Запись №12. Я устал повторять свои же ошибки. Мне так хочется поскорее со всем покончить. Исполни моё желание.
Чонгук быстро забегает в ванную и с громким хлопком закрывает за собой дверь. Он подходит к раковине, давя на стенки руками. Дышит рвано, отстранённо смотрит на стекающую струйку воды и опоминается лишь когда на белоснежной эмали появляются багровые оттенки. Чонгук хватается за собственный нос, пытаясь остановить довольно сильное кровотечение, и истерично моет стенки раковины. Голова жутко болит, а в висках собственное сердцебиение слышно. Хоть прямо тут умирай. Если эта жизнь не проклятие, то Чонгук понятия не имеет, как ещё её можно описать. Ему стало плохо, когда они стали подъезжать к дому. Словно что-то внутри уже начало отвергать родное место. Но виду Чонгук не подал, не стал говорить Тэхёну, что сам еле на ногах держится, а в глазах двоится. Он видел, что из-за морального истощения Тэ стало плохо. И он бы помог, правда. Чонгук даже пару шагов успел сделать, но капли крови, внезапно хлынувшие из носа, заставили изменить направление. Он знал, что если Тэхён увидит это, то ему станет лишь хуже. Хотя куда уже хуже? Чонгук слышал голос Чимина в коридоре, поэтому прекратил спешку. На Пака можно положиться, он поможет Тэхёну. А вот Чонгук лишь уничтожит его. Несколько часов сегодняшнего дня смогли показать, как будут проходить оставшиеся годы жизни. Вечные слёзы, взгляды, наполненные бездонной жалостью, бесконечные походы к врачу и запах медикаментов — это новые «возможности», открывающиеся перед Чонгуком. И если с последним он готов мириться, то первые два его явно не устраивают. Потому что эти слёзы и взгляды будут принадлежать Тэхёну, тому, кого Гук обещал сделать самым счастливым. В итоге они будут умирать вместе, купаться в боли друг друга. Это то, что ненавидит Чонгук больше всего, то, с чем мириться он явно не готов. Он сильнее сжимает края раковины и смотрит на собственное отражение в зеркале. Видит разбитого, отвергнутого жизнью человека. Никаких выходов из ситуации не видится совершенно, а пытаться что-то предпринять не хочется, честно говоря. Чонгук сильный. Был им. Теперь резон и пыл пропали. Он жить больше не будет, а вот Тэхён должен. Чонгук медленно тянется к ручке двери, надеясь, что та вовсе не откроется. Решение даётся слишком просто, как будто парень и не думал вовсе. Словно «расстаться с Тэхёном» входит в список его повседневных дел, прописано после «протереть пыль». Но так можно только на первый взгляд решить. На самом же деле, Гук сейчас собственноручно извлекает из себя самое светлое, дорогое и любимое. То, от чего отказавшись — погибнет. Но чужое счастье намного выше собственного, поэтому попытку избавить Тэхёна от страшных мук Чонгук предпринимает. — Тэхён, давай расстанемся, — на одном дыхании произносит он, как только заходит в комнату. Чонгук старается выглядеть невозмутимо, показать всю свою хладнокровность, которой на самом деле нет и не будет никогда. Но по лицам присутствующих видно, что верится им в эту фразу с трудом. — Расстаться? — переспрашивает Тэхён, смакует сказанное на языке и клянётся, что на секунду почувствовал привкус соли. Он ждал чего-то подобного, поэтому подавляет в себе бушующий ураган злости, смешанной с каплями безысходности. Тэ поглядывает на своё отражение в недопитом стакане воды и, не выдержав, бросает его прямо под ноги Чонгука. Стакан бьётся и разлетается на мелкие осколки. — Отлично! Просто замечательно. Я уйду и буду трахаться с Юнги. Тебя это устроит? Тэхён ловит в чужом взгляде раздражение, нескрываемое разочарование. Чонгук хоть и понимает, что всё происходящее — их личный спектакль, но почему-то от услышанного на душе паршиво становится. Юнги и Чимину остаётся лишь молча наблюдать, они не в силах помочь двум заблудшим душам. — Устроит, — скрипя зубами, отвечает Гук, чувствуя усиливающуюся боль