Это чёртово сердце

Кажется, Джон успокаивался. Тревога, удушливо охватившая его некоторое время назад, теперь смиренно отступала. Его не волновала боль от ушибов на плече, колене и под рёбрами. Да и факт того, что сейчас Смит находился в чужом доме, отчего-то очень мало беспокоил… Видимо оттого, что дом был не такой уж и чужой. И хотя в жилище Харкнесса Джон оказался лишь во второй раз, он вполне отчётливо осознал, что здесь, с Джеком, ему гораздо лучше, чем у себя дома, в абсолютном одиночестве. По пути на второй этаж Харкнесс обнимал его правой рукой за плечи и что-то размеренно говорил. Его мягкий, бархатный голос вился тихим шелестом у Смита прямо в голове, но он всё равно плохо понимал, о чём речь, изредка кивая или тихо отнекиваясь. Джон сконцентрировал всё своё внимание на том, чтобы не расплакаться вновь. Он следил за дыханием и всеми силами старался отвлечься, чтобы не сорваться на самую болезненную и противную для него эмоцию — жалость к себе. Во внешний мир его будто выкинуло только в тот момент, когда Смит внезапно понял, что они с Джеком остановились в центре холла на втором этаже. И Джек молчал. Он медленно осматривал поочерёдно две двери: дверь своей спальни, и гостевой. Смит отвлёкся, поднял взгляд на его лицо и внезапно понял, чем именно так озадачен Харкнесс. — Как тебе угодно, — прошептал Джон, лишь слегка покраснев. Для Джека эти слова были истинным снисхождением. Конечно, он раздумывал, стоит ли пригласить Смита спать вместе. И с одной стороны, его сознание как всегда стращалось перспективы мнимого очернения непорочной святыни в лице Джона, а с другой… Все нормальные взрослые пары ночуют в одной постели без зазрения совести! Чего уж говорить о прочих чертах разделения ложа. Хотя, этой темы Харкнесс касаться ещё не решался, вопреки собственным привычкам и репутации. При первом физическом контакте Джон довольно лихо его осёк, отчего Джеку теперь и сон рядом казался плотским перебором. Но вот он, Джон, очевидно догадавшийся, по какой причине Харкнесс уже добрую минуту рассматривает двери в собственном доме, отдал ситуацию в его власть. Впервые в жизни Джеку от дозволенности выбора сделалось не по себе. А вдруг Смит на самом деле против? Напряжённо вдохнув, Джек крепче сжал пальцы на плече Джона. Незначительный, однодневный выбор, поставленный перед ним, буквально разрывал Харкнесса на две части. Джеку хотелось держать Смита как можно ближе, но в то же время он чувствовал, что обязан дать тому время и место для успокоения. — Я постелю тебе в гостевой? — Джек хотел сказать это утвердительно, но вышел всё равно вопрос. — Почему в гостевой? Голос Джона прозвучал довольно холодно. Так обычно спрашивают дети о том, что не касается их, но вызывает неживой интерес. Харкнесса от его тона слегка пробрало, он не знал, что ответить, а ответить что-то было нужно… Нужно в срочном порядке. — Потому что… Потому что я должен так сделать. — Почему должен? — неумолимо продолжил Джон, осторожно коснувшись пальцами руки Джека, покоящейся на его плече. — Не хочу тебя беспокоить сейчас. — Почему не хочешь? — Я не знаю, — сдался Джек. — Хороший ответ. Так, ты не хочешь меня беспокоить, — принялся за рассуждения Джон. — А хочешь ты чего? — Для тебя больно глупый вопрос, — Харкнесс попытался усмехнуться. — Ну так? — Я хочу точно знать, что с тобой всё будет в порядке, — размеренно, с плавными паузами между словами проговорил Джек. — И как это желание связано с твоим решением? — Косвенно? — предположил Харкнесс. — Или, может, ты хочешь…? — Хочу! — на удивление пылко ответил Джон, и тут же стушевался, опустив глаза. — Очень-очень хочу, если честно, остаться с тобой. Харкнесс вздрогнул. По лицу Джона скользнул его взгляд, полный трепетного неверия. Решение за него, в этот раз, принял Смит, и это решение было неизмеримо восхитительным! В свете последних событий, правда, Джек всё равно тревожился, что с Джоном что-то не так. Возможно, его слова были