***
Первым, на что натолкнулся взгляд серых глаз субботним утром, был потолок. Идеально ровный, высокий, с висящей на нем люстрой, украшенной серебром и крупными камнями, отражающими бледные солнечные лучи. Казалось бы, все было отлично, если бы не одно «но». Он был белый. Оглядевшись по сторонам, Драко обнаружил себя в собственной темной комнате, частью которой с каких-то пор стал светлый полоток. Парень был готов поставить все фамильное состояние на то, что подобное изменение интерьера было делом рук Нарциссы, очевидно, все ещё верившей в то, что рано или поздно сын обязательно решит остаться жить в поместье, а белый цвет в спальне должен этому как-то поспособствовать. Пристальный осмотр комнаты помог слизеринцу убедиться, что остальное в его покоях осталось неизменным, то есть чёрным, темно-зелёным, серебристым, и, бесспорно, баснословно дорогим. Мерное биение зачарованных часов привлекло внимание подростка, несколько удивив: время было около девяти часов утра и то, что Драко удалось проспать до этой минуты, а не вскочить на рассвете, вполне могло претендовать на определение «чуда». Прогоняя размышления о том, что мэнор почему-то не вызвал в воспаленном сознании новой порции кошмаров и о том, не наложила ли мать на спальню сонные чары, Драко поднялся с постели, разумно решив, что это утро стоит начать не с бессмысленных теорий, а с объяснения причин своего прибытия матери. Вчера, в пятницу, Малфой был слишком вымотан сначала учебным днем, потом планированием своего «побега», чёртовым Хеллоуинским балом, странным разговором с Грейнджер, и, наконец, аппарацией, чтобы вести светские беседы с матерью. Последняя причина усталости, к слову, казалось, превратила внутренности давно не перемещавшегося в пространстве аристократа в месиво, для полноты картины обрамленное в чувство подступающей тошноты. Сейчас же, утром, от неприятных ощущений не осталось и следа, а потому парень поспешил подняться, на ходу соображая, где в мэноре теперь проводятся завтраки. Эльф, с которым слизеринец случайно встретился в коридоре, с удовольствием проводил «юного хозяина, давно не бывавшего в стенах благородного дома» в столовую, расположенную на втором этаже. Насколько Драко мог помнить, эта комната редко использовалась по назначению, и сервировали в ней стол лишь тогда, когда Нарцисса приглашала близких подруг из круга аристократов в гости. В основном же трапеза всегда проходила на первом этаже, но, учитывая, сколько тот тёмный стол собирал за собой Пожирателей, сколько раз по нему проползала Нагайна и сколько за ним убивали магглов, не было удивительно, что мать решила больше не принимать пищу в этой комнате. Минуя широкими шагами лестничный пролёт и делая несколько поворотов по коридору, Малфой оказался непосредственно перед нужными дверьми. Подавив вздох и приготовившись к допросу с пристрастием, парень толкнул высокие створки, медленно входя внутрь. Глаза ослепило вспышкой яркого света, а зрение, привыкшее к мрачной атмосфере поместья, никак не могло сосредоточиться среди обители чистоты и белизны. В том, что интерьером столовой занималась Нарцисса, не было сомнений. Первым, что привлекло внимание, было большое окно, украшенное витиеватыми узорами и служившее главным источником света, заполнившего все пространство. Далее взгляд уловил стол, выполненный из белого мрамора (любимого материала матери) и по краям отделанный золотым орнаментом в виде нежных цветов и тонких лоз каких-то растений. Достаточно большой, чтобы разместить всех гостей, но не громадный, не отталкивающий своими размерами. Вокруг него располагались высокие кожаные кресла мягкого кремового оттенка с резными ножками из светлого дерева, что непроизвольно напомнило Драко о том, что подобную мебель он имел удовольствие наблюдать в их особняке на окраине Парижа, к которому, как и ко всей Франции, миссис Малфой испытывала особые привязанность и любовь. Глядя на потолок, слизеринец, за все семнадцать лет привыкший ко всяческим проявлениям роскоши, подавил стон восхищения, потому что увиденное можно было назвать лишь произведением искусства, но никак не одной из стен. Кристально-белый, с множеством узорчатых молочного оттенка линий, смыкающихся к центру и образовывающих круг, созданный тысячами виньеток, сплетающихся друг с другом. В самой его сердцевине, возвышаясь точно над серединой стола, круг увенчала огромная многоярусная люстра, выполненная из чистейшего хрусталя, мерцающего в потоках солнечного света осеннего утра, заполнившего собой все пространство. Казалось, она была не просто предметом декора, а воплощением изящества, элегантности и непозволительного богатства. На одной из стен висело несколько картин, обрамленных белым золотом, но изображены на них были вовсе не предки, как можно было бы предположить, а произведения искусства величайших художников всего магического мира. У