Голая правда

Через два месяца после того, как Уэйд впервые просыпается с видом на кошачий зад, Питер говорит, что ему стоит принести Мисс Варежку в клинику, чтобы сделать кое-какие базовые (хотя и не необходимые) уколы. Уэйд не будет возражать, если кто-нибудь заколет маленькую паршивку до смерти. Он сидит на уже знакомом диванчике в приёмной, размышляя о методах подпиливания когтей (как, в конце концов, ты можешь подпилить их, если они принадлежат тому, кто может больно укусить, а тебе нечем защититься, и переходишь ли ты потом к когтям на задних лапах или сперва к зубам, и…), когда появляется новый пациент. Существо, только что очутившееся в клинике, могло бы быть пони, но ему недостаёт копыт. Его голова похожа на огромную кучу лохмотьев, с красными глазами, сверкающими откуда-то изнутри. С нижней челюсти, оттуда, где губа обвисла и обнажились зубы, свисает ниточка слюны. До самой шеи тянутся огромные щёки. Уэйд не может разобрать, где зрачок, а где глазное яблоко — он видит только мешанину розового и красного. Собака (как он предполагает) испещрена тонкими белыми линиями, и либо это результат брачных игрищ пса и тигрицы, либо Уэйд только что встретил свою собачью версию. Позади этого бегемота, сдерживаемого лишь тоненьким поводком, шествует хрупкая старушка. Она с улыбкой кивает Уэйду и здоровается с администратором за стойкой. — Миссис Розенбаум? — уточняет тот. Его дреды напоминают круассан. — Пожалуйста, зовите меня Това, — улыбается она, и Уэйд никак не может распознать её акцент. — Отлично, Това, а это… Ромео? — Да. Я уже разговаривала с доктором Паркером, мы пришли, чтобы сделать укол. Брайан кивает. — Я позову его. Он встаёт, и Уэйд вдруг обнаруживает, что этот Брайан почти с него ростом. Спустя пару минут тот возвращается с Питером на буксире. — Това? Здравствуйте, приятно познакомиться, — говорит Питер, протягивая ей руку, и старушка пожимает её. — И мне очень приятно, молодой человек. — Так это и есть Ромео? — он смотрит на этого мамонта. — Укол от бешенства? — Да. Питер улыбается псу, но не пытается погладить его. — Входите. Псу, похоже, не очень-то хочется заходить в кабинет, но хозяйка тянет за поводок, и он неохотно идёт, при каждом шаге становясь всё складчатей. Вой начинается секунд через тридцать. Уэйд с интересом наблюдает за тем, как Питер открывает дверь, тихо переговариваясь с Брайаном, и как — тут его голос становится напряжённым — объясняет миссис Розенбаум, что ей лучше подождать снаружи. Через две минуты, полные грохота, злобных подвываний и неясного шума, дверь снова распахивается и быстро закрывается. Брайан удерживает на левом предплечье пропитанное кровью полотенце. Питер тяжело вздыхает, глядя на свои несомненно-супер-винтажные очки: обе линзы разбиты, по всей поверхности одной из них протянулась сетка трещин. Из его носа капает струйка крови. Уэйд не без удовольствия отмечает, что ужасные очки окончательно уничтожены, и мысленно благодарит пса за такой меткий удар головой. — Oy vey zmir! — восклицает старушка. — Вы в порядке? Это довольно глупый вопрос. Питер отвечает в том же духе. — Я в порядке, Това, в порядке. Брайан, пожалуй, тебе стоит отдохнуть, — он выдавливает улыбку. — Ромео слегка обидчив, не так ли? Рычание за дверью не прекращается — просто становится чуть тише. — Да, мой бедный мальчик. — Я попробую ещё раз. — Нужна помощь? — спрашивает Уэйд, вставая. Ему кажется, что Питер покраснел, но, наверное, это просто игры воображения — у Питера всё лицо в крови. — Я… Если он укусит вас, моя страховка этого не покроет… — Поверь, эта дворняжка не сможет причинить мне существенного вреда. Питер жуёт нижнюю губу. — Клянусь на мизинчиках! Питер взвешивает все «за» и «против» и, видимо, решает, что терять ему нечего. Он отпускает Брайана домой и говорит: — Дайте мне пару минут. Из ванной он возвращается с чистым лицом и покрасневшими глазами. И жалуется: — Ненавижу контактные линзы. — Каков план, босс? Питер просит Уэйда придержать голову пса. — Мне нужно, чтобы вы удержали его на месте, пока