Представь нас вместе

— Были, — признается темноволосая, глубоко вздыхая и отставляя тарелку. — Ты мне соврала? — с горечью в голосе спрашивает Кларк, вспоминая разговор на мостике. — Я могу наделать разной фигни, но никогда не врала тебе, — бесстрастно отвечает девушка. — Тогда почему ты сказала, что не знаешь, как это — быть в отношениях? — удивляется кардиолог и, конечно, ничего не понимает. — Потому что не знаю, — твердит свое зеленоглазая. — Имея одни-единственные отношения, я продолжала жить своей жизнью... А Костия продолжала выносить мне мозг изо дня в день, даже не подозревая о моих изменах. Это продлилось всего месяц, а потом я ушла. — Зачем ты вообще с ней этот месяц жила? — Я поспорила. — Лекса трет напряженные виски. И Гриффин понимает, что ей неприятен этот разговор. Но на какой его стадии? Или она все-таки что-то чувствовала к неизвестной Костии, но так и не поняла? Кларк вспоминает, что совсем ничего не знает о девушке. — Зачем? — Блондинка сглатывает с трудом комок, который по необъяснимым причинам подступает к ее горлу. И оттодвигается от гинеколога. — Не знаю... Разнообразить жизнь хотела, развлечься, как обычно. — Лекса поднимает напряженные глаза на блондинку. — И тебе было ее не жаль? — Теперь слезы подступают к голубым глазам совсем некстати. — Мне было просто все равно. Меня это никак не беспокоило, — хладнокровно отвечает Вудс. — Что с ней стало? — допытывается Гриффин. Она не знает ту девушку, но это не отменяет того, что Кларк очень жаль ее. С ней поигрались и выбросили как ненужную игрушку. Вудс пожимает плечами. — В ту ночь, когда я от нее ушла, она напилась. Кос села за руль и проехала на красный, столкнувшись с другим водителем. Тот скончался на месте. — Ее посадили? — Кларк испуганно забегает вперед. — Нет, штраф. Я подменила анализы, алкоголь нашли в его крови. Кардиолог вспоминает разговор медсестер в приемном покое. — Поэтому тебя лишили лицензии? — Да. Главврач той больницы узнала все, но ничего не отменила. Попросила уволиться по собственному желанию и отозвала мою лицензию. Я хирург, бывший. Мне пришлось переучиваться на акушера-гинеколога, чтобы Джаха освободил мне место. Точнее, он сам попросил меня занять его место. Ну а Ния Спаркс – моя родная тетя, и она не была против, когда стала главврачом, — рассказала девушка. — Больше я Костию не видела. — Ты разрушила ее жизнь... — тихо заключает блондинка, понимая, что и ее может коснуться такое. А она тут себе уже напророчила счастливую судьбу. — Из-за тебя она стала убийцей. — Мне не было никакого до нее дела, — безэмоционально продолжает Вудс. — Как ты можешь так равнодушно об этом говорить?! Лекс, ты что, не понимаешь, что с ней сделала? — вспыхивает Гриффин, встает и кричит: — Ты ее обманула! Ты поспорила на нее, трахала ее, а затем бросила! И ты не нашла в себе ни капли жалости, чтобы помочь ей справиться и вообще узнать, как она. Где она сейчас? Что с ней стало? Может, она давно закончила жизнь самоубийством! — Как Найла? — Лекса все же понимает, что сказала глупость, и переводит разговор: — Не знаю. Я этим не интересовалась. Самое ужасное, что гинеколог говорит это обыденным, равнодушным тоном. Костия любила ее, раз терпела все; и Кларк любит... Возможно, та тоже разошлась с кем-то из-за этих отношений, а ее потом выкинули на помойку. — О боже... — заключает в сердцах голубоглазая. — Я иду по проторенному пути... Ты на меня тоже поспорила? — Нет, Кларк! — Лекса оживляется, и ее взгляд становится обеспокоенным. — Господи, нет! Как ты вообще могла о таком подумать? Я бы никогда с тобой так не поступила. Клянусь Богом! В глубине души белокурая верит словам гинеколога, хотя и не должна. — Она... Костия была замужем или в отношениях? — Кардиолога трясет. — Я же говорила, что не спала до тебя с замужними. И Костия была свободна. — Вудс сохраняет дистанцию, боясь, что сделает шаг, и голубоглазая убежит от нее. — Кларк, прошу, не сравнивай себя ни с кем. А в прошлом у всех были ошибки, — намекает брюнетка, за что получает звонкую пощечину. — Не смей! У меня не было выбора. И Найла сделала то, что сделала, не из-за меня. А ты даже не сожалеешь о своем поступке! Прижимая ладонь к своей щеке, Лекса грустно отвечает: — Я уже заплатила своей работой. И ты права: меня не волнует ничья судьба. Мне похрен на всех, кроме тебя! — Это уже слишком, Лекса... Даже для меня... Я и так не успеваю вздохнуть между своими неприятностями, так ты еще больше их добавляешь. Одному Богу известно, что ты еще натворила. — Слезы капают из голубых глаз. — Я совсем тебя не знаю... — Знаешь, Кларк, знаешь. Ты по-настоящему и больше всех меня знаешь. Я такая на самом деле, какая с тобой. И я... я л... сделаю все для тебя, для твоих детей. Я хочу быть той, кто ждет тебя у алтаря, кто улыбается, когда ты улыбаешься; хочу наблюдать, как ты спишь. Хочу быть той, кто целует первой тебя утром, и той, кто завершает поцелуем твой день. С тобой я захотела этих глупых отношений и вообще брака! С тобой я хочу иметь детей. Прошу, не разрушай все это. Прошу тебя! — Зеленые глаза блестят, и Кларк тронута ее словами, но их словно недостаточно. Лекса делает шаг, а кардиолог отступает назад, вытягивая вперед руки, таким образом не подпуская к себе. Она должна все обдумать. — Мне нужно время. — Хорошо. — Плечи брюнетки расслабляются. — А теперь оставь меня, Лекс. — Что? — удивляется брюнетка, а в глазах ее загораются гневные огоньки. — Не уходи, Кларк. Не надо... Не оставляй меня, блять, опять. — Мне нужно побыть одной. Вудс хмурится, перехватывая покрепче на себе одеяло, разворачивается и в раздражении выходит. Кларк не знает, что делать. Пытается отвлечь себя тем, что забирает грязную одежду из ванной, начиная потихоньку складывать свои вещи в дорожную сумку, а также прибираться в комнате. Не оставлять же подруге залитые их соками простыни! Но мысли не оставляют девушку ни на секунду. Что ей теперь делать с таким багажом знаний? От своего «дерьма» изредка тошнит. Вот тебе и узнала больше... Раньше ей казалось, что Вудс – идеал любимого человека, но, видимо, у нас у всех есть скрытые скелеты в шкафу. Возможно, у Лексы их намного больше — девушка же ничего так и не рассказала о себе. Кларк уже не уверена, хочет ли она что-то знать. Она задумывается о Костии. Насколько та была красива, раз спор пал на нее? Лекса же не зря ее выбрала, хоть и для совместного месяца проживания. Сколько они раз за тот месяц занимались сексом? Нравилось ли Лексе с ней? Конечно, – отвечает сама себе блондинка. Вудс любит секс. Она спала с кучей других девушек до голубоглазой. Как они жили это время? Съедали ли их бытовые проблемы? Несмотря на то, что Гриффин сочувствовала той девушке несколько минут назад, ревность берет верх, а слезы текут по щекам. Но она старается ровно дышать, чтобы успокоиться. Блондинка думает, что в этот раз должна остаться и выслушать Лексу полностью, а то она сама то и дело убегает, пытается скрыться от ревности, когда что-то случается в жизни. Впервые получилось с Ванессой, что блондинка сдержалась и не перекинула свои проблемы на другого человека, а могла: на Октавию, своего мужа, той же Лексе позвонить. Гриффин уносит грязные простыни из спальни, запихивая их в стиральную машину, а потом начинает стелить свежее постельное белье. Что, если с ней конец будет таким же, как и с той девушкой? Если брюнетка уверяет, что началось все у них не со спора. А с чего? С гинекологического кресла? Конец... Если Кларк уйдет от Финна к Лексе, то позже она может остаться одна и уже с двумя детьми, хотя блондинка видит и чувствует, что гинеколог действительно ее любит. И она любит Вудс, несмотря на то, что совершила та и о чем еще не знает Кларк. Настоящую любовь трудно убить какими-то там ошибками в прошлом. Заставить ревновать, сделать больно, уничтожить – да, но не резко бросить любить. Кто-то сказал, что мы в жизни любим только раз, а потом всю жизнь ищем похожих. Кларк вспоминает прекрасное признание, которое