***
Всю следующую неделю, до самого дня матча, Чимин исправно посещал каждую тренировку баскетбольной команды. Второму его появлению в спортзале еще разок удивились, но третьему — уже нет, поэтому ему становилось там все более комфортно. На его же огромное удивление, он даже познакомился со всеми игроками в команде, и те порой перекидывались с ним парой слов, когда оказывались рядом, и вместе с Юнги Пак здоровался и прощался со всеми, хотя поначалу боялся, что будет мешать или раздражать своим постоянным присутствием. В его голове все всплывали никогда и никем так и не сказанные слова, вроде «Чего он тут опять забыл?» или «Юнги, какого хрена ты таскаешь вечно с собой этого?». Едва ли раньше к нему относились так плохо, но он всю жизнь был, считай, никем, тенью, которую почти никто не замечал, и как раз поэтому сам он видел очень многое. В том числе и то, как одни издевались над другими. Слышал все эти грязные слова, брошенные в чью-то сторону, и боялся, что однажды они будут обращены к нему самому. Хотя теперь у него был Юнги, который готов был стать его защитой в любой момент. Замечая это в как-нибудь невзначай оброненном слове или, казалось бы, простом движении руки, когда кто-то пробегал мимо, чуть не сбивая их обоих с ног, Чимин чувствовал такую сильную благодарность, что никакое «спасибо» не смогло бы его выразить. И он просто смотрел на него влюбленными глазами, смущенно краснея и улыбаясь. Вообще, хен постоянно заставлял улыбку расцветать на его лице. И в тот день, в день матча, тоже. Увидев Юнги, ждущего в его комнате, Чимин удивился и не сдержался от того, чтобы улыбнуться. — Ой, хен, ты уже здесь? Давно? — спросил он, вытирая на ходу волосы и все равно капая водой на пол. Он только что вышел из душа, не зная, что Мин уже пришел, ведь сам позвал его зайти еще только где-то через двадцать минут. — Мы же не опаздываем, да? — Нет, у нас еще час, плюс-минус, я просто не знал, куда деться, и зашел пораньше, — ответил Юнги спокойно, а в душе весь онемел на грани паники, наблюдая, как Чимин проходит мимо в одном халате, совсем слабо перевязанном на талии ремешком, который грозил распахнуться полностью от малейшего неверного движения. — Тогда хорошо, а то я уж подумал, что совсем вышел из графика, — усмехнулся Пак, краем глаза замечая изменения в выражении лица Юнги, взгляд которого беспокойно блуждал то по его телу, то по всей комнате, словно не зная, на чем надо остановиться, потому что хотелось на том, на чем точно нельзя, по его мнению. — Тогда я сейчас оденусь, высушу голову и можем идти. Юнги сидел на стуле у стола и покручивался на нем от волнения. Он кивнул и промычал «мгм», в конце концов все-таки цепляясь взглядом за тело Чимина, ходящего туда-сюда по комнате и совершенно не стесняющегося, скорее, даже довольного тем, как у Юнги перехватывает дыхание. Особенно когда он подходит совсем близко и тянется через хена за телефоном, лежащим на дальнем конце у стены, а потом остается стоять рядом, чтобы проверить уведомления, пока не снимая с зарядки, упираясь пятой точкой на край стола и как будто совершенно не замечая, как соскользнул халат с ближайшего к Юнги плеча. Тот нервно сглотнул и не смог отвести взгляд, бесстыдно любуясь загорелой кожей, которую так и хотелось узнать на ощупь. «Кажется бархатной», — думает он и тут же ругает себя за такие мысли. Внизу живота уже заметно тянет приятной, но болезненной истомой, и Юнги понимает, что такого быть не должно, а еще то, что окажется на грани потери контроля над собственным телом, если Чимин простоит так рядом хотя бы на минуту дольше. Тихо рассмеявшись сообщению от Хосока, Чимин наконец положил телефон обратно и отошел к шкафу в другом конце комнаты, чтобы достать одежду. Правда, Мин не долго радовался облегчению. Потому что в хорошем настроении у младшего не оказывалось ни стыда, ни совести, и он забывал все нормы приличия, потому что лениво, с тяжелым, как будто усталым, вздохом скинул халат прямо на пол и только сейчас стал выбирать, что ему надеть. «Пак, мать твою, Чимин…» — эхом разнеслось в мыслях Юнги, отскакивая от стенок черепной коробки, в которой не осталось ни одной извилины, пока взгляд намертво завис на, черт возьми, просто идеальных ягодицах этого бесстыдника. А ведь тот чувствовал взгляд хена на себе и напряженную атмосферу, воцарившуюся