в висках. — Прекрати, — шипит Тэхён, — ты же знаешь, что я никуда не уйду. — Значит, это сделаю я. Эти слова в сердце Тэхёна вонзаются шипами, заранее смоченными смертельным ядом. У парня ни на секунду не промелькнула мысль о расставании, им будет сложно, но он уверен, что справится. А Чонгук так просто смог одной фразой сделать больно и так уже еле стоящему на ногах Тэхёну. — Не строй из себя героя, бросив меня, ты сделаешь хуже нам обоим. — Куда уж хуже? — усмехается Чонгук. — У меня уже счёт на минуты пошёл. — Не говори так, — глаза Тэхёна краснеют и блестят от накопившихся слёз. — Мне больно это слышать. Чонгук больше не выдерживает. Слова, что всё это время теснились внутри, вырываются наружу. — Хватит строить из себя жертву! — кричит он, заставляя вздрогнуть присутствующих. — Это я тут умираю, а не ты. Это мне можно начинать прощаться с семьей и друзьями. Я через два года вообще могу стать недееспособным овощем. Это я должен реветь и страдать, — стихает Чонгук на последних словах, заглядывая в родное лицо самой сломленностью. От понимающего взгляда Тэхёна слабеют ноги, и Чонгук падает перед ним на колени, чувствуя, как щёки опаляют горячие слёзы. Осколки стекла впиваются в его кожу и кровоточат, но главным источником боли всё равно являются не они. Тэхён и есть та самая страшная в мире рана, которая никак не желает заживать. Чонгук не сможет разлюбить его и тем более полюбить кого-то ещё. Это уже как что-то неотъемлемое, навсегда к нему прикреплённое. Сколько ни старайся, ни плачь тёмными ночами, но Тэхён под кожей, в каждой клеточке, и просто так от него не избавиться. Да и не хочется, на самом деле. Но мысль о том, что этот парень достоин большего, чем больной маразматик, никогда не покинет Чонгука. Тэхён быстро подбегает к скорчившемуся на полу чужому телу и, наплевав на стекло, падает напротив него. Он крепко прижимает обессиленного Чонгука к себе и перебирает его каштановые волосы, не в силах вымолвить даже слово. А что вообще нужно говорить человеку, который чуть ли не в курсе точной даты своей смерти? Если бы Тэхён только знал, он бы повторял эти слова каждый день в надежде изменить хоть что-то, достаточно просто вернуть улыбку на родное лицо. Но улыбка на лице Чонгука не появилась ни через неделю, ни через месяц.***
После посещения врача и поставленного им диагноза жизнь Чонгука и Тэхёна кардинально меняется. Первый смог осилить только несколько дней в институте, а потом благополучно бросил его. И это не из-за ухудшения памяти или быстрого переутомления, просто парень решил, что бессмысленно тратить время на образование, если то в будущем совершенно не понадобится. Чонгук проводил свои дни на приёмах у врача или без дела ходил по квартире, не желая выходить за её пределы. Деньги, которые парни всё это время откладывали на что-то стоящее, пришлось потратить на лекарства, что, как оказалось, стоили огромных денег. Чонгук после каждой их покупки продолжал избегать зрительного контакта с Тэхёном, мысленно ненавидя себя и презирая всё своё существование. Тэхён же перевёлся на заочное обучение и теперь мог совмещать сразу несколько подработок. Чонгук тоже первое время пытался устроиться на работу, но медкарта, в которой уже красовался страшный диагноз, отпугивала всех. Это в очередной раз ударяло по расшатанной психике, заставляя Чонгука всё больше и больше замыкаться в себе. На первых порах он подпускал к себе и Юнги, который всеми способами пытался вселить в него надежду, и Чимина, что беспрестанно говорил о всякой ерунде и тащил смотреть новый фильм, и даже несносного Намджуна, который так и норовил разбить очередную кружку. Но по истечении двух недель провалов, ошибок и пролитых слёз Чонгук отгородился ото всех, не желая подпускать к себе никого, кроме Тэхёна. Чонгук сломался. Он истратил все запасы своих сил, а единственным светом в этой непроглядной