Шумное дыхание вперемешку со стонами разносится по комнате в общежитии; окна зашторены, но ранний луч солнца касается обнажённой узкой спины с плавно перекатывающимися мышцами под сливочной кожей. Катсуки цепляется за простыню, как за спасательный круг, когда парень более крупного телосложения позади него до конца стаскивает с него боксеры и бросает на пол.
Бакуго поворачивает голову назад и встречается с голодным взглядом, обладатель которого в своих фантазиях его уже не просто отымел во всех возможных и невозможных позах, но и хорошенько наказал. Парни целуются как обезумевшие, чуть ли не пожирая друг друга, прикусывая губы, сплетаясь языками, словно вели борьбу. Острые зубы Киришимы совсем не бережно оставляют маленькие кровоточащие ранки на губах Бакуго, но тот этого не замечает — утренний стояк является самой большой проблемой на данный момент.
Киришима скользит членом между аппетитных полушарий Бакуго, как бы невзначай задевая ещё узкий и не растянутый вход. Он усмехается, когда видит, как любимый нетерпеливо поддаётся назад и как пытается чуть ли не трахнуть кровать неудовлетворённым членом. Жаль, ему этого никто позволять не собирается: Эйджиро подхватывает Катсуки под живот, заставляя вскинуть бёдра и перестать тереться об простыни, пачкая их смазкой. Подобное несправедливое обращение тут же находит выход в виде разочарованного стона Бакуго, который теперь уже не знает, как получить удовольствие, как всё-таки дойти до разрядки. Он протяжно стонет, крутит бёдрами, заставляя Киришиму шумно вздохнуть и облизнуться, снова толкаясь меж ягодиц и надавливая скользкой головкой на дырку.
Дверь в спальню тихо открывается, и на пороге появляется Каминари без заспанной мордашки, будто он не только что проснулся: в одних свободных штанах, сквозь которые виднеется возбуждённая плоть, стоящая колом. Бакуго облизывается, — у него от одного этого вида резко пересыхает в горле, — разглядывает новоприбывшего, слегка поворачивая голову в его сторону, и хмыкает, шумно сглатывая в предвкушении.
— Эй, вы что, без меня начали? — театрально обиженно спрашивает Каминари, одновременно с этим стягивая с себя осточертевшие штаны, которые в ближайшее время ему явно не понадобятся.
— Ну так присоединяйся, — шумно выдыхает Киришима, снова увлекая Бакуго в поцелуй и сильнее притираясь членом к его заднице, да так, что им обоим начинает казаться, что ещё чуть-чуть, и он войдёт, чего им сейчас явно бы не хотелось — Катсуки банально не готов.
Не теряя времени даром, Денки подходит к кровати с другой стороны, облизывается и, слегка наклонившись, ловит губами ухо Катсуки, сжимая его и обводя языком. Это не остаётся без ответа — Бакуго тянется вверх, пытаясь умалить ощущения, Каминари ему с этим помогает, ставя на четвереньки и ложась рядом. Эйджиро заставляет Катсуки прогнуться в пояснице, а Денки следит, чтобы у того не подкосились руки, и одновременно с этим уверенно целует, начиная широкими и размашистыми движениями себе надрачивать, тяжело выдыхая каждый раз прямо в поцелуй, прикусывая и сминая губы Бакуго, заставляя сходить с ума.
Киришима хитро косит в сторону Каминари и ухмыляется, проводит грубой ладонью по своему телу от подбородка до пресса, медленно скользит ниже, оглаживает себя там, где Каминари уже ничего не видит, и смачно шлёпает Бакуго по заднице, оставляя красный отпечаток пятерни. Катсуки неестественно тонко вскрикивает в рот Денки, но отдалиться ему не позволяют, тут же переползая так, чтобы напряжённый член Каминари находился аккурат перед лицом Бакуго.
— Давай, детка, ты ведь хочешь этого, правда? — жарко и с придыханием бормочет Каминари, но тут же затыкается, — Бакуго, не стесняясь своих желаний, облизывает головку его члена и проводит юрким язычком по выступившей венке.
Он обхватывает её ртом и играючи щёлкает языком по дырочке уретры, чуть надавливает и с громким чмоком выпускает изо рта. Тонкая ниточка слюны образуется между головкой члена и влажными, припухшими губами Бакуго, по которым он тут же проводит языком, смакуя вкус любимого. Каминари сглатывает, поддаваясь бёдрами вперёд, возбуждённым членом водя по чертовски соблазнительным губам. Бакуго хочет немного поиграть с Денки, но внезапный не щадящий удар по правой ягодице заставляет вобрать в рот член глубже, чем недавно. Каминари использует эту возможность, чтобы запустить пальцы в светлые спутанные после сна волосы и контролировать каждое движение.
Бакуго мычит и усердно отсасывает Каминари, утыкаясь носом в гладко выбритый лобок, задыхаясь, когда головка больно бьет по глотке.
— Эй, Денки, поосторожнее там, — зовёт его Киришима, надавливая двумя пальцами и головкой члена на нерастянутый анус, чем вызывает протестующий гортанный стон Бакуго. Но парень его будто не слышит и продолжает чуть пропихивать смоченные слюной пальцы: не глубоко, но ощутимо.
Бакуго вроде даже расслабляется, думает, что Киришима имеет в виду, чтобы Каминари так глубоко ему в глотку не засаживал, но нет, тот продолжает упорно натягивать его на свой член, периодически несильно шлёпая по щекам.
Киришима же тем временем находит другое применение своим рукам — прижимается к спине Бакуго грудью и заставляет его откинуться на него, ладонями сжимает натренированную грудь, тянет за твёрдые соски, не прекращая тереться членом между уже порядком влажных ягодиц.
Член изо рта Бакуго достают с громким хлюпаньем, и, словно сорвав ограничения, по комнате начинают разноситься стоны и вскрики, которые он больше не может сдерживать из-за безумного возбуждения, гуляющего в крови. У него болит горло, а потому напрячься и заткнуться он просто не может, как и отдышаться: перед глазами мелькают приставучие разноцветные пятна, а внизу живота всё ноет и пульсирует от неудовлетворения.
— Давайте уже быстрее, бля-я… — тянет он, но Киришима снова давит головкой на слегка растянутый анус, заставляя Бакуго напрячься и зажаться сильнее, а следом максимально расслабиться — не войдёт же, чёрт побери… Только Киришиме целиком входить и не надо, ему достаточно протиснуть в тело горячую и влажную от прекума головку и размашистыми движениями рукой по члену довести себя до оргазма, кончая прямо внутрь узкой и жаркой задницы.
— Какого хрена ты творишь? — вскидывается Катсуки, прикусывая губу и вырывая голову из цепких пальцев Денки, оглядываясь назад. Бакуго сжимается, пока в него затекает горячая и густая сперма Киришимы, пытается вырваться, соскользнуть с крупной головки, но его держат сильные руки парней. Он чувствует, как несколько капель белесой жидкости стекают по поджавшимся яичкам.
В ответ парни отмалчиваются, переглядываются, а следом меняются местами, да таким одним слаженным движением, что Бакуго невольно думает, что они репетировали. И пытается возмутиться или взорвать хотя бы что-нибудь, но Киришима перехватывает его ладони своими и утягивает в долгий кусачий поцелуй, пока Каминари надрачивает себе и пристраивается к заднице Бакуго, не забывая утыкаться головкой в поджатые яички и размазывать по сжавшемуся колечку мышц капли вытекшей спермы и собственную смазку.
— Эй, ты хоть растяни! — шипит Бакуго, обращаясь к Каминари, когда ему дают разорвать поцелуй. Но тот молчит, поглаживая округлые ягодицы и пытаясь протолкнуть в мягкую и смазанную дырку головку члена, как это сделал Киришима, который теперь самозабвенно лапает Бакуго то за грудь, то за бока, целуя и не давая больше и слова вставить.
Денки пошло усмехается, протискивается внутрь и резко шлёпает Катсуки несколько раз по одной той же ягодице, чтобы сладкая боль еще долго напоминала о себе, оставляя сочный красновато-розовый след от ладони и заставляя того тонко взвизгнуть, пропустить пару-тройку мелких взрывов на одеяло. Он бы назвал Денки «долбоёбом» или «мудаком», но Эйджиро не позволяет ему, целуя и прижимая к себе, зажимая пальцами соски и возбуждая этим до предела.
Член Бакуго требует внимания и разрядки, поэтому ему кажется, что он готов даже на секс без растяжки и подготовки, — хотя какая подготовка, если в него уже кончили, — смазка есть, а остальное можно и перетерпеть — мышцы уже привыкли раскрываться для чьего-то члена. Но Каминари сволочь, он додрачивает и тоже кончает в Бакуго, не входя полностью и почти сразу же выходя…
Внезапным продолжением банкета является выуженная из-под матраса пробка, которая немедля проскальзывает в тело Бакуго, наглухо закупоривая вход и не давая сперме вытечь. Катсуки жмурится и рвано дышит, закусывает нижнюю губу от неприятных ощущений — он ведь, чёрт побери, не растянут, а в него засунули что-то, что явно шире даже головки члена Киришимы…
— Что вы делаете, блядь? — Катсуки вырывается из рук Эйджиро, хотя тот его толком и не держит, потому что уже отвлёкся на поиски собственной одежды — пока что глазами.
— Ничего особенного, — смеётся Каминари и протягивает Бакуго его же — Бакуго — школьную рубашку со стула. — Собирайся, а то на занятия опоздаем.
— А не пойти ли вам нахуй?! — он тянет руку за спину, чтобы вытащить пробку, но Денки ловит его за запястье и вздыхает.
— Тебя что, как маленького одевать? — улыбается Каминари, видимо, не собираясь ничего объяснять, а Киришима уже бродит возле комода, выуживая оттуда необходимые вещи.
— Пошёл в жопу! — Бакуго бы с легкостью выдернул руку из захвата Денки, если бы не был настолько возбуждён. Каминари держит его слишком крепко, уже не отвечая ни на одно ругательство.
— Бакуго, — строже говорит Каминари, а улыбка и вовсе стирается с лица, будто ее и не было секунду назад. Цепкими пальцами он хватает любимого за упрямый подбородок и приближает его к себе, выдыхая почти в губы. — Это всего на несколько часов и, если продержишься, тебя будет ждать вознаграждение. Согласен?
Бакуго не согласен. В знак этого передёргивает плечами, прежде чем грубо убирает от себя руки Каминари и, не глядя в глаза ни одному из парней, зло бурчит под нос, как он ненавидит такие мерзкие извращенские штучки, и лучше бы им самим сдохнуть, чем от его рук, когда он до них доберётся. Но все равно натягивает приготовленную Киришимой одежду и чувствует движение пробки в анусе, когда наклоняется или хоть как-то передвигается по комнате, двигая ногами и всей нижней частью тела. Он не замечает, но Киришима и Каминари то и дело скользят по нему ласкающим взглядом.
— Хули зависли? — цедит Бакуго, гремя ремнем и злобно зыркая на парней, которые одеваются неприлично медленно, нарочито оглаживая собственные тела, явно зная, что неудовлетворённый Бакуго неотрывно за ними следит, ловит взглядом каждое движение и бесится. До ужаса и зуда в заднице бесится от того, что ему даже справиться с утренним стояком не дали.
Киришима накидывает рубашку на взмокшее после «недосекса» тело, выдыхает, смотрит прямо в глаза Бакуго и продолжает одеваться. Одевается так, будто раздевается, только наоборот. Так же оттягивает ворот, демонстрируя тело во всей его красе, а стоит Бакуго отвлечься, как точно такие же манипуляции начинает проделывать Каминари, распаляя Бакуго ещё сильнее.
— И что вам за дерьмо вечно в голову лезет? — в воздух спрашивает Катсуки и тянется к учебникам, чтобы небрежно бросить их в школьную сумку. Ага. Тянется. Его тело на любое движение реагирует хрен пойми как из-за сраной пробки, которая ходуном ходит внутри, постоянно задевая простату. — Пидоры ебаные…
Киришима смеётся, подхватывая собственный рюкзак, а Каминари по-тихому валит к себе в комнату, всё ещё смакуя сладкие ощущения от вида задницы Бакуго, из которой сочится белёсая сперма… боже, Каминари хочет выжечь эту картину на обратной стороне век и смотреть вечно… но надо сдержаться. Он ещё увидит её и не один раз… может, даже и сегодня, если успеет.
Сборы на занятия оказываются законченными вполне быстро, но для Бакуго даже жалкие десять минут кажутся вечностью: мало того, что от спермы внутри всё противно и мокро, так ещё и пробка уже почти не доставляет приятных ощущений, только раздражает… Он ненавидит этот мир и своих парней. Взорвет их нахрен, как прекратится ебучая пытка.
Но еще больше раздражают Киришима и Каминари, которые идут позади него и весело болтают, посмеиваясь над какими-то шутками из прочитанного журнала про героев или обсуждая новый тренажёр. И чем ближе они подходят к классу, тем стремительнее настроение Бакуго приближается к отметке «подорву грязных ублюдков к ебеням»: стоит только подумать об идиотской роже Деку или о слащавом голоске круглолицей — тут же возникает стремление без разговоров убить всех нахер.
Еще раздражает, как трутся твёрдые соски об белый хлопок рубашки, и появляется желание сжать их с силой между пальцами и покрутить до приятного жжения. Но упорно игнорирует собственные прихоти, стискивая челюсти. Каминари что-то кричит Бакуго, когда тот ускоряет шаг, и не получает ответа, кроме недовольного цыканья и среднего пальца.
Бакуго садится за свою парту впереди Деку, скрипя зубами и думая лишь о том, когда этот ебучий день закончится, хотя ему уже кажется, что с момента пробуждения прошла целая вечность.
А ведь день только начался и до спасения ему ещё около пяти или шести часов торчать с чёртовой пробкой в заднице, с возбуждёнными сосками и отвратительными ощущениями во всём теле. Ему всё ещё хочется кончить, но уничтожить весь мир хочется сильнее.
Первый урок тянется надоедливо медленно, а преподаваемый материал проходит… мимо. Бакуго огрызается на Цементоса, на Деку, на Каминари, который попросил у него ручку, да на всех огрызается, стараясь отвлечься на окно и не думать о паршивом зуде в заднице. Хочется вынуть эту пробку, наплевать на все эти «вознаграждения», и просто пойти в туалет, чтобы освободить себя и от затычки, и от спермы, пока последняя не попала дальше и не начала вызывать дикое урчание или даже боли.
Решено, как только звенит звонок, — Бакуго летит в туалет и спасает собственную задницу от всего, что с ней решили проделать.
Киришима пристально следит за тем, как его любимый ёрзает на стуле, как не может сконцентрироваться, как нервно грызёт ручку и чуть ли не орет благим матом, как постоянно шевелит пересохшими губами, что-то злобно бурча себе под нос. Киришима буквально раздевает его глазами, облизываясь и представляя, как трудно будет Бакуго с пробкой на практике… ох, вот это будет действительно забавно.
И стоит только Бакуго почувствовать на себе голодный взгляд, он тут же поворачивается к Киришиме, отвечая раздражённым взглядом. Но это только сильнее подогревает интерес Эйджиро, и он, как бы подчеркивая это, подмигивает и широко улыбается, сверкая акульими зубами. У дерьмоволосого ублюдка будто рентгеновское зрение, он видит, как пробка внутри Бакуго утыкается в простату, как стимулирует её при каждом движении, он, будто наяву, представляет стоны парня, когда тот не сдерживается и показывает, насколько ему охуенно ощущать эту заполненность.
Хруст ломающейся ручки отчётливо слышен в притихшем классе, но Бакуго откровенно плевать на это: он разваливается на стуле как ни в чем не бывало, широко расставив ноги под партой, и специально слишком внимательно смотрит на доску. И Киришиме с Каминари повезло, что он не видит, как они показывают друг другу большие пальцы и усмехаются каждый чему-то своему. Киришима достает телефон из кармана брюк и, изредка поглядывая на доску, быстро набирает сообщение, похабно улыбаясь и наслаждаясь любой фантазией, связанной с реакцией Бакуго.
Адресат смски вздрагивает, когда чувствует вибрацию мобильника слишком близко к члену. И, святое дерьмо, на мгновение ему становится чуть легче, лучше, настолько, что он едва не стонет. Но только на мгновение. Парень резким движением пальца снимает блокировку с телефона, сразу впиваясь глазами в текст.
Трахальщик сисек: И как ощущения пробки в нерастянутой заднице? Лучше тебе поосторожней двигаться, а то ты можешь протечь спермой… Мы же не хотим этого?
Бакуго скрипит зубами не только от сообщения, но и ещё от того, что Киришима посмел переименовать себя в контактах. Какой долбоёб только мог себя так назвать? Катсуки тут же меняет имя на «Долбоёб», а затем ищет в контактах номер Каминари и с тупого «Любимый ♥» меняет на «Всратый пикачу». С какими ебланами он встречается вообще?! Ладно, с любимыми, но они его бесят до дрожи и пульсации в уже порядком растянутой, вопреки домыслам Киришимы, заднице.
Сладенькая попка: Твои органы будут отдирать от стен.
Киришима читает это простое сообщение и ловит взглядом то, как Бакуго весь напрягается и меняет положение на стуле: теперь он сидит ровно, наверняка старается сжаться, а потому затягивает в себя пробку так глубоко, насколько может, морщится, — Киришима будто чувствует это, — и обязательно тяжело и глубоко дышит, что заметно по грудной клетке.
Больше сообщений Бакуго на этом уроке не получает, но легче от этого не становится: он всё время думал над чёртовой пробкой и старался сидеть так, чтобы она не так сильно давила на простату — ага, так у него и получилось. Как бы он ни сел, как бы не сжимал булки, чтобы ничего не вытекло… Киришима же не соврал? Он ведь может промочить трусы со штанами чёртовой спермой этих двух долбоёбов? В любом случае, надо было дождаться перемены и пулей метнуться до туалета. Плевать, опоздает он на урок или нет, — его сейчас это вообще не ебёт.
В целом его ебёт исключительно нынешнее положение — член неудобно упирается в ширинку и хер его поправишь незаметно. Да ещё и всё тело ноет от неудовлетворённости. Грёбаный Киришима. Грёбаный Каминари. Грёбаная пробка. Грёбаная сперма. Грёбаный мир.
— Каччан? Всё в порядке? — ёбаный Деку, как всегда некстати со своей никому не всравшейся заботой.
Бакуго медленно, стараясь особо не шевелить телом, поворачивает голову назад и выдыхает:
— Пошёл нахуй.
— У тебя температура? У тебя лицо красное! — Деку, ублюдок, выработал себе иммунитет на подобные выпады, и Катсуки ему хорошенько бы вмазал… если бы не затычка в заднице.
«Подорву… нет, сначала изобью до полусмерти, а потом подорву…» — мысленно проклинает парней Бакуго, кусая губы и отсчитывая минуты до звонка. Ещё немного. Ещё две-три минуты, и он свободен… блядь, ему едва ли часа хватило, чтобы почти окончательно сойти с ума от зуда и натянутости. У него всё горит внутри, он надеется, что хотя бы не хлюпает при ходьбе.
