Это чёртово сердце

Зайдя за кулисы, где пока ещё было темно и безлюдно, Джек никак не ожидал встретить там кого-то из коллег. Он даже не сразу заметил Томаса, принявшись проходиться вдоль стульев в поисках собственной сумки. На одном из этих стульев и сидел Миллиган. Темноволосый и с посеревшим от гнева лицом, он слился с полумраком, царящим в комнате. Он был в полурасстёгнутом чёрном фраке, вычищенном и выглаженном к сегодняшнему выступлению. Его левую руку облегала шёлковая перчатка. Вторая такая же была сжата в пальцах. А вот на правой руке ничего не было — Том снял правую перчатку специально чтобы встретить Джека. Харкнесс Миллигана заметил только тогда, когда приблизился к очередному стулу. Певец тут же выпрямился и улыбнулся приветливо, собираясь поздороваться. Но не успел. Тонкая фигура Тома резко вытянулась. Он соскользнул со стула и именно правой рукой, со всей силы дал Джеку пощёчину. Джек отшатнулся и охнул. При ударе рука Миллигана была развернута костяшками к лицу певца, отчего пощёчина получилась невероятно твёрдой и болезненной. Джек и сказать ничего не успел, как прежде тихий и смирный Том начал медленно приближаться к нему. Дыхание у пианиста сбилось, он еле сдерживал ярость. — Том, ты чего? — Джек попятился к стене, не желая ввязываться в драку с младшим товарищем. — Я? Я «чего»?! — прежде бархатный голос Томаса сорвался. — Что ты с мальчиком сделал?! Отвечай, иначе сегодня на сцену своими ногами не выйдешь! Почему Джон после одного вечера с тобой ни с кем говорить не хочет?! Что с ним, чёртов ты…! — последнее слово Том проглотил, лишь на миг вспомнив о манерах. — Мерзкий паршивец! — Подожди! Стой, давай поговорим! — Поговорим? Ага… Только если мне не понравится твой ответ, я тебе шею сверну, идёт? — Как скажешь, — выдохнул Джек. — Что с Джоном случилось? Я сам не видел, он, кажется, от меня бегает. — Он, после вечера с тобой, ни о чём не говорит, ходит печальный, по углам жмётся, словно тень. Джек, он ведь не обычный парень, он… — Том осёкся и помотал головой. — Джон Боуман. — Ты знаешь? — Миллиган вновь подался вперёд. — Он мне сам рассказал, а что насчёт тебя? — О… У меня всё тривиальнее! Я был его фанатом. Так что не обессудь, но голову я тебе за него откручу. Что ты сделал в тот вечер? Говори. — Я? Да я… Я, как бы… Его немного… Если можно так сказать… Внезапно Джек понял, как лживо и неправильно будет звучать верный ответ. «Я его поцеловал». Какая глупость! С чего бы Джону так волноваться лишь оттого, что Джек его поцеловал? Поцеловал! Всего-то! Весь тот вечер Харкнесс как мог удерживал свои слова и действия. Он отключил обычную привычку к тому, чтобы заигрывать, старался быть галантным и обходительным, и всё же совершенно невинным, платоническим жестом, он смог задеть столь чистое и хрупкое создание! Ну кто же знал, чем обернётся обыкновенный поцелуй? — Джек, я слушаю, — напомнил Том. — Ты же решишь, что я вру. — А ты не ври. — Легко сказать… В общем-то, я Джона поцеловал. За кулисами повисло молчание. Взгляд Тома замер на лице Джека. Миллиган прищурился, словно стараясь считать каждую эмоцию оппонента. Слегка наклонил голову, всё внимательнее всматриваясь в чужие глаза. Харкнесс выглядел виноватым. Он замялся и повёл плечами, ожидая, когда Том ответит хоть что-нибудь. Может, было бы и хорошо, если бы Миллиган его ещё пару раз ударил. По крайней мере, Джек бы не чувствовал той вины, что внезапно навалилась на него сейчас. — Ты поцеловал Джона, — снизив тон до полушёпота, повторил Миллиган. Несколько секунд он просто обдумывал услышанное. — Джона? В смысле ты «Джона поцеловал»? — Мы были на том благотворительном вечере, на который ты отказался идти, ну и… Вышли на веранду. Он сказал мне, что знает что-то о парне, который этот вечер устраивал. Сказал, что говорит это «как другу» или вроде того, а я вдруг решил, что