противоположной стены нашёл свое место миниатюрный белый мраморный комод с тонкими резными ножками, на котором стояла ваза из тончайшего хрусталя с букетом свежих нежно-розовых пионов. О том, где домовики нашли цветы первого ноября, Малфой предпочёл не задумываться. Сделав ещё несколько шагов по бежевому паркету к столу, Драко присел на одно из роскошных кресел, ожидая мать и поворачивая платиновую макушку к окну, задумываясь о том, почему если даже в столовой стоят свежие растения, во дворе поместья может быть такой неухоженный газон, на который волшебник обратил внимание этой ночью. Между тем, в комнату тихими неспешными шагами вошла Нарцисса, с присущей ей грацией присаживаясь напротив сына. За ней следовали несколько эльфов-домовиков с завтраком на серебряных подносах. Когда сервировка была окончена, а пища отлеветирована на стол, прислуга покинула комнату, после чего в столовой воцарилась привычная высшим кругам аристократической знати тишина, нарушаемая лишь стуком приборов о посуду. Не отрываясь от пищи и глядя из-под полуопущенных ресниц на парня, Нарцисса отметила, что его аппетит нисколько не прибавился с лета: молодой человек все так же отдавал предпочтение яблокам и горькому кофе вместо нормальной сытной пищи, из-за чего и был болезненно-худым. Конечно, женщина понимала, что причина заключается не только в этом, но, тем не менее, её беспокоил подобный факт. — Итак, ты прибыл в поместье… — начала миссис Малфой, делая глоток горячего чая и, очевидно, ожидая, что ребёнок продолжит её мысль. — Мне пришло письмо из Министерства Магии, — прямо ответил тот самый «ребёнок». — Кингсли настаивает, чтобы я посетил Азкабан. Серые глаза ловили каждое движение и любую эмоцию карих, но те оставались по-прежнему спокойными, либо очень хорошо скрывающими свои эмоции. От слизеринского принца не утаилось, что теперь, когда мать неплохо восстановилась после всех пережитых потрясений, она вполне могла контролировать себя, осознанно делая движения и жесты. — Полагаю, в этом есть особая необходимость, Драко, — произнесла женщина, отделяя ложкой кусочек пирожного. — Тем не менее, ты в поместье, а не в Азкабане. Твоё разрешение предусматривает это? «У меня вообще нет разрешения, — чуть было не вырвалось у Малфоя, отчего он мысленно мрачно усмехнулся. — Его измельчила своими старушечьими пальцами Макгонагалл прямо на моих глазах.» — Разумеется.***
Быстро шагая по коридору Хогвартса, Гермиона едва не сбила с ног Пенси, неожиданно появившуюся из-за угла. Слизеринка отшатнулась, как от заразы, неразборчиво произнося что-то про «идиотов с Гриффиндора» и «слепоту, позаимствованную у Поттера», пока Грейнджер молча стояла на месте, сохраняя ошарашенное выражение лица. За спиной Паркинсон беззвучно материализовался Блейз. — Какого черта, Грейнджер?! Смотри, куда идёшь! — болото-зелёные глаза девушки сверкнули нескрываемым недовольством, пока шоколадно-карие, скользящие над её затылком, внимательно изучали лицо гриффиндорки. — Я тебя не видела, — миролюбиво произнесла Гермиона, мысленно отвесив себе подзатыльник за то, что совершенно не смотрела, куда шла, размышляя о том, как будет в очередной раз объяснять Гарри и Рону, почему снова покрывала Малфоя. Развернувшись на шпильках туфель — слишком высоких, по мнению гриффиндорки, — брюнетка полукругом обошла стоящую перед ней волшебницу, намереваясь идти туда, куда они с Забини изначально держали курс, однако молодой человек не сдвинулся с места. Мулат продолжал буравить взглядом Гермиону, словно не замечая, что его подруга уже собиралась уйти. Паркинсон обернулась, недоуменно уставившись на однокурсника. — Блейз? Слизеринец никак не отреагировал, а лишь склонил голову набок, снисходительно глядя на ту, с кем не прерывал зрительного контакта, больше походившего на молчаливую дуэль. — Грейнджер, — тихо произнёс парень, не сводя с собеседницы глаз, словно пытаясь прочесть её мысли. — Думаю, у нас есть к тебе пара вопросов, — едва последнее слово сорвалось с его губ, как они исказились в усмешке. Гермиона напряжённо сглотнула. Разумеется, она думала о том, как весь чёртов Слизерин может так упрямо закрывать глаза на пропажу своего ученика. Совсем недавно (а точнее прошлым вечером) девушка всерьёз размышляла, почему «змеи» не интересуются, где же их ненаглядный «принц», ведь исчезновение его яркой платиновой макушки было просто невозможно не заметить. Может, студенты элементарно боялись задавать вопросы? Малфой их запугал? Конечно, он вполне мог бы, но почему-то гриффиндорке казалось, что дело не в этом. В конце концов, если произвести необходимое впечатление на младшекурсников и не составило бы труда, то провернуть тот же трюк со «змеями» постарше вряд ли бы получилось. Да и сам Драко, скорее всего, не стал бы использовать подобные методы воздействия на учащихся восьмого курса или, хотя бы, на своих