я буду делать укол. Не хочу, чтобы вы пострадали — Ромео уже раздражён, надо быть очень осторожными… Чтобы зафиксировать его в одном положении, нужно держать его за шею… — Понял. Уэйд входит в комнату и закрывает дверь. Если за его спиной и раздаются встревоженные вопли, он их не слышит. Пёс забился в угол между шкафами и рычит — звучит так, словно кто-то ломает трактор. По всему полу разбросаны осколки стекла: то ли от очков Питера, то ли от рамки картины, упавшей со стены и дополнившей картину всеобщего хаоса. — Ну не стерва ли ты? Меньше чем за минуту Уэйд добирается до горла пса. Правой рукой он обхватывает пса поперёк ярёмной вены, на которую надавливает левой, и использует обе руки и голову для того, чтобы зафиксировать собаку в таком положении. Его бёдра стискивают вздымающиеся бока пса, а голени вклиниваются меж задних лап, исключая возможность вывернуться. Он всей грудью прижимается к спине пса, который, если быть совсем уж откровенным, рычит как адская гончая. Уэйду довелось близко познакомиться с агрессивными собаками, но он вынужден признать, что это совершенно новый уровень опасности. По сравнению с чёртовым Ромео собаки, которых он встречал в армии и на секретных объектах, не более чем цирковые пудельки. — Уэйд! — восклицает Питер, стоит ему сделать шаг. — Уэйд, это не… — Не торопись, Пити. Я мог бы заниматься этим целый день. Никакого стресса! Собака под ним корчится. Напряжённые мышцы приятно ноют — у Уэйда давно не было шанса с кем-то подраться, пули и ножи делают современные бои ужасно короткими. Собака, похоже, весит не меньше ста пятидесяти фунтов, но Уэйд — вдвое больше.* — Пожалуйста, не душите моего пациента. — Он в порядке. Собака воспринимает это как сигнал к драматическому хрипу, оказавшемуся тяжким испытанием для ушей Уэйда. Прижатый к псу всем телом, он ощущает каждый вибрирующий рык массивного собачьего тела. — Ш-ш-ш, Ромео, всё хорошо… Это просто маленький укол, и ты даже не почувствуешь, как я его сделаю. Питер склоняется над Уэйдом, избегая морды собаки. Уэйд осознаёт вдруг, что Питер прижимается к его собственной спине, держа шприц. Как только шприц подбирается к псу ближе, тот принимается сражаться с Уэйдом с новой силой, изворачиваясь и издавая такие звуки, на какие, по его мнению, собаки вообще не способны. Уэйд ужесточает хватку. Повисает неожиданная тишина, и пёс затыкается. По штанине Уэйда течёт что-то горячее, а по кабинету моментально разливается зловоние общественных уборных. Собака мешком картошки обмякает в его руках, издавая такие хрипящие звуки, что Уэйд всерьёз задумывается о несовершенстве её дыхательной системы. Он не может видеть, как Питер делает укол, но чувствует это — тепло и тяжесть чужого тела исчезают. — Всё, готово. Уэйд, я собираюсь выйти подышать свежим воздухом. Как только вы отпустите Ромео, сразу уходите в другой кабинет — я не хочу, чтобы он напал на вас. Ладно? — Конечно. Вскоре после ухода Питера Уэйд выпускает пса. Тот врезается в дверь и вылетает из кабинета, не удостоив его и взглядом. Уэйд встаёт и отряхивается. Не то чтобы это ему помогает — он всё ещё пахнет собачьей мочой. Он толкает дверь. Пёс обнаруживается в объятиях старушки-хозяйки: вжимается в неё всем массивным складчатым телом, вынуждая пятиться, и, похоже, жалуется на злобных ублюдков, истыкавших его иглами. — Ты так хорошо справился, я так горжусь тобой! Ты такой храбрый, Ромео, такой хороший мальчик! Она бормочет все эти нежности тихим успокаивающим голосом, и Уэйду требуется время, чтобы понять, почему это звучит странно: старушка говорит не на английском. — Ну и собака у вас, — говорит ей Уэйд. Его польский слегка заржавел за неиспользованием. Она смотрит на него своими тусклыми зелёными глазами под провисшими веками, вся испещрённая морщинами, будто они — памятники счастливым моментам её жизни. Её сморщенная рука покоится на макушке пса, изредка поглаживая его, и Уэйд только теперь обнаруживает, что эти вот два жалких окурка — уши Ромео. — Единственная в своём роде, — с улыбкой отвечает она.

