В чащу!

— Моя дочь! Моя бедная девочка! Они молчали, отводя глаза или взбивая воздух хвостами. Лейниэс, мягко топчась и поджимая пальцы, зажмурилась, благодаря судьбу, что сейчас здесь нет Эльры: собрание закончилось бы, не успев начаться. К чему разговоры, если быстрее влезть в сталь и взять оружие? Впрочем, может, Эльра и права. Пока люди убивают их детей, нечего и думать о мире, а что бы делала она сама, растерзай эти твари Талас? Только... только новой войны никто из них не переживёт: ни старухи, ни молодые кошки, ни котята. — Холодно... — раздалось тихо за плечом, и Лейниэс сильнее распушила шерсть. Холодно. Совсем неподходящее для них место. — Чем мёрзнуть здесь, лучше идти на юг, — гневно зашипела по другую сторону зала Асхаари, поднимая волну голосов. — И клянусь, что мне не нужна магия, чтобы сравнять пару человечьих городов с землёй. И пустота пожри мои уши, если нас на всех не хватит! Они напоминали северное море, тяжёлое и гневное, ощерившееся железом и когтями, как льдом, затапливающее просторные тёмные залы и постепенно заглушающее плач Дааль. Не выдержав, Лейниэс пошла прочь. Зябкая прохлада просачивалась к коже, а от ужаса мутилось в голове. — Кадис, — выдохнула она, когда вереница рукотворных пещер с гладкими ровными стенами привела её в круглую комнату с окном, которое не брал ни мороз, ни чудовищный ветер. — Успокой их, пока не поздно. — Они не смогут выйти, — шёпотом отозвался хозяин горного дворца. Ниже их всех, с длинной чёрной шерстью, точно закутанный в шубу, он стоял у протянувшегося вдоль окна стола и рассеянно катал в пальцах песочные часы. Длинный хвост нервно подёргивался по чистому, без следов пыли, полу. — Не тревожься зря, никто из них себе не навредит. — Они найдут лазейку, — замотала головой Лейниэс, подходя ближе и прижимаясь к северному господину боком. Он был горячим и дышал размеренно, словно не тревожась. — А если случится прорыв... Кадис глянул на неё и без улыбки кивнул. Тени в сердце их убежища стали бы равнозначны гибели всего вида, а отвлекать полторы тысячи кошек от мести долго не выйдет. — Если мы ничего не сделаем... — Ниссе, иди к нам. Лейниэс обернулась: шагов мужа она не услышала. Пепельно-серый, сменивший облик и теперь уступающий ей в росте куда больше, чем обычно, он вышел откуда-то из затопленных сумраком ответвлений, обнимая Талас. В руках — и в зубах— малышка держала едва закупоренные пробирки. На взбешённое шипение Кадис поднял ладонь: — Это безопасно. Для нас. Оно готово? — Насколько я могу судить, — замурлыкал Ниссе, бережно забирая у дочери тонкие сосуды. Кадис принял их обеими руками, жмурясь в полумраке. Тонкий хищный нос сморщился, как у настоящего зверя. — Не думаешь отдать их Дааль? — Нет... Не сейчас. Когда всё закончится и ей станет легче, она сама решит, что делать, и я позволю ей поиграться, будь на то её воля. Сейчас скорбь не заполнит даже океан, так к чему травить ещё сильнее? Больше они не говорили, следуя за Кадисом, спускаясь по каменной спирали и утопая в снегу. Лейниэс и Ниссе с дочерью, жующей хвост отца, наблюдали, как северянин выливает созревшее содержимое своих пробирок в ручьи, дающие начало полноводной Истаанен, и выпускает в чёрное небо птиц. Пока остальные спорили о войне, война уже началась. — А как же Эльра? — спросила Лейниэс по пути обратно. Внизу, у основания горы, пусть и на открытом воздухе, было теплее, и шерсть вновь вздыбилась, превращая её в низко шипящий ком. — Если ты ошибся, а она не успеет добраться? — Она не придёт, — неизменно ровно отозвался шагающий позади Кадис: его чрезвычайно заинтересовала темноглазая девочка на плече Ниссе, и она отвечала взаимностью, уставившись и скаля мелкие зубы. После провалившейся попытки погладить дитя Кадис со смешком зажал укушенный палец в кулаке. — Я попросил её отправиться в пустыню. Если вмешается Каф — всё выйдет из-под контроля, и вот тогда пострадаем и мы. Можно было начать и оттуда, — вздохнул он, дёргая хвостом почти с ожесточённостью, — но я решил остаться. Проследить, чтобы молодняк не разбежался раньше срока. — Ты боишься, что Каф будет кричать, как бесполезны твои игры ради одной погибшей девочки. Он не ответил, а Лейниэс не стала настаивать. Уже наверху она, отправив мужа разведать, не передрались ли самые обозлённые, свернулась на постели Кадиса, сунув дочь под бок. Взгляд скользил по нишам, утопленным в леднике: камень лишь прикрывал толщу переливающегося прозеленью водного стекла, таящего за собой смерть. Бесконечные ряды пузырьков и баночек со спящей вереницей пандемий, любовно промаркированных и расставленных в некоем таинственном порядке, ждали своего часа, и молодая кошка не знала, чем именно воспользовался брат на этот раз. Прежде он и не позволял ей идти за собой, а она не требовала показать, полагая, что такое любопытство неуместно. Что ж, сейчас самое время. Кадис, закончив отмывать руки, встряхнулся и с неловкостью, присущей его низкорослости и неправильному скелету, лёг рядом. Перевернувшись на спину и дыша жаром, поглядел на потолок — то же переплетение прозрачного льда, что и в круглой комнате, не настолько чистое, но отчётливо показывающее горящее звёздами небо. — Риас отдала весь свой флот, — прошептал тихо он, когда молчание стало наполняться сонливостью. Лейниэс недоверчиво приподняла ухо. — Мы решили, что сейчас важнее закончить с делом, а игрушками займёмся после. С её кораблями болезнь разойдётся по всем континентам, а после, пять-семь лун спустя, мы разбудим вулканы. И у нас появится ещё какое-то время для спокойной жизни. Люди успеют отстроить города и освоить это их подобие науки, а твоя дочь повзрослеет и, быть может, обзаведётся собственным потомством. А после... увидим. Она не могла и предположить, что станет кусать себя, думая о человеках. Только смотрела в невероятное, близкое и страшное небо, вдыхала полной грудью под сердитое сопение Талас и чувствовала себя совсем крошечной, беспомощной и неспособной ни на что повлиять. Под звёздами приходило спокойствие. И почти замолкала совесть. — Война была бы честнее. Договориться было бы честнее. — Они пляшут на наших костях, — повёл ушами Кадис. В его хвост вцепились детские зубы, и он раскатисто фыркнул. — Иногда стоит смириться и перестать пытаться сражаться с бурей. Закрывай глаза и спи, дитя. Мы проснёмся в новом мире.