тьме оставался Тэхён. Иногда, когда парень приходил уставший после очередной подработки и в полумёртвом состоянии обваливался на диван, Чонгук выбирался из спальни и, садясь на мягкий ковёр, клал голову на чужие острые колени. А Тэ, который только и ждал этого, зарывался длинными пальцами в отросшие волосы и начинал свой длинный рассказ о проведённом дне. Чон всегда молча выслушивал парня и лишь под конец, когда Тэхён устало смотрел в его глаза, спрашивал: — Я могу чем-нибудь помочь? — Может быть, ты улыбнёшься? — повторял Тэхён заученную фразу, заранее зная, что кроме натянутой, болезненной улыбки он ничего не добьётся. После Тэхён просил Чонгука заварить ему чай, а сам уходил в ванную, где под звук стекающей воды мог рыдать в голос, не жалея сорванных связок. Он всеми силами старается не показывать того, как ему больно, насколько сильно эта болезнь сказалась на нём. Если Чонгук заметит хотя бы один грустный взгляд или те же самые покрасневшие от слёз глаза, то он вовсе сойдёт с ума. Груз вины перед всем миром стал каждодневной его ношей, и, кажется, однажды он не сможет открыть глаза, предпочтя заснуть сладким сном. Навечно. Тэхён с трудом переносит вид отстранённого Чонгука, его долгие разглядывания таблеток на бледной ладони и отдающие всемирным одиночеством объятия. Того парня, который в ночи стаскивал через голову кожуру, кому Тэхён доверял свои костяные зёрнышки, сок и мякоть, больше нет. Он растворился в кислоте своих собственных воспоминаний. И как бы Тэ ни молил, ни просил по утрам Всевышнего даровать им всем прощение, Чонгук не менялся, а болезнь лишь прогрессировала. Так пролетел целый месяц. Каждый день проходил по чётко отработанной схеме: Чонгук просыпается, пьёт таблетки, провожает Тэхёна на работу, спит, вновь пьёт таблетки, встречает парня с работы и ложится спать. Общение с внешним миром Гук свёл до минимума и теперь даже ко врачу отказывается идти, что уж говорить про обычные прогулки. Он стал более агрессивным, отказывался слушать просьбы Тэхёна, заставляя того расстраиваться ещё сильнее. Чонгук угасал на глазах. Он, словно пламя свечи, зажжённой на сквозняке — потухнет раньше поставленного срока. Именно тогда Тэхён понял, что пора что-то делать. Его сердце больше не выдержит и лопнет от вида раздавленного судьбой Чонгука, а если тот ещё хоть раз спросит своё безжизненное: «как дела?», — то он клянётся, что проткнёт ушные перепонки. Именно поэтому, как только Тэхён приходит домой, он идёт не в спальню к спящему Чонгуку, а скрывается на кухне, набирая номер единственного своего спасения. Их спасения. — Тэхён? Что-то случилось? — слышится обеспокоенный голос на том конце трубки. — Чонгук? — Нет, — успокаивает его парень, нервно теребя рукав рубашки. — Юнги, мне нужна твоя помощь. Чонгук просыпается от хлопка входной двери. Мозг посылает сигналы о том, что пора бы встать и встретить Тэхёна, ведь он весь день на подработках бегал и устал чертовски. Но тело вторит совершенно иное, каждая его клеточка словно атрофировалась и теперь не готова совершать лишних движений. И когда только приветствия Тэ и заваривание ему чая стали «лишними»? Чонгук переваривает этот вопрос и, наплевав на ломоту в теле, поднимается с кровати. Он открывает шкаф с вещами и тянется к самой верхней его полке, туда, куда Тэхён отказался класть свои вещи. Гук достаёт небольшую тетрадь и, приложив её к поверхности шкафа, делает небольшую заметку. А услышав чужие шаги за дверью, быстро ставит точку в конце предложения и возвращает предмет на прежнее место. Это то, что Чонгук не готов показывать остальным, даже Тэхёну. Пока не пришло время. Ким несколько секунд мнётся напротив двери в спальню, продолжая прокручивать слова Юнги в голове. Он знал, что друг не откажет ему в помощи, а лишь поддержит и пообещает сделать всё возможное. Но насчёт Чонгука у Тэхёна всё ещё имеется ворох