Это чёртово сердце

Джон задыхался. Он бежал по коридору так быстро, как мог, не обращая внимания на замечания и оклики. Взгляд его метался в панике по номеркам, отмечающим двери. У тридцать восьмой Смит резко остановился и, пытаясь отдышаться, припал к ней ладонями и лбом. Веки его слегка опустились, но в груди лишь нарастало беспокойство. Что он ожидал увидеть там? Джон был бы рад сказать, что слабую улыбку и утешающий смех. На самом же деле, в прежде позитивном танцовщике бушевала невиданная прежде тревога. Смит уже знал, что ничего не будет в порядке, что он, войдя внутрь, скорее всего расплачется, что впервые в жизни ненавидит кого-то с силой, на периферии сознания вызывающей жажду чужой смерти. И радость… Джон испытывал радость. Ему было стыдно за это, но тот факт, что исчез источник всего яда в его жизни, не мог проскользнуть мимо внимания Смита. Левая рука Джона соскользнула на дверную ручку. Мальчик вздохнул и, набравшись смелости, вошёл в комнату. Он замер на пороге сперва, но, ещё не успев оценить обстановку внутри больничной палаты, прикрыл за собой дверь, отрезая путь шуму, проникающему снаружи. Внутри были Харкнесс и Лейк, а ещё… О, Боже. Том. Бедный Том! Лёжа по струнке на больничной койке, он тусклым взглядом всматривался в лицо Джека. Губы Миллигана еле заметно приоткрывались и вновь смыкались, выпуская наружу лишь тихий шёпот. Том замолк сразу, как Джон закрыл дверь, и тут же в палате повисла абсолютная тишина. Казалось, взгляды присутствующих обратились на Смита синхронно, в один момент. Тот сперва неловко замялся, но затем не выдержал. Сорвался с места, бросился вперёд. Он хотел обнять Тома, просить прощения, совершенно не зная, за что, но вместо этого неловко споткнулся и упал на колени сбоку от больничной постели. Миллиган тут же вскинулся и сразу вновь опустился на кровать, болезненно зашипев. В голове ныло невыносимо, и боль эта смешалась с жалостью к испугу друга, друга юного, мальчика ещё… А подниматься с пола тот не торопился. Вместо этого выпрямился и положил руки на край койки, надулся слезливо, но плакать не начинал — сдерживался. — Томас, — всхлипнул Смит, и тут же уткнулся лицом в матрас. Плечи его задрожали. — Я так испугался! — Ой, да брось, — губы Миллигана растянулись в долгожданной слабой улыбке. — Никто ж не умер. Ну отдохну от вас денёк-другой, дурака поваляю. С кем не бывает? — Это из-за меня, — слова прозвучали так, словно Джон действительно каялся, что вызвало у всех лишь новую печаль и растерянность. Джексон неловко кашлянул. — Не припомню, чтобы ты меня в яму толкал, — ухмыльнулся Миллиган. — Перестань давай! Я делал всё по собственному желанию, знал, на что иду, так что последствия не стоят столь бурных эмоций. Но да, можешь погрустить немного. Чисто чтобы потешить моё самомнение. Да? — Да, — Джон поднял лицо и потёр глаза рукавом. Руки Джека легли мальчику на плечи. Едва тот поднялся, Харкнесс притянул его к себе и бережно обнял. В его руках Джон успокоился стремительно, и теперь смотрел на Томаса лишь с сожалением и искренней печалью, но уже без порывов вины. Он считал, конечно, что этого бы не произошло, будь он тише, но ведь Томас был прав — Джон точно не хотел этого. В своей дерзкой борьбе он преследовал лишь благие цели, и вот хоть немного положительный итог был достигнут. Гарольд исчез. За ним отправили полицию, которая разыскивала Саксона уже добрых три часа. И пока безрезультатно. — О, кстати, — Томас слегка повернул голову так, чтобы охватывать взглядом сразу всех присутствующих. — Хоть кто-нибудь подумал, что вы будете делать? — В смысле? — опешил Джексон. — Из театра пропал единственный дирижёр, — напомнил Миллиган. — И пианист, — вторил Смит. — Ну, пианист я, допустим, не единственный. В