Пока время тянется, Катсуки пытается развлечь себя мыслями, как надерёт задницы будущим трупам на тренировке и вечером запрётся у себя в комнате, не пуская никого к себе… Это немного успокаивает и отвлекает, но боль в заднице не дает надолго погрузиться в блаженные мысли: начинает ныть и пульсировать — это не то чтобы неприятно… Даже очень приятно, но не на уроке же!
Трель звонка моментально выбивает Бакуго из раздумий. Он скидывает тетради с пеналом в рюкзак и вылетает из класса, забив хер на учителя и на то, что ещё никто никого не отпустил — срать. На всё откровенно срать, ему необходимо вытащить из себя пробку и наконец-то подрочить нормально…
Он даже не замечает, как Каминари тихим призраком следует прямиком за ним, пытаясь скрыть предвкушающую ухмылку.
Бакуго второпях заходит в мужской туалет, громко хлопая дверью и чуть ли не падая, заплетаясь в ногах, дергает ручку первой попавшейся кабинки на себя. Но не успевает развернуться, как Каминари молниеносно хватает Бакуго за запястье, сжимая, и вталкивает в эту самую кабинку, запирая дверь на защёлку.
— Так-так, и что же мы собрались делать, Бакудетка? — мурлычет Каминари на ухо парню, опаляя горячим дыханием. Киришима уже повеселился, пришла его очередь.
— Б-блядь, — ошарашенно сглатывает Бакуго, явно не ожидая такого. — Поссать я пришел!
— Правда? А вот я так не думаю, — рука Каминари разворачивает любимого к себе и, вглядываясь в удивлённые глаза, уверенно скользит руками к напряжённым ягодицам, сжимая их, поглаживая.
— Я же, блядь, сказал! — почти срываясь на крик, говорит Бакуго, тяжело дыша.
— Чш-ш, спокойно, — улыбается Денки. — Если хочешь отлить, то я просто помогу тебе в этом.
— Чё? — хмурится Бакуго, а затем шумно выдыхает: — Убери свои лапы от моей задницы!
С ответом Каминари медлит, приближаясь к Бакуго настолько, что может щеками чувствовать его дыхание, выговаривая всё, что хотелось сказать, куда-то в шею:
— Тебе же всё нравится… — Бакуго от звука этого томного и тихого, почти интимного голоса откровенно перетряхивает.
— Я сюда не ебаться, а ссать пришёл, отъебись!
Колени, как некстати, подкашиваются: Каминари кладет обе ладони на обтянутую брюками задницу и сжимает, слегка разводя в стороны. Бакуго будто подстрелили: по всему телу пробежала дрожь, концентрируясь нестерпимым желанием в паху; член вспомнил, что ему неудобно, и вообще хочет кончить, а потому стал жадно и болезненно пульсировать. Однако хуже всего было другое: каждое прикосновение сильных и решительных рук Каминари к попе заставляли пробку двигаться, то и дело проезжаясь по простате или слегка выскальзывая.
— Ну, ссать так ссать, — флегматично, но в то же время ехидно выговаривает Каминари и разворачивает уже потерявшего контроль Бакуго лицом к стене, вжимаясь бёдрами в его зад и оперативно расстёгивая брюки: ремень, пуговица, ширинка. Денки ниже Катсуки — приходится привстать на цыпочки и притираться ещё ближе собственным стояком к упругой заднице.
Но это ещё полбеды — Каминари натягивает брюки вверх, чтобы их расстегнуть, и давит на член так, что небольшой дискомфорт от возбуждения уже перерос в дичайшую неудовлетворённость.
— Бакудетка, ммм, — тянет Денки на ухо своей любимой взрывчатке, — а у тебя стоит, ты не знал?
— И без тебя разберусь! — выплёвывает Катсуки и тут же заходится стоном, когда в его член вцепляются сильные и в то же время нежные ладони. Он хватается до синяков за запястья Денки, но тот держит слишком крепко… или Катсуки сейчас слишком ослаб.
— Что значит «И без тебя разберусь»? — наигранно обиженно тянет Денки, а потом выдыхает, прижимаясь сильнее к родному телу. — Так и знал, что ты Киришиму любишь больше.
— Я не это име… — договорить ему не дают, зажимая ладонью головку.
— Ты сюда пришёл отлить, да? — садистская ухмылочка играет на губах Каминари, он облизывается и заглядывает через плечо Бакуго. — Я подержу его за тебя, а то у тебя руки та-ак дрожат… — он тянет это томным шёпотом, заставляя Бакуго застонать и прикусить губу, — …Можешь ещё всё здесь забрызгать. А нам этого не нужно, правда? Мы же добропорядочные и не хотим устраивать ненужный беспорядок с мочой.
«Нечто подобное писал Киришима» — успевает подумать Бакуго, перед тем как Каминари заставляет его потерять связь с реальностью. Два придурка с одним мозгом на двоих, блядь.
Бакуго дёргается, надеется вырваться из захвата, но колени слишком трясутся и грозятся подкоситься в любой момент. Бакуго это бесит. Чертовски бесит до одури. Но настолько же ему и нравится.
Член, уже не обтянутый тканью трусов, скользит в ладони Денки, который шутки ради его растирает, оглаживает, сжимает, едва не выдавливая блестящие капли смазки.
— Чт-то ты творишь?! — почти не заикаясь, шепчет Бакуго, но ему не отвечают, наклоняя его член так, что это, конечно, не болезненно, но малоприятно.
— Ты сюда зачем пришёл? — почти в голос интересуется Каминари, а потом трётся своим стояком меж ягодиц Бакуго.
Ответа не следует. Он шёл сюда, чтобы вытащить пробку, которую Каминари только и делает, что заталкивает всё глубже, двигает, утыкаясь членом прямо в неё, выбивает из Катсуки рваные вздохи и заставляет подаваться назад — вдруг повезёт и ему позволят кончить?
— Ну нет, так не пойдёт, — ребячески дуется Каминари, тут же отдаляя бёдра и прижимаясь к Бакуго, уже только грудью. — Давай, делай свои дела уже быстрее, пока урок не начался.
А Бакуго не может — у него от возбуждения яйца почти что звенят, как он с таким-то стояком может помочиться? Это вообще реально? Должно быть «да», но у него вообще не получается.
Мурашки ползают по напряжённому и потному телу, в груди застывают гортанные стоны, которые так и рвутся наружу от любого движения Денки за спиной. Катсуки сходит с ума, понимая, что его отсюда не отпустят, пока он…
Чёрт, как же ему стыдно. Он прикусывает губу и практически заставляет себя расслабиться. Его грудь при каждом вздохе судорожно вздрагивает, соски всё сильнее трутся об ткань рубашки, а сознание улетает в неведомые дали — он ведь не кончит только от опустошения мочевого пузыря, верно? Жаль.
Когда Бакуго заканчивает, Каминари укладывает его стояк в трусы, подтягивает штаны и помогает привести себя в порядок, называя умницей и целуя то в шею, то за аккуратное красное ушко, то вообще в плечи поверх рубашки, отогнув пиджак.
— А! И ещё кое-что! — кажется, Катсуки слышит, как в голове его парня щёлкнул переключатель. — У тебя такой обтягивающий геройский костюм…
Бакуго молчит, опуская взгляд на грудь и понимая, что его соски торчат набухшими бусинами. Он вскидывает взгляд на Каминари и давится воздухом, увидев в свободной руке парня два обыкновенных пластыря.
— Ну же, Бакудетка, это ведь нужно в первую очередь тебе, — Каминари ухмыляется, не скрывая своего ехидства, от чего Бакуго лишь сильнее хочет набить его довольную морду. — Расстегни-ка рубашку, мы заклеим твои стеснительные сосочки.
Блядский Каминари прикусывает нижнюю губу, предвкушая очередную интересную игру, в которой Бакуго будет недовольно кривиться, испытывать дискомфорт и проклинать всё, на чём свет стоит, но всё-таки сделает то, что хочет он.
Бакуго тянется дрожащими руками к пуговицам, ненавидя весь этот мир.
— Да пошёл ты нахуй, — шипит он, отгибая ворот рубашки и оголяя воспалённый из-за утренних игр Киришимы сосок.
— Ну-ну, — тянет Денки, тут же вдавливая сосочек внутрь, заклеивая его пластырем и целуя уже поверх гладкой драпировки. — Красота, давай второй.
Каминари поднимает на Бакуго глаза, исследуя раскрасневшееся лицо любимого, чуть приоткрытый рот, судорожно хватающий воздух. Он знает, что сейчас лёгкие Бакуго будто в огне, как и всё его тело. Туалет уже пропитался сладким запахом нитроглицерина, и как только он появится в классе, все почувствуют этот запах и поймут, что что-то не так. Однако, скорее всего, одноклассники подумают, что во время перемены Бакуго пошел выпустить пар и из-за этого пропах потом.
Каминари по привычке, задумавшись, гладит пальцем сосок, залепленный пластырем. И, понимая это, всё равно продолжает своё занятие. Бакуго опускает голову, пытаясь скрыть почти молящий взгляд: как можно сильнее сжимает ноги, делая этим себе только хуже — пробка может выскользнуть, и сперма потечёт по бёдрам и ягодицам.
— Просто расслабься, — всё-таки говорит Каминари, кладя тёплую ладонь на живот Бакуго поверх рубашки и успокаивающе поглаживая его. — Потерпи ещё немного. Болит?
— Попробовал бы сам расслабиться, когда в заднице ебучая пробка и простату разрывает от противоречивых ощущений, — цедит сквозь зубы Бакуго, продолжая не смотреть на парня. — И не болит у меня нихуя, кроме стояка!
Каминари вздыхает, проводя пальцами по волосам, и свободной рукой поглаживает по грубой ткани между ног, поправляя собственный возбуждённый член. Встает на колени, не заботясь о том, что может испортить брюки, и обхватывает ртом выпуклость на чужих штанах.