сомнений. Он не успевает дотронуться до ручки, как дверь открывается, а в проходе появляется Чонгук с растрёпанными волосами на голове и очередной натянутой улыбкой. — Давно пришёл? — спрашивает он, пропуская Тэ внутрь комнаты. — Кажется, я слишком крепко спал. — Ты вовремя проснулся. Как себя чувствуешь? — Стабильно неплохо, — сухо отвечает Чонгук, присаживаясь на кровать, и хлопает по покрывалу, приглашая Тэхёна сесть рядом. Тот просьбу выполняет и, немного подождав, когда Гук положит голову на его колени, чуть ли не шёпотом начинает говорить: — Ты ведь так и пролежал тут весь день? Не надоело ещё? — Ну иногда я вставал пить таблетки, и нет, не надоело. — Ты умираешь, Чонгук, — голос Тэхёна звучит по обыкновению грустно, но уже без всяких ноток горечи. — Только что понял? Гук привстаёт с колен и замирает напротив лица парня. Он всматривается в его глаза, полные непонятной решимости. От этого взгляда Чонгуку становится не по себе, и он вовсе выпрямляется, садясь рядом. — Я не про это говорил. Ты живой труп, и самое дерьмовое то, что тебя это устраивает. — А ты ждал от меня чего-то большего? Тэхён, очнись, моя жизнь благополучно закончена. Совсем скоро я пожму руку Смерти и навсегда исчезну. — Это ты очнись! Сколько можно винить себя? Смотреть этим мёртвым взглядом, избегать меня, проводить в этой чёртовой кровати весь день. Сколько ещё это будет продолжаться? В комнате на несколько секунд воцаряется тишина. Тэхён громко выдыхает, пытается успокоить рвущийся поток слёз. Просто сейчас полдесятого вечера, и по расписанию он должен быть в ванной, где ему разрешается плакать, сколько влезет. Там нет никакого пустого взгляда Чонгука, который не даёт проронить и слезинки. — Всегда, — шепчет парень, — я каждый день буду делать одно и то же. Именно поэтому я предлагал расстаться. Ты всё ещё хочешь видеть мои последние годы жизни? — Не хочу, — Тэ падает на кровать спиной и устремляет взгляд на идеально белый потолок. — Не хочу видеть их такими. Чонгук ложится рядом и закрывает глаза. Он слышит сбившееся дыхание Тэхёна, и ему так сильно хочется прижать его к себе и сказать банальное «всё будет хорошо». Но смысла врать он не видит. Если Тэхёну врать можно, то себя уже не обманешь. Чонгук больше не сильный. Он маленький, слабый мальчик, который не хочет бороться. Он смирился и очень устал, а то, что скоро Чонгук будет вечно отдыхать, он даже не сомневается. Если мысли и правда материальны, то умрёт он буквально завтра. — Помнишь, когда мы впервые встретились? — неожиданно спрашивает Тэхён. — В институте? — Нет, в парке. И Чонгук соврёт, если скажет, что успел это забыть. Их встреча — то, что занимает отдельное место в сердце, и, кажется, именно это воспоминание не исчезнет никогда. Возможно, потому, что оно самое ценное? По крайней мере, другого объяснения Гук придумать не может. — Да-а, ты был в той дурацкой рубашке с длиннющими рукавами. Я тогда ещё подумал: брендовые вещи действительно странное явление. Тэхён хмурит брови и поворачивается к парню. — Во-первых, это я сшил ту рубашку, а во-вторых, она идеально гармонировала с твоей идиотской футболкой. И что это вообще за стиль такой был? — Кэжуал, — пожимает плечами Чонгук, а Тэхёна от этих слов пробирает смех, и он, не удержавшись, прыскает в кулак. Ведь если футболку с изображёнными на ней девочками из аниме, заправленную в обычные чёрные джинсы, можно назвать кэжуал, то он не учится на модельера. — Ты смотрел на меня так, словно это я на тебя нацепил эти вещи, — усмехается Тэхён. — Это я ещё тогда тебя заприметил. — А почему не подошёл? — Ты выглядел расстроенным и погружённым в свои мысли. Я просто знал, что таких, как ты, больше нет, и найти паренька в странной рубашке будет проще простого. Ну, а потом я тебя решил подинамить пару месяцев, — Тэхён вопросительно поднимает брови. — Мне нравилось шутить над тобой. — Ты просто невыносим. — Я лучший, и это факт, — Гук чувствует, как от чужого смеха ему становится легче дышать. Словно пара цепей, что всё это время стягивала горло, спала. — Кстати, что произошло в тот день? Ты выглядел чересчур расстроенным. Тэхён перестаёт смеяться, оставляя на своём лице лишь очертания улыбки. Он предполагал, к чему приведёт весь этот разговор, и как бы ему ни хотелось, но он должен рассказать это. Тэ достаёт из кармана джинсов телефон и листает галерею в самый низ, находя старую папку с эскизами. — Вот, — он протягивает гаджет и показывает одну из своих зарисовок. Она отличается от нынешних буквально всем: прорисована каждая деталь, складочка на одежде, и самое главное — присутствует лицо человека. На Гука смотрит высокий парень с подтянутым телосложением и правильными чертами лица, а его солнечная улыбка готова и через экран ослепить любого. — Кто это? — Это мой друг. Бывший, правда. — Поругались? — Он умер. Чонгук возвращает телефон Тэхёну и переворачивается со спины на левый бок, чуть ли не утыкаясь губами в лоб парня. Он впервые слышит про какого-то друга, хотя Тэхён в своё время рассказал ему чуть ли не всю свою биографию. — Этот дурак слишком сильно любил рисковать. Знаешь, есть такие люди, которые не могут жить без адреналина в крови, без переполняющего чувства азарта. Он был таким. Потрясающий танцор с опилками вместо мозгов. Любитель лапши и тупых разговоров за её поеданием. Я видел его практически за несколько часов до смерти. Мы заказали целую тарелку рамёна с ужасно невкусной приправой, но отказаться уже не могли. Тогда он сказал мне: «А что, если бы это была последняя лапша в твоей жизни, ты бы её съел?». Тэхён замолкает и внимательно смотрит на Чонгука, словно просит дать ответ. — Думаю, ты сказал «да». — Верно, — кивает. — А знаешь, что сделал этот идиот? Он подозвал официантку и заказал себе другую лапшу, дорогую, с морепродуктами. А потом ответил: «Если оно моя последняя лапша, то почему я должен есть ту гадость?» Тогда я просто усмехнулся и напомнил ему о том, что он потратил свои последние деньги, совершенно не вдумываясь в смысл слов. Мы договорились встретиться вечером, после его тренировки, и сходить в клуб. Но по пути в зал он решил, что танец на перилах моста — отличное занятие. Спустя два часа после нашего расставания мне позвонила его мать и сообщила о том, что её сын разбился. Именно тогда я встретил тебя. Я лишь успел закончить разговор с ней, как появился ты. И знаешь, я очень многое понял в тот день, просидев в том парке до самого утра. Та лапша, не зря он отказался от неё. Тэхён чувствует, как слёзы всё-таки катятся по его щекам, стекая на покрывало. Он скучает по другу и не будет отрицать этого, но плачет далеко не из-за него. Тот запас слёз уже израсходован, а новый тратится на паренька, который сейчас заботливо вытирает сырость с его лица. — А ты бы съел ту невкусную лапшу? — Определённо нет, — отвечает Чонгук, прижимая Тэхёна к себе и чувствуя, как сильно бьётся его сердце. — Если бы ты знал, что эти дни последние, ты бы продолжил проводить их в четырёх стенах? — Нет. Точно нет.***
В клубе не так много народа, и это очень сильно радует Юнги. Он сидит на балконе второго этажа и пьёт виски, который недавно принёс молодой официант. Свет неоновых ламп падает на его бледную кожу и заставляет выглядеть ещё более притягательно. Мин уже не в первый раз ловит на себе пожирающие взгляды молодых девиц, но никак на них не реагирует. Девочка на одну ночь — последнее, что сейчас его интересует. Юнги долго размышлял о просьбе Тэхёна и о том, как бы лучше её исполнить. Помочь хотелось катастрофически, но он знал, что в одиночку такое не потянет. Потому что Тэхён просил денег. Много денег. Сумма выходила за рамки годового бюджета Юнги, что уж говорить про самого Тэхёна, а требовалась она в срочном порядке. Парень, конечно, сразу же