Только живи

Он освободился по УДО. В этой стране за воровство миллиардов дают столько же, сколько дают за кражу брендовых туфель горничной у хозяйки. Его год и восемь закончился меньше месяца назад уведомлением на казенной бумаге, что он теперь вольная птица. Он каждый прожитый день думал о ней. Он ждал, что она придет. В начале еще ждал. Потом почтой пришло служебное письмо с копией свидетельства о разводе. Он купил у охраны мобилу и пытался ей звонить. Но симку она поменяла. И в России не жила. А в Испанию искать ее ни один урка бы не поехал. Без денег. А он тогда уже твердо решил деньги покойного Кошелева, выведенные в греческие оффшоры, вернуть Светлане. И он ждал. Включал свои связи, закидывал нужные структуры многочисленными письмами с просьбой о пересмотре и с мольбами об условно-досрочном. И тут вдруг в один прекрасный день навестил его один очень знакомый, очень серьезный человек. Поговорив с ним больше двух часов и заручившись его поддержкой, павший уж было духом Рудольф Горошин стал готовиться к отбытию домой. Это случилось спустя месяц после визита того самого знакомого, одного из руководителей фракции одной очень известной партии, который, по сути, просто пытался вернуть свое бабло в обмен на чью-то там свободу. А где шевелились деньги, там законы у таких не работали. За них слили Ганичевского с его верной подругой. Именно эти деньги и пытался вернуть депутатский костюм. Об этом Горошин узнал уже по выходе. А тогда он просто радовался предоставившейся возможности свободы. Отступная стоила дорого. Очень. Но это было сущей безделицей на фоне того бабла, которое он заработал на “друге” своем, Сашке, которое томилось теперь на его оффшорах . Он отдал сколько просили. В качестве бонуса получил информацию по Светлане и ее новой семье. Узнал, что она вдова. План созрел молниеносно: приехать, пасть на колени, вернуть ее любым способом. Если будет необходимо, попробовать наладить контакт даже с невыносимой Тиной. Проблем с Ильей он не предполагал, сын все таки. Зато, два с половиной, заработанные для него лучшим адвокатом, приятно превратились в год и восемь. Он поехал встречать ее в аэропорт. Тот самый услужливый большой чиновник подсказал номер чартера, но поинтересовался, зачем он пляшет на тех же граблях. － Люблю, － коротко ответил Горошин. Дяденька в красном итальянском галстуке, с запонками, ценою превышающими бюджет среднестатического российского городка, лишь рассмеялся ему в лицо: － Любовь для бедных. При твоих бабках любая расщеперится или любой, － подмигнул он. － Вы просто не любили... － Вот ведь вы какие, идеалисты хреновы, сами не живете и другим морали читаете. Горошин моралей не читал, но Свету любил всю жизнь. Даже, когда она вышла за Кошелева. Он тогда ушел из их жизни, потому что хотел ей счастья. А спустя время, встретившись с Сашкой и войдя в их дом, догадавшись, что Илья его сын, потерял последние крупицы рассудка, из за чего и вляпался во все это дерьмо. Но встречая ее в аэропорту, увидел уставшую, глубоко беременную женщину и растерялся... Они прошли мимо: Света, Илюшка, Тина и какой-то хипстер, которого он не знал. Он вел его Свету к скорой, ожидающей их у самого входа помогая подняться на высокий порог авто. И Горошин стал следить. Первым делом он узнал куда ее везут. Потом узнал, что это за парень и был сильно удивлен, что это друг, любовник, или как там у нынешней молодежи, бойфренд малышки Тины. Потом, проследив за Ильей, увидев его выходящим из Грибоедовского ЗАГСа, приплатив очень нескромно одной услужливой сотруднице узнал, что Тина завтра выходит замуж. Странно, что владелица огромной финансовой империи определенно выходит замуж без торжественной церемонии, без пафоса и без этих дурацких скрипачей, о чем и не замедлила с недоумением поделиться с ним услужливая тетенька с нелепой прической на голове. Вчера же он заходил в больницу и даже говорил с сестрой на посту, за кругленькую сумму рассказавшей ему все подробности диагноза, а уже сегодня неосторожно попался на глаза женщине, которую любил. И чуть не умер от страха за нее, когда увидел, как она задыхается и теряет сознание прямо у него на глазах. Пока Илья, подхватив бесчувственную сестру на руки искал того, кто бы мог ей помочь здесь же, в фойе