услышала из уст зеленоглазой. Жаль только то, что оно прозвучало в момент раскрытий ужасной тайны... Девушка продолжает собирать уже детские вещи в рюкзаки. И, несмотря на это все, Лекса не раз доказала свою любовь блондинке, постепенно решив все ее проблемы. Возможно, впервые пора было понять, принять Вудс, а не быть жестокой по отношению к ней. Гинеколог же переступает через себя, пытается измениться: из черствого человека в любящего. А Кларк забывает, что до этого девушка никого не любила. Может, пора впервые рискнуть? Часть Гриффин хочет забыть обо всем в объятиях Лексы и уйти от Финна, а другая часть ощущает усталость. Усталость от всего. Ведь в обязанности любимых входит не доставлять проблем еще больше, а предохранять от других. Да, голубоглазую это тоже касается, но Кларк давно уяснила все уроки, которые ей преподала жизнь. Бестолково можно анализировать сколько угодно, а в конечном итоге все равно придешь к одному множителю. Лекса принесла ей счастье, такое, которое Кларк никогда не испытывала и даже не мечтала о нем. Они должны договорить и постараться вместе справиться с ужасным прошлым обеих. Иначе, если Гриффин не попробует, то всю жизнь будет потом себя корить за это. И Кларк знает, что не сможет уйти от нее. Любовь – сложная штука, всегда одновременно наполнена страстью и болью. Иногда думаешь, что даже проще сойти с ума, но только не избавиться от нее... Блондинка спускается с тремя сумками вниз, но не находит Вудс. Зато мобильник в заднем кармане ее джинсов сигналит об уведомлении. Кларк думает, что это от мужа. Тот второй день не дает о себе знать и даже не звонит с предъявами, где они пропадают. Нет. Сообщение от Вудс, смс-ок так на n-дцать. Казалось, что память мобильника вмиг переполнилась. Кларк боится даже читать, боится увидеть что-то, от чего ее глаза вообще на лоб полезут. Но девушка знает, что должна это сделать. Кларк, я не умею говорить о чувствах, а тем более о них писать. Ты и сама это заметила. И сейчас пишу не для того, чтобы заставить тебя принять решение в пользу меня. Я и не надеюсь вообще-то на это, ты всегда будешь выбирать его. Я пишу для того, чтобы поведать о себе, о своем прошлом, о том, что знают всего два для меня самых родных человека: папа и Анья (моя лучшая подруга). Возможно, после этого ты поймешь, что меняешь меня в лучшую сторону. И еще для того, что вслух я много чего произнести не смогу, но надеюсь, что это только пока. Начну с самого начала. В детстве я была хуже всякого мальчишки: врала, унижала, обзывала, дралась не на жизнь, а насмерть. Родители хватались за головы, не зная, что со мной делать. Мне не было и пятнадцати, когда отец запирал меня в тюремной камере на сутки, а то и двое, чтобы я что-то опять не вытворила в том городке, где вы отдыхали с Элизабет. Из друзей у меня были Анья и Индра, и то когда они только приезжали на выходные или в праздники. Других не было, потому что я вела себя, как идиотка: дразнила одноклассников, хамила учителям, доводила до истерик соседских детей, которые были при этом больны. С того времени пошли и споры. Но поначалу это было что-то простое: поцелуй с девушкой, ну а потом предъявить фото или чтобы она выставила его в соцсеть. Во втором случае ставки становились больше. Дело было точно не в деньгах — отец хорошо зарабатывал, хоть и работал не в большом мегаполисе. Это был азарт, а я – игрок, ну или пешка... Ибо в университете это продолжилось, но ставки в разы возросли. На эти деньги я купила себе квартиру и перестала зависеть от отца. И да, я никогда не отрицала, что люблю секс, а тут еще и такие премиальные. Я имела в университетские годы все: поклонников, деньги, выпивку и девушек. Кому это может не понравиться? Не буду вдаваться в подробности, что это за организация, где взрослые богатые дяди и тети играют в тотализатор, ну, возможно, еще и дрочат на фотки с видео. Потом умерла мама, и я подсела на наркотики. Начинала с легких и закончила героином, передозировкой, как