согласился одолжить те деньги, и если они с Намджуном очень постараются, то смогут отдать уже половину той суммы. Но тут возникает вопрос: что делать с оставшейся половиной? Откуда её взять? Кредит? Да на такое ни один банк не согласится. А про накопление и речи быть не может — время на исходе. Так и пришёл Юнги в излюбленный «Papillon», который за последний месяц успел стать вторым домом. Вместе с Намджуном они выступали в этом клубе уже порядка десяти раз, и платили им за это огромные суммы. Как оказалось, хозяин присутствовал на одном из выступлений и оценил парней по достоинству, приглашая их вновь и вновь. Хотя небольшую лепту также внёс его возлюбленный, который был восхищён запоминающимися текстами песен. Об этом Юнги рассказал Хосок — управляющий клубом и просто довольно хороший человек. Он практически сразу смог сдружиться с Мином, а вот с Намджуном всегда был настороже. Причину этих опасений он не называл, в шутку отвечая, что просто боится быть случайно искалеченным везунчиком-Намджуном. Сейчас Хосок является не только щедрым работодателем, но и последней надеждой Юнги. Ему неудобно просить деньги, да и вообще заводить разговор об этом. Любой другой человек лишь усмехнётся такой просьбе, да и обсмеёт ещё. Мин это прекрасно понимает и не стал бы даже пытаться, если бы не одна фраза, брошенная Хосоком: «Проси хоть миллионы, но завтра вы оба должны стоять на этой сцене». Полагаться на слова, которые могли быть сказаны в шутку, не лучшая перспектива, но, когда не остаётся ни единого выхода, и в такое уверуешь. Юнги выпивает стакан виски чуть ли не залпом, когда видит знакомую чёрную макушку. Хосок, как и всегда, впрочем, одет, словно обычный посетитель низкосортного клуба: рваные джинсы, белая футболка и неизменная чёрная косуха. И лишь Ролекс на его запястье кричат о принадлежности к высшим слоям общества. Он встречает Юнги своей ослепительной улыбкой и, попросив официанта принести новую бутылку виски, присаживается напротив. — Юнги, почему так внезапно? Какие-то проблемы? — спрашивает Хосок, читая Юнги как открытую книгу. — А можно без прелюдий? — получив кивок, Юнги продолжает. — Мне нужны деньги. Срочно и в большом количестве. Хосок наливает себе в стакан только что принесённый алкоголь и делает первый глоток. Он гипнотизирует Юнги взглядом, всё больше накаляя атмосферу вокруг, и, ухмыльнувшись, облизывает свои губы с привкусом виски. — Зачем? — У моего друга проблемы, а нужной суммой я, увы, не располагаю. — Какой резон мне помогать ему? — заинтересованно спрашивает Хосок. Ему не то чтобы жалко денег, и он не сомневается в Юнги, просто хочется узнать причину. Сам не знает для чего, но что-то внутри заставляет его это делать. — На самом деле, его нет, — грустно отвечает Юнги и чуть тише добавляет, — Тэхён не справится. А Хосок слышит это и останавливает стакан в миллиметрах от своих губ, так и не успевая сделать глоток. — Тэхён? — Да, Ким Тэхён, тот самый друг, которому нужны деньги. — Я знал одного парня с таким именем, — Чон словно выпадает из реальности. Смотрит куда-то вдаль пустым взглядом и изнурённо вздыхает. — Красивый до безобразия, наглый и своенравный. Юнги хмурит брови. Он понимает, что этот человек является точным описанием Тэхёна. Да, людей на планете больше семи миллиардов, и это не обязательно должен быть именно этот Тэхён, которого Юнги знает уже больше трёх лет. Но вдруг им повезёт, и Хосок действительно знаком с ним. — Словно моего друга описываете. Может быть, это и есть он? — Нет-нет, — усмехается Хосок, наконец-то возвращая себе привычную улыбку. — Этот человек давно умер. Юнги уже хочет извиниться за столь неудобный вопрос, но Хосок не даёт ему это сделать, отвечая: — Я готов помочь тому парню.Запись № 13. Он всего лишь притворяется сильным. Не ломай его. Чаще говори «да» и проглатывай «нет», А ещё запомни: он не любит неопределённости.