перинатального центра, Макс недолго думая зарядил Горошину хук справа, так, что тот, попятившись назад, сел в то же кресло, в котором их ожидал. Но Максим на этом не остановился. Сделав угрожающе шаг вперед он замахнулся еще раз. Горошин упреждающе выставил руки вперед: － Я с миром пришел. Подожди. － Твой мир Свету до инсульта довел. － Я... Мне... Я поговорить... Илья! － На хуй иди, папочка! － крикнул Илья, замечая как Кристина пришла в себя, полностью переключая на себя его внимание. Девушка с ресепшена совала ей в нос нашатырку, Крис мотала головой, держась за больную руку, на которую она упала. － Я... Правда, мне поговорть. Тин, я хочу быть с твоей матерью. Я... Мне плевать, что ребенок чужой. Я знаю, что она болеет. Я помочь... Вот, － протянул он Тине конверт. Тина не взяла конверт и демонстративно отвернулась от него. Руди повернулся к Максу. Макс конверт взял. Открыл. Бегло прочитал глазами. － Крис, взгляни на сумму, которую он возвращает. Он возвращает все? Илья передал Кристине бумаги, та бегло посмотрела, отметив, что там гораздо больше, но ничего не сказала, потому что внезапно схватилась за низ живота и начала часто дышать. － Больно, － простонала. Макс тут же сорвался к ней. Она обхватила его за плечи и дышала, жадно хватая воздух ртом. － Прости...－ чуть слышно прошептала ему в шею, мгновенно теряя силы из-за резкой боли. Это были последние слова. Сознание оставило ее снова. По коридору уже везли каталку для его девочки, а он все никак не мог понять, что она в беспамятстве, обнимал ее, прижимая к себе так, что наверно ей было больно, только она молчала... Когда же ее забрали, уложив на каталку, он опустился на пол, осознав все, что только что произошло и вцепился в край этой долбаной телеги: － Крис, слышишь меня! Даже не вздумай, блядь! Живи, живите оба, я сказал! Илюха напрасно тряс его за плечо, уже умоляя отпустить их и дать возможность помочь его сестре. － Макс, ты чо? Это просто обморок... Максим вряд ли его слышал в эту минуту. Он смотрел на Горошина с отпавшей челюстью, который появляясь на их пути, опять нес лишь разрушения... Макс шел за каталкой, ни на секунду не выпуская из руки ее пальцев. Они казались ему холодными. Ему казались синими губы и осунувшимся лицо, которое еще утром сияло от счастья. В пиджаке завибрировал звонок. Макс ответил. － Вы даже не представляете, что тут происходит, блядь. Если я сегодня не грохну одну мразь, грохните меня сами, все равно с этой мразью одним воздухом дышать нельзя, там отравлено, блядь, все.. － кричал он в трубку Трущеву. － Приедь, Серег. Тяжело... Навстречу из лифта вышел Светин доктор. －Можешь рассказать, что с ней? Он кивнул головой. Спустя пять минут непрерывной записи в свой планшет, доктор осторожно положил руку на плечо парня: － Максим, все будет хорошо... － Но уже не нам... － Что? － А? Нет, все нормально. － Ты чего раскис? Это тяжело, но не безнадежно... － Да вы сегодня работаете волшебником... Заметив Горошина, все еще стоявшего в фойе, Макс взял его за лацканы и ядовито прошептал: － Если хоть что-то....－ больно тыкал он пальцем тому в плечо, － с моей беременной женой... я тебя убью. Не фигурально, блядь, а вот этими самыми руками... － Макс! － Илья утащил его к кофейному аппарату. － Ждем, блядь. Я тебя умоляю, не истери, успокойся. Тот пошел на ресепшен. － Дайте чего-нибудь успокоиться. Та накапала ему в стаканчик. － Я к Кристине. Ушел. Илья подошел к Горошину. － Не думаю, что она тебя простит... － Я подожду.... Скажи ему, － кивнул в сторону Макса, － что я не сбежал, я у Светы. Если у него будут вопросы, я отвечу... － Ох, как за многое ты ему ответить должен, ох как за многое... Это он и Тинку спас и компанию нам спас и сам весь в рубцах, горел потому что и стреляли в него подонки твоего Ганичевского и жизнь свою они только вот склеили... Ну вот нахуй ты вернулся? И ушел вслед за Максом... Мимо сновали улыбающиеся папочки с орущими младенцами. Горошин только сейчас понял, что пропустил в своей жизни этот этап. Не встречал жену с маленьким кряхтящим кульком, не просыпался ночами, когда у сына его резались зубы, не пинал с ним мяч в ворота, не держал подмышки, когда сын впервые встал на коньки... Это все был не он... “ Иди на хуй, папочка!” Ну да, а чего он ждал? Чего-то ждал.