Пластинка

      Почти всех ребят из «Песен» Макс любил: и Пиэлсишника, и Крис, и их Нази мудрую, очаровательную Софу… Потому на каждую репетицию спешил, чтобы всех увидеть, чтобы с каждым обняться, хотя бы парочкой слов обмолвиться. Его Кристина и Сережа в гримерной встречают, и девочка с каре Анисимова обнимает сразу маленькими своими ручонками. Максим ее с легкостью подхватывает и кружит — знает, что ей это нравится. Знает, что-то между ними с каждым днем все больше меняется, но его Крис всегда будет любить кружиться в объятиях. — Ну все, пусти, — улыбается она, и Максим ее бережно на землю опускает. — Хочешь, поэкспериментирую немного с твоим образом, чтобы точно знать, что завтра все будет огонь? — Давай, — легко соглашается он. — Отлично. Только подожди немного, я утюжок возьму, — говорит Кошелева.       Когда девчушка из комнаты выходит, Трущев многозначительно хмыкает и, вальяжно сев на стул, с усмешкой беззлобной на Максима глядит: — Теперь официально встречаетесь? — Чего? — округляет глаза Макс. — Ну ты даешь, Пиэлсишник! С чего такие выводы? — Видел бы ты, дружище, как она на тебя смотрит. — говорит Сережа задумчиво. — Да и ты другой какой-то стал. — Какой «другой»? — не понимает Анисимов. — Не знаю, Макс, не знаю. Не такой, как раньше. Анисимов с досадой морщится: — Серег, я ни с кем не встречаюсь. Такое правило, помнишь? Пиэлсишник фыркает и отмахивается, но взгляд у него мягкий, понимающий. Макс знает, что слова его не пустоту сотрясают. Не поощряет его мотивы друг, но с оценкой своей не лезет. Вскоре Кошелева с утюжком возвращается. Кладет его бережно на стол и к Трущеву, что рядом совсем расселся, лицом поворачивается: — Сереж, не выручишь? — чокер ему протягивает. — Застегнуть бы. — Не вопрос, мартышка, — отвечает он весело. — Сейчас. — Я могу помочь! Услышав голос Родиона, Макс мгновенно меняется в лице. Вот он, самим чертом посланный, в дверях стоит. Так Кошелевой улыбается, будто продавец-консультан­т, желающий впарить глупенькой девочке «плазму» подороже. Сама учтивость, сама услужливость. — Спасибо большое, — мягко отвечает Кристина. — Но я уже попросила… Трущев не теряется, ловко чокер застегивает на тонкой шее. На улыбку и «спасибо» Крис подмигивает, отвечает: «Не за что, monkey!» и на Максима быстрый взгляд бросает. Тот хмурится и глаза закатывает, молча посылая своему другу раздражительно-зрительные сигналы-радиоволны. — Ладно, пойду я, — Толочкин плечами пожимает. — Моя очередь. — Давай, Родя, — любезно говорит ему Трущев. — Не болей. Он молчаливо наблюдает, как Крис волосы Свободе в порядок приводит, изредка пару-тройку шуток отпуская, чтобы разрядить обстановку. Мужчина лучше этих двоих понимает происходящее. Видит, как Максим, смеясь, руки Кристины ловит, как та сосредоточенно пряди светлые перебирает, а сама нет-нет да посмотрит в зеркало, в котором они с Анисимовым отражаются. Крепко о чем-то задумалась девочка с каре, мысли ее не здесь блуждают вовсе; она на смех Свободы улыбкой рассеянной отвечает, а сама — серьезная-серьезная. Едва заметным электрическим трением ее чувства проносятся, никого из присутствующих не задевая, жизнь никому не усложняя. Когда девчушка уходит, вновь принимается за допрос с пристрастием: — Это что было? — Ты о чем? — Макс все под чайника косит, зараза такая. — Ты бы хоть рот закрыл, — советует Трущев. — Дьявольский скрежет твоих зубов заглушал все остальные звуки, бро. — И ничего я такого не делал, — огрызается Анисимов. — Да? — переспрашивает Сережа. — Тогда скажи, чего ты прицепился к Толочкину? — Хренолочкину, — язвит Максим и останавливается, увидев откровенное удивление на лице друга. Тут же приходит осознание полной степени идиотизма, что он только что обронил. — Проехали.       Кристина к своему выходу готовится со всей ответственностью. Для нее нет разницы, репетиция ли ей предстоит или настоящий концерт, девочка с каре привыкла выкладываться по полной, за что команда ее даже уважает. Вот и сейчас она стоит за кулисами, наблюдая за выступлением Родиона. Завидев ее, гнев Макса куда-то испаряется. Кошелева действует на него самым благоприятным образом, непокорную ярость его успокаивая. — Он такой молодец, — вдруг говорит она, и Максим снова закипает до пальцев, сжатых в кулак. — Позер, как по мне. Кристина головой качает: — Несправедливо. — Еще как справедливо! — фыркает Анисимов. — Строит из себя понять бы что, да еще возле тебя постоянно трется, будто его кто-то просил… Кристина на него оборачивается, недоверчиво в лицо его всматривается, после чего деликатно интересуется: — Макс, ты ревнуешь? — Вот еще, — ворчит он. — К Толочкину? Я тебя умоляю! А сам нервно ее реакции ждет. В глаза удивленные погружается и все больше путается в шерстяном клубке собственных сомнений. Выпутаться надо бы, а не хочется — теплые нити удерживают на месте. И понадеяться бы на исконно русское "авось", но понимает, что это не тот выход, которым следует воспользоваться. Девочка с каре смеется. Прядь длинную, на лицо ему упавшую, за ухо заправляет и невесомо касается губами виска. — Ревнуешь, — довольно заключает она и, как ни в чем не бывало, отстраняется, уходя на сцену на смену Родиону.