Только живи

Было больно. Невыносимая тянущая боль. Настежь открыв балкон и максимально расшторив окна , она легла прямо на пол, свернувшись в комок, снова ощущая себя побитой и растоптанной. Фонарь сквозь листья отбрасывал рассеянный свет на законченный портрет, который она с такой любовью рисовала. В голове обратными кадрами отмотался сегодняшний день: их безумное утро, наполненное сексом и шутками, саундчек в клубе у Трущёва, самая больная песня сегодняшнего дня, Серёжина ”Навылет”, которая болит в ней больше и больше с каждой секундой. Или это не она? Их с Максимом ”Девочка с каре”, его любящие глаза и тёплые губы... Было... А потом что?... Она хотела бы забыть то, что было потом... И вот она лежит, свернувшись в комок, прячась ото всех в этой огромной родительской квартире, одна, без света. Смотрит на треклятый портрет в наплывающих тенях, неморгая, забывая моргать и дико хочет заорать. Хочется выплюнуть эту боль, выплакать, но слёз нет. Ничего нет. Опустошена. Она подтягивает колени к подбородку, обнимая их маленькими руками и уже в который раз прокручивает в голове несколько неуместных минут сегодняшего счастливого дня, которые разделили её жизь на до и после. До, была жизнь, наполненная любовью. После остались только соль, слёзы и боль, все больше непонятно, физическая ли, душевная ли. Теперь её телефон отбрасывал только Пиэлсишый номер, Макс перестал звонить, Серёжа всё ещё пытался. Встала, сходила за вином, вернулась. Пила любимое своё Ламбруско прямо из горла, отхлебывала, проливая на пол, на себя пенный напиток. Потом отчаянно замахнулась и бросила недопитую бутылку в его портрет, опрокинув треногу, как только что опрокинулась её жизнь. И, сползая по стене, дождалась, вот они, слёзы... Спустя пол часа немой истерики, пропустив пару звонков от Трущёва и даже пару от Тернового, решилась - легла в ванну, включила воду, которая моментально окрашивалась в красный, и стала исследовать свои вены... Потом, как сквозь сон, она слышала, как стучали в дверь, потом пинали, пытаясь разнести её к чертям, потом кричали голосом Тернового. А потом все стихло. Она долго собиралась с духом. И когда уже рука её потянулась к опасной бритве, которой пользовался ещё отец, дверь в ванну открылась и она усышала короткое, такое родное “блядь”... － Крис, посмотри на меня, посмотри, я сказал, － парень осыпал её заплаканные щёки звучными пощёчинами, отчего она, пытаясь отгородиться от ударов, прикрыла лицо руками. － Хватит! － прокричала она, － хватит, прекрати! － Ты дура! Ты набитая дура! Что ты там придумала! Живи, блядь! Кому я без тебя нужен буду? Живи, сука! Ты жить должна! Парень, не закатывая рукавов джинсовки, поднял Кристину из красной воды и залепил ей пощёчину. Она дёрнулась, ахнула и стала приходить в себя. － Илья? Тот судорожно исследовал её тело на предмет порезов. － Где, блядь, порезала? － Нигде. Это кровотечение, － смогла она разлепить синие губы. － Блядь! Что? Он торопливо искал по карманам телефон, а найдя, разозлился на себя из-за того, что забыл, как вызвать скорую с мобилы. Когда, наконец, скорая была вызвана, раздел эту дуру, замотал в длинный халат и отнёс в её спальню. Потом метнулся слить кровавую воду из ванны, потом включил свет, где только смог, увидел в гостиной портрет незнакомого чувака, поднял треногу, водрузил почти не помятый портрет на место, про себя отмечая крутые детали в её работе с чисто профессиональной стороны. Вернулся к ней, застал её спящей. Растормошил: － Не спи. Держись. Едут уже... На меня смотри! Она протянула руку, как-будто не веря,что это и вправду он. － Ты как здесь? － На твой дебют прилетел. Олег мне позвонил. － Зачем? Лучше бы сдохла...