друзьях. Этот факт особенно интересовал Гермиону: Хорька не было в замке уже шесть дней, неужели им было настолько наплевать?! Ей самой, если честно признаться, с каждым днем становилось все тревожнее и волнительнее за этого напыщенного аристократа, так и ищущего бед на свою светлую голову, в то время как Паркинсон и Забини демонстрировали удивительное хладнокровие, словно тот, с кем они ходили на каждую лекцию последние восемь лет, не пропал без объяснения причин. Он ведь ничего не сказал им, верно? Посвяти волшебник друзей в свой план, у них не было бы желания задать гриффиндорке «пару вопросов». Или они хотят проверить, что ей известно? «Чёртовы слизеринцы! — мысленно выругалась шатенка, чувствуя подступающую острую боль в висках, преследующую её всю неделю. — Вечно у них какие-то секреты, сложные планы, обдуманные на несколько ходов вперёд. Что ни день, то дурацкая шахматная партия! Как они с этим живут?!» — Нужно быть полнейшим идиотом, чтобы не заметить, что в последнее время ты проявляешь особый интерес к Малфою. Не желаешь объясниться? — голос Забини был спокойным, что, без сомнений, давало надежду на благополучное завершение диалога. — Понятия не имею, о чем ты говоришь. — просто ответила гриффиндорка. Драко ведь именно так просил её себя вести, верно? Не давать никому ни малейшего повода думать, что что-то не так. Случайная мысль, что Малфой наверняка бы гордился ей, глядя на то, как она, не краснея, врет его слизеринским друзьям, доставила Гермионе какое-то неправильное, но до жути тщеславное удовольствие. — Мы все прекрасно знаем, что ты отлично меня понимаешь, поэтому я повторю вопрос: откуда тебе известно о местоположении Малфоя? — былое спокойствие Блейза резко дало крупную трещину, являя миру раздраженные нотки в голосе парня. — Ради Мерлина, избавь нас от театрального удивления и рассказа о том, как он сам тебя попросил передать информацию профессорам, — Пенси, до этого успевшая отойти от Гермионы на метр, сделала несколько шагов обратно, стуча каблуками новеньких туфель. — Можешь читать эти глупые сказки своим дружкам, но не нам. Гриффиндорке становилось страшно. Было очевидно, что все заготовленные заранее ответы уже были классифицированы, как ложь, а других правдоподобных объяснений у неё не было. Как назло, коридор был пуст, а потому исчезала последняя надежда, что кто-то избавит её от общества проницательных «змей». — Если вы не верите мне, спросите у него, — подавляя панику, ответила волшебница, идя ва-банк. — Судя по времени, последняя лекция уже закончилась, так что он должен быть в своей спальне. — Грейнджер, не выводи меня из себя. Просто ответь на вопрос и проваливай к себе на этаж, — карие, но теперь, казалось, чёрные, глаза волшебника вспыхнули огнём. — Видимо, вы ещё не поняли: меньше всего на свете меня интересуют перемещения и занятия бывшего Пожирателя Смерти, а потому мне наплевать, где он и что с ним. Я лишь сообщаю профессорам о том, что видела, но не более, так что если вы думаете, что меня хоть сколько-то беспокоит, что Малфой не ходит на уроки, то глубоко ошибаетесь. Мне все равно! — окончив свою пламенную речь, Гермиона показушно фыркнула, как бы подчёркивая, что её никак не тревожит, что студент аппарировал при помощи Тёмной метки, а тот факт, что его нет в Хогвартсе почти неделю, вовсе не мешает ей спать. Осознание того, что она врет даже не слизеринцам, а в первую очередь самой себе, неожиданно ударило «в лоб». — Грейнджер, неужели ты не понимаешь! — истеричный вопль Пенси гулом раздался в ушах, заставляя на секунду зажмуриться и пытаться раствориться прямо посреди коридора. — Драко нет в школе с пятницы, никто его не видел, а сам он не сказал нам ни слова! Мы не знаем ни где он, ни что с ним, может, ему угрожает опасность, потому что у него невероятный врождённый талант искать неприятности, а может, он уже лежит где-то мертвый, пока твоя тупая грязнокровая башка даже не догадывается, что собственноручно обрекает его на смерть. Это ты — героиня войны, подружка Поттера и новый кумир всей чёртовой Британии, твоя жизнь восстанавливается после войны, а на нас, чистокровных, вешают все грехи общества, даже те, в которых мы не виновны, и если с Малфоем что-то случится, то ему никто не поможет, понимаешь, вообще никто, потому что все, как и ты, видят в нем только Пожирателя, которым, да будет тебе известно, он не хотел быть! Гермиона ошарашенно хлопала ресницами, уставившись на Пенси широко распахнутыми глазами, словно не веря в только что услышанное. Никогда прежде ей не приходилось видеть вечно холодную и сдержанную слизеринку такой разбитой, напуганной, отчаявшейся. Сжимая ладошки с аккуратным маникюром в кулаки, Паркинсон продолжала с мольбой во взгляде смотреть на Грейнджер, совершенно не замечая слез, катящихся по бархатной аристократической коже. Случайно, не отдавая себе об этом