуй

Трущев, конечно, пришел сюда музыку делать, но, когда дело доходило до каких-то отвлеченных от этого вещей, он не старался себя сдерживать. Так и интрижка с Женей, продолжавшаяся вот уже какую неделю, ничуть не отвлекала его от основной деятельности, но зато здорово скрашивала досуг. Майер — красивая, кричащая, вся такая противоречивая — рядом с ним превращалась в своенравную кошку, пушистую, но с характером. Серега старался не слишком погружаться в эти отношения, прекрасно понимая, что ничего хорошего и серьезного из них не выйдет — да и не надо — но, порой, не мог сдержать каких-то совершенно глупых порывов. Поправить одеяло, принести йогурт, коснуться легонько ее губ своими, желая спокойной ночи, уткнуться носом в непослушные волосы, позволить устроить голову у себя на коленях. Конечно, Трущев замечал, с каким скептицизмом относятся прочие обитатели башни к их так называемому роману. Но он, привыкший не особенно заботиться о мнении людей, если оно не касалось его музыки, пропускал каждое замечание и любой смешок мимо ушей. У всех свои тараканы, в конце концов, он же не смеялся над каждым из них. Но больше всего эти отношения выводили из себя Эрика. Муз даже не скрывал своей антипатии по отношению к Майер, а Сережа не упускал случая упрекнуть его в ревности. — Ты просто завидуешь, что она выглядит развратнее, чем ты, — ухмылялся он, наблюдая за тем, как психует и вспыхивает мальчишка, прожигая его тяжелым взглядом почти черных глаз. — Ой, иди ты нахуй, Сережа, — шипел он и скрывался в глубинах башни. После такого у Илоны часто пропадали ее сырки. — Не пойму! — восклицала она. — Никто не ест их, но куда-то же они пропадают. Вы видели? — спросила она в очередной раз у камеры, которая отрицательно покачала ей своим черным корпусом. — Странно вообще. Вот и в этот раз Серега развалился на диване в общей комнате, наблюдая за снующими туда-сюда товарищами. Он лениво размышлял о том, не пойти ли ему на студию — в голове зарождалась какая-то мелодия, скромно наигрывая где-то на задворках подсознания. Ему бы Эрика схватить в охапку и утащить к гитаре, чтобы тот наиграл её, как всегда прекрасно улавливая то, о чем сам мужчина лишь думал. Но эта идея была забракована подошедшей к нему Женей. Что-то промурлыкав ему вместо приветствия, девушка завалилась рядом с ним. Она начала говорить ему о том, что хочет написать песню, что она будет вся такая лиричная, о ней настоящей. Серега ей сообщил, что очень рад — наконец-то она хоть что-то пишет, всегда же хотела, поражаясь таланту мужчины складывать слова в связный текст. Майер улыбнулась заговорщицки и сползла на его колени, заглядывая Трущеву прямо в глаза. Улыбалась так, что видны были ямочки, а Серега только и мог думать о том, что она красивая, сложная и абсолютно точно что-то хочет от него. — Мне бы только кто помог с аранжировкой, а то я вообще полный ноль в этом деле, — произнесла она, хлопая густыми ресницами. — Ну, ты можешь попросить Максима Александровича или Даню, отправь им демку, они знают, что с этим делать, — ответил Серега, пожав плечами. Эрик, как всегда, материализовался будто из ниоткуда. Казалось, что он пришел из репетиционной — наверное, Дэни снова устроил там импровизированный концерт. Наткнувшись взглядом на Сережу и Женю, он сделал страшное лицо, поморщившись изо всех сил и выдал многозначительное: — Фэ. Трущев приподнял бровь, но мальчишка только сильнее скривился. — Опять ты… с этой, — пробурчал он. — Ну ясно. Серега кивнул ему на диван рядом с собой, благо Женя в это время смотрела куда-то в сторону, размышляя о том, что она, конечно, могла бы отослать свой материал продюсерам, но отсылать было пока нечего — все сыро, аж стыдно. И ей бы сначала довести свою песню до ума, а потом хвалиться ею. Эрик внимательно прислушался к болтовне девушки, глядя ей прямо в лицо — для этого ему пришлось наклониться вперед и упереться ладонями в колени. Он стоял, склонив голову, и сочувственно кивал каждой фразе Майер, заставив Серегу на мгновение