не столь хорошо взвешены, как всё сказанное днями ранее. Но перспектива того, что Смит будет рядом, а значит — в безопасности, не радовать просто не могла. В несколько приподнявшемся настроении Джек метнулся к нужной двери и, распахнув её, кивнул Джону, чтобы тот вошёл. Смит прошёл вперёд неуверенно, словно он мог вот-вот передумать, но, всё же, и слова поперёк происходящему не сказал. Честно говоря, он в жизни ни с кем постель не делил. Заснуть рядом с другим человеком было для него самым настоящим абсурдом. Харкнесс же, едва пропустив юношу, проследовал за ним, но дверь вновь прикрывать за собой не стал, мысленно отыскав для этого парочку-другую веских причин. Комната у Джека в обстановке ничем не отличалась от остального дома. Было так же чисто и словно даже пусто. На стуле не висело ни одной забытой рубашки. Стол забит не был, на нём находились только те вещи, которым положено находиться на столе. Кровать была в самом центре комнаты, а по правую сторону от неё находился шкаф с высоким зеркалом. Джон отчего-то почувствовал себя неуютно. Если в первый визит он мог сравнить дом Джека с дорогим отелем, то теперь, при виде совершенно минималистической спальни, Смита отчего-то пробрал царящий здесь дух игнорируемого одиночества… Да, пожалуй, Джек был одинок. Его дни уже несколько лет наполнялись весёлыми, но пустыми встречами с людьми, которые не задерживались в его жизни дольше, чем на неделю. Это чувствовалось только при близком контакте, но внезапно и так остро, что Харкнесса всерьёз становилось жаль. А он, может, и сам не знал об этом… Смит не шуточно ощущал теперь одиночество в каждом движении Джека, в каждом взгляде, и видел пустые попытки привести себя и свою жизнь в порядок среди аккуратно уложенных вещей и идеально подобранной мебели. Покопавшись немного в своём шкафу, Джек развернулся к Смиту лицом и бросил ему прямо в руки одну из своих футболок. Домой к Джону они не заезжали, поэтому у него не было сменной одежды, чтобы спать. Он поймал футболку и несколько растерянно глянул на Джека. Тот неловко улыбнулся и пожал плечами. Кажется, обстановка между ними становилась проще и гораздо теплее с каждой минутой. Джон уже не выглядел таким расстроенным, как тогда, когда они только приехали к Харкнессу домой. — Переоденься, можешь тут прямо. Не спать же тебе в брюках, верно? — попытался отшутиться Джек. — Я выйду, — пробубнил Джон, развернувшись к двери. — А какая разница? — опешил Джек. — Тут ты переоденешься, не тут… — При тебе не хочу. — Эй, мы встречаемся! Да и ладно уж, неужели ты в общих гримёрках никогда не бывал? — Бывал… — И? — Уже переодетый, — договорил Джон. — Не-не-не, — запротестовал Джек. — Я ж не требую хлеба и зрелищ, просто пойми одну непреложною истину: рано или поздно без рубашки я тебя увижу. — Джек! — возмущённо воскликнул Смит, собираясь уже начать нравоучительную лекцию, но быстро вспомнив, с кем он разговаривает. — Ладно, переоденусь тут, но! Но! — Слушаю? — Отвернись, будь добр. Джон мотнул головой, чтобы проследить, выполнит ли Харкнесс его просьбу, но от картины, представшей его глазам, смущению и шоку Смита не было предела. Джек отвернулся, да, но отвернулся весьма удачно — лицом к зеркалу. Голубые, бесхитростные и абсолютно чистые глаза Харкнесса смотрели на Смита через отражение. Джон глубоко вдохнул, пытаясь не принимать происходящее близко к сердцу. По лёгкости натуры своей Харкнесс совершенно не щадил мораль юного избранника. А тот терпеливо указал Джеку на стену, и в этот раз выкрутиться уже было нельзя. Сделав пару шагов вправо, Харкнесс разочарованно уставился на собственные обои. Что-то возмущённо пробурчав, Джон тоже отвернулся к противоположной стене и, положив футболку на край стола, принялся стягивать толстовку через голову. Он тихо фыркнул, отплёвываясь от ниточки, висящей на капюшоне. Всё опять пошло не так, как нужно, и руки Смита запутались в рукавах. Именно в этот момент Джек, услышав его пыхтение, не выдержал и обернулся. Джон изгибался, стараясь выпрямить руки и снять уже порядком надоевшую толстовку, и Харкнесс завис, наблюдая за каждым его движением. Он видел только не в меру худую спину, с проступающей линией позвоночника и едва-заметной россыпью веснушек. Веснушки, кажется, покрывали всё тело Смита, не иначе… — Тебе помочь? — неуверенно ляпнул Харкнесс и тут же зажал рот ладонью, резко отвернувшись к стене. — Ты что, смотришь?! — послышался возмущённый голос, стихший за плотной тканью толстовки. — Отвернись, Джек! Я же попросил! — Я не смотрю, — торопливо выпалил Джек. Он вновь оглянулся на Смита, но на этот раз задерживать на нём взгляд не стал. Джек надул щёки, мерно выдыхая набранный в лёгкие воздух, и раздосадовано хлопнул ладонью по стене. Смит на противоположном конце комнаты все так же тихо возился, теперь уже расстёгивая брюки. Джек мог различить это только по тому, как звякнула застёжка ремня. Время для него потекло чуть медленнее и скучнее от осознания того, что у Харкнесса за спиной раздевается мечта и объект воздыханий его нежного возраста, а также нынешний любовник, а ему даже обернуться нельзя. Вместо своего обычно решительного и дерзкого поведения, Джек просто стоял и краснел, уставившись в стену. Это было не дело, конечно же, поэтому Джек смог успокоиться только тогда, когда возня за его спиной притихла. Ещё некоторое время Джон придирчиво осматривал собственную фигуру, не до конца понимая, нормально ли это — ходить перед Джеком без брюк, в одной только футболке. Видно, знание того, что нормальные взрослые люди ещё и не такое делают взяло верх, и Джон таки успокоился. — Спасибо, Джек, можешь смотреть, — наконец заявил Смит. Ждать себя Харкнесс не заставил. Отвернуться от стены для него было большим облегчением… Так он считал сначала, но стало, в итоге, только хуже. Он замер, расстроенно уставившись на Джона. В голубых глазах Харкнесса в этот момент собралась растерянность всего мира. Смит в его светло-серой футболке выглядел просто отлично, но… Но слишком отлично. Джек прикусил язык, перед Джоном стыдясь за то, о чём сейчас думал. Параллельно к основной нити мыслей его так же тревожили и следы на недавно разбитых при Джеке же коленках, а также множественные синяки на худых ногах и предплечьях Смита. Но учтивое беспокойство не отменяло того факта, что Джек был Джеком, и думал в основном о том, о чём думать ему было характерно. — М-да, — протянул Харкнесс, медленно отходя в сторону двери. — Что-то не так? — встревожился Джон. — Нет-нет, всё отлично, милый, располагайся, а мне очень срочно нужно в душ. — Джек, ты точно в порядке? — Лучше не бывает! С этими словами Харкнесс пулей вылетел из комнаты. Джон растерянно проследил за ним взглядом, совершенно не понимая, что только что произошло. Оставшись в абсолютном одиночестве, он прошёл в глубь комнаты и осторожно сел на краешек кровати. Его взор скользнул по комнате и замер на фотографии, стоящей на столе. Запечатлён был темноволосый, слегка кудрявый юноша лет пятнадцати. Его тёмные глаза, казалось, разом охватывали всё пространство вокруг себя. Смит невольно улыбнулся. Стало быть, у Джека был кто-то, с кем Харкнесс был не одинок? Кто-то, кто мог прийти на помощь в трудной ситуации или просто выслушать. А почему Джек ни разу не говорил об этом? В комнату Харкнесс вернулся только спустя четверть часа. Он застал Джона у своего стола. Тот пристально вглядывался в фото юноши, обрамлённое тёмной деревянной рамкой с золотистой каймой. Джек замер, пусто уставившись Смиту в спину. Что тот уже мог успеть подумать? Вряд ли что-то конструктивное… Но все сомнения отступили, когда Джон обернулся на него. На лице мальчика была самая ласковая улыбка из всех, которые Джек когда-либо видел. — Кто это? — с живым интересом полюбопытствовал Смит. — Это единственное фото, которое есть у тебя в доме, больше я не видел. — Да, это… — Джек неловко повёл плечами. — Мой младший брат. — У