оркестре каждый второй на фортепиано играть умеет. — Не так, как ты. — Джон вздохнул. — Это разумеется. И всё же? Хоть кто-нибудь подумал, что с театром… Будет? Оркестр у нас один. Сдвинем график — прощай доход. Не будет дохода — не миновать… — Сноса театра, — полушёпотом закончил Смит. — Я позаботился об этом, Том. — Да ну? Джон, без обид, но ты… Как бы… Последний, кому это под силу. — Ты же говорил, что ты мой фанат. Губы мальчика растянулись в несколько самодовольной улыбке. Всё внимание присутствующих вновь обратилось на него. Смит встрепенулся и, жестом показав подождать немного, полез в карман курточки. Он достал телефон, принялся искать там что-то и, в итоге, с гордостью продемонстрировал совершенно незнакомый всем присутствующим номер. От непонимания спасло лишь одно: контакт был подписан как «Мистер Ноубл». Все молча переглянулись. Джон стоял неподвижно и лучился уверенностью и гордостью, ждал вопросов, но их, отчего-то, не было. Уилфреда Ноубла в театре знали даже те, кто его не застал. То был полноправный владелец здания и учредитель всей работы театра. Вот только, он не появлялся на горизонте столь давно, что начали ходить неутешительные слухи, позже принятые за негласную истину. Ноубл, как-никак, был довольно стар. Наличие у Смита столь важного и неожиданного номера, мягко говоря, повергало в шок. Сразу возникла целая куча пробелов в его и без того непонятной истории. Джек неловко прокашлялся и словно бы растерянно погладил Джона по плечу. Тот сразу выключил телефон и убрал его назад в карман. В ответ на первую волну недоумения он лишь пожал плечами. Его связь с Уилфредом Ноублом уже давно стала туманной и забытой, но в сложившейся ситуации Смит просто не знал, к кому ещё можно было обратиться. — Дорогуша, может объяснишь, что происходит? — растерянно предложил Джек. — Ничего особенного, поверь. Мистер Ноубл часто навещал театр, пока я не вышел из строя. Он очень добрый, знаете ли. С ним приятно. Жаль, я давно его не видел. Он не дирижёр, конечно, и даже не пианист, но такого славного управляющего во всём мире не сыщешь. Пара месяцев и всё будет как никогда чудесно. — Ты действительно веришь в это? Славный он или нет, ни одному человеку не удастся до конца исправить то, что Саксон натворил. — Дело дрянное, — буркнул Джексон. — Но и уныние лучше не сделает! Все вздрогнули. Последнюю фразу не произносил никто из присутствующих. Голос, приглушённый выбеленными стенами, донёсся из коридора. Спустя секунду, потраченную на осознание, губы Джона растянулись в лёгкой улыбке. Смит лучше прочих знал, о ком шла речь, и был уверен: Ноубл — не просто человек, он хороший человек, а это многое значит. С лёгким отношением к любой беде он горы мог свернуть, даже в своём почтительном возрасте. И хотя многие, лично знакомые с Уилфредом, считали его настоящим психом или даже идиотом, Ноубл подвёл своё дело лишь раз, когда решил оставить театр. — Его не впустят, о нём не предупреждали, — заметил Джексон. — Идите, я тут полежу. — Томас тихо рассмеялся. — Но мы к тебе пришли, — возразил Джек. — У вас ещё уйма времени до того, как меня выпишут. Идите. Джек в ответ только кивнул с некоторым почтением и, придерживая Смита за плечо, повёл его к двери, но уже у самого порога заметил, что Джексон остался стоять на месте. Лишь одного короткого взгляда хватило на то, чтобы заметить растерянную улыбку на лице Лейка. Он не собирался уходить. И вопросы были излишни. На самом деле, Джексон и Том были крайне мало знакомы. Первый редко покидал рубку, второй без повода не выходил из оркестровой ямы. Они работали в совершенно разных условиях, на буквально противоположных местах. Но Лейк имел достаточно большое сердце, чтобы чувствовать, сколь важен для происходящего его незнакомый коллега. Вероятно, поэтому он и вызвался ехать сюда, совершенно не представляя, кого ему предстоит навестить. И было предельно ясно: Лейк останется здесь, пока это возможно. Джон не стал оборачиваться, чтобы понять это, он просто увидел странный блеск в глазах Харкнесса и, приоткрыв дверь, полушёпотом произнёс: — Я тебе потом расскажу, как мы познакомились. Забавная история. — Не сомневаюсь. Они вышли в коридор не сказав более ни слова. Обсуждать решение Джексона было бы не резонно, в конце концов оно было верным. К тому же, Лейка происходящее точно никак не касалось. Он не был ввязан в эту откровенно странную историю и даже не понимал, по сути, что происходит. Так что из больничной палаты вышли только Джек и Смит. А снаружи их ждал милый невысокий старичок с круглыми голубыми глазами. Немного неопрятный, но от этого визуально добрый и уютный. Он неуверенно улыбнулся сперва, а затем помахал Джону рукой. — Джон, мальчик мой, какой ты славный стал! Джек прежде не видел Смита настолько счастливым. Юноша в один момент просиял, словно забыв обо всех печалях, что долгие годы преследовали его. А Уилфред подошёл ближе, протянув Харкнессу руку для пожатия. Джек ответил, но несколько растерянно. Он впервые видел того, о ком молва не смолкала с момента создания театра. Было видно, что сам Уилфред не меньше польщён знакомством. — Джек Харкнесс. — Уилфред Мотт. — О, я знаю, мистер… Что? — опешил Джек. — Уилфред Мотт. — Простите? — краем глаза Харкнесс заметил, что Джон хихикает. — А, Вы тоже, что ли, думали, что я… — Что Вы Ноубл. — О, нет! Как можно так просто воспринимать актёрские фамилии после знакомства с этим юношей? — Уилфред указал на Джона. — Так это Ваш псевдоним? — Ну разумеется! Это фамилия моего зятя. — Погодите, а как давно Вы с Джоном знакомы? — А Вы сообразительный, — рассмеялся Мотт. — Я встретился с ним на первом поступлении. Он собирался домой. Очень-очень грустный. А маленький грустный танцовщик, это, знаете… — Такое зрелище. — Да-да, сердце разрывается. — Драма жизни. — Аж плакать тянет! — Может хватит? — фыркнул Джон. — Мистер Мотт спросил, в чём дело, и я рассказал, что меня не приняли из-за распространённой фамилии. Но я был ещё очень мал, чтобы знать, что половина студентов театрального отдела свои настоящие фамилии не носят. Мистер Мотт рассказал мне об этом. — И пожалел лишь единожды! Кстати об этом. Куда делся Саксон? — Он сбежал, — отчеканил Джон. — Его найдут, — возразил Джек. — Но сейчас совершенно некому управлять театром! Он хотя бы держал всё в рамках стабильности, а в данный момент нашей прежней работы буквально не существует. За ней некому следить! Мы все подумали, что Вы могли бы вернуться… Уилфред вновь улыбнулся и покачал головой. Губы Смита печально скривились, а глаза наполнились странным блеском. Джек же продемонстрировал лишь растерянность. Он сам не дорожил театром, но после немого отказа что-то болезненно заныло и в его груди. — Юноша, поймите, я для такого слишком стар. Сейчас уже не та система, я не справлюсь с управлением. — Да когда Вы не справлялись?! — Джон, мне будет трудно заниматься этим. Станет только хуже, поверь. Это плохая новость. — А есть хорошая? — встрепенулся Джон. — Ну разумеется, я же сказал: нельзя просто смотреть, как ты грустишь. Совесть есть начинает! — Мотт взмахнул левой рукой, указав на стоящую поодаль девушку. — Это мисс Донна Ноубл, новый управляющий и… И моя внучка. Донна их не замечала. Она была занята разговором с одним из врачей и, кажется, пыталась с ним флиртовать. Джек не мог оторвать от неё изумлённого взгляда или хотя бы закрыть рот. А вот Джон мгновенно пришёл в себя. Он и сам не знал, почему, но теперь ему казалось, что всё обязательно будет хорошо.