задуматься о том, что в этот раз муз соизволит помочь. Но этого не произошло. Стоило Жене договорить, поставив логическую точку в своем рассказе, Эрик елейно улыбнулся и склонился к ней близко-близко — благо девушка видеть его не могла. — Мы. Тебе. Писать. Ничего. Не. Будем, — отчеканил он и, показав Сереже фак, скрылся из виду. Ревнует. Снова. Еще и обиделся за то, что Трущев только посмел предложить ему Жене помочь. Ну ничего, походит, остынет, и вернется. Эрик, тем временем, отправился дальше путешествовать по башне. К Дэни в репетиционную ему возвращаться не хотелось, тем более, что у него и без муза хватало слушателей — к нему присоединился воодушевленный Терновой, который даже бесцеремонного Эрика заставил почувствовать себя лишним в этой комнате. Мальчишка оглядывался по сторонам, прикусив губу, и всерьез размышлял над тем, не стащить ли у Илоны очередной сырок — девушку это ужасно бесило, но ему сложно было справляться со своими душевными порывами, требующими сырков с черникой. И, по велению судьбы, сладости с этой ягодой обожала только Илона. Но взгляд его остановился на силуэте у окна — кто-то сидел и любовался на вечернюю Москву, отгородившись от мира тонкой занавеской. Эрик присмотрелся и угадал в силуэте Максима, к которому его тут же притянуло, как магнитом. Осторожно усевшись рядом со Свободой, парень проследил направление его взгляда. — Красиво, — протянул он, наблюдая за тем, как постепенно загораются фонари на улицах и окна в домах. Максим в ответ только тяжело вздохнул. — Как меня бесит эта Майер, — пробурчал Эрик, утыкаясь носом в оконное стекло — создавалось ощущение, будто он уже не в комнате, а там, снаружи. — Она слишком… слишком. Не понимаю, что Сережа нашел в ней. Может быть, внутри нее и скрывается глубокий человек, но он похоже, и сидит тоже глубоко. А так она пустая, она ему ничего не дает. И мне не дает, только отбирает. Его. Мальчишка снова сморщил нос, поворачиваясь к Свободе. Тот смотрел ему будто в глаза, хотя, конечно, не могло этого быть — Макс Эрика не видел, как ни старайся. А жаль. — Он хотел, чтобы мы написали ей песню, представляешь, — возмутился пацан. — Ей! Помогли! Я! И он! Она ведь наверняка и к тебе тоже подходила, а потом и к нему — знает же, что не откажет. Зато я откажу. — Мда, — выдохнул Максим. Эрик только сейчас заметил, что он держит петличку в руке, зажав ее в кулак. Вот же бунтарь. — Сережа и Майер — кто бы мог подумать. Песни ей пиши, с аранжировкой помоги. Эрик замер, непонимающе хлопая глазами. Он изогнулся по-кошачьи, поворачиваясь всем телом к Максу, и заглянул ему в лицо. Свобода никак не отреагировал на его действия, все так же продолжая усмехаться своим мыслям. Эрик нахмурился и пошевелил пальцами у лица парня, но снова не получил никакой реакции. Просто так совпало что ли? — Майер — сложная и странная? — промурчал Эрик, наблюдая за реакцией Максима, которая не заставила себя долго ждать. — Ох, Майер… я ее не понимаю. — И с Сережей у них что-то подозрительное? — И ПиЭлЦе туда же, — произнес Максим. — На старости лет крутит романы со всякими стервами. Не понимаю. — Ну дела… Сейчас бы сырок у Илоны утащить… — не унимался Эрик. Ему хотелось сложить кусочки пазла вместе. — Ну, пора и честь знать, — вздохнул Максим, возвращая микрофон на место. Поднялся на ноги, но остановился, будто задумавшись о чем-то. Снова вздохнул и почесал колючий подбородок. — Не, чернику ненавижу просто, — покачал головой Свобода и отправился в баннерную. Эрик, подслушавший его там, ходил по башне, улыбаясь. Бедный, ничего не подозревающий Максим. Он думал, что на него просто нашли какие-то философские размышления об отношениях Сережи и Майер, а также о черничных сырках, даже не подозревая о том, что практически поддержал разговор с Эриком. — Так-то, Сережа, — улыбнувшись довольно, произнес мальчишка в сторону нежащегося на диване Трущева. — Я себе, может, тоже друга завел, — и, с удовлетворением наблюдая за удивленным взглядом мужчины, скрылся с его глаз.