в комнате. — Чимин-а, — все-таки не выдержал и произнес Юнги чуть охрипшим голосом, — может, уже оденешься, а? — А что, я тебя смущаю? Мы же пока никуда не спешим? — ответил Чимин с абсолютно невинным недоумением, глянув через плечо щенячьими глазками. — Нет, просто как бы ты не заболел, сегодня не плюс тридцать, — его оправдания рассыпались сразу же, как карточный домик. — Ну да, всего-то двадцать пять, — пробурчал Пак специально тихо себе под нос и достал стопку одежды, на самом деле приготовленной на сегодняшний вечер еще вчера. Пока он одевался, Юнги все также наблюдал с выражением страдания и внутренней борьбы на лице, с которыми ничего не мог поделать. И все же с каждым элементом гардероба, оказывавшимся на идеальном, подтянутом теле Чимина, его сердце понемногу возвращалось в свой привычный ритм, хотя мысли уже безвозвратно спутаны и взбаламучены до самой ночи. Он не представлял, как будет играть сегодня, ведь в голове осталось буквально ничего — об игре в баскетбол, и все, что только можно, — об обнаженном теле Пак Чимина. «Хосок, я что, гей?» — написал он другу, когда они уже шли к школе. «Ты меня спрашиваешь?» — недоумевал тот, неловко смеясь по ту сторону экрана. «Я видел сейчас Чимина совсем без одежды». «Понятно. — Хосок был слегка ошарашен такой констатацией фактов и едва сдерживал себя от того, чтобы отправить в ответ одни смеющиеся эмоджи. — И тебе понравилось видеть Чимина совсем без одежды?» Юнги покраснел и смутился настолько, что забыл ответить на вопрос и просто убрал телефон в карман, смотря невидящим взглядом прямо перед собой. Его разум в эти самые минуты оказался поставленным на паузу осознанием того, что ответом на вопрос друга, судя по всему, является «да, очень». Осталось бы только произнести это самому себе и принять правду, и дело с концом. Но он не сделал этого ни сейчас, ни после игры, ни в ближайшие выходные, несмотря на целую кучу времени для раздумий и принятия хоть каких-нибудь решений.***
Первая игра в сезоне всегда была для команды Юнги чем-то вроде раскачки, обычно достаточно простой и без лишних волнений. Но сегодня они минимум три раза были на грани, вплоть до конца матча, отыгрывая очки буквально потом за секунды до окончания тайма. И каждый раз — из-за того, что Мин Юнги пропускал чуть ли не все передачи и просто удивительно часто промахивался, забрасывая мяч в корзину. Особенно обидно было, когда он портил одни из лучших и самых красивых комбинаций. В итоге выиграть-то они выиграли, но в раздевалке после матча Юнги все равно получил пару несильных, дружеских затрещин и замечание тренера. — Да что с тобой не так сегодня, Юнги-я? — негодовал один из нападающих. — Как будто вообще не на поле был, — заметил капитан команды. Юнги только и оставалось, что извиняться и обещать, что такого больше не повториться, хотя оправданий у него совсем не находилось. Он сам не мог понять, какого черта мысли настолько сильно стали влиять на него, ведь такого никогда в жизни не было. Не с баскетболом так точно. — Надеюсь, у тебя ничего серьезного не случилось? — спросил у него тренер, когда все уже расходились. Он отвел парня в сторону и очень серьезно посмотрел на него так, что даже самому Мину начало казаться, что его проблема действительно настолько большая. — Если у тебя личные проблемы, ты можешь обратиться за помощью: к родителям, к школьному психологу или хотя бы ко мне. Сегодня как будто и не ты играл, никогда такого не видел. Надеюсь, что ты со всем разберешься, но, если это продолжится, мне придется реже выпускать тебя на поле, понимаешь? — Да, тренер, извините за сегодня! — одна только мысль о том, чтобы кому-то рассказать о его проблеме, возникшей совершенно неожиданно и не вовремя, заставила Юнги сильно покраснеть. Он извинился с поклоном, не находя в себе силы посмотреть тренеру в глаза. — Честное слово, такого больше не повториться! Не знаю, что нашло на меня сегодня, но все в порядке, на следующем матче я буду стараться лучше. — Хорошо, надеюсь, так и будет. Тренер поверил, успокоившись насчет одного из своих лучших игроков, и отпустил парня, снисходительно улыбнувшись и пожелав удачи. А Юнги только вздохнул с облегчением, как, выйдя из раздевалки, сразу же встретил друзей и получил в лоб: — Юнги-я, какого черта ты так лажал?! — Хосок засмеялся и обнял