вас, видно, большая разница в возрасте. — Четыре года. — Да? — изумился Джон. — Он выглядит очень маленьким. — Эта старая фотография… Мы, знаешь ли, довольно давно виделись. — Почему? Он, кажется, довольно милый. Ему сейчас, получается, девятнадцать? Я был бы рад с ним познакомиться! — Не уверен, что это хорошая идея. — Брось, я хорошо схожусь с людьми, мы точно поладим. — Не в тебе дело, милый, — с каждым словом Джек терялся всё больше. — А в чём тогда? — У нас небольшая размолвочка… — Насколько небольшая? — насторожился Джон. — Настолько, что он уехал в Америку, лишь бы держаться от меня подальше. — О, — Смит опустил взгляд. — Прости, я не знал. Мы не будем говорить об этом, если не хочешь. — Не хочу, честно. — Хорошо. Вернее, плохо. Это плохо, но ладно. Несколько настороженно изогнув бровь, Джек тихо усмехнулся. Он приблизился к Джону плавными шагами, стараясь копировать его бесшумную походку, и вдруг резко подался вперёд. Схватил Смита за талию, с лёгкостью оторвав его ноги от пола. Джон в один миг побледнел и растерянно вскрикнул, испуганно вцепившись Джеку в предплечья. А тот рассмеялся, прижав Смита к себе и крепко обняв. Хандра ему откровенно надоела, хотелось в своём стиле подурачиться, поэтому он направился к постели. Джон в его руках вился и трепыхался, чередуя напряжённое сопение, возмущённые возгласы и тихие смешки. — Давай поговорим о твоей… Твоей карьере, Джон, — пропыхтел Джек, повалившись вместе с мальчиком на постель. — А что с моей карьерой? — на одном выдохе прошептал Смит. — Ничего, просто ты — самый изящный и гибкий балерун современности, моешь в театре полы. — Изящно мою в театре полы, — смешливо поправил его Джон. — Да-да, это так, но… По мне, это дико нечестно. — И что ты предлагаешь? — Устроить тебя, ну… В массовку хотя бы. — Это неосуществимо. Для балета я слабоват. Я же мужчина, всё-таки… — Ты мальчик, Джон. — Это ты так говоришь, имея со мной разницу в пять лет? — Смит саркастично изогнул бровь. — Кто у нас балетный постановщик в данный период? — чужую колкость Джек проигнорировал, прижав голову Смита к своей груди и принявшись бережно поглаживать пушистые, растрёпанные волосы. — Мисс Аделаида Брук. — Вы с ней знакомы? — Знакомы настолько, насколько могут быть знакомы профессиональная балерина и постановщица почтенного возраста с восемнадцатилетним уборщиком. — То есть? — уточнил Джек. — То есть никак, — объяснил Джон. — Это хорошо, у неё не будет предвзятого отношения. Давай попросим её на тебя посмотреть, я поручусь… — Даже не думай, Джек, — Смит нахмурился. — Будет выглядеть так, будто ты за меня ходатайствуешь. Это ужасно. Если и пробовать, то пробовать по-честному. — Тогда узнай, как с ней встретиться. Разучи что-нибудь… Что-нибудь грандиозное! Как ты делал шесть лет назад. — Ну, не знаю, — Смит разомлел, немного повозившись и устроившись так, чтобы отдалённо слышать биение сердца Джека. Оно стучало размеренно и глухо, но настолько завораживающе, что у мальчика пропало всякое желание спорить. — Я занимаюсь дома каждый день, но щадяще. Растяжка у меня в порядке, я помню все позиции и па, но нагрузку… Нагрузку я, знаешь ли, могу не выдержать. Это тяжело, два-три часа сряду танцевать. Люди моего телосложения в балете не приветствуются. Вряд ли я подниму больше собственного веса. — Это не так критично, как тебе кажется. — Это очень критично, — возразил Джон. — Вацлав Нижинский тоже физической подготовкой не блистал. — Вацлав Нижинский был гением! — вспыхнул Джон. — Как будто ты не гений, — фыркнул Джек. — Ромео двенадцатилетний. Джон замолк. Он, казалось, даже перестал дышать на некоторое время. Слова Харкнесса для него были совершенно невероятным и внезапным заявлением. Он задумался, ушёл в себя, стараясь рассудить, как бы ему лучше встретиться с мисс Брук. Проблемы минувшего дня утекли за двенадцатую отметку часов над дверью, унеся за собой и тревоги. В комнате повисла спокойная и уже окончательная тишина.