Оголённый провод

      Бакуго пытается посмотреть, что делает Киришима меж его широко разведенных ног, но Каминари не позволяет этого, обхватив голову так, чтобы Бакуго мог смотреть только на его ироничное лицо с золотистыми глазами.       — Баку, малыш, никогда не думал, что скажу такое, но не возбуждайся, — говорит Каминари, чуть усмехаясь.       — Че вы, блядь, опять придумали?! — злится Бакуго и одновременно нервничает, чувствуя, как сильные мозолистые руки Киришимы держат его за бедра, массируя. Он слышит, как что-то шуршит, после чего чпокает крышка, вероятно, флакона со смазкой.       Только сказать «не возбуждайся» в разы легче, чем сделать это, когда с двух сторон находятся люди, на которых встаёт от любого прикосновения, и только слабый голос рассудка намекает, что возбуждаться действительно не следует. Но как это сделать, если Каминари так жадно смотрит в глаза, сжимает ладонями запястья и прижимает к своему торсу, жар которого чувствуется даже сквозь футболку… да ещё и Киришима не просто щёлкает чем-то, а сильнее разводит ноги Бакуго в стороны, заставляя того нервно сглотнуть, и выливает на его член ни много ни мало, а почти половину флакона смазки.       — Придурки, что происходит?! — бесясь, снова задает вопрос Бакуго и вздрагивает, когда Киришима начинает бережно водить большим пальцем по головке его члена, хорошенько размазывая смазку по нему, постоянно, и, как показалось Бакуго, специально задевая дырочку уретры, раскрывая её, заставляя смазку попадать внутрь, а Бакуго задерживать дыхание.       — Чш-ш-ш, ну же, всё будет хорошо, — Каминари едва сдерживается, чтобы не приникнуть к этой вспотевшей и от того блестящей шее губами, чтобы не поставить на ней ещё больше красных отметин, чтобы никто и никогда не забывал, кому именно Бакуго принадлежит: в чьих руках он был и чьи губы целовали его тело. Денки сложно держать себя под контролем, особенно, если учесть то, что он снова держит в руках не только свой контроль над ситуацией, но и взрывного парня — причём в прямом смысле! Бакуго дёргается, пытаясь хотя бы мельком увидеть происходящее между своих ног, но Каминари ему этого не позволяет. Катсуки прикусывает поочередно то нижнюю, то верхнюю губу, тяжело дышит, вздрагивает всем телом, пока Эйджиро обильно смазывает его член, отдельное внимание уделяя головке, постоянно добавляя ещё и ещё смазки… Боже, выколите Денки глаза, он сейчас не сдержится и поцелует парня в своих руках, и всё пойдёт насмарку — Бакуго обычно одного поцелуя хватает, чтобы отвердеть в определённых местах.       — Эйджи, начинай уже, а, — жарко выдыхает Каминари, а Киришима сглатывает и кивает собственным мыслям. Да, пора.       И Киришима начинает, сперва просто играясь с уретрой Бакуго как раньше, но всё сильнее растягивая её в стороны и постоянно надавливая на неё, потом добавляет ещё больше смазки, сам сглатывает — руки дрожат, а перед ним Бакуго, такой раскрытый, такой влажный, такой податливый и почти согласный на всё… Ох, как же Киришима хочет заставить его кричать от наслаждения. Он берет продезинфицированный катетер, согревает его в ладонях и тщательно обмазывает в смазке так, что едва не роняет на кровать — но ему всё равно кажется, что он смазан недостаточно.       Бакуго дёргается, в то время как Каминари подает знак кивком головы Киришиме. Эйджиро бережно сжимает свободной рукой член распластанного и взъерошенного Катсуки под головкой и приставляет к уретре кончик согретого в руках катетера, пока что просто потирая, размазывая смазку (которая сейчас вообще, кажется, везде), надавливая внутрь и создавая вибрацию дрожащими от нервов руками. Он представляет, как Катсуки будет выгибаться и хныкать от удовольствия… В том, что прямая стимуляция простаты принесет ему бурю приятных эмоций, не сомневается никто, кроме, пожалуй, самого Бакуго.       Чуть помедлив, Эйджи давит на катетер, но тут же останавливается, дожидаясь реакции Катсуки на посторонний предмет.       Бакуго пытается активнее выбраться из цепких рук, но Каминари лишь сильнее сдавливает его перебинтованные лентой Серо запястья над головой.       — Что случилось, бро? — напряженно спрашивает Каминари, внимательно следя за любым движением Бакуго.       — Катсуки недостаточно расслаблен, может быть больнее, если он не перестанет сопротивляться, — серьезно говорит Киришима, — Но если он возбудится, будет еще хуже.       Бакуго замирает под Каминари, услышав, что сказал ебучий Эйджиро. И вместо того, чтобы помочь возлюбленным с их идеей, наоборот, начинает еще больше напрягаться. Он тяжело дышит и пытается свести ноги вместе: Киришима это предугадывает и слишком сильно проводит большим пальцем по уретре.       — Малыш, ты же веришь нам, правда? — выпаливает в рот Бакуго Каминари. — Представь, что это обычная медицинская процедура.       — А не пойти бы вам нахер, а?! — взвинчивается Катсуки и шумно сглатывает. «Медицинская процедура», да? Если они снова попытаются (а они уже попытались) запихнуть металлический стержень в его член, то они об этом явно пожалеют… когда он вырвется из рук Каминари, который не даёт ему ни руками двинуть, ни головой.       — Слушай, ну, тебе понравится! — обеспокоенно и настойчиво бормочет Киришима, а потом, немного подумав, откладывает катетер на плёнку, откуда и взял, после чего начинает бережно, но ни капли не нежно и не чувственно разминать бёдра Бакуго, надеясь, что ему повезёт и он разомлеет от такого лёгкого массажа.       — Чш-ш, детка, всё будет хорошо, — терпеливо, но напряжённо бормочет Каминари, после чего целует Бакуго в лоб и начинает мягко поглаживать пресс, надеясь, что тот не решит по интуиции, словно дикое животное, рвануть.       Бакуго уже не знает, что ему делать. Ему совершенно не нравится эта ситуация, но… когда эти придурки делали с ним что-то, что ему не понравилось бы?.. Да, конечно, прежде чем он признавал, что ему что-то нравится, проходил почти месяц неустанного игнора и деспотии, но признавал же!..       Глубоко вдохнув и прикусив губу, он делает пару раз вдох-выдох, чтобы расслабить мышцы, недоверчиво, но мягко заглядывая в лицо Каминари и выдыхая:       — Давайте уже, придурки, делайте, что вы там хотели…       И краснеет, когда металлическая головка, ещё раз обильно смазанная маслянистой смазкой, дотрагивается до головки его уже успешно опавшего члена.       Бакуго морщится и закусывает губу, пытаясь спокойно дышать и не напрягаться, но из-за неприятных ощущений это было тяжело. Каминари нежно целует его лицо, словно пытаясь унять странные ощущения, пока Киришима медленно продолжает вводить катетер в уретру: лишь бы не промахнуться и не сделать больно из-за дрожащих рук. Не хотелось бы повредить Бакуго из-за каких-то игр, которые они задумали с Каминари в тайне от Бакудетки.       Киришима пробует слегка покрутить катетер внутри — Катсуки сразу дергается, — и ему приходится сжать челюсти. Не надо торопиться. Ввести катетер — часть дела, и уже хорошо хотя бы то, что Бакуго решил довериться. Всё также держа вялый член в левой руке, поглаживая его, чтобы хоть как-то облегчить боль, он продолжил проталкивать катетер до мочевого пузыря. Нужно вовремя остановиться.       — Я больше не могу, — сквозь стиснутые зубы говорит Бакуго, зажмурив глаза. Черт, если к неприятным ощущениям во время растяжки ануса привык, то, когда в уретру просовывают какую-то тонкую хрень — однозначно нет. Да и никогда не привыкнет!       — Ну же, осталось немного, — успокаивающе шепчет Каминари, целуя скулы, щёки, уголок губы. Бакуго тянется к нему, пытается поймать губы своими, но не может двинуть ничем, кроме головы, а Денки явно издевается, отвлекая всё внимание любимого на себя.       Киришима медленно, стараясь не навредить, проталкивает катетер, слегка его покручивая и иногда потягивая назад, чтобы услышать этот короткий напряжённый вдох, чтобы поймать взглядом тонкие брови, вскинутые почти домиком. Кажется, ещё немного и всё, нужно будет дать Бакуго время привыкнуть, время ещё сильнее расслабиться…       Денки целует Катсуки, практически вылизывая его рот и проглатывая тяжёлое дыхание. Он очерчивает большим пальцем край его подбородка, спускается пальцами вдоль по шее, оглаживает дёргающийся кадык… Киришима должен скоро закончить, а значит, скоро будет самое весёлое и горячее.       Поцелуй, к сожалению, приходится разорвать, но Бакуго, кажется, уже окончательно потерян в собственных ощущениях — он сбивчиво дышит, по его лбу катится сладкий пот, который Денки тут же ловит губами, смакуя на языке. Всё тело Катсуки подрагивает, а соски уже кажутся возбуждёнными, хотя Денки по ним едва заметно пару раз провёл костяшками пальцев.       — Всё? — Каминари смотрит на Киришиму, который выдыхает и припадает поцелуем к бедру Бакуго, чтобы хоть как-то успокоить дрожь в собственном теле.       — А…ага, — обжигая чужое бедро дыханием, выдыхает он и облизывается. Время переходить к самому интересному.       Киришима встает с корточек и, не поворачиваясь, идет к прикроватной тумбочке, выдвигает первый ящик и достает небольшую продолговатую вещь, которой, Бакуго готов поклясться, вчера там не было. Глаза Катсуки расширяются, когда он распознает шприц, пока что без иголки. Горло сразу становится сухим, а по телу проходит едва уловимая дрожь. Хорошо… понятно, зачем нужен катетер, но шприц? Бакуго резко разворачивает лицо к Каминари, который пожимает плечами, мол, ничего не знаю, а если бы и знал, то ответ бы все равно не дал. Но Бакуго не безмозглый кретин, понимает, что все было заранее спланировано.       — Вы так хотите сдохнуть, ублюдки? — цедит Бакуго, скрывая все больше нарастающую тревогу. — Просто освободите мои руки, и я вам устрою ебучие похороны, которые вы так ждете.       Каминари усмехается, но ничего не говорит, только расстёгивает пуговицу шорт, чтобы члену было посвободнее. Ему нравится любой Бакуго: молящий, просящий, плачущий, в слюнях и в крови, угрожающий, стонущий. И такой — когда над ним можно чувствовать власть. Бакуго может клацать зубками, угрожать, рычать, щериться, но от этого ровным счетом ничего не изменится: он жадный до ласк, пытается захватить всего и побольше, однако… в постели только Каминари и Киришима решают, сколько он получит удовольствия и боли. Даже, может быть, неудовлетворения?       Всё тело Бакуго пробирает липкая и холодная дрожь, которую укрыть от Каминари практически невозможно — тот тут же сильнее стискивает его в объятиях, не давая больше дёргаться, снова целует, но на этот раз коротко и почти сухо. Его сейчас интересует другое — прикоснуться губами к солёным ресницам — Бакуго уже не может себя контролировать: слёзы брызжут из глаз. Сладкие слёзы… Каминари никогда не мог перед ними устоять.       Киришима же медлит… ну, как медлит, он набирает в шприц воду из непонятно откуда взявшейся мисочки и прикусывает губу. У него всё внутри скручивается и напрягается, когда он понимает, что просто так Бакуго ни за что не позволил бы с ним подобное проделать. А сейчас уже и не дёргается — понимает, что ему может стать только хуже, больнее… всё его прекрасное и влажное тело напряжено, как натянутая струна, он тяжело дышит и сдавленно поскуливает, кусая губу, стараясь это скрыть.       Киришима возвращается к прежнему месту — меж разведенных ног Бакуго — и берет в руку конец катетера, зубами стягивая колпачок с заранее протертой спиртом иглы. Несколько раз нажимает на рукоятку поршня, проверяя, как выходит теплая вода. Он выдыхает, прежде чем втыкает иглу в расширенное отверстие и, сделав пальцем несколько круговых движений, нажимает на рукоятку, потихоньку вводя внутрь катетера жидкость. Бакуго почти сразу же реагирует, но Каминари начинает говорить что-то вроде: «Скоро будет легче», «Потерпи немного, и ты забудешь об этом». Парень под сильным телом любовника извивается, силясь что-то сказать, но не имея возможности это сделать. Ебал он все эти секс игры. Бакуго уже готов взорвать все к чертям, лишь бы не испытывать этих издевательств.       «Будет легче, забудешь об этом? А не пойти бы вам нахуй?!» — думает Бакуго, пока из его горла вырываются несвязные хрипы, в которых наиболее отчётливо можно разобрать только слово «бля». Чтоб он ещё хоть раз да согласился на такое… но Каминари держит слишком крепко, шепчет слишком глупые ласковые слова, от которых Бакуго ведёт ещё сильнее, чем от постепенно распирающей его мочевой пузырь воды. Как же это неприятно! Даже больно… немного. Ему трудно не то, что думать или двигаться — дышать, он и дёргается-то уже непроизвольно.       Руки Киришимы дрожат, пока он выдавливает воду постепенно, медленно, боясь причинить вред и без того страдающему и напряжённому Бакуго, который сейчас… настолько безбожно красив. Он уже не знает себя и вряд ли сможет вспомнить своё имя, если его спросят, он потерян в собственных ощущениях, а потому пресекать его попытки дёрнуться не составляет никакого труда.       Денки наклоняется и шумно выдыхает прямо в шею Катсуки, целует её, гладит одной рукой поясницу, а другой — грудь парня, изредка задевая ногтем напряжённые соски, но не задерживаясь на них. Каминари облизывает губы и задыхается сладким запахом Бакуго, он упивается его напряжением, его паникой, страхом, гневом… он никогда сам не скажет «да, я согласен» ни на одну из идей парней, но рано или поздно обязательно это признает.       Киришима, словно благодарит за терпение, целует сухими потрескавшимися губами внутреннюю сторону бедра Бакуго. Когда в шприце не остается воды, он осторожно вынимает иглу из катетера и затыкает его небольшой пробкой. Использованный шприц с иглой отправляется в пустую большую тарелку на полу рядом с ногами Киришимы, но продолжает держать чуть приподнятый член. Каминари понимает лучшего друга без слов, прекращая удерживать Бакуго и переворачивая его на бок.       Несколько секунд Бакуго просто лежит на кровати без движений, громко сглатывает вязкую слюну, промачивая горло.       — Я урою вас обоих, ублюдки, — хрипит Бакуго: по вискам и лбу стекает пот, несколько прядей волос прилипли к лицу.       Каминари улыбается на эти слова и приставляет тонкий кончик бутылки смазки, которую любезно подал Киришима, к анусу, выдавливая содержимое. Бакуго дергается, но загорелая рука Эйджиро не позволяет своевольничать.       — Сейчас же… — Катсуки задыхается, понимая, что собираются делать эти двое дальше, — …отпустите меня!       Ему чертовски больно чувствовать это чёртово давление в мочевом пузыре, понимать, что у него нет возможности даже шевельнуться так, чтобы это не отдавалось глухой пульсацией внизу… да что уж там, ему даже просто так двигаться не дают, придерживая кто за ноги, а кто — чёрт побери, что за сука? — поперёк живота, бережно поглаживая, будто растирая его кожу.       Каминари убирает бутылку смазки от дырки Бакуго, тут же прижимая к ней свой палец, не давая ни единой капле вытечь, начинает оглаживать, массировать, бережно и нежно растирая чувствительную кожицу. Это его рука лежит на прессе у Катсуки, оглаживает его, иногда спускаясь ниже и заставляя бедного парня напрячься и попытаться вырваться. Снова и снова безуспешно.       Всё тело Бакуго покрыто сладким нитроглицериновым потом, от запаха которого у Киришимы буквально сносит крышу. Он широко лижет его бедро, как собака, понимая, что там слишком много смазки, а потому, тут же перемещаясь языком под коленку, заставляя Бакуго глухо застонать. Ему наверняка щекотно, но Киришиму это волнует в последнюю очередь.       Эйджиро смотрит на Денки и коротко кивает, чтобы тот наконец-то начал постепенно и нежно вводить в задницу Катсуки пальцы. Сперва один, которым он даже двигать начинает не сразу, затем второй, не проталкивая глубоко…       Дышать Бакуго становится всё сложнее и сложнее.       Каждый раз, когда Каминари проходится кончиками пальцев по простате, Бакуго выгибается, стонет, хватает ртом воздух. Когда он непроизвольно двигается, Катсуки чувствует невероятное давление внутри члена и двигающиеся пальцы Каминари в сжимающейся дырочке, дотрагивающиеся до пульсирующей простаты, немного выпуклой, — не способствует к расслаблению.       Хлюпающие звуки от смазки эхом отдаются в ушах, сердце бьется как бешеное — еще немного, и остановится. Но минута за минутой, Бакуго открывает рот, сжимая в кулаках синюю простыню.       — К-киришима, — стонет Бакуго, чувствуя, как слезы по новой скапливаются в уголках глаз, размывая пространство вокруг.       — Да, малыш? — незамедлительно подает голос Эйджиро, напряженно кусая изнутри щеку до крови. Скоро надо вытаскивать катетер — Бакуго на пределе: причуда чуть ли не вырывается из-под контроля, пока что доходя до маленьких взрывов.       — Больно-       — Только больно? — не дает договорить Киришима, зная, что сейчас Бакуго испытывает не только боль.       Каминари сжимает челюсти, увеличивая скорость проникновения, вводя пальцы почти до костяшек, трет простату, кружит рядом с ней, мягко касается, словно дразнит. Голос Бакуго становится громче, и Киришима, шумно вдыхая опьяняющий аромат возбуждения любимого, начинает медленно тянуть за катетер на себя. Бакуго дергается, что-то протестующе мычит-стонет; если Киришима вынет катетер, то он кончит и описается прямо на кровать. И лучше не становится от того, как Каминари массирует его низ живота, иногда нажимая на него.       — От…отпусти… — хнычет Катсуки, кусая сухие губы и сходя с ума от отвратительного чувства полной наполненности. Денки двигает пальцами так умело, что тело Катсуки в его руках становится игрушкой, которая не может не реагировать и не стонать, всхлипывая и изгибаясь.       — Отпустить? — Эйджиро облизывается, прикусывает губу острыми зубами и оставляет катетер так и не вытянутым. Наоборот, нежно щелкает по нему пальцем, создавая вибрацию и заставляя Бакуго кричать.       — Всё будет хорошо, скоро тебе станет легче, — глупо шепчет Каминари прямо на ухо, надавливая Бакуго на низ живота снова и целуя того в уголок губы, спускаясь затем по шее и прикусывая нежную кожу… Сейчас он мерно надавливает на простату парня, иногда вовсе вынимая из него пальцы и чертовски медленно вводя их назад.       Эйджиро видит, как бьётся его любимый, как сводит его тело от нетерпения и дичайшего желания кончить — но он сам же боится этого. Он знает, насколько оглушительным будет этот оргазм, насколько он снесёт ему крышу и, возможно, даже лишит сознания на какое-то время… и именно поэтому боится. Катсуки смотрит на него сквозь слёзы, поскуливает от малейшего прикосновения к члену — боже, какие сладкие звуки, как он выгибается в спине и поддаётся к пальцам, когда Эйджиро трогает катетер, прокручивая его и слегка по нему постукивая. Денки смотрит в его лицо, целует его, рвано и резко, не придерживаясь никакого ритма, засаживая в него пальцы и заставляя жаться всё сильнее, тянуться, притом ещё не ясно, куда всё-таки Катсуки тянется — пытается уйти от прикосновений Киришимы к чувствительной головке или всё-таки сам подмахивает и жаждет ещё больше ласк сзади?       Так или иначе, скоро он уже не сможет сдерживаться и сможет только поскуливать, это известно как Киришиме, который командует процессом, так и Каминари, который пытается больше успокаивать, чем повелевать. Но только сейчас. Денки срывает с губ Бакуго судорожные всхлипы, смешанные со стонами, жадно пожирает его рот, сплетаясь языками. Бакуго такой чувственный, нетерпеливый до ласк, и не хочет быть откровенным в своих желаниях.       Киришима взглядом проходится по целующейся парочке, представляя, как бы сам целовал капризные сладкие обветренные губы, как бы сам ловил шумные вдохи и слизывал с подбородка чужую слюну. Он разочарованно стонет, чувствуя, как его член стал более твердым, чем раньше: Киришима готов поспорить, этим стояком можно забить долбанный гвоздь. Поправляет член в приспущенных штанах, прежде чем снова начать постепенно вытаскивать катетер из уретры, пока Бакуго отвлечен на Денки и пальцы в его узкой заднице. Но Бакуго сразу чувствует движущуюся в его члене трубку и мычит в рот Денки, силится оттолкнуть, свести ноги — все без толку, он в железных тисках, из которых не выбраться.       — Давай, Катсуки, еще немного, — громко шепчет Киришима в просторной спальне.       Продолжая тянуть катетер, чтобы Бакуго смог получить удовольствие, ради которого они все это затеяли, он поглаживает его член. Но Бакуго не может больше контролировать тело: весь напрягается, мечется, скользит по простыням, чуть ли не выкрикивает ругательства страшной расправы. Поэтому катетер выходит из уретры будто нехотя, причиняя тем самым боль.       — Хва… хва… тит!.. — он выгибается в спине, брыкается, утыкается пятками в простыни и пытается оттолкнуть руку Денки своими затёкшими и связанными впереди руками. Ему не нравится эта боль в члене от металлической херни, ему не нравится распирающее его член ощущение наполненности, ему ничего не нравится… но как же хочется кончить и сбить это отвратительное напряжение. Он не знает уже, куда себя деть, неосознанно кусая Каминари за язык и отворачиваясь от него, пытаясь скрыть стоны в простыню.       Ничего не выходит — Киришима тянет за катетер, заставляя Бакуго извиваться, ребячески хныкать и неосознанно умолять закончить и прекратить; гладит его член, придерживая головку влажными пальцами и слегка её поглаживая круговыми движениями — член скользкий, всё ещё весь в смазке, а потому Катсуки прошибает ещё и от этого.       Сознание и рассудок постепенно отступают куда-то на задний план — всё, о чём может думать Бакуго сейчас, это его нестерпимое, безумно болезненное желание кончить — а ещё чёртов Киришима, который постоянно покручивает эту сраную трубку, которую всё никак не может вытянуть. Бакуго задыхается — Каминари, не останавливаясь, успокаивающе гладит его, поглаживая свободной рукой уже не низ живота, а грудь, потягивая и выкручивая набухшие соски, тем самым распаляя всех троих — одного взгляда на грудь Бакуго достаточно, чтобы понять, насколько же он блядски-сексуальный, насколько его тело создано, чтобы принимать прикосновения и порой грубые ласки.       Киришима выдыхает, облизывается и вытягивает катетер уже полностью.       Некоторое время Бакуго не до конца осознаёт, что из него всё-таки вытащили эту херову затычку, чувствует, что теперь он должен держаться только своими силами: задыхается, сжимается, всхлипывает, почти в голос воет, потому что… да блядь, это же так унизительно!..       Киришима тем временем переползает так, чтобы сидеть возле кровати на коленях и иметь возможность видеть, как Бакуго мечется в агонии. А потом в его голову приходит незатейливая идея, которую он тут же спешит претворить в жизнь. Он тянется к лицу Катсуки, обхватывает его ладонями и глубоко целует, покусывая губы, язык, будто трахая его рот собственным языком, а потом «даёт отмашку» Каминари, чтобы тот продолжал свои ласки, и тут же чувствует, как Бакуго хрипит, пытается вырваться, но у него ничего не получается.       Каминари как заведённый двигает пальцами в заднице Бакуго, массирует простату, растягивает настолько, насколько может растянуть уже тремя пальцами, сжимает другой рукой сосок, выкручивает его, вгрызается в шею и поводит бёдрами, давая почувствовать собственный стояк, который уже, если честно, болит от нетерпения.       Этого более чем достаточно, чтобы Катсуки зашёлся в судороге, надсадно всхлипнул и выгнулся дугой, изливаясь во всех смыслах на простыню. Давление спадает, по телу будто ток пропустили — Каминари, выруби причуду, ублюдок — а дыхание восстановить просто невозможно. Мысли Бакуго заканчиваются на «блядь» и начинаются тоже на «блядь», потому что больше ни о чём он думать сейчас не может, лёжа на мокрой простыне и не имея сил даже толком двинуться, изменить положение или нормально вдохнуть воздух — его лёгкие, кажется, лопнули, потому что Киришима только в последний момент разорвал поцелуй, чтобы вдоволь наслушаться этого немного истеричного крика наслаждения.       Руки Каминари дрожат, когда вытаскивает пальцы из растянутого ануса Бакуго, отмечая, что кончил себе в штаны. Но вместо того, чтобы разочароваться в несдержанности — усмехается и смотрит в затуманенные глаза Бакуго, на то, как его грудь высоко поднимается и опускается при каждом вдохе и выдохе. Киришима по другую сторону кровати растирает покрасневшие запястья Бакуго, целует их, переходит слегка влажными губами на подрагивающие пальцы и побелевшие костяшки.       — Я же говорил, что тебе понравится, — шепчет Киришима, не сводя глаз с заплаканного и румяного лица любимого. — У тебя хорошая реакция на стимуляцию, Катсу. Пойдем мыться?       Бакуго то ли соглашается, то ли протестующе мотает головой, но Киришиме и не нужно, чтобы он что-то отвечал. Эйджиро поднимает его на руки, прижимая как можно плотнее к себе, зарываясь носом в потные белобрысые волосы, и на негнущихся ногах идет по коридору в ванную комнату.       Спустя некоторое время слышится звук льющейся воды, и Каминари встает с постели, чтобы сменить постельное бельё. В их спальне душно: пахнет мочой, сексом и потом. Хорошо, что Киришима и Каминари додумались под простыни постелить клеенку.       Когда Киришима выносит уже практически отключившегося любимого из ванной, успешно переодев его в чистое нижнее бельё и переодевшись самостоятельно, он кивает в сторону двери, из которой недавно вышел, Каминари, чтобы тот тоже шёл в душ, а сам, бережно уложив Бакуго на кровать и плотно укрыв одеялом, открывает окно, чтобы на всякий случай проветрить — запах Бакуго, конечно, шикарен, но дышать им, пока спишь, такое себе занятие, на самом деле. К тому же, можно дышать самим Бакуго, если уткнуться носом ему в мокрый затылок, прижимаясь с обеих сторон.       Захватив с собой и грязное бельё, и чистую одежду, Денки уходит, понимая, что путается в собственных ногах — он ещё ни разу не кончал просто так, практически не притрагиваясь к члену. Но… господи, какой же Бакуго охуенный, когда плачет и уже не может ничего сделать, кроме как принять это действительно мазохистское удовольствие… у Каминари от одних воспоминаний снова сладко тянет в паху, а дыхание сбивается под тёплыми струями воды. Чёрт. Кажется, он здесь задержится надолго.       Когда он возвращается, Киришима, уже закрывший окно и забравшийся под одеяло, тихо сопит в макушку Бакуго, прижимаясь к нему всем телом со спины и обвивая руками хлеще, чем верёвками. Каминари тут же притирается с другой стороны, целуя Бакуго в ключицу и слегка её прикусывая, будто желая спокойной ночи. Катсуки сонно бурчит и тоже жмётся к нему, устало и лениво закидывая на него свою ногу — привычка собственническая, что поделать.

***

      — Может, нам все-таки сводить его к специалисту? — в который раз спрашивает Каминари, на беззвучном листая видео с камеры.       — Ты предлагаешь, чтобы какой-то мужик щупал его задницу и член, чтобы простимулировать его простату? — чуть ли не рычит Киришима, на мгновение представив это.       Каминари замирает, задумываясь, и его глаза темнеют от злости; он даже в этот момент отрывается от экрана камеры.       — Я бы ему оторвал яйца и зарядил их электричеством, — как в трансе сообщает мысли он, явно думая не только о яйцах, но и о расчлененке.       Киришима хмыкает, соглашаясь с мнением друга, и тоже заинтересованно заглядывает в камеру. Жаль, что без звука: рядом сидит Бакуго и злобно сопит, поглядывая на них поверх книги. Понятное дело, когда он проснулся, то пытался не только взорвать двух «придурко-ебануто-кретино-извращенцких» особей, но и подорвать к ебеням кровать. Слава Богу, до этого дело не дошло — Бакуго покинули силы, поэтому пришлось мазать покрасневший анус детским кремом, как и ноющий член.       — Слушай, — вдруг снова подает голос Каминари, — а если бы Бакуго забеременел, как бы мы его в больницу отпустили?.. Ну, ведь там тоже… смотрят на член и жопку.       — Да я бы никогда не забеременел от таких всратых ублюдков, если бы даже и мог! Самоубейтесь к чёрту! А лучше просто сдохните!       — Детка, но ведь это одно и то же, — улыбнулся Каминари, словно пропустил обзывательства мимо ушей.       — Да мне похуй.       — Бакуго, не выражайся, — поучительным тоном говорит Киришима. — Сколько раз я уже должен сказать об этом?       Бакуго раздраженно цыкает и как ни в чем не бывало разваливается на подушках, делая вид, что заинтересовался книгой. Киришима трет подбородок, внимательно рассматривая взъерошенного и недовольного любимого: может, связать его и показать порно с его же участием? Эта идея кажется заманчивой. И, возможно, скоро она станет очень даже реальной.