Представь нас вместе

— Ты прям светишься, — радуясь за девушку, заключает Октавия. — В семейной жизни тишь да гладь? — Угум, — кивает блондинка, поедая салат за обедом. — Что-то смутно верится, — настороженно оповещает подругу Блейк. — Думаю, Финн смирился, наконец, с моей работой, точнее, что я все же буду работать, а не сидеть дома. И успокоился, — и Кларк не врет. Два дня: вечер и сегодняшнее утро – тому доказательство. Коллинз был образцово показательным мужем и отцом: забрал ребенка из детского сада, они втроем поужинали, пусть ни о чем и не говорили, а затем блондинка спокойно смогла сделать график дежурств врачей в кабинете супруга, пока отец и дочь развлекались в гостиной. Один хоть и смотрел телевизор, но приглядывал за играющей в куклы дочерью. С утра все спокойно позавтракали, и Финн без протестов отвез Элизабет в детское учреждение. Только спросил у Кларк, почему лейкопластырь появился с другой стороны шеи. Та опять приврала о загноении прыща, и супруг посоветовал обратиться к специалисту. Ну, позаботился как бы. Так что для блондинки хоть это и малость, но она ценит и обожает такого Финна. Забота же не только на деле, но и на словах бывает, и это очень даже приятно. — Все равно странно, не думаешь? То вел себя так, а теперь изменился. — Нет, О, все хорошо, — улыбается Гриффин, не замечая никаких подвохов. Она рада такому отношению. Это намного лучше, чем было раньше. — Тогда, может быть, на выходные с нами? Кларк отрицательно покачивает головой. — Мама приезжает на этих выходных продать дом. Мы с Лиззи побудем с ней, — и даже если это было бы не так, голубоглазая все равно бы отказалась, ибо не хотела портить идиллию, которая воцарила в их доме, и не хотела опять на себя навлекать гнев мужа. — Эбби? Да это здорово! Передавай ей привет. — Конечно. В таком спокойном режиме проходит и вся неделя. Кларк занимается интерном, который неплохо уже справляется с обходом, но до операций заведующая пока не готова его допускать. Нет, она не боится, что Эйден опять напортачит, просто каждый должен помнить, что за все есть свое наказание. И она допустит, но недельки через три. Операции: плановые, экстренные – все в обычном режиме, но когда блондинка остается наедине с собой, под гнетущую тишину понимает, как скучает по доктору Вудс и по сексу, по их встречам, разговорам, времяпрепровождению. Чего-то как будто не хватает в ее жизни, хотя все хорошо, и ей не на что жаловаться. Даже Найла пропала и Элизабет не жалуется на Ванессу. Иногда кажется, что в сердце кардиолога образовалась некая дыра или пустота, которую трудно чем-то заполнить. К слову, Гриффин и раньше не понимала, какие у них были отношения с гинекологом, когда они проводили время вместе. Коллеги по дружбе? Друзья? Но та сама шла на контакт. А теперь все усугубилось в сто крат. Нет, они не друзья и даже не любовники. Есть ли какая-то золотая середина между или сквозь этих понятий? И если бы Лекса хотела, то она сама бы пошла на общение, но ее словно след простыл. Даже в клинике девушки больше не пересекаются. Правда, это все слегка терзает белокурую головку в свободные часы от работы, дочери и семейной жизни. В остальное время ей некогда об этом и думать. А стоит ли вообще? Все хорошо, и стоит ли портить это? Ведь Гриффин этого и добивалась: спокойной и размеренной семейной жизни с привилегией на право работать, без ссор и скандалов, без вранья, измен и всего прочего, что могло подпортить ей жизнь. Чего-то не хватает, как приключений на свою пятую точку, но у нее есть Элизабет, и с этим девушка должна была покончить уже как три года назад. Вот оно, то самое время, когда все остановилось и замерло в ее жизни. Мы просим этого, а потом отказываемся, не ценя, понимая, что не хотели этого. За прошедшую неделю муж к жене так и не притрагивался. Скорее всего, испугался «прыщей», которые неожиданно часто последнее время вылезают и гноятся. Блондинка даже рада этому, ибо у нее все успевает пройти в промежности и на шее. Кларк отрывает пластырь, выкидывает пустой тюбик детского крема в ведро, накидывает плащ и собирается в аэропорт за матерью. Да, еще совсем раннее утро, и она только что сдала дежурному врачу суточное дежуство. Суббота. Самое время провести выходные в кругу семьи. Внезапно в глухой тишине оживляется коммуникатор, стоящий на столе. — Доктор Гриффин, вы еще не ушли? Блондинка подходит к столу, озадаченно нажимая кнопку. Ей совсем некстати сейчас экстренный больной. — Нет, но собираюсь. Что там у вас? — Звонили с поста охраны. Там вас ожидают супруг и дочь, — оповещает уставший голос дежурной медсестры кардиологического отделения. Да, медсестры меняются позже, и Харпер пахала в эти сутки, как и заведующая. — Я сейчас спущусь, — отвечает блондинка, совсем не понимая странного визита семьи. Они, конечно, не обговаривали ничего, но Кларк думала, что Финн и Лиззи дождутся их с мамой дома. Двери лифта распахиваются, и Гриффин выискивает глазами свою семью, но ее в плен захватывают до боли знакомые глаза. Взгляд блондинки сменяется на тоскующий, и она не может отвести глаза в сторону. Рядом с брюнеткой что-то без остановки вещает медсестра, но та также смотрит в голубые и грустные небеса, не смея покинуть их глубь. Сознание Кларк словно отключилось, и она не слышит никого, но как будто до нее доходят через все эти метры учащенные вдохи и выдохи гинеколога. Лишь спустя время в слуховые проходы матери врезаются всхлипы дочери и ее бег. Девушка делает шаг из лифта, отводит взгляд и присаживается на корточки, ловко поймав в свои объятия плачущую Элизабет. — Мама-мама, папа не дает мне подойти к Лексе! — хнычет ребенок в материнских руках, а блондинка слышит краем уха: — Да, так и сделайте. До встречи, Онтари. — До свидания, доктор Вудс. Гриффин поднимает малышку на руки, прижимая крепче к себе, и обращает взгляд на девушку, в которой сосредоточена вселенская тоска кардиолога, но уже видит ровную спину, которая покидает двери их клиники. Как бы Кларк не отрицала, не успокаивала себя словами, что все хорошо... Ничего не хорошо, она скучает. Зарываясь в детские волосики, выпадающие из-под шапки, блондинка пытается скрыть и свои проступающие слезы. — Кларк, — Финн целует жену в щеку, берет под локоть и ведет к выходу. — Пойдемте. — Почему? — Что почему? — хмурится Коллинз. — Почему ты не дал Лиз пообщаться с Лексой? — Кларк вкладывает в вызов мужу свою злость, словно это ей запретили общаться с доктором Вудс. — Ты сейчас смеешься, Кларк? Я и знать не знаю, кто такая Лекса. А не пустил по этой же причине: вдруг она моему ребенку причинит боль. И уже причиняет, — указывает парень на детские слезы. — Лекса ничего не сделает Лиззи. — Ты ее уже так хорошо знаешь?! Уверена в том, что сделает она, а что нет? — раздражается супруг. — Она – не наша семья, и нефиг мою дочь знакомить со всяким сбродом, чтобы потом Лиз закатывала истерики родному отцу! — Доктор... заведующая Вудс – не всякий сброд, — уточняет блондинка, намекая на статус брюнетки в больнице и высшее образование. — Не важно. Лиз закатывает нам истерики, а это – непослушание в моем доме, которое наказуемо. Если ты не объяснишь ей, что так вести себя нельзя в публичных местах, то это сделаю я, но уже своими методами, — выплевывает парень. — Лиз – уже не малый ребенок и все прекрасно понимает. Пора начинать жить по взрослым правилам! — Ей всего три. — Четвертый год, Кларк. Хватит к ней относиться, как к младенцу. Либо я займусь ее воспитанием, если ты не в силах. Девочка все слышит и уже сильнее омывает слезами шею матери. — Так нельзя. — Можно. Мой дом – мои порядки, — эти слова мужа разом перечеркивают всю неделю комфорта от семейной жизни Кларк, и, честно, слезы уже увлажняют ее глаза, но она не дает им волю. Только не при дочери. Но осадок от нехватки общения с гинекологом вновь мертвым грузом оседает на плечи, обрушивается стена из непонимания между супругами, не давая уже и вздохнуть Кларк. Вновь эмоциональное состояние девушки под прицелом... — Так, я на работу. Привез тебе Лиз, встретите твою маму вдвоем. Спасибо бы хоть сказала, что опять няньку не подыскал. — Спасибо... — выдавливает из себя тихое слово жена, замечая, как Финн садится и уезжает. Не прощаясь, не сообщая, как долго будет на работе. Кажется, это уже вошло в привычку. Кларк еще долго прижимает ребенка к себе. Этого ей хватает, чтобы более-менее успокоиться, а после отходит к своей машине, ставит дочку на пол, быстро закидывает свою сумку в салон автомобиля и присаживается перед девочкой на корточки, взяв в руки ее маленькие ладошки. — Лиз... — Почему папа так? Он не любит меня?? Гриффин пугается и хмурится одновременно. — Нет, девочка моя, папа любит тебя. Просто... он немного приревновал тебя, — подмигивает блондинка. — То есть папа немного расстроился, что ты Лексу тоже любишь. — И что, мама? — недопонимает малышка. — Кого хочу, того люблю. — Да, это так... Но нашему папе хотелось бы, чтобы мы любили только его, ведь у него кроме нас никого нет, помнишь? — А я хочу еще любить кре́, Лексу и Ванессу, дядю Линка. — И ты можешь их любить, милая, только не говорить об этом папе, чтобы не расстраивать его. Пусть это будет нашим секретиком? Мамы и дочки, — ребенок кивает головкой. — Не плакать и не бежать к этим людям, если папа против, потому что папу нужно слушаться, как маму, понимаешь? Девочка морщит носик, разворачиваясь, открывает заднюю дверь и выдает: — Маму-то я люблю. Кларк застывает в шоке. Интересно, ее дочь поняла, что сказала? Или она имела в виду, что сильнее любит? Развивать эту тему блондинка не собирается. Лучше пусть Лиз забудет об этом разговоре и никогда не вспомнит. А там, если и так, то все еще сто раз может измениться. И часто дети так говорят, когда обижены, а когда вся спесь проходит, то они думают по-другому. В надежде на такой исход голубоглазая отмирает, замечая, как дочка карабкается в салон, помогает ей, пристегивает, а после уносится с больничной парковки, а не то они опоздают встретить бабушку, хоть и едут значительно раньше. Пробки никто не отменял. Эбигейл выходит с трапа и сразу же замечает среди встречающих дочь и внучку. Кларк берет на руки малышку, подразумевая, что та попросится к бабуле на ручки, а беременным нельзя поднимать тяжелое. — Малышки мои! — с радостью в голосе произносит женщина, обнимая самых родных ей пока людей. В скором же времени появится еще одна родная, из ее плоти и крови, душа. — Как я по вам соскучилась! Эбби обнимает своих детей, дочку целует в щеку, а внучку – в лобик. — Мы тоже по тебе соскучились, бабушка! — воодушевленно произносит Элизабет, заключая вместе с мамой в объятия взрослую блондинку. Нынешняя Кейн по мужу замечает слезы в глазах дочери и проводит рукой по волосам девушки. — Ну-ну, Кларк, солнышко мое, ты чего? — взволнованно спрашивает женщина. — Я очень соскучилась, — отвечает блондинка, смахивая жидкость, которая еще не успела покинуть ее глаза. Кардиолог всеми силами пытается не напугать дочь. Эбби вздыхает, улыбается, сама готова расплакаться на ровном месте, но ничего поделать не может. Это гормоны, а еще Гриффины все очень сентиментальны. — Кла-арк, прекращай, а то я тоже... — женщина не договаривает, зная, что дочь поймет, а еще чтобы не напугать внучку. — Что тоже, бабушка? — любознательность ни на секунду не оставляет ребенка. — Я уже все, — вставляет кардиолог свое слово между общением бабушки и внучки, стараясь искривить губы в непечальной улыбке. — Ничего, детка. Я тебе столько подарочков привезла! Игрушки, платья, которые носят на Верхнем Ист-Сайде, и даже косметику, — меняет тему разговора Гриффин-Кейн, а Кларк ставит ребенка на землю. Девочка сразу цепляет обеими ручками двух женщин, пока они направляются к выходу из аэропорта. — Будешь маленькой принцессой. — Что такое ис-саид? — малышка случайно коверкает название в силу своего возраста. — А моя мама – королева, да? — Ист-Сайд, — поправляет бабушка девочку с улыбкой. — Это один из самых престижных и дорогих районов города Нью-Йорка. Манхеттэн. Мы там живем с твоим новым дедушкой. Эбигейл задумывается, поглядывая на дочь, когда та укладывает чемодан в свою машину, и добавляет: — Думаю, нет. Твоя мама тоже принцесса, до королевы она еще не доросла, — подмигивает мать дочери. Кларк наблюдает, слушая с улыбкой своих родных, хотя в ее душе третьим тяжелым слоем оседает печаль, отчего ей становится еще грустнее и хочется плакать, но она пока держится. Лиззи пожимает плечиками. Ей все равно ничего не дают бабушкины объяснения о каком-то там районе. — Как не доросла? Мама же большая! — Да, мамочка высокая, но она все такой же ребенок, — Эбигейл не вдается в подробности для внучки, что она имеет в виду. В любом случае та не поймет. — Моя дочка, вот почему маленькая. Зато кардиолог понимает, на что намекает ее мать: девушка не приспособлена к реальному миру. И если бы Финн ее бросил, они бы с Лиззи точно пропали. Ну да, есть куча нюансов: если бы не было Эбби, такой подруги, как Октавия... А так да, Кларк бы вернулась жить к маме. Элизабет хмурится, ибо иногда взрослые несут неразбериху, но девочка на то и умная, чтобы не углубляться в то, чего ей пока не понять. — Почему новый дедушка? А где старый? — интересуется ребенок. Кларк поворачивается с переднего сидения и отвечает: — На фотографии. Помнишь, я тебе показывала ее? Он на небе сейчас, поэтому не с нами. Малышка кивает. — А нового дедушку я увижу? — Да, — вклинивается Эбигейл. — Вы же приедете с мамой... возможно, и с папой, чтобы увидеть твою тетю или дядю, когда ребенок родится. Кларк вздыхает, отворачивается и заводит мотор. После последних событий она уже не уверена, что Финн их отпустит. А то, чтобы поехать вместе, не было и речи. У мужа странное отношение к своей теще, хотя Эбигейл никогда и никому ничего плохого не делала. С чего тот взъелся на нее? И да, она еще не сказала Коллинзу, что мама поживет у них. Так сказать, решила поставить перед фактом... Будет меньше рассерженных криков на нее... — У тебя в животике ребенок? — догадывается малышка, спрашивая с улыбкой. — Да. — Но тети и дяди не должны быть старше племянников, бабушка... — озадаченно произносит девочка. — Ох... Лиззи-Лиззи, моя дорогая и любимая внучка, в нашей жизни все, что не должно быть, бывает чаще всего. Да, Кларк? Блондинка хмурится, хотя мама права: она не должна спать с девушками, а должна с парнями, но спала уже с двумя; не должна изменять мужу, но повторяет одну и ту же ошибку раз за разом; не должна прелюбодействовать на работе, но делает это повторно и с большей уверенностью... И еще много чего не должна, но это происходит все чаще. — Да... — негромко и коротко отвечает Гриффин, не отрываясь от дороги.