вдохновляй и властвуй

Серёжа ненавидел сборы. Всей душой презирал этот процесс. И вот парадокс: сам он всегда собирался быстро, раз-два и готов. Но складывать вещи в чемодан, предварительно подумав о том, что именно и в каком количестве можно взять — выше его сил. Это ведь не вписаться на пару дней к знакомому кенту, это тур — отели, перелёты и переезды, поэтому одной футболкой и парой носков не обойтись. А вдруг холодно? А вдруг слишком жарко? Трущев, скрипя зубами, осматривал свой гардероб. Эрик такими проблемами был, конечно, не обременен. Он беззаботно порхал вокруг сосредоточенного Серёжи и изредка помогал ему с выбором одежды, называя себя «личным стилистом PLC». Муз выглядел воодушевленным. При взгляде на него Трущеву становилось отчего-то очень тепло и спокойно на душе. Эрик выступления любил. Разные — на посиделках в студии, на улице со случайным музыкантом, на площади города или в зале. Перспектива тура его радовала. Сереже казалось, что если бы его могли видеть остальные, то мальчишка получал бы ещё большее удовольствие от всего этого. Наконец, Серёже удалось все же закончить сборы и выехать в аэропорт. Конечно, он все делал рано утром, потому что с вечера чемодан собирают только слабаки. В аэропорту его уже ждала почти половина ребят и их концертный директор — Лена. Все, кроме неё, испытывали небывалый душевный подъём, светились, шутили и снимали друг друга в сторис. Серёжа в этой суматохе поначалу потерял Эрика, но, решив, что тот просто исчез на некоторое время, волноваться даже и не думал. Муз нашёлся ровно спустя пять минут — около Свободы. Рассматривал «лук» Максима и возмущался по поводу обуви, в которой тот пришёл. Серёжа с недоверием опустил взгляд на ноги самого Эрика — он уже все лето, да и весну и зиму до этого, ходил в одних и тех же ботинках. «Уж кто бы говорил», — не удержался, и мысленно произнёс Серёжа, тут же заработав косой взгляд со стороны мальчишки. Будто неправда. Это был, наверное, единственный за долгое время момент спокойствия. Никто еще об этом не подозревал, конечно же. Все были бодры, веселы, друг на друга не раздражались. Собственно, на этой волне решили устроить жеребьевку — кто с кем будет жить в отелях. Не понравится — поменяются, но забавно ведь. Приготовили кепки Максима и Никиты, накидав в одну имена девочек, в другую — парней, потому что казалось — пацанам будет проще жить с пацанами, а девчонкам — с девчонками. В роли распределителя выступила Лена. — Так, Пиэлси, — прочитала она, вытянув первую бумажку, и Серёжа улыбнулся легонько — вот так удача — и тут же принялся ждать имени своего соседа. Он очень постарался себя не выдать, когда рядом с держащим «мальчишескую» кепку Даней материализовался Эрик. Он посмотрел на Сережу хитро и загадочно улыбнулся — что-то затеял. Трущеву, конечно, оставалось только молчать в тряпочку и с абсолютно каменным лицом наблюдать за тем, как муз шарит по кепке в поисках только ему известной бумажки. Кажется, Сережа даже догадывался, чье имя будет на ней написано. Эрик, пользуясь тем, что его никто не видит, аккуратно сунул в тонкие пальцы Лены белый листок, свернутый пополам. Со стороны это выглядело так, как должно было: девушка просто запустила руку в кепку и вытащила записку. — Свобода, — с усмешкой прочитала она. — Лелек и Болек, что с вас взять. Сережа улыбнулся и шутку поддержал. Эрик светился не хуже лампочки на потолке, и даже Максим был, кажется, такому повороту событий очень рад. Хотя Трущеву на секунду показалось, что его устроил бы любой, чье имя не начиналось на «Р» и не заканчивалось на «он». О чем он тут же сообщил мужчине, стоило им остаться наедине. — Хорошо, что не Родион, — с довольной улыбкой протянул он, выдыхая в лицо Сереже сигаретный дым. Наедине им удалось остаться, конечно же, только в курилке. Трущев словил внезапное ощущение дежавю, накрывшее с головой. Будто они снова в реалити, спешно выкуривают свои сигареты за время небольшого перерыва, воровато поглядывают на часы и на людей, которые их вернут обратно на тридцать четвертый. Но докурили они в спокойствии, обсуждая какую-то абсолютную ерунду, и сами, по своей собственной воле, вернулись к остальным. Стоило всем