друга за плечи, сразу же направляя его к выходу. — Но главное, конечно, что выиграли, да? Хотя честное слово, у меня аж булки сжались на последней минуте, когда вы отставали на три очка. Благослови бог вашего капитана, сначала так увел и передал, а потом и трехочковый, просто супер получилось! — Ой, ну все, хватит, — Юнги скинул руку друга со своего плеча и фыркнул, сморщив нос — это было так забавно и мило одновременно, что Чимин, тихо шедший рядом, не сдержал улыбки. — Выиграли и выиграли, следующий матч пройдет лучше. — Уверен? — Чонгук ехидно ухмыльнулся, глядя сначала на Юнги, а потом на Чимина: Хосок уже успел рассказать ему. — Уверен, — пришлось одарить его самым грозным и серьезным взглядом, чтобы прекратить эти намеки на грани прямых вопросов. — Ну уверен так уверен, — тот подмигнул и перекинулся взглядами с Хосоком. Они вышли на улицу. Там их встретила духота вечера после жаркого дня и небо такое, будто кто-то разлил по нему целую тучу банок нежно-оранжевой, с розоватым оттенком краски. Солнце уже скрылось за горизонтом, но его свет все еще превращал небо и облака в нечто нереальное. А тишина, прежде стоявшая на дворе школы и застревавшая в ветвях пышных деревьев, теперь бессовестно тревожилась восторженными громкими голосами школьников, их родителей и друзей, — всех, кто приходил посмотреть игру, а сейчас расходился по домам. — Гроза, что ли, намечается? — задумчиво произнес Чимин, вдыхая тяжелый воздух и смотря на небо в поисках туч. Пока их нигде не было видно, но он знал, как порой мало времени им нужно, чтобы накрыть собой весь город и разразиться дождем. — Да, вроде обещали ночью, — согласился Хосок. — Что, сразу ко мне? — спросил Чонгук, когда они подошли к перекрестку, на котором сейчас можно было свернуть куда угодно, в зависимости от того, куда нужно прийти и как быстро. — Или погуляем? — А может, отметим победу? — Хосок тут же расплылся в широкой улыбке, заговорщицки глядя на друзей. — Да кто нам купит сейчас? — возразил младший, смотря по сторонам. — Как-нибудь в следующий раз, пойдемте через парк и площадь. И они все без возражений свернули направо и пошли вверх по улице. Густые тени на асфальте уже смешивались с приближающимся мраком ночи, хотя до самой темноты было еще часа полтора. Сначала обсуждали игру, затем просто баскетбол, а потом как-то сам по себе разговор, в котором Чимин почти не участвовал, сошел на нет, и в воцарившийся тишине, его мысли стали внезапно настолько громкими, что он не сдержался и произнес их вслух. Тихо и немного смущенно, словно боялся реакции друзей, хотя она заведомо обречена была быть положительной. — Если хотите, я могу попросить сестру купить нам соджу? — Да?! Правда?! — буквально сразу же встрепенулся и обрадовался Хосок, останавливаясь и хватая парня за плечи. — Она сможет прямо сейчас? — Да, я только позвоню ей, она сегодня не занята, — кивнул Чимин, пряча взгляд и улыбку. — Тогда давай! Да, парни? Гу, у тебя ж никого сегодня, почему нет? — Действительно, почему нет, — рассмеялся он соглашаясь. — Эй, кто так резко срывается на алконочевку? — вставил Юнги, делая недовольный вид, хотя сам был только «за». — А ты имеешь что-то против? — спросил Хосок, и все трое одновременно посмотрели на Мина. — Нет. — Тогда не выделывайся и готовь бабки, — Чон цокнул языком. — А ты, Чимин, звони своей сестренке. — Ладно, — усмехнулся тот, не сводя глаз с Юнги. — Пойдемте тогда к моему дому, там рядом и купим. — Да, спасибо, боже, за старших братьев и сестер… — задумчиво произнес Чонгук, вздыхая. «Хоть бы больше никого не звали», — подумал он. Против вечеринок младший Чон никогда не был и против того, что хены его порой спаивают, тоже, но сегодня просто был не готов принимать у себя дома кучу гостей, половину из которых он бы увидел впервые. Да и все-таки вечер сегодня такой сам по себе: для уюта, компании только самых близких друзей, без экстрима и подпорченной мебели с замусоренным домом на утро; для спокойных разговоров под какой-нибудь фильм на фоне и совсем не для громкой, даже оглушающей, музыки. К тому же к городу уже медленно двигались грозовые тучи, вот-вот готовые разразиться ливнем и освещающими все вокруг молниями. Такой вечер и ночь созданы для чего-то чертовски личного и нежного. И человек просто не имеет права их портить и уж тем более упускать.