это, в принципе, у всех бывает. Прости, Кларк, что я не могу тебе сказать эти слова... Последний раз я говорила их маме, с тех пор больше никому. Может быть, это глупо, но какая-то часть меня боится: если я скажу, то снова потеряю близкого мне человека навсегда. Да я и особо ни к кому, как к тебе, не относилась. Анья? Ей говорить не нужно, она и так все прекрасно знает или догадывается. Неважно. Когда я слезла с наркотиков, то была невероятно зла на всех: на себя, на мать, отца. И я чувствовала себя лучше, когда причиняла боль другим. Это не всегда был спор — мог быть и обычный секс, когда я после него сразу же бросала девушек. Ужасно, знаю... Но прошлое не изменить, как бы этого не хотелось. С Костией – это был самый худший спор, точнее, окончание отвратительнее всего. Она влюбилась... А кому-то нужно было сломать ее папочку посредством дочки. Я просто выполняла очередную для себя работу. Потом появилась ты. После того, как ты легко возбудилась на моем кресле, я больше не смогла выкинуть тебя из головы. И да, для того, чтобы ты еще не раз появилась в моем кабинете, мне пришлось подделать твои анализы. А так там все было зеркально чисто... Прости меня. Но я уверяю тебя, что в тот самый момент меня что-то остановило, и я перестала брать споры. Для начала я решила, что просто хочу с тобой переспать, что ты – очередное мое глупое увлечение, а после все вернется в обычное для меня русло. Но я не могла тебя просто взять, как всех, и затащить в постель... Хотя ты была бы и не против. Это было заметно еще на кресле. Поэтому я водила тебя то на свидание в ресторан, то романтику устраивала на крыше. И тогда я впервые испугалась, что ни с кем так себя не вела. Мы с Кос прожили месяц, но ни разу не ходили на свидания и не гуляли под луной. И я отступила, решила отказаться от тебя, от победы над твоим телом, потому что предчувствовала, что это станет моим поражением. Но ты пришла сама и поцеловала меня на моих же коленях... И у меня потом был шок, когда ты плакала после секса со мной. После первого раза я начала постоянно думать о тебе. И несмотря на то, что меня раздражали твои рыдания, потому что я ощущала себя глупо, ноги сами вели разгребать твои проблемы, особенно где я реально могла помочь. И я, честно, не понимала в чем дело, что со мной происходит, почему я не хочу других и почему так помешалась на тебе... В ту ночь, когда ты приехала ко мне домой, я была в клубе и уже намеревалась подцепить себе очередную игрушку на ночь, но твое одно сообщение — и я сорвалась к тебе, даже оставив в клубе лучшую подругу в одиночестве. До меня дошло лишь тогда, когда ты мне призналась в любви. Тогда и я поняла, почему меняюсь с тобой и очень быстро. Потому, что Я ТОЖЕ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. И я сделаю для тебя все, что угодно. Клянусь тебе. Знаешь, оказывается, я умею мечтать. Если в мечтах присутствуешь ты. Я мечтала, что однажды мы будем сидеть с тобой в парке на скамейке, а Элизабет будет катать коляску с нашим общим ребенком (еще до Ванессы было). А сейчас я готова представить, как они спорят, кто катает малыша следующей. Я на тебя правда не спорила, Кларк. И я полностью завязала со спорами за эти месяцы знакомства с тобой. Спросишь: почему я не пришла ни разу к тебе за этот месяц разлуки? Я писала тебе, а для того, чтобы прийти, я слишком гордая и упрямая идиотка. Если бы не Октавия со своим озером, я, наверное, так бы ни на что не решилась... Скажу честно, Кларк: я полна низких животных инстинктов и дурных привычек, но я борюсь с ними ради тебя. И я знаю лишь одно: ты меня делаешь счастливой. Ты мне нужна. В тот день, когда ты ушла, свербящая темнота в моей голове вновь поселилась, как это было после смерти мамы... Тьма была такая глубокая, что я не знаю, как пережила ее. Понимаю, что надежды на то, что ты уйдешь от мужа, нет, но обещаю... Нет, клянусь, что если когда-нибудь такое случится, я буду любить тебя до конца своих дней. И всех наших с тобой детей.