отчёта, гриффиндорка представила себя на её месте, вспомнив, как переживала, когда ушёл Рон, отказавшись от поиска крестражей с ней и Гарри. Она ведь тоже не могла спокойно есть и спать, не зная, где её друг, здоров ли, жив ли вообще. Неожиданно Гермиона почувствовала укол жалости к Пенси где-то внутри: она, черт возьми, понимала эту высокомерную слизеринку, выглядевшую сейчас абсолютно разбитой. — Где Драко, Грейнджер? — тихо, почти шёпотом, сорвалось с губ слизеринки, пока одинокая слезинка, не удержавшись на точеном подбородке, упала, разбившись о кафельный пол. — Я правда не знаю. Это была не ложь. Гриффиндорка действительно не имела ни малейшего понятия, где сейчас может находиться Драко. Да, она предполагала, что молодой человек, возможно, отправится в Азкабан, но доказательств в защиту её теории по-прежнему не было. Его короткое послание, присланное в понедельник, едва ли могло называться письмом, да и кроме «не переживай» и обещания что-то прислать не несло никакой смысловой нагрузки, а потому рассказывать об этом жалком клочке пергамента было бесполезно. Гермиона тоже не знала где Драко и её тоже сжирало это изнутри. Развернувшись на пятке и едва не сломав шпильку, студентка быстро, чуть ли не бегом, зашагала в противоположную от гриффиндорки сторону, не оборачиваясь и тихо всхлипывая. То, что она ни на сикль не поверила словам собеседницы, было очевидно. — Ты действительно ничего не знаешь? — поднял бровь Блейз, все ещё сбитый с толку. Чему ему больше удивляться: тому, что уравновешенная Пенс не скрывает слез, плача навзрыд, или тому, что у него нет иного пути, кроме как довериться словам презираемой им грязнокровки? Гермиона еле заметно покачала головой, после чего парень, коротко кивнув и бросив что-то вроде «Мы ещё не закончили», поспешил догнать подругу, стремительно преодолевавшую метр за метром пустого коридора, выдавая свое присутствие лишь эхом стука каблуков, будто сотрясавшим пространство. Грейнджер так и осталась стоять на том самом месте, пока в рекреации окончательно не стихло, чувствуя увеличившееся в разы волнение за Драко, и нервы, натянутые в струну.***
Поддавшись уговорам Нарциссы, Малфой решил и второй выходной день провести с ней в поместье. Придя к выводу, что разумнее будет приступить к воплощению задуманного в будни, Драко коротал воскресный вечер, лениво рассевшись на мягком кресле и просматривая папки и журналы с записями отца, некоторые из которых продолжала вести мать. Не отрывая взгляда от «Посетительского учёта Малфой-мэнора», парень тихо перелистывал страницы, периодически воспроизводя в памяти написанное. Люциус вёл эту тетрадь столько, сколько слизеринец себя помнил, непонятно с какой целью записывая каждого, кто приходил к ним в дом. Видимо, этим же занималась и мать, когда её супруга определили в Азкабан, о чем говорила смена почерка на гладких, слегка помятых, страницах. Красивые витиеватые буквы перечислили буквально пару имён за те месяцы, что парень провел в школе, и Драко уже решил было бросить это скучное занятие, когда его взгляд зацепился за неаккуратное: «Лукас Уокер», выведенное явно дрожащей рукой. Волна ярости мгновенно заполнила все существо волшебника. Как чёртов министерский ублюдок только посмел заявиться на их порог после того как лично влил ему в глотку сыворотку правды этим летом? Что ему вообще было нужно? Зло сжав челюсти и схватив тетрадь так, что та едва не порвалась, Малфой резко поднялся и широкими шагами направился к матери, мысленно обещая самому себе, что если этот урод хотя бы пальцем тронул Нарциссу, он вырвет ему, блядь, руку, а потом, когда Лукас будет извиваться на полу, умоляя о пощаде, с ужасом глядя на оторванную, ещё тёплую конечность, и фонтаном хлещущую из открытой раны кровь, Драко запустит Аваду ему в грудь и даже не поморщится. Или, может, перед этим часок-другой испытает на нем свои потрясающие навыки использования Круциатуса? Не зря же его тренировали лучшие Пожиратели, верно? Может, заставить его под Империусом выколоть себе глаза? Тоже неплохой вариант. Пожалуй, Драко подумает об этом позже, но если хоть один волос упал с головы его матери, то министерского червя ждёт неминуемая смерть. Долгая и мучительная. С этой мыслью слизеринец вошёл в одну из гостиных, где спокойно читала какой-то фолиант Нарцисса. Услышав тяжёлые шаги, она подняла голову, непонимающе глядя на разгневанного сына своими большими карими глазами, единственными на всем белом свете, способными успокоить Драко за долю секунды. — Какого черта, мама?! — с этим словами он бросил на журнальный столик, стоящий перед кожаным креслом, папку, раскрытую на той самой странице, где было запечатлено ненавистное слизеринцу имя. — Уокер был в поместье несколько недель назад, а я узнаю об этом только сейчас! Что он хотел? Он угрожал тебе? Скорее ради приличия, чем исходя из необходимости, женщина бросила короткий взгляд на тетрадку, лежащую перед ней и тяжело вздохнула. — Во-первых, не говори со мной в таком тоне, Драко, — спокойно, но строго произнесла миссис Малфой, смотря на сына так, что он, хотя и был почти совершеннолетний и на голову выше её самой, стыдливо опустил белобрысую макушку. — Во-вторых, Мэнор и прилежащие территории несколько раз досматривали авроры и работники Министерства, в числе которых был мистер Уокер. — Зачем? — прозвучало все ещё нервно, но уже немного мягче. — После заключения твоего отца и ещё нескольких Пожирателей они проводили обыск во многих поместьях чистокровных семей. Чем бы ни была продиктована подобная процедура, на её проведение был ордер, лично заверенный Кингсли. — Что именно искали? Где конкретно? — Мне не известен предмет поисков, Драко. Однако, могу сказать, что, вероятно, это что-то ценное, раз из-за распоряжения Министра аврорат досмотрел весь особняк и земли вокруг. Мерлин, они даже перерыли весь мой газон! Какое-то неприятное чувство, возникшее из-за того, что Малфой удовлетворил-таки свое любопытство, выяснив, что же случилось с растительностью матери, поселилось в его душе. Да, он получил ответ, но лучше не стало, зато стало в точности наоборот — хуже. — Уокер заходил в дом? — вопрос был совсем тихий, словно задавший не собирался рвать и метать всего пару минут назад. — Он хотел, но я отказала. Не думаю, что мне стоило говорить с ним: как мы оба знаем, подобные беседы имеют тенденцию плохо заканчиваться. «Пожалуй, «плохо» — это ещё слабо сказано, мам, — мысленно отозвался слизеринец. — Когда ты входишь в кабинет в воодушевленном настроении, а выходишь с послевкусием веритасерума, — это не «плохо», это отвратительно!» Следующие несколько минут в гостиной царила напряжённая тишина, которая, казалось, содрогала пространство и с силой жала на виски, сдавливая головы своими обжигающе-горячими ладонями. Драко судорожно пытался сообразить, что ему делать теперь: если его дом неоднократно обыскивали, значит, подобный досмотр может проводиться ещё не раз, пока что-нибудь все-таки не найдут, а это обязательно случится, учитывая, что ублюдкам вроде Уокера — а именно они и были лицом Министерства Магии — не составит труда подбросить что-то. Сможет ли мать доказать свою невиновность? Хватит ли ей мужества хотя бы возразить грозным служащим аврората? Сообщит ли она, случись что, сыну? Ответ был ясен: нет, а потому Малфой просто не мог вернуться к своему изначальному плану. Все, что ему требовалось ранее — лишь переговорить с отцом и аппарировать в Хогвартс, убеждаясь, что Грейнджер справилась со своей задачей, но и эта до тошноты простая схема внезапно дала крупную трещину. Случайное упоминание о гриффиндорке пронзило пониманием, что молодой человек не знает, выполняет ли она порученное занятие, а Грейнджер, в свою очередь, понятия не имеет, когда её «миссия» подойдёт к своему логическому завершению. Необходимо было как-то связаться с ней, чтобы держать ситуацию под контролем, находясь вне замка, но как? Драко не может долго пробыть в мэноре, так как очередной «обыск» вполне мог начаться в любой момент. Если же он найдёт какое-то пристанище и отправит письмо, то, во-первых, о его местоположении станет известно Грейнджер, что само по себе плохо, и, во-вторых, почту без всяких проблем могут перехватить злоумышленники или, например, Макгонагалл, Кингсли и Уокер. Тогда проблемы будут у всех. Решение этого вопроса ещё не пришло в голову, но другое, не менее важное, уже окончательно закрепилось в ней. — Я остаюсь в мэноре. Темно-карие глаза Нарциссы, все это время безотрывно следившие за тем, как изменяется мимика сына в процессе мыслительной деятельности, оторвались от складки между бровей, залегшей на бледном лбу, и сосредоточились на серо-голубых глазах, в стальном отливе которых читалась непоколебимая уверенность в своих действиях. — Драко, но как же Хогвартс? Ты должен вернуться в школу. «Должен», — Малфой ненавидит это слово. — Мой друг прикроет меня, — спокойно ответил слизеринец, решив не посвящать мать в подробности. Вряд ли она обрадуется, если узнает, что тем самым «другом» является героиня войны собственной персоной, обладательница самой грязной крови и Ордена Мерлина из самого чистого золота. Недоверчивый взгляд оценивающе осмотрел юношу, словно взвешивая его слова. — Как ты свяжешься со своим «другом»? Насколько я понимаю, его могут неправильно понять, если он будет получать письма из особняка, в котором тебя официально нет. Слизеринский принц снова нахмурил брови, молясь милостивому Салазару, чтобы тот послал ему озарение или хоть как-то ответил. И ответ действительно пришёл! — Хотя, пожалуй, у меня есть одна мысль по этому поводу… — задумчиво произнесла аристократка, глядя куда-то вдаль. — Мы можем использовать Volumen Cantata, если ты, конечно, понимаешь, о чем я. Пораженно уставившись на женщину, Драко едва не раскрыл рот от удивления. Конечно, он знал, что дом Блэков всегда славился широкими познаниями в области темной магии, а особенно древней, но то, что его мать тоже переняла эти сведения, искренне удивило его, причём даже больше, чем когда она использовала «Руку Лжеца» перед его посвящением в Пожиратели. Так и не найдя слов для ответа, парень просто кивнул, в миллионный раз убеждаясь, что Нарцисса Малфой определённо была одной из умнейших женщин. — Сообщи другу, что скоро пришлёшь ему кое-что, Драко, — поднявшись со своего места, сказала волшебница. — Я же найду необходимые книги.***
Полностью абстрагировавшись от вечного шума, заполнившего Большой зал, но, тем не менее, кинув грозный взгляд на младшекурсников, громко переговаривающихся и хохочущих над лишь им понятными шутками, Гермиона уткнулась в свою тарелку, стараясь не замечать, что за весь ужин ни Гарри, ни Рон не сказали ей ни единого слова. После неприятной встречи с Забини и Паркинсон сегодня в обед у девушки совершенно не осталось сил даже для того, чтобы просто идти, не говоря уж о том, чтобы в очередной раз придумывать более-менее вменяемое извинение, поэтому она банально легла спать, надеясь, что к пробуждению проблемы разрешается сами собой. Увы, этого не произошло. — Гермиона, — неожиданно нарушил молчание Рон, из-за чего гриффиндорке сначала показалось, что друг обращается вовсе не к ней. — Я, конечно, очень хочу есть, но глядя на то, как на тебя пялятся эти, — парень кивнул в сторону слизеринского стола, где девушку без зазрения совести буравили взглядом те, кого она едва не сбила сегодня в коридоре, — у меня напрочь пропадает аппетит. — Что им от тебя нужно? — вмешался Гарри, очевидно, тоже заметивший, что темно-зелёные и шоколадные глаза с соседнего факультета чуть ли не прожигают дыру в спине его сокурсницы. «Ничего». «Всё в порядке». «Вам показалось». Пухлые покусанные губы уже разомкнулись, готовясь произвести на свет стотысячную лишь за сегодняшний день ложь, когда над высоким потолком неожиданно пролетала большая белая сова — «та самая», как отметила про себя Грейнджер — и, преодолевая зал взмахами мощных крыльев, опустилась к столу Гриффиндора, сбрасывая прямо в руки Гермионе несколько пергаментов, свернутых в трубу и перевязанных зелёной шелковой лентой. Студенты мгновенно затихли, обращая свои взгляды на «виновницу торжества», тупо уставившуюся на бумагу в её ладонях. — Ты не собираешься посмотреть, что там написано? — вкрадчиво поинтересовалась Джинни, с любопытством рассматривая подарок подруги. — Нет, — настолько хладнокровно, насколько это было возможно, ответила волшебница. — Думаю, бумага может подождать, пока я закончу ужин. — Гермиона? — не сдавался Поттер. — Ты же ничего не скрываешь от нас, верно? — Конечно, Гарри! — натянуто рассмеявшись, произнесла девушка, озираясь по сторонам и понимая, что весь чёртов зал следит за развитием диалога. — Тогда открой пергаменты, — настаивал Уизли, хмуря брови, спрятанные под рыжей чёлкой. — Может, ты что-то недоговариваешь, а, Грейнджер? — раздался насмешливый голос за спиной гриффиндорки, обладателем которого оказался какой-то слизеринец. — Неужели у «золотого трио» появились секреты? — Тебя это вообще никак не касает… Прежде, чем Гермиона договорила, Пенси выхватила из её рук бумагу, разворачивая и удивлённо рассматривая содержимое. Проклиная себя за неосмотрительность, друзей за дурацкие вопросы, Паркинсон за тихие шаги и ловкие руки и, наконец, Малфоя за беды всего человечества, включая ее собственные, умнейшая-ведьма-своего-поколения прикусила губу так, что и не заметила, как из ранки выступили солёные капельки крови. Мысленно неоднократно чертыхнувшись, волшебница приготовилась услышать приговор и публичное разоблачение, но вместо этого… — Что за черт, грязнокровка?! — лихорадочно перебирая присланные указанной персоне листы и поворачивая их под самыми разными углами, возмутилась слизеринка. — Что там, Пенс? — лениво отозвался из-за стола Блейз. — Пусто! — до сих пор не веря своим глазам, растерянно произнесла девушка. — Пусто, как на счету Уизли в Гринготтсе! — казалось, её негодованию не было предела. — Если ты закончила, верни Гермионе её посылку, Паркинсон! — отчеканила Джинни, угрожающе сверкнув глазами. — О, ради Мерлина! — тонкая ухоженная рука с негромким хлопком бросила бумаги на место. — Не думай, что мне доставляет удовольствие пачкать руки!***
Три чёртовых дня. Три чёртовых дня Драко провел в состоянии нервного напряжения, пытаясь найти решение для возникших проблем, снова просыпаясь на рассвете и приступая к занятиям, глядя на которые Нарциссе оставалось лишь охать и качать головой. Женщина прекрасно помнила, как Уокер подставил её сына, выставив предателем не только в глазах общественности, но и родного отца, а потому, увидев его на своём пороге в середине октября, предпочла оставить его визит в тайне, в первую очередь — от Драко. Однако, очевидно, волшебнице так и не удалось справиться со своей задачей, раз сын все же обнаружил в документации — Мерлин, зачем он вообще туда полез! — гостевой учёт. Именно с этого момента слизеринец, всегда находящийся настороже, на все сто процентов перешёл в состояние полной боевой готовности. Утро понедельника в Малфой-мэноре началось с того, что Драко «от» и «до» перерыл все документы и архивы в кабинете отца, заклинаниями проверил на наличие тайников стены, не найдя в них ничего, кроме мешка с сотней галлеонов за каменной кладкой за шкафом и едва не перевернул вверх дном весь кабинет Люциуса. Издалека слыша формулы самых разнообразных чар, леди Малфой все больше и больше убеждалась, что хотя повернуть помещение на триста шестьдесят градусов невозможно — по крайней мере, всегда было невозможно, — если Драко захочет, он вполне сможет это сделать, обманув законы физики, потому что усердию, с которым он чуть ли не разбирал по кирпичикам кабинет отца, можно было только позавидовать. Весь день вторника был целиком и полностью посвящён поиску чего-то неизвестного, но, несомненно, опасного в остальных комнатах поместья. Конечно, слизеринец понимал, что ему не хватит ни времени, ни терпения, ни сил, чтобы проверить каждую стенку особняка, но он не терял надежды, проверяя сначала одну гостиную, затем другую, после — третью… Следуя той же логике, ближе к вечеру своей очереди дождались и столовые мэнора, куда эльфы наотрез отказались пускать «молодого хозяина», однако тот, пребывая вне себя от злости, что не нашёл ничего в других помещениях, заявил, что «собственными руками вышвырнет их из имения к чёртовой матери», если те не дадут ему дорогу сию же секунду. Рассудив, что «уважаемый господин Драко не шутит, а всерьёз намеревается выгнать их из благородного дома или — упаси Мерлин! — даже подарить одежду!», слуги повиновались, боясь потерять любимую работу, а потому пропустили Малфоя в столовые, а затем и в кухни, где он, применив сотню заклинаний и полностью вымотавшись, убедился, что в обители пищи чего-то невероятно ценного для Министерства нет. В среду утром, прежде, чем сын приступил к занятиям, которые Нарцисса считала едва ли более полезными и целесообразными, чем содержание гиппогрифа в качестве домашнего животного, она оставила юноше письмо, призывая заглянуть в северную гостинную, чтобы волшебница могла сообщить ему что-то очень важное, касаемо нужного заклинания. Когда взгляд серых глаз натолкнулся на строчки, гласившие, что чары, необходимые для связи с Грейнджер, наконец найдены (мать, в отличие от него, эти дни тратила на действительно важную и продуктивную деятельность), Драко решил, что спорить в данной ситуации не только бесполезно, но и глупо, и поспешил встретиться с Нарциссой, на ходу размышляя, что принесёт ему загадочное и несомненно тёмное, Volumen Cantata.***
Привычная тишина библиотеки лишь изредка нарушалась шелестом переворачиваемых страниц, треском свеч и тихими шагами то уходивших, то наоборот, только приступавших к занятиям, студентов. Потратив добрые полчаса на поиск необходимой книги и найдя её в Запретной секции (авторитет героини войны все-таки пригодился), Гермиона сосредоточила все свое внимание на тексте старого фолианта, а все из-за чего? Исключительно из-за того, что пергаменты, присланные неизвестным отправителем, имя которого Грейнджер знала наверняка, были перевязаны зелёной лентой, на внутренней стороне которой было выведено аккуратное «Volumen Cantata». К своему стыду, гриффиндорка отметила, что эти два слова не говорят ей абсолютно ни о чем. Единственное, что она поняла — это «что-то» написано на латыни, и на этом все! Ведя пальцем по бледным, уже выцветшим строчкам, карие глаза искали среди множества похожих словосочетаний то самое, необходимое, и, наконец, нашли. Облегчённо выдохнув, волшебница полностью погрузилась в чтение, боясь хоть что-то упустить. «Volumen Cantata — (от лат. «зачарованный свиток») древняя магия связи, изобретенная в Угарите — городе-государстве, основанном племенами амореев на Восточном Средиземноморье, уничтоженном в результате мощного землетрясения в 1185 году до нашей эры и невосстановленном до настоящего времени. Из-за природных катаклизмов Угарита полная информация о заклинании и его истории была утеряна, однако, некоторые данные удалось сохранить. Cantata, то есть свиток, использовался для сохранения связи между волшебниками, когда те находились далеко друг от друга. Примечательно, что пергаменты идут в двойном экземпляре, и написанное на них видно только тем, кому они принадлежат. Для подтверждения своего права пользования свитком следует произнести: «Diraque volumen cantata» (от лат. «открой зачарованный свиток») и принести в жертву десять капель крови того, чьей собственностью является пергамент. По этой причине заклинание относится к Запрещённым и классифицируется как Тёмное. Современное магическое сообщество не использует Volumen Cantata, сведения о нем остались лишь в редких копиях старых фолиантов…» Захлопнув книгу, Гермиона попыталась успокоиться и усвоить прочитанное. Итак, Малфой прислал ей зачарованные свитки. Зачем? Хотелось надеяться, что им руководило лишь стремление контролировать ситуацию, а не угроза жизни. Однако, о том, как гриффиндорка будет их использовать, он, вероятно, не подумал, потому что даже Орден Мерлина не давал никакого права применять Запрещённую магию, хотя слизеринец, очевидно, ждал от девушки именно этого. «Великая Моргана, и как я только ввязалась в эту авантюру? — задавалась вопросом волшебница, поднимая глаза к небу. — Почему из всего Хогвартса Хорёк решил обратиться именно ко мне? Где он вообще?!» Бездумно глядя куда-то между строк на страницах фолианта, девушка в который раз погрузилась в пучину самоанализа и прочих размышлений. Как бы ни было сложно это признавать, она действительно переживала за Малфоя. Мерлин, слишком переживала! Конечно, друзья ничего не заметили, но отражение в зеркале упрямо показывало Гермионе по утрам лицо, становившееся все бледнее и бледнее с каждым днем, и тёмные круги под глазами, которые, будем честны, ни капли не прибавляли девушке шарма. Грейнджер все чаще отвлекалась на лекциях, думая о том, что слизеринец, возможно, никогда больше не окажется ни на одной из них только потому, что ей однажды не хватило духу его остановить. Кроме того, теперь, когда Пенси и Блейз смотрели на неё с подозрением, явно виня во внезапной пропаже друга, моральных сил терпеть жизнь в неведении становилось все меньше. Использовать свитки и связаться с Драко? Да, можно. Только захочет ли он её слышать? Рискнет ли она сама использовать Тёмное заклинание, чтобы попросту убедиться, что волшебник в порядке? «Нет, я не смогу». Горько, но честно. Мерлин, что может заставить Гермиону Грейнджер поступить не так, как от неё ожидают, нарушить правила? Конечно, ей много раз приходилось идти в обход школьному уставу, но тогда с ней были Гарри и Рон, да и их цели всегда были благими. Сейчас же мальчишек рядом не было, зато присутствовал Драко, о мотивах которого оставалось только догадываться. — Ох, мадам Пинс, благодарю, что уделили мне время! — где-то за стеллажами послышался приглушенный голос директора Макгонагалл. — Ещё раз прошу прощения, что так поздно. Осмотревшись по сторонам, умнейшая-ведьма-своего-поколения неожиданно обнаружила, что все студенты уже покинули библиотеку. Догадка, что размышляя, девушка не замечала ничего вокруг, в том числе и объявления о закрытии, была ошеломляющей. Очевидно, Ирма и Минерва всерьёз полагали, что находятся в помещении одни. Первой мыслью Грейнджер было демонстративно кашлянуть и, извинившись за задержку, уйти, дабы не становиться невольным свидетелем чужого разговора и девушка действительно хотела так и поступить, если бы не одно «но». Она прекрасно помнила слова Драко, считавшего, что профессор не выпускает его из замка по каким-то личным причинам, раз уж даже готова «забыть» про закон, а потому Гермиона просто не могла уйти, имея шанс выяснить, что же скрывает директор. — Что вы, профессор Макгонагалл, проходите! — судя по звуку, библиотекарь предложила гостье присесть, отодвинув скрипнувший стул. — Ирма, у меня к Вам вопрос профессионального характера: скажите, в нашей библиотеке есть сведения о свойствах телесных магических символов? — Прошу прощения? — Меток, мадам Пинс. В Хогвартсе есть какая-то литература о принципе работе меток, в том числе и меток Тёмного Лорда? Библиотекарь пораженно ахнула, и Гермиона была готова поспорить на «Историю Хогвартса», что тёмные брови женщины мгновенно взлетели вверх. — Годрик милостивый! — немного придя в себя, Пинс продолжила. — В общем доступе, разумеется, нет, а вот в Запретной секции может найтись несколько пособий, но, сразу хочу сказать, что их довольно мало. «Директор знает, как аппарировал Драко? — догадка заставила девушку ужаснуться. — Этого не может быть! Мы абсолютно точно находились в башне одни, все посторонние развлекались на балу.» — Благодарю, мадам Пинс, — тон Минервы недвусмысленно давал понять, что та собирается уходить. — Профессор Макгонагалл? — очевидно, женщина остановилась, раз Ирма выдержала паузу. — Могу я задать вопрос? — Конечно. — Что-то не так, да? Вы интересуетесь данной темой не из простого любопытства, верно? — Мадам Пинс, если я отвечу на Ваш вопрос, можете ли вы обещать мне, что наш разговор не покинет стен этой комнаты? — Да, конечно. Минерва вздохнула. «Сейчас все решится. Три. Два. Один.» — Дело в том, Ирма, что из Азкабана сбежало несколько Пожирателей Смерти. Есть вероятность, что Черная метка вновь активирована.