не хочу быть его другом. Том, послушай, я ведь не хотел его обижать! Честное слово! Я не понимаю, почему он так боится тех, кто оказывается слишком близко к нему. — А он не понимает, почему ты спишь со всеми в радиусе пары миль от тебя, и? Людям свойственно не понимать друг друга, но то, что ты не понимаешь чужих границ, не даёт тебе право их перейти. Он просил тебя поцеловать его? — Скорее даже наоборот. — Он намекал на что-то? — И в шутку — нет. — Так зачем ты к нему полез? — Потому что… — «Потому что» что, Джек? Потому что с Джоном Боуманом ты ещё не спал? Потому что ты считаешь, что любой скажет тебе «да»? Видишь ли, некоторые будут тебе отказывать, с этим надо смириться. Не настаивать на своём, а оставить их в покое. Быть друзьями. Как мы с Мартой… Она любит другого, но я же к ней целоваться не лезу. Что тебя заставило так уверенно приставать к… Да Бог мой, будем называть вещи своими именами! Джон ещё мальчик! — Да. — И? — И я люблю его. Джек вдруг глуповато улыбнулся. Он почувствовал себя неожиданно приятно, словно признался в любви к Джону не Тому, а самому себе. Миллиган же смотрел на него недоверчиво. Он сделал пару шагов назад и покачал головой. В его тёмных глазах искру гнева сменила глубокая печаль. — А он тебя? — Я не знаю, — ответил Джек, пытаясь уверить в этом и себя. — Об этом мы с ним не говорили. Он отказал, когда я предложил ему своё тело, но не сердце, Том. У распахнутой двери в закулисье вздрогнула и шевельнулась тоненькая тень. Джек и Том не заметили бы этого, если бы не наличие музыкального слуха у них обоих. Они синхронно обернулись, стараясь различить очередной тёмный силуэт в густом сумраке неосвещённой залы. У двери, едва перешагнув линию порога, бледным призраком стоял Джон. Он был в знакомой Джеку чёрной накидке, которая и помогла ему оставаться незамеченным на протяжении некоторого времени. Джон жался к стене, испуганно и в некотором неверии смотря на Харкнесса, а Джек вновь вспомнил про то, что ходит Джон совершенно бесшумно, и нельзя точно знать, что он успел услышать. Смит нерешительно сошёл с места. Сложил руки вместе, оставив их безвольно висеть перед собой. Он казался виноватым, и с этой виной приблизился к Тому и Харкнессу столь осторожно, будто его вот-вот должны были прогнать. Но те были закономерно доброжелательны. Джек едва удерживался от того, чтобы заключить юношу в объятия, а Том лишь улыбнулся тепло. Джона они боялись спугнуть. — Том? — полушёпотом позвал Смит. — Да? — Прости меня, я совершенно точно не хотел тебя пугать. — Всё в порядке, не волнуйся. — Да, спасибо, — Джон коротко улыбнулся. — И Джек… В каждом движении Смита вновь чувствовалась отточенность и лёгкость. Он плавно развернулся к Харкнессу и, приподнявшись на носочках, потянулся к нему, лишь мельком поцеловав. На большее он не решился, тут же опомнившись. Джон хотел уже отстраниться и снова убежать, но в этот раз Джек удержал его, обвил руками за плечи, прижимая к себе. Ещё пару мгновений Смит рвался в сторону, пытаясь освободиться, а потом вдруг успокоился и ослаб, уткнувшись лицом Харкнессу чуть пониже ключицы. Он замер не потому, что боялся или не мог выбраться, а потому, что ему было тепло. Джон был благодарен, что Джек не отпустил его. У Смита дрожали плечи. — Потрясающе, — прошептал Джек, пусто уставившись в темноту перед собой, и даже не думая ослаблять объятий. — Сердце, Джек, — тихо напомнил Джон. — Если речь идёт про сердце, то я готов согласиться на всё. Потому что… Я сбежал в тот вечер именно из-за того, что думал, будто тебе на самом деле не нужен. — Как глупо звучит. — Глупо, да, — согласился Смит. — Но ты на меня не злись, ладно? — Милый, ну как же я теперь смогу на тебя злиться? Едва удержавшись от того, чтобы вновь тепло рассмеяться, Джек поднял взгляд. Перед ним всё так же стоял Том. Том, отчего-то, не улыбался.