***

Когда дверь кабинета закрывается за ними, Питер с тяжёлым вздохом прислоняется к стене. У него замечательная, красивая шея — бледная и длинная, — и Уэйд ловит себя на мысли о том, что с засосами она смотрелась бы ещё лучше. — Ну, это было увлекательно! — весело говорит Уэйд, похрустывая костяшками. — Гламурная сторона ветклиники, — устало отвечает Питер, — борьба с клыками и когтями пациентов. Буквально. Он медленно открывает глаза. — Мне жаль, что всё… так вышло. И у меня не найдётся запасной одежды, которая подошла бы вам… — Что? А, это мелочь. Питер поворачивается к нему. Сейчас его глаза приобретают тусклый оттенок, как у наркомана. — Серьёзно, Пити, ничего страшного. Просто моча. Она отстирывается. — (Уэйду приходилось вляпываться в вещи похуже.) — Просто расслабься. Кстати, сейчас очередь Лютика. — Кого? — вымотанно спрашивает Питер. Уэйд кивает в сторону красной пластиковой переноски на сиденье. Лютик мяукает в знак приветствия, впервые подавая голос с момента своего прибытия. — Я думал, её зовут Миньон. — Не, она не откликается. Мы в активном поиске имени, которое придётся ей по вкусу. — Интересный способ. — Питер возвращается в кабинет и жестом велит Уэйду следовать за ним. — Не волнуйся, Пити, её я тоже подержу.

***

Они с Неко увлечённо играют в Mass Effect, когда телефон Уэйда сообщает о входящем вызове от человека, которого он не перепутал бы ни с кем другим. Есть не так много людей, ради которых Уэйд пропустил бы сцену, в которой Шепард наконец-то собирается выбить кое-какую информацию из Кортеза. Точнее, есть только один такой человек — и именно на него у Уэйда установлена особая мелодия. — Привет, док. — Привет, Уэйд. Как вы? — Так же, как и шесть часов назад. Питер нервно хихикает. — Да, к слову, об этом… я хотел поблагодарить вас за то, что вы сегодня сделали. Уэйд беспомощно пялится в экран, где прокручивается забытая и беззвучная сцена. — Это не стоит того, — говорит он, но Питер выбирает конкретно это время и место для своего пространного монолога. — Нет, правда. Ромео пришлось через многое пройти… — Уэйд наблюдает за, несомненно, очень важными открытиями Шепарда. — …ачьи бои, ненависть к таким собакам, как он… А Това — это просто нечто, она и правда кормила его с рук, когда он был… — Шепард выдаёт в ответ что-то остроумное и однозначно крутое. — Но у неё нет денег, чтобы вылечи… Уэйд пытается поддакивать Питеру, но тот, похоже, уже заканчивает со своей пламенной речью. Неко трётся головой о его колено, выражая своё сочувствие. — Да, хм, это было действительно поучительно, — говорит он Питеру. — Правда? — в голосе Питера что-то меняется. Словно… Никто никогда не говорил так с Уэйдом, и, если честно, ему нравится этот тон. — Я… отлично! Скажите, а тот крутой приём, который вы использовали, чтобы скрутить его… вы занимаетесь боевыми искусствами или чем-то вроде? — Или чем-то вроде. — Так чем, вы сказали, вы занимаетесь? — Я не говорил, — ухмыляется Уэйд. — Не собираюсь раскрывать все карты так сразу. Девчонки без ума от тайн. Питер прочищает горло. — Да. Девчонки.

***

Время летит незаметно, и он не сразу осознаёт, что прошло уже целых пять месяцев. Пять месяцев отправки фотографий кошки, видео с кошкой и ужинов, полных разглагольствований о несчастных грызунах с режущимися зубами и черепахах, недополучающих солнечного света. Уэйд мог бы не заботиться ни о чём, но ему нравится слышать голос Питера в своей голове, когда он моет посуду или меняет наполнитель в кошачьем лотке. Ему нравится воображать, что Питер действительно наслаждается их общением, что ему приятна помощь Уэйда и что он радуется, когда Уэйд соглашается с ним в вопросах, о которых не имеет ни малейшего понятия. В какой-то момент Питер перестаёт упоминать о поисках предыдущего хозяина кошки. И Уэйд совсем не против.

***

— Нам нужно решить маленькую проблему, связанную с вашей кошкой. — Я говорю это с самого первого дня! — парирует Уэйд, переворачивая блинчик. — Но ты сказал мне не смеяться над ней. Нет, Уэйд, — он писклявит, подражая голосу Питера, — она просто такая и есть, Уэйд, имейте уважение к её чувствам! Сфинксы — это волшебные создания, блюющие блёстками вместо шерсти! Скажите мне, доктор, она будет жить? Питер фыркает от смеха. — Я имею в виду, принести её в клинику для стерилизации. Каждый год, — его голос приобретает ту самую скучную нотку, которая означает, что Питер готовится прочитать лекцию о каком-нибудь врачебном дерьме, — только в США усыпляют три миллиона кошек! И бог знает сколько других дожидаются своей очереди в приютах… — Уэйд перестаёт его слушать и задаётся вопросом, что Питер носит дома. Он почему-то всегда представлял Питера только в халате врача, но теперь придумывает и другие варианты — Питер кажется тем самым парнем, который будет таскать старые футболки с идиотскими надписями и, быть может, ходить в одних боксерах… — В среду? Уэйд приходит в себя. — Что? Опять? — Вы привезёте её в эту среду? В девять утра. — А… да, конечно, — соