Пластинка

      «Все не то, все не так, все неправильно», — думает Кристина, когда с того самого вечера Макс начал ее откровенно сторониться       Не звонит, не пишет. На репетициях Серёжей, как щитом, прикрывается, а во время совместных концертов притворяется, что все в порядке. Этого Кристина никогда не понимала: как можно делать вид, что совсем ничего не случилось, когда его взгляд по ней скользит будто бы невзначай, бегло и равнодушно, когда руки его, такие теплые, такие родные больше ее не касаются. На ее попытки заговорить, Максим неловко отшучивается, а после — и вовсе исчезает, засыпая, по всей видимости, среди своих огромных ледников. Кристина все его понять хочет, не может, а потому — с ума от тревоги сходит. Напряженные нервы в один день с оглушительным хрустом разрываются. Она сама к нему в номер входит, не напрягается даже. Максим, стоя напротив, замирает, руки на груди складывает. Молча принимает оборонительную сторону. — Что происходит? — спрашивает она, переступая через долгие, никому не нужные сейчас вступления. — А что-то происходит? — отвечает он вопросом на вопрос. — Между нами? — да. Объясни мне, пожалуйста, Макс, я запуталась совершенно. — Все как обычно, Крис, — говорит он, — Ничего не изменилось. Молчит. Смотрит в глаза. — И ничего не изменится, — добавляет тихо. Его уверенность ей почему-то агрессивной кажется, по лицу проходится звонкой пощечиной. Кристина теряется. Улыбается с горечью: — А говорил, что любишь меня. — Влюбленность — не более. Врешь, врешь, врешь. — И скажи, чего ты ожидала? Того, что мы начнем встречаться? Будем как те тупые парочки из фильмов: целоваться в метро, держаться за руки, вместе состаримся и «умрем в один день»? — на языке желчь, она почти ощущает ее у себя во рту. — Я не такой, Крис, не эталон, не образец, не идеал. И уж совершенно точно Я, — усмехается, — не сделаю тебя счастливой. Кристина его слушает и понимает вдруг, как ошибалась. Ведь ей казалось, что они говорили об одном и том же, на одном, им понятным только языке. Но принц, как бывает только в очень грустных сказках, подорвался на мине собственной глупости, а принцессу — не полюбили. Кристина слушает и не справляется с управлением; слишком поздно сдавать по тормозам, падения не избежать. Максим замечает, как ее взгляд меняется — замерзая, становится отчужденным. Что-то с тихим треском гаснет, выключается, и Кристина будто бы покидает комнату сейчас, в эту минуту, хотя на деле же еще пару минут вглядывается глаза-море напротив. Она не останется. Не сейчас, не теперь. Анисимов это знает. Знает наверняка Она кусает губы. Кусает, потому что разревется сейчас совсем уж по-девчачьи. Девочке с каре с этой болью не справиться, а боль эта — тупая, ноющая, изнуряющая. Боль наружу просится, не помещается внутри, рвет душу и тело на составляющие, но Кристина не выпускает зверя из клетки, не может, не в силах подобрать ключик к волшебной дверце. И тут она вспомнила: Булгаков, Маргарита. «Она долго плакала, а потом стала злая» Злая. Да, очень злая. А у Кристины и злости-то нет никакой, одна только усталость вперемешку с болью. С болью. Больно. Боль эта неимоверная. Она расправляет плечи, выпрямляясь почти искусственно, на Максима смотрит и говорит: — Я, наверное, пойду, — на вдохе разворачивается. Максим сейчас только шаги быстрые слышит, не видит, как поникшей тенью выскальзывает за дверь. Тогда понимает — он один.       Пусть так, пусть поплачется. На плече у своих подружек — всяко разно утешение сейчас. Потом, может быть, спустя годы поймет — он поступил правильно. Может, возненавидит, конечно, но в какой-то момент, стоя на краю очередного обрыва, обернется. Передумает, сделает шаг назад. Обернется и останется жива. Потом, естественно, влюбится в какого-нибудь хорошего паренька. Он с первых слов очарует маму, подружится с братом. Возможно, он тоже будет играть в шахматы и они проведут интересный матч. Этот парень… Будет точно знать, чего хочет от жизни: Кристинку в белом платье, подержанный внедорожник, чтобы красоваться перед друзьями, небольшая квартирка в кредит и домик за городом… Он совершенно точно не будет курить в ее присутствии, заглядываться на других девушек, пить дешевое пиво на выходных. Он будет смотреть на нее, как на святыню. Не причин ни боли, ни вреда Вот она — основа основ. Вот она — ложь во благо. Величайшее заблуждение, постоянное оправдание. Нееет… Нет. Он улыбается. Она слишком сильная, слишком гордая. Он улыбается и понимает, что с ней — такой искренней и такой любящей — очень сложно. Слишком сложно. Лучше бы она его ударила, честно. Она не заплачет.