разойтись по номерам, как Максим, загадочно подмигнув Сереже, куда-то испарился вместе со своим багажом, в котором он «все луки взял». Сам мужчина прибился к Олегу и Дане, которые должны были жить с соседнем от них со Свободой номере. Макс вернулся минут через пятнадцать, когда Сережа, раскрыв чемодан, притворился, что это шкаф на колесах. Разбирать его он не собирался — зря что ли укладывал все это полтора часа так, чтоб можно было обойтись без этой процедуры. — А где он был? — спросил Эрик, лежащий на кровати Трущева. Точнее, он мужчине сообщил, что «тут мы спать будем» и плюхнулся на простыни в чем был. Сережа посмотрел на него непонимающе — ему Свободу о каждом передвижении расспрашивать? Не то чтобы ему было неинтересно совсем, просто… не хотелось как-то. Не хотелось слышать его ответ. — Ну спроси, Сережа, мне интересно, — нахмурился Эрик. Он Трущеву напомнил ту девочку из рекламы, которая «а ты налей и отойди». Вздохнув, Трущев уселся на кровать рядом с ним, разблокировал телефон и только после этого переключил свое внимание на Максима. — И где же тебя носило? — поинтересовался он лениво. — Скоро саундчек уже, — про саундчек добавил просто так — это не было причиной отсиживаться в номере, конечно же. — Да? — взгляд Максима стал вдруг искренне обеспокоенным. — Сказал бы сразу, Пиэлсишник, я бы не прохлаждался у Кристины. — Пфффффффф, — не удержавшись, Трущев повернул голову в сторону фыркнувшего мальчишки, мол, что такое? — Я-то думал. — Что ты там рассматриваешь? — окликнул его Максим, заметивший, как резко Сережа повернул голову назад. — Да, присел на что-то, — Сережа сделал вид, что складки на одеяле слишком неудобно лежали. На самом деле, там был ботинок Эрика. — Главное, что не на бутылку, — ляпнул Максим и со счастливым гоготом скрылся в ванной. Трущев покачал головой — уровень юмора просто бомба, хотя Анисимов обычно таким не страдал. Интересно, у кого подхватил шуточку? Потом они отправились на саундчек, потом — концерт, думать и размышлять о чем-то постороннем не было времени. Сережа происходящим наслаждался, но нервничал немного. Он бы этого, конечно, не показал никогда, но самому себе признаться был в силах. Самому себе и Эрику, которые его настроение все равно считывал на ура. — Все будет хорошо, Сережа, — произнес он перед концертом, лучезарно улыбаясь и морща нос, как кот, рассматривающий солнце. — Видишь, отлично все прошло, — промурлыкал он, когда Трущев только сошел со сцены. Для большей убедительности, видимо, мальчишка повис у Сережи на шее, заставляя того резко накрениться вправо. — Что, дедуль, двухчасовой концерт для тебя — слишком? — послышался из-за спины ехидный голос Макса. Он, довольный, собирал свои волосы в пучок. — Меня просто снесли в сторону волны твоего самомнения, Свобода, — ответив Трущев, покачав головой. — Ох, Максим, — вздохнул Эрик почти мечтательно. Как хорошо, что Свобода не слышал его. — Что Максим? — или… Сережа резко повернул голову в сторону Эрика, который реплику Макса поймал со счастливым лицом идиота. И что это было? — Самомнением у нас только ты людей сносишь, Сережа. Не пытайся даже пиздеть мне — я знаю, ты просто ста-а-а-рый. — Не обольщайся, Свобода, ты тоже недалеко ушел от меня, — усмехнулся Сережа, даже не думая на его слова обижаться. Максима перекосило, будто он съел ложку лимонной кислоты, а Трущев картинно поиграл бровями, как киношный злодей. Вот кто не любил шутки, касающиеся своего возраста. Вернувшись в номер уже ночью, Сережа с удивлением обнаружил, что их с Максимом кровати стоят друг к другу максимально близко. По сути — одна большая, двуспальная кровать. Трущев, конечно, догадывался, чьих это рук дело, а вот Свобода принялся возмущаться — что эти горничные вообще себе позволяют? Догадки Сережи подтвердились, когда с широкого подоконника в их номере донеслись сдавленные смешки. Вот же засранец мелкий. — Бля, Сереж, помоги, — пропыхтел Макс, пытающийся в одиночку раздвинуть несчастные предметы мебели. Трущев пристроился рядом, но они очень быстро поняли — сдвигать массивные кровати было намного проще, чем возвращать их на место. Мужчина удивился — даже так, откуда столько силы у Эрика? — Зря стараетесь, — задорно произнес он, свесив ноги с подоконника — за происходящим мальчишка все так же наблюдал оттуда. — Это бесполезно, — фыркнул Максим. — Да похуй, — махнул рукой Сережа. — Еще и устали как собаки, — продолжил свою мысль Анисимов. — Да, ладно. Мне лично уже похуй, где спать, лишь бы поспать. Трущев согласно кивнул в ответ. Сейчас ему было интересно другое. — И чего ты добиваешься, я не понимаю? — произнес он вполголоса, стоя под душем. Эрик стоял с противоположной стороны душевой кабинки, затылком прислонившись к ее стенке. Волосы он собрал в пушистый пучок, смешно распластавшийся по прозрачному пластику. Они привыкли общаться так во время реалити — голос Сережи был почти не слышен за шумом воды, а если и был слышен — мало ли чем он там занимался, может куплеты сочинял под струями воды. Мальчишку никто слышать не мог по определению. — Вот именно, Сережа — ты не понимаешь, — ответил муз недовольно, будто в сотый раз объясняя маленькому ребенку какую-то простую истину. Небо голубое, солнце горячее, Сергей Трущев нихрена не понимает в собственной жизни. — И все же? — Отстань, — Эрик покачал головой, — ты все сам поймешь. — Когда же? — Когда-нибудь. Сережа закатил глаза. Ему не нравилось, когда Эрик изъяснялся туманными формулировками — это практически никогда не заканчивалось ничем хорошим. Лучше бы он бегал вокруг и орал, что ждет пока Сережа с Максимом переспят и решил посодействовать процессу. А так — поймешь, тьфу. — Иди ты, — не удержавшись, пробурчал Трущев. — Иди ты, — передразнил его мальчишка. Наверняка еще и язык высунул для большего эффекта. — Эрик. — Мм? — Мне показалось, или он тебя услышал? Тогда, после концерта? — Показалось. Эрик ответил настолько резко и бескомпромиссно, что Сережа аж развернулся к нему. Ну, как к нему — к его спине. — Ты мне пиздишь, — заметил мужчина. — Ой, мойся, пожалуйста, Сережа, — фыркнул Эрик, — молча! И, вильнув своим пучком, скрылся в неизвестном направлении, оставив Трущева наедине со струями воды. — Опять куплеты сочинял в душе? — усмехнулся лежащий на кровати Максим, стоило Сереже, уже достаточно посвежевшему, вернуться в номер. — Завидуешь? — Куда мне. Мог бы, конечно, мыться чуть быстрее — я почти заснул. Такое ощущение создалось, будто меня все же поселили с девчонкой, — Максим говорил все это тоном будничным, ровным настолько, что могло показаться, будто ему все равно, но Сережа улавливал точно — возмущается. Но если бы он возмущений Свободы боялся, то общества его бы не выдержал и пяти минут. — Иди уже, не гундось, — закатил глаза Трущев. — Он, значит, устраивает там марафонские заплывы, — разве так говорят? — а мне — «не гундось». Отлично ты придумал, Сережа, просто прекрасно, — продолжая бухтеть себе под нос, Максим все-таки отлепил себя от кровати и скрылся в ванной. Эрик больше не появился, да и Сережа минут через десять уснул, так Максима и не дождавшись. Ему не снилось ничего, но, по причине ему самому непонятной, Трущев проснулся посреди ночи. Долго лежал, уставившись в потолок, но сон обратно не шел. Поморщившись, он встал с кровати — которую они так и не превратили в две — и отправился в ванную. Возвращаясь обратно в комнату он взглядом, привыкшим уже к темноте, зацепился за лежащего посреди кровати Эрика. Нашлась пропажа. Мальчишка лежал на животе, закинув одну ногу на Максима. Левая его рука лежала аккурат на месте Трущева — и как он не заметил этих объятий? Или Эрик только сейчас положение поменял? В любом случае, муз устроился просто великолепно. Сережа улегся на свое место, приподняв аккуратно руку мальчишки и уложив ее поперек своей груди. Эрик, не просыпаясь, что-то промурлыкал и перевернулся на спину, раскинув конечности звездой. Трущев долго смотрел на это полуголое нечто, занявшее всю кровать — Эрик был одет в шорты и носки милые, только и всего. Злорадно хихикнул от мысли о том, что Максим вот спит и не подозревает, что он спит не столько с Сережей — не только с Сережей. Сам-то он к такому привык уже давно, не воспринимал это как нечто из ряда вон. Мысль о том, что Трущев тоже в подобном положении промелькнула в его голове ровно за секунду до того момента, как он провалился в сон. Сам поймешь. Когда-нибудь.