— Хорошо, я дам тебе кончить, но Киришиме об этом ни слова, — отрываясь на расстегивание ширинки, облизывает губы Каминари. — Постарайся не издать ни звука, детка.
Смочив губы слюной и тоже самое проделав с своими пальцами, он берет головку в рот, направляя влажные фаланги к выбритым яичкам.
Член Бакуго дёргается и выдавливает из себя очередную порцию солоноватой смазки, которую Каминари тут же схватывает языком и проглатывает, облизывая головку и пока что просто поглаживая влажными пальцами между яичками и анусом. Ему нравится вкус его парня, он не сравним ни с чем, он просто безумно заводит, даже если вспомнить, что тот только что мочился, — Денки на это плевать, его ведёт от ощущения пульсирующего члена во рту, и хочется снова услышать, как Катсуки стонет во время минета… Но нельзя, они всё же не в комнате.
Катсуки задыхается, утопая в ощущениях, и одной рукой закрывает рот, а другую запускает в мягкие волосы Денки, надавливая тому на затылок и заставляя взять глубже — перемена не резиновая, а ему дико хочется кончить.
Настолько дико, что он вскоре шипит что-то одобрительное, жмурится, хмурит брови и шумно выдыхает, тут же пряча звуки в ладонь. Каминари уверенно скользит сомкнутыми губами по всей длине члена Бакуго, не отвлекаясь на привычные «игривые» полизывания, которыми он любит издеваться над парнем. Влажными пальцами он давит на промежность Катсуки, заставляя того задохнуться и прикусить собственную руку, чтобы «не издавать звуков», но получается плохо — он мычит от расползающегося по телу удовольствия, хнычет и толкается бёдрами глубже, заставляя Каминари заглотить до основания.
А тот и рад взять в глотку, сглотнуть, ещё сильнее надавить на промежность и сжать другой рукой яички, перекатывая их меж пальцев. Член во рту пульсирует, подрагивает, яички у Бакуго поджимаются, — он скоро кончит, а значит, можно дотронуться до пробки, пошевелить её внутри, заставляя парня инстинктивно сжаться, захрипеть и выгнуться, утыкаясь затылком в стенку кабинки. Каминари утыкается носом в гладкий лобок, притягивает бёдра Бакуго ближе к себе и бьёт по заднице, с максимальным возможным замахом, вцепляясь в ягодицу настолько, что явно останутся синяки. От этого Катсуки перетряхивает, выгибает в пояснице и заставляет вцепиться в волосы Денки сильнее, ибо колени предательски подкашиваются, он сгибается, понимая, что дышать ему совершенно нечем, и скулит как девчонка, кончая.
У Бакуго перед глазами размытые от слез, скопившихся в уголках глаз, цветные круги, внизу живота уже, казалось, забытая приятная тяжесть, а в груди ноющее чувство, будто лёгкие разобрало. Каминари облизывается как кот, слизывает оставшуюся сперму с члена Бакуго, ухмыляется, поднимается к обмякшему любимому и выдыхает ему прямо в ухо:
— Было бы у нас больше времени, Детка, я бы тебя прямо здесь к стенке прижал и трахнул, но…
Звонок звенит, конец фразы «но надо потерпеть до конца дня» теряется в этом гуле, а Денки сухо целует Катсуки в губы и покидает кабинку, оставляя парня приводить себя в порядок и возвращать сознание в адекватное состояние — оно плывёт, он всё никак не может осознать реальность происходящего.
Судорожно застегнув штаны и удостоверившись в том, что ничего лишнего они не заляпали, Катсуки выходит из кабинки, придерживаясь за нее рукой. Его штормит, дрожат колени, а дыхание слишком шумно отдаётся гулом в голове. Лицо горит, а во рту пересохло, — он подходит к одной из раковин, моет руки, лицо, но пить не решается, — водопроводная вода та ещё хрень.
Хуже всего то, что в класс он заходит сразу же после учителя. Будь он в нормальном состоянии и без пробки в заднице, — он, может, прибежал бы почти в ту же минуту, но то, что раньше распаляло его возбуждение, сейчас причиняет ощутимую боль. Внутри всё чувствительно, кусок металла двигается в кишке от каждого движения, не позволяя о себе забыть. В голове постоянно всплывают строчки сообщения Эйджиро «протечь спермой».
Сидеть на уроке особенно сложно, когда учитель не спускает глаз с ёрзающего ученика, который, к тому же, опоздал. Бакуго смотрит на собственные подрагивающие руки, готовый заорать на весь класс, чтобы два ублюдка — Киришима и Каминари — перестали перешёптываться за его спиной, — он не слышит этого, но прекрасно знает, что они именно этим и заняты. Сволочи.
Телефон снова вибрирует в кармане, заставляя член дёрнуться и чуть ли не застонать в голос от досады. Он продолжает быть чувствительным настолько, что это причиняет боль. И вместо того, чтобы ответить на какие-то шесть сообщений от Киришимы и пять от Каминари, Катсуки убирает телефон в сумку, морщась от ощущений в заднице и чувствуя фантомную влагу в промежности — он же не протёк? Такое же не могло произойти с ним? Конечно, нет. Бакуго ведь постоянно сжимает анус, чтобы быть уверенным… Хочется сбежать и проверить, но из-за его копаний в сумке его вызывают к доске и просят решить какое-то простецкое уравнение.
Мысли не слушаются, преподаватель следит за каждым смазанным движением, будто ждёт, когда Бакуго с его прекрасной успеваемостью сейчас допустит миллион ошибок. А он допустит, потому что в голове у него не то, что пустота, — каша, он даже не понимает, что от него нужно сейчас. Мел в пальцах дрожит, а в животе холодом крутится паника — нет, он, блядь, должен всё это перетерпеть и написать сраное решение.
Откуда-то из-за спины слышится тихий смешок. От какой сволочи он?! Если Бакуго обернётся, он явно кинется бить рожу этому придурку, который посмел на него смеяться. Ага, кинется, согнувшись пополам от боли — в животе начинает крутить, видимо, сперма этих ублюдков прошла дальше.
«Блядь, блядь, блядь!» — думает Катсуки, выводя кривые цифры на доске — он понятия не имеет, что пишет, но, судя по всему, никого это не заботит. Переступает с ноги на ногу, перекладывая вес с одной на другую, прикусывает изнутри щеку — даже от медленного шажка пробка внутри шевелится и давит. Хочется скулить в голос, но сейчас даже слишком шумно дышать нельзя — спалят.
— Бакуго-кун, всё хорошо? — учитель кладёт руку на плечо, а Катсуки дёргается, едва не замахиваясь — снова резкие движения, снова дискомфорт в заднице и снова несдержанный смешок из-за спины. Блядство.
— Всё. Нормально.
— Хорошо, но в медпункт тебе заглянуть стоит. Можешь пойти, как дорешаешь.
Слишком заботливый учитель, блядь, попался. Ему с его «болезнью» надо не в медпункт, а в толчок, чтобы вытащить ебаную пробку и опустошить зад от спермы. Только проблемой становится то, что дорешивает он только к концу урока… а на обеденный перерыв эти двое его явно никуда не отпустят. Сволочи.
Киришима подходит к Бакуго первым, обыденно улыбаясь и с беспокойством спрашивая, всё ли с ним в порядке. Бакуго хочет стереть эту тупую улыбку добряка с его лица, но его сдерживает только то, что любое движение похоже на то, будто ему со всей дури бьют по простате.
— Твоими стараниями все просто… — он резко выдыхает, когда замечает пристроившегося рядом Каминари, и продолжает: -… охуительно.
«Охуительно» совсем не то слово, которое хотел сказать Бакуго, но пришлось, потому что Каминари подходит с круглолицей, у которой глаза от беспокойства почти на все лицо.
— Правда? — с сомнением спрашивает Киришима и, получив в ответ злой и уставший взгляд, сглатывает. — Тогда пообедаем все вместе?
Он смотрит на Каминари и Урараку, которые с радостью соглашаются, также к ним успевают присоединиться Серо и Мина. Бакуго думал, что ничего не может быть хуже, но сильно ошибся. Как пережить сраный обед? Живот сводит редкими спазмами, и есть он точно не хочет, даже ни разу не подумал о еде за сегодняшнее пребывание в школе. Его организм вымотан, да, иногда негромко урчит от голода, но Бакуго уверен, что ни кусочка не съест.
И когда ребята рассаживаются с подносами за стол, весело о чем-то переговариваясь, Бакуго приходится сесть между Каминари и Киришимой, соприкасаясь с ними коленями. А ситуация продолжает становиться хуже: боль в животе, ебучая пробка, которая уже и не приносит никакого удовольствия, а только глухое раздражение, общественное место, сидящие рядом одноклассники, и ещё по бокам облепляют два любимых человека, затеявшие этот пиздец.
— Бакуго, ты должен поесть, — тихо говорит Киришима и сжимает чужое колено для привлечения внимания к своей персоне.
— Сам жри, — в тон ему огрызается Бакуго, сводя ноги вместе, и сразу подскакивает, сжимая край стола.
— Бро дело говорит, — тут же встревает в разговор Каминари, сделав вид, что не заметил странных телодвижений парня. — Хотя… нет, всё-таки лучше будет, если поешь.
— Идите нахер. Оба! — на последнем слове Бакуго повышает голос, на что сразу ребята обращают внимание, пытаясь понять, что произошло и о чём речь.
На него, кажется, смотрит вся столовая, резко замолчав. Но Бакуго мрачно зыркает исподлобья на зевак, донося до каждого, чтобы в его сторону даже не пытались повернуться, и помещение снова заполняется гомоном. После чего слишком медленно тянется к подносу, стараясь сделать так, чтобы руки не дрожали. Однако вместо палочек он берёт в руки стакан с, наверное, чаем, делая небольшой глоток и злобно поглядывая на Киришиму с Каминари, обсуждающих как ни в чём не бывало ток-шоу. Кто-то напротив ведёт оживлённый диалог, Ашидо постоянно что-то спрашивает у Урараки, а та жмётся и лопочет в ответ какую-то несвязную бредятину. Бакуго переводит взгляд на девушек и едва не давится чаем — Урарака действительно смотрит на него, тут же отводя взгляд. Это бесит.
Но что ещё сильнее бесит, так это то, что Киришима охуел вконец и медленно гладит колено Бакуго, постепенно подбираясь к паху и сжимая кожу через штаны. Это заставляет парня покрыться мурашками и сжать зубы сильнее, стискивая колени до дискомфорта в яйцах и очередного движения пробки в заднице.
И ладно бы только Киришима, — Каминари тоже положил свою руку на колено Бакуго и начинает проделывать почти то же самое. И какого хрена они сами не едят? А, понятно, дерьмоволосый ублюдок уже всё сожрал, а сейчас другой рукой держит стакан со своим напитком, лениво его потягивая и разговаривая с Серо о супергероях. Каминари же, в свою очередь, без особого энтузиазма ковыряет подобие салата. Оба занимаются чем-то естественным, но Бакуго их искренне ненавидит — из-за этих прикосновений у него снова набухают соски и постепенно твердеет член, который только недавно получил свою порцию удовольствия.
Желудок Катсуки урчит, привлекая к себе внимание всех собравшихся за столом, — вот только не хватало, чтобы в него ещё кто-то насильно начал пихать еду, — а потому он встаёт, но тут же садится: живот скручивает спазмом, а из груди вырывается какой-то хрип.
— Слушай, может быть, реально в медпункт сходишь? — обеспокоенно хмурится Серо, а Ашидо подхватывает:
— Да-да, может, к практике оклемаешься!
Катсуки точно знает, что не оклемается. Эти два уёбка решили ему всю учёбу запороть?! Он снова пытается встать, на этот раз у него получается… И всё было бы хорошо и прекрасно, — просто так ни Денки, ни Эйджиро за ним не смогут побежать, они в окружении друзей, а значит заняты… но снова звенит звонок, который Бакуго уже терпеть не может всем своим сердцем — какого чёрта такие короткие перемены?! Ладно, у него будет ещё один урок.
А пока он идёт до кабинета, решает прочесть эти сраные сообщения от своих придурковатых извращенцев. Лучше бы, если честно, не читал.
Долбоёб: Лучше бы ты остался возбуждённым. Забыл ощущения после отхода оргазма? Теперь тебе будет труднее.
На это смс Бакуго закатывает глаза. Посмотрите, кого тут заботит его состояние. А не пошёл бы этот озабоченный дерьмоволосый придурок нахуй? Тем более, неужели Каминари проболтался, что отсосал ему? Ну что за кретин.
Долбоёб: Меньше ёрзай на стуле, Катсу, иначе простата начнёт не приносить удовольствие, а разрываться от боли.
Долбоёб: Если не ответишь на сообщения, то скоро мы узнаем, насколько глубоко ты сможешь принять мой член в рот.
Долбоёб: О, малыш, да ты делаешь себе только хуже. Уговорил, в следующий раз попрактикуем запихивание кулака в твою маленькую и узкую аппетитную задницу.
Бакуго заливается краской, сбиваясь на шаг. Какой, к черту, кулак? Он и так еле принимает в себя сразу два члена, и то потом берёт ненадолго отгулы после такого секса. Но… хоть Киришима и пишет такое, не будет же он всерьез запихивать ему в анал целый, мать вашу, здоровый кулак?!
Долбоёб: Хотя… я придумал кое-что поинтересней. Как насчёт того, что ты будешь сидеть в гинекологическом кресле, которое я отрегулирую так, что ты не сможешь свести ноги вместе? Я буду смотреть, как твоя дырочка сжимается от влажности и холодного воздуха, как пальчики твоих ног поджимаются. Я возьму зажжённую свечку и подойду к тебе, после чего наклоню ее так, чтобы горячий воск капал тебе на ягодицы, рядом с яичками и твоим анусом. Твоя дырочка начнёт сильнее сжиматься от… предвкушения? Ожидаемой боли? Кто знает, правда, Катсуки?
Бакуго не сразу понимает, что остановился, уставившись в последнюю строчку, тяжело дыша.
— И чего встали? — усмехается Каминари, подходя к Бакуго со спины и кладя руку на спину, едва заметно поглаживая. Заглядывает в телефон, смеётся. — Что, заинтересовался, да?
— Пошёл нахуй, — едва выдавливает из себя Катсуки, прикусывая губу и стараясь прекратить представлять описанные картины.
Умом он понимает, что ничего из этого с ним делать не будут, — где они чёртово кресло возьмут? Да и как его на нём так закрепить, чтобы зад был кверху? Бред. Полный бред. Но воображение настойчиво рисует эти картины, а у Бакуго внутри всё скручивает от жара и боли, член снова напрягается, неприятно упираясь в ширинку и оттого пульсируя. А ведь он только в один диалог зашёл… к Каминари лучше не будет заходить. И так по телу мурашки гуляют, а в заднице всё ноет и болит…
На этот урок он снова опаздывает, но теперь вместе с Каминари. Ну хоть не он один получает выговор и уничижительный взгляд.
Сконцентрироваться на занятиях не удаётся, а если и удаётся, то на несколько секунд, и то с трудом — живот урчит и крутит спазмами, в заднице всё мокро, и создаётся ощущение, что что-то уже вытекло. Однако стоит напрячь мышцы и сжаться, как всё сразу же начинает болеть, едва не выбивая из груди стыдливый скулёж.
Окей. Практика… близится практика. Блядская практика. Где ему придётся для начала при всех переодеться и засветить пластыри на сосках, а затем и прыгать по залу, тренируя причуду… Как он будет это делать с пробкой в анусе — вообще непонятно. Может, серьёзно, свалить? Да блядь, если эти двое хотят запороть его карьеру, то они пожалеют об этом.
Киришима с Каминари о чём-то опять перешёптываются, а Бакуго спиной ощущает взгляды. Ему снова кажется, что на него смотрят в упор. Прямо как Урарака в столовой. Стоп, а ей-то зачем? Блядь, думать вообще не получается, всё сознание застлано возбуждающими картинками с участием этих двоих мудаков, издевающихся над ним как вздумается.
Стул скрипит неожиданно громко в почти гробовой тишине класса. Бакуго делает вид, что не обращает внимания на взгляды, которые так и вопрошают: что случилось? Как ни в чём не бывало подхватывает сумку с учебниками, не стараясь что-то кому-то объяснить, лишь на выходе, прежде чем закрыть за собой дверь в класс, громко говорит, что уходит в медпункт и незаметно для остальных показывает Киришиме и Каминари средний палец. Дверь с громким хлопком закрывается, и это становится спусковым крючком, ученики шумно перешептываются. И кабинет становится похожим на пчелиный улей.
Айзава-сенсей какое-то время смотрит на то место, где недавно стоял Бакуго, о чём-то думая. Такое поведение, конечно, было не типично для его ученика, однако совершенно в его характере. Но сейчас стоило позаботиться о расшумевшихся детишках, которые забыли, что сейчас идет урок.
Киришима знает, почему Бакуго ушёл, даже плюнул на гордость в такой ситуации. Он был уверен, что его парень на грани: внутри неразработанного ануса влажно от спермы, которая, скорее всего, начала подсыхать, пробка усиливает давление на семя и простату, живот скручивает спазмами, а между бёдер стекает пот… Киришима снимает блокировку с телефона и глазами находит контакт Каминари, быстро набирая большим пальцем сообщение:
«Похоже, я сегодня недолго буду на тренировке. Отпрошусь. Бакуго уже не может».
Каминари коротко кивает в ответ на сообщение, а затем предвкушающе ухмыляется и прячет ухмылку за рукой. Они и так выделяются тем, что не начали задаваться кучей вопросов, мол, куда это пошёл Бакуго, зачем он вышел, неужели что-то важное стряслось. Пошлые улыбочки, если будут замечены, ещё больше усугубят ситуацию.
***
Боль в животе не даёт Бакуго спокойно идти — каждый новый приступ заставляет его припадать плечом к стене (слава богу) пустующего коридора. Он уже не уверен, не нужно ли ему какое-то лекарство, однако если не показаться в лазарете и не остаться там лежать, пока не закончатся занятия, то засчитают как прогул, а ему это совершенно не нужно.
Он уже устал проклинать этих двоих долбоёбов — у него даже ругательства уже кончились, а потому он лишь матерится сквозь зубы и едва переставляет дрожащие ноги. Сама мысль, что его в таком состоянии кто-то может увидеть, гложет изнутри и давит на нервы. Как же они, блядь, бесят. Уёбки. Чтобы он ещё хоть раз на что-то подобное согласился… Ах, да, он же ни на что и не соглашался, всё решили за него. Сволочи.
В медкабинете (о странность!) никого не оказывается, однако сидеть на мягкой койке и ждать для него просто невыносимо. Но стоит прислониться к стене, как возвращается стойкое ощущение, что сперма уже благополучно протекла от движений, а потому у него на трусах явно сейчас влажное пятно. Только он его не чувствует, — всё тело влажное и разгорячённое, он потеет, а потому даже если у него есть пятно вязкой жидкости где-то внизу, то он его не заметит. Нет, он мог бы раздеться, посмотреть, однако как на это отреагируют те, кто может зайти в медпункт?
Остаётся только ждать и выедать себе мозги мыслью, как он измордует своих ублюдков, когда придёт в норму.
Когда живот скручивает спазмом снова, Бакуго уже не выдерживает, опускаясь возле стены на корточки и стараясь не издавать никаких странных звуков, которые так и рвутся наружу. Больно.
***
Просто так Киришиму с тренировки никто не отпускает, а потому ему приходится всеми возможными силами лезть на рожон, подставляться под кислоту Мины, получать удары током от Каминари, который тут же начинает извиняться, снова тупя и ни о чём не догадываясь. И всё бы хорошо — пойти в медпункт, залечить там парочку ожогов, которые вообще ни капли не ощущаются, отлежаться, найти Бакуго… Так нет же! За ним увязывается Урарака, явно о чём-то переживающая и изображающая мигрень. Учитель, конечно, льёт благим матом, упрекая их в том, что герои, которые готовы прервать тренировку из-за такой ерунды, и героями зваться права не имеют… Но всё же отпускает.
«Ты сейчас где?» — набирает Эйджиро, пока медленно идёт в медпункт. Урарака оказалась либо умнее, либо хитрее — не увязалась сразу за ним. Будто бы о чём-то догадалась… что, впрочем, не плохо, а очень даже хорошо. Может, она следит за ним из-за угла? Да, точно, за спиной постоянно есть какое-то шевеление, иногда даже движение воздуха улавливается. Значит, следит. Хотя Каминари говорил, что попросит её приглядеть за ними… Всё идёт по плану, а от одной мысли о том, что будет дальше, у Эйджиро внизу живота едва не пожар разгорается.
«Пошёл нахрен», — приходит от Бакуго с некоторой задержкой. Трудно ему сейчас, видимо, печатать.
Хотя, в любом случае, Киришима знает, где его искать, а потому толкает плечом дверь медкабинета, усмехается, облизывает пересохшие губы, а после предвкушающе тянет:
— Что, детка, уже не можешь терпеть? Давай, иди сюда… — и расставляет руки для объятий. Бакуго в обычном состоянии подошёл бы и вмазал ему по роже, но сейчас он может только поднять красное от смущения и муки лицо, цедя сквозь сжатые зубы злобное:
— Сдохни, уёбок.
Однако, когда Киришима пишет две записки о том, что они взяли необходимое и ушли в общежитие, — от своего лица и от Бакуго, — оставляет их на столе и поворачивается лицом к парню, который уже поднялся с корточек и цепляется за дверной косяк. И практически не протестует, когда его к этому косяку притискивают, заставляя закинуть руку на крепкие плечи и держаться уже за них.
— Ты сейчас такой горячий… мм… — тянет Киришима, опуская свою руку с талии Бакуго на его же задницу, слегка сжимая и наслаждаясь тем, как сильно напряжены стальные мышцы, как они поджаты…
Реакция не заставляет себя долго ждать — Бакуго прокусывает губу, стараясь сдержать голос, но всё равно стонет и едва не хнычет, бубня что-то вроде «умри, сдохни, пошёл нахуй»… Как же сладко это слышать, когда подобное произносится дрожащим голосом. И когда за спиной из-за ближайшего угла за ними следит Урарака, явно зажимающая рот рукам и краснеющая, как варёный рак.
Хорошо, что Бакуго так сосредоточен на ощущениях в своем теле, что не замечает ее. Взмокший лоб касается рубашки Киришимы, но сам обладатель одежды не возражает, ближе прижимая не сопротивляющегося Бакуго к себе.
— Вытащи… — бормочет в чужую ключицу Бакуго. — Вытащи эту хрень из моей задницы…
Киришима сглатывает и проводит кончиком языка по нижней губе. Он не ожидал таких слов от парня: язвительность и маты — да, но не просьбу вытащить из него пробку. Шумно выдыхая в висок Бакуго, он поглаживает широкими ладонями по узкой и потной спине, к которой прилипла белая ткань.
— Потерпи до комнаты. Ты же не хочешь, чтобы… — Киришима ещё раз сжимает его задницу, спускаясь ниже, грубо мнёт дрожащие бёдра, — …ты протёк, когда кто-нибудь может нас увидеть. Обещаю, как только мы войдем в спальню, сразу раздвину твои ноги и выну из твоей сладкой попки причину твоего негодования.
Он уверен, что Урарака услышит только отрывки фразы с такого расстояния. Пальцы Бакуго сильнее вцепляются ему в плечи, когда Киришима проводит указательным пальцем по линии его позвоночника, вызывая дрожь и гортанный стон.
— Прости, малыш, я забыл, что ты сейчас как чувствительная ко всем прикосновениям бомба, — дразняще усмехается Киришима.
— Завались, дерьмоволосый.
Киришима, придерживая Бакуго за талию, медленно идет к общежитию. Его почти не отвлекает то, как Бакуго с каждым шагом наваливается на него сильнее, еле переставляя ноги. Обычно таким «слабым» он был после длительного раунда секса.
Когда они наконец-то добираются до комнаты, Киришима почти вздыхает с облегчением, потому что до сих пор ощущает взгляд Урараки. Он был не уверен, что одноклассница зайдёт так далеко, даже после того, как услышала, что он говорил Бакуго и как трогал его. Но если она продолжает следить за ними, значит, хочет увидеть что-то большее или убедиться в своих мыслях?
Впрочем, Урарака — то, о чём следует думать в последнюю очередь. Самое главное сейчас цепляется за Киришиму и тяжело дышит, едва не сгибаясь пополам от спазмов и крупно дрожа всем телом.
Эйджиро помогает Бакуго войти внутрь, намеренно не закрывая комнату, даже оставляя там специальную щель для наблюдательницы, после чего подхватывает своего парня на руки и укладывает на диван, не забывая оглаживать его тело, чтобы хоть как-то расслабить. Или, скорее, ещё сильнее напрячь?
Любое прикосновение Киришимы отдаётся мурашками во всём теле, пробивает насквозь и выводит на тонкие поскуливания в ладонь, которой он по привычке закрывает рот. Ему хочется, чтобы это всё как можно быстрее закончилось, чтобы его уже наконец освободили, дали хоть немного передохнуть, однако вместо этого с него просто стягивают штаны и ставят в коленно-локтевую позицию, заставляя выпятить зад и уткнуться лицом в покрывало.
— Эйджи, блядь, пожалуйста!.. — шипит он, жмурясь и заводя руку назад, чтобы самостоятельно вытащить затычку и позволить сперме вытечь наружу. Его до ужаса бесит и заводит эта ситуация.
— Э-не-ет, — тянет в свою очередь Киришима, перехватывая запястье Бакуго и прижимая его к кровати. — Сначала вот что мне скажи, детка…
Катсуки напрягается, едва сдерживая злые беспомощные слёзы. Кажется, ещё немного, и он отключится от переполняющих его ощущений.
— …что ты сделаешь, если я освобожу тебя? — Эйджиро оглаживает его ягодицу, крепко обхватывает её, слегка оттягивает в сторону, рассматривая покрасневшую дырку, сжимающую в себе пробку.
— Да бля-ядь! — Катсуки вцепляется в покрывало, выгибаясь и с трудом формулируя мысли. — Вытащи её уже…
— Ну же, ты ведь знаешь, что если я вытащу её, то на этом ничего не закончится? — ехидство в голосе Киришимы граничит с жалостью. Да, ему необходимо поиграть со своим строптивым возлюбленным, заставить его просить и умолять, сделать его согласным на всё…
— Да делай что хочешь!.. — от очередного спазма голос Бакуго срывается, — только… блядь… выт-
Договорить ему не дают, дотрагиваясь до кончика пробки и покручивая ту внутри. Покручивая, потягивая назад, снова проталкивая внутрь, доставляя уйму отвратительно-приятных ощущений, от которых у Бакуго мозги уплывают совершенно — говорить он больше не может.
Эйджиро тянет пробку на себя, раздвинув двумя пальцами свободной руки напряжённые ягодицы, играется, вытягивая настолько, что узкий анус Катсуки натягивается вокруг неё, дотрагивается языком до нежной кожи, выбивая из любимого жалобный хриплый скулёж. И только после этого позволяет наконечнику выскользнуть окончательно, оставляя в память о себе влажную и мутную припухлость по краям.
— Отсоси мне, Катсу, — слышит Бакуго на периферии и с трудом поднимается на дрожащих руках. От этих всех игрищ его член снова набух и начал требовать к себе внимания. И неважно, может Бакуго думать или не может, он точно знает, что если он ослушается, — его оставят без разрядки.
— Перевернись на спину, — продолжает приказывать Киришима, понимая, что Бакуго почти отключился от реальности и его следует направлять, пока есть возможность. Он кладет подушку рядом с краем кровати. — Положи голову на подушку и запрокинь её немного назад.
Бакуго медленно с дымкой в бордовых глазах выполняет приказ. По его бёдрам стекает сперма, пачкая покрывало. Сильная рука Киришимы ложится на его шею, большим пальцем потирая нервно дёргающийся кадык. Бакуго облизывается и внизу живота стягивается огненный узел возбуждения: в такой позе он отсасывал Киришиме только тогда, когда его наказывали.
— Ты же не хочешь-, — хрипло силится спросить Бакуго, но Киришима его будто не слышит — расстёгивает ремень с молнией и спускает брюки вместе с трусами. Свободной рукой держит член, поглаживая его по всей длине и смотря в глаза возлюбленному.
Бакуго открывает рот, когда крупная головка члена утыкается в губы, а грубые пальцы чуть сжимают шею, словно предупреждают.
— Расслабь горло, малыш, — снова подаёт голос Киришима, толкаясь в горячий влажный рот.
С первого толчка войти глубоко не получается, как бы сильно Бакуго ни расслаблялся, зато со второго выходит протолкнуться почти до самого основания, задерживаясь и тут же выскальзывая назад. Во рту у Бакуго жарко, он не в силах сопротивляться и протестовать, но и подмахивать он тоже не в состоянии — поэтому Киришима делает всё сам, раз за разом проникая в глотку, чувствуя, как головка трётся о ребристые стенки, как они мягко обхватывают его член.
На глаза Бакуго наворачиваются слёзы, которые неприятно стекают в уши и заставляют раздражённо жмуриться. Его горло привыкло к тому, что в него периодически заталкивают что-то длинное и толстое, причём не важно, которому из его парней принадлежащее, но всё равно сами ощущения не из приятных. Он не может ничего контролировать, получая напряжёнными яичками по носу, сходя с ума от солоноватого вкуса и от мускусного запаха Киришимы, которым приходится дышать за неимением доступа к кислороду.
— О да, Катсу, да-а, — хрипло стонет Эйджиро, резко толкаясь внутрь и хватая Катсуки за горло, заставляя того напрячься насколько возможно и попытаться сглотнуть. Это действительно больно и вряд ли он сможет нормально говорить после такого, но даже то, что он вцепляется в руку Киришимы, оставляя на ней бороздки ногтей, ни капли не помогает — в него продолжают долбиться, мучая уже не столько болью, сколько ожиданием неминуемого продолжения: от любых прикосновений он заводится до звона в напряжённом члене, который уже сейчас истекает смазкой и требует хотя бы какого-то к себе внимания.
Киришима в этот раз заканчивает быстрее, чем обычно, что и понятно — весь день он проходил с ноющим возбуждением от одних только мыслей, что Бакуго сейчас в таком состоянии.
Последний раз толкнувшись, убеждаясь, что вся его сперма стекла внутрь Катсуки, Эйджиро отпускает его, позволяя отдышаться и наслаждаясь красным лицом, заплаканными глазами и слюной, стекающей по подбородку. Сейчас Бакуго выглядит даже более затраханным, чем после долгих секс-марафонов, устраиваемых по выходным. Он лежит, глубоко хватая воздух, цепляется за простыню искрящими ладонями и всё ещё не чувствует умиротворяющей удовлетворённости.
— Ты великолепен, — облизывается Эйджиро, рассматривая любимого и понимая, что самого сладкого ещё придётся подождать. А пока что он просто поглаживает Катсуки по лицу и груди, а затем скашивает взгляд в сторону двери, победно ухмыляясь прямо в лицо подглядывающей Урараки.
Ее нижняя губа подрагивает, словно она вот-вот зарыдает в голос от зрелища, раскинувшегося перед ней, но даже не пытается уйти. Будто загипнотизированная, она смотрит только на Бакуго и в то же время не видит его. Мир Урараки разрушается, но она не отводит взгляд от тяжело дышащего Бакуго с закрытыми глазами. Пальцы Киришимы массируют его вспотевшую грудь, медленно отлепляя от болезненно набухших сосков пластыри. Бакуго кривится, поджимает губы, низко стонет и держится за запястья Эйджиро, как за спасательный круг.
— Кончишь от сосков? — игриво спрашивает Киришима.
Бакуго без сил мотает головой.
— Нет, Эйджи… ро, — сглатывает он, и его член дёргается, когда Киришима внезапно нажимает ногтем на сосок. — О-ох, черт!
— Ты до сих пор не хочешь попробовать? — ухмыляется парень.
— Блять, нет, — отзеркаливает ухмылку Бакуго, устало приоткрывая глаза.
— Тогда тебе придется раздвинуть передо мной свои сексуальные ножки, — пошло говорит Киришима и широко улыбается, будто не он только что предложил что-то извращённое.
— Ты больной сукин сын, знаешь об этом?
— Прекрасно знаю, детка, — усмехается Киришима, облизываясь и перемещаясь так, чтобы нависать над парнем. Над парнем, который выглядит сейчас настолько крышесносно, что ждать, пока тело восстановится после недавнего оргазма, просто нет сил: Бакуго лежит напряжённый, тяжело дышит, у него краснеет лицо и плечи, а всё тело покрыто сладкими капельками пота, которые Киришима несдержанно собирает языком, не забывая изредка прихватывать зубами кожу, оставляя за собой следы из лопнувших капилляров. Бакуго в ответ на это надсадно стонет, запрокидывает голову, жмурится, задыхается и всё же разводит ноги в стороны, будто умоляя что-нибудь сделать с ноющим напряжением в паху.
Только Киришима медлит, он облизывается и поднимает взгляд на Урараку, которая всё ещё дрожит, как банный лист, и ловит взглядом каждое движение. Ему даже интересно, что начинает твориться в её светлой головке, когда он жадно припадает к набухшим соскам Бакуго, один втягивая губами и слегка прикусывая, а другой начиная мучить пальцами.
— Эйджи-… я же сказал!.. — в перерывах между несдержанными стонами удаётся выговорить Бакуго. — Нет!..
Только Киришиме плевать на это — он наваливается на Бакуго всем весом, придавливая к кровати и не давая путей к отступлению, продолжая мучить его соски и чередуя слишком жёсткие укусы с мягкими поцелуями и облизываниями.
Грудь у Бакуго сладкая от пота — такую одно удовольствие облизывать и обсасывать, оставляя на ней тёмные следы. А соски такие… Киришима даже описать их не может, он просто хочет к ним прикасаться, дотрагиваться до них, мучить парня под собой. Он может сравнить его грудь с джойстиком — стоит прикоснуться к сосочкам, нажать на них, покрутить, как Бакуго сразу же начинает стонать и млеть от наслаждения, извиваться ужом на кровати и умолять о большем.
Из всей троицы только Бакуго не верит, что он может кончить от одних только ласк сосков. Однако… его «нет» всегда значит именно отрицание. И если с ним будут делать то, что он не разрешил, — он будет очень долго потом дуться…
Рука Бакуго тянется к лицу Киришимы, мягко касаясь кончиками пальцев по еле заметной колющейся щетине. Киришима задерживает дыхание от неожиданного действия со стороны возлюбленного и поддаётся вперёд, чтобы больше ощутить нежное прикосновение. Юркие длинные пальчики останавливаются на его потрескавшихся губах, проводят, надавливают. Киришима улыбается уголками губ и без споров открывает рот, обхватывая фаланги пальцев, начиная их обсасывать с пошлыми звуками, эхом отдающимися в ушах, проводя языком по всей их длине.
Бакуго наблюдает за этим, как завороженный. Член дёргается и пачкает рельефный живот белёсыми брызгами. И вместе с этим Бакуго сводит ноги, рвано дыша. Он резко вытаскивает пальцы из горячего плена рта Киришимы, видя, как пошло тянется ниточка слюны.
— Что ты собираешься сделать? — сдавленно хрипит Киришима.
Но Бакуго ему не отвечает, лишь дразняще улыбается, как бы говоря, что это секрет. Секрет, на который Киришима может посмотреть. Ноги Бакуго снова медленно разводятся, чтобы рука скользнула между ними, а влажные фаланги надавили под яичками. Парень стонет, выгибаясь и приподнимая задницу: так легче будет проникновение.
— Ты нечестно играешь, Бакуго, — бормочет Киришима.
Вместо ответа Бакуго стонет, вскидывая бёдра ещё выше и прикусывая губу в нетерпении. Он ведёт рукой ниже, прямо к влажной дырочке, после чего зажмуривается и дотрагивается до себя, запуская сразу два пальца во влажное нутро, ещё более пошло выгибаясь и всхлипывая.
Киришима обескураженно облизывается, широко оглаживая ладонями расставленные бёдра и раздвигая их ещё сильнее, впиваясь в них пальцами и сжимая едва не до синяков. Бакуго в ответ на это приоткрывает один глаз и раздражённо поджимает губы — не время. Но Киришима больше ничего и не делает, ждёт, а Бакуго сам с собой забавляется, проталкивая пальцы во влажную глубину, раздвигая их, сгибая и медленно вытягивая. Ему кажется, что ещё немного, и он сам доведёт себя до оргазма, поэтому замедляет движения, мучая и себя, и своего парня, который с замиранием сердца следит за его движениями и едва держит себя в руках.
— Катсу… ты-
Договорить ему не дают: Бакуго достаёт из себя пальцы, испачканные в мутной сперме, раздвигает их кончиками припухший вход и пытается ещё шире развести ноги. Приглашает. Просит. И смотрит так, будто если Киришима сейчас не войдёт в него, — он разнесёт всю комнату от злости.
Его задница пульсирует и ноет, его член подёргивается с каждой минутой нахождения вблизи Эйджиро, а ему самому чертовски хочется получить долгожданную разрядку.
— Что мне сделать, Катсу? — ухмыляется Киришима, не принимая правил игры и лишь дотрагиваясь влажной головкой до ануса Бакуго. Тот стонет, пытается насадиться, но его удерживают за ноги, а потому ему удаётся только тонко захныкать.
— Блядь, Киришима… — скулит он, его член в очередной раз дёргается… и парень теряет последние крупицы самообладания: — Трахни меня уже нормально!..
Несколько раз Киришиме повторять не нужно.
Он берет Бакуго за щиколотки, ближе подтягивая к себе, и забрасывает одну его ногу к себе на плечо — так будет легче входить. Хотя куда еще легче? Полдня Бакуго проходил с пробкой в заднице, которая не только не давала вытечь сперме, но и не позволяла гибким мышцам снова стать тугими. После чего Катсуки сам нетерпеливо поиграл с собой пальцами.
Киришима усмехается и смотрит сверху вниз на распластанного, сходящего с ума от возбуждения парня. И он может не раз повторить, что нет никого прекраснее, чем Бакуго во время секса и после него. Смотря в вишнёвые затуманенные глаза, Киришима резко поддаётся вперед бедрами. Блядско-гибкое тело содрогается в его руках и пальчики на ногах поджимаются от внезапного проникновения, но это заставляет напрячься на долю секунды.
Когда Бакуго полностью расслабляется, Киришима начинает размеренно двигаться, проникая глубже и давая больше времени привыкнуть к размеру члена. Комната заполняется тяжёлым дыханием двоих и хлюпающими звуками, отдающимися в стенах.
Ритм толчков постепенно ускоряется, влажные от пота и смазки яйца бьются об нежные ягодицы. Бакуго готов взорваться прямо сейчас, но что-то его сдерживает — Киришима ещё не разрешал кончить. И в бессилии и бешенстве от себя, за то, что он ещё должен ждать какого-то сраного разрешения, он царапает его руки, впиваясь ухоженными ногтями и оставляя кровавые полосы.
Это заводит не хуже, чем Бакуго, ублажающий себя, думающий, что его никто не видит. Киришима облизывает в миг пересохшие губы, вдалбливаясь в порядком растянутый анус, и головкой члена скользя по простате.
Бакуго кажется, что ещё пара движений, ещё немного, ещё один грубый толчок в простату, и он не выдержит, его накроет с головой слишком сильным и слишком ослепительным оргазмом. Внутри всё ещё мокро из-за спермы, которую раскатывает по кишке слишком, мать его, большой и твёрдый член Киришимы… Киришимы, который с пошлой ухмылкой следит за лицом Бакуго, за его закатывающимися глазами, закусанными и кровоточащими губами, за его пальцами, которыми он цепляется за всё, за что может…
… а потом останавливает движение, оставляя внутри Бакуго только головку, даже не двигаясь, ощущая, как сладко пульсирует его дырка, как она пытается затянуть его внутрь. Сам Катсуки вскидывает на Эйджиро умоляющий беспомощный взгляд, беззвучно шевелит губами и весь трясётся — ему мало, ему нужно больше, вот сейчас, прямо сейчас, одно движение!.. А Эйджиро ловит дикий кайф с такой власти над любовником, слегка качает бёдрами вбок, а затем запускает пальцы себе в рот, приоткрывая тот, чтобы было видно, как он скользит языком по ним, смачивает слюной…
— Ка-атсу… — тянет он, а после обводит губы кончиком языка, — Так не терпится, да?
А Катсуки задыхается от бессилия, пытается двигать бёдрами, но ничего у него не выходит. Он бесится, он уже готов сломать этому ублюдку челюсть, — только сил не осталось ни капли. Всё что он может, — лишь согласно качнуть головой, а затем прошелестеть почти беззвучно:
— П-пожалуйст-та…
И изогнуться с болезненным стоном — Киришима добавил сразу два пальца в его задницу, тут же глубоко толкаясь следом и растягивая его почти максимально.
Бакуго кажется, что он скоро потеряет сознание, так и не кончив.
***
Каминари наконец вырывается из плена тренировки и учителей, ссылаясь, как всегда, на больной живот, и очень ярко отыгрывая свою «перенагруженную» версию со всей присущей ей тупостью и мерзостью. Странно, что ему всё ещё верят, хотя он по идее уже давно перестал настолько напрягаться на тренировках, чтобы его замыкало. Впрочем, сейчас это не самое важное — его больше волнует, где сейчас Киришима ебёт их любимого мальчика, что делает Урарака и дотерпит ли Бакуго до его появления.
Впрочем, когда он пулей добегает до нужного этажа, он встречается взглядом с дрожащей спиной Урараки. «Она, кажется, плачет? Вау, лучше, чем я ожидал!» — смеётся мысленно Денки, после чего развязной походкой подходит к даже не замечающей его девушке. Спешить незачем, раз она здесь, значит Бакуго ещё не кончил.
— Тук-тук.
Каминари стучит по стене возле головы Урараки и ухмыляется настолько гадко и похабно, насколько умеет.
— Нравится, да? — щурится, словно кот, наевшийся сметаны. Заглядывает внутрь, видит, что Киришима только начал подготавливать Бакуго ко второму члену, едва не захлёбывается слюной и снова обращается к Урараке, — Мне тоже. И он принадлежит только нам с Эйджиро, — Денки разводит руками, пожимает плечами, а затем одним резким движением приближается к лицу девушки и шипит прямо ей в лицо: — Он НАШ. А ты идёшь к чёрту и больше даже не пытаешься смотреть на него, поняла?
Девушка ошалело кивает, да так, что Денки начинает казаться, что у неё сейчас голова нахрен оторвётся. Голова не отрывается. А жаль. Зато девушка делает пару шагов назад, пятится, дрожит, размазывает тушь по круглым щёчкам и снова смотрит в комнату, откуда доносятся слишком томные стоны…
— Это наш маленький секрет, правда, сладкая? — щерится Каминари, а затем почти полностью заходит в комнату, оборачиваясь лишь для того, чтобы вытянуть руку из дверного проёма, щёлкнуть Урараку по носу, а затем громко захлопнуть дверь. Кажется, в этот раз эта тупая девка всхлипнула особенно сильно.
***
От Каминари пахнет потом и похотью, когда он заваливается на кровать, только по этому ощущению Бакуго осознаёт, что его второй парень решил к ним присоединиться. Его целуют, ему кажется, что он кончит просто от такого ласкового облизывания его языка. Однако даже в этом Каминари разрывает поцелуй слишком рано, укладывая Бакуго головой себе на коленки и начиная ласкать его шею и грудь кончиками пальцев. Эта нежность в купе с грубостью Киришиминой долбёжки вызывает такой резонанс, что Бакуго воет уже не зная, что ему делать — тело не слушается, а сам он напоминает себе куклу, которую вертят и ебут, как только могут. И, господи, он соврёт, если скажет, что ему это не нравится.
Киришима тяжело дышит, едва пропихивает третий палец в уже не такую уж и узкую задницу Бакуго, снова толкается внутрь, а затем почти полностью выходит, оставляя внутри лишь головку и пальцы. Другой рукой он что-то даёт понять Каминари, который подхватывает Бакуго за талию и помогает оседлать перекатившегося почти Киришиму. А затем этот электрический придурок пристраивается сам.
Они держат Бакуго в четыре руки, чтобы он не упал, но оседлал их обоих, натягивая самого себя на два разгорячённых и вожделеющих его члена. Он сидит так, чтобы к каждому парню располагаться плечом, а они держат его за талию и иногда подхватывают под колени. Бакуго сам уже ничего не осознаёт, он просто хочет наполнить себя хоть чем-то и кончить наконец. И ему насрать, кусают ли его шею, тянут ли его за соски, сколько членов ему суют и куда, водят ли ногтями по коже, оставляя красные полосы, которые наутро явно будут адски саднить. Ему насрать, он осознаёт, что насадился до возможного предела, а затем его потянули вверх. Нет, не потянули. Он сам потянулся, потому что ему нужно это ощущение скольжения, это сладкое ощущение, от которого его кишка растягивается хрен знает как, от которого у него внутри каждый раз взрывается атомная бомба…
Каминари смотрит в лицо запыхавшегося Киришимы, затем они вместе смотрят на ошалевшего от наслаждения Бакуго, который скачет на них, сжимая в себе так, как никогда в жизни не сжимал, поддерживают своего перевозбуждённого любимого за талию и целуют, как могут, самостоятельно подмахивая бёдрами и едва слышно нашёптывая ему на ушко, какой же он грязный и развратный.
Только он не слышит их, он уже почти утонул в океане кайфа, он двигает бёдрами, как ему кажется, в дохуя быстром ритме, хотя, на самом деле, он сам едва лишь покачивается вверх-вниз, и всё остальное за него делают парни…
И это, кажется, один из тех редких разов, когда он кончает первым, тонко взвизгивая, вскидываясь, выгибаясь и сжимаясь внутри так сильно, что уже не важно, кто кончает вторым, а кто третьим — эту чувственную узость невозможно вытерпеть, она слишком туго обхватывает, слишком сильно засасывает внутрь…
Бакуго без сил падает на кровать, не двигаясь и лишь содрогаясь в оргазменных судорогах.
— Надо его хотя бы помыть? — Киришима вытирает пот со лба, обтирая свой член собственными снятыми недавно трусами, поглаживая Бакуго по волосам. А сам Бакуго уже отключился, продолжая немного подрагивать.
— И промыть. Изнутри. Ты не представляешь, как его крутило весь день из-за того, что сперма прошла слишком далеко, — Каминари вздыхает — ему досталось меньше всех, зато он хотя бы успел на конец этого сладкого шоу… хотя, впрочем, он своё получил в туалете, когда Бакуго был ещё бойким и не заёбанным. Это Киришиме нравится ебать беспомощных, Каминари предпочитает, чтобы Бакуго по доброй воле всё делал. Или позволял сделать.
— Тоже верно, — Киришима пытается встать, но его этот секс-марафон тоже вымотал ещё как, он едва стоит на ногах, а о том, чтобы тащить Бакуго в душ и речи не идёт. Поэтому Каминари вздыхает, подхватывает бессознательного любимого на руки, кутает в простыню, залитую спермой, окидывает взглядом стену, лицом к которой скакал Бакуго и немного охреневает — он дострелил едва ли не до верхней части стены. И вырубился. Бедный-бедный Бакуго.
***
Каминари возвращает чистого и всё ещё спящего любимого в комнату, укладывает на простыню, которую уже успешно поменял Киришима, после чего сам заваливается рядом. Они редко спят все втроём, это неудобно — в общежитии слишком узкие кровати. Однако иногда — можно. Можно прижаться друг к другу, дышать запахом друг друга и смаковать сладость оргазма, пока не уснут.
…А о том, как Бакуго их пиздил следующий месяц после этой выходки — совсем другая история.
…Как и о том, что он заявил, что ебаться они не будут ещё дольше, а потом сам забирался к ним в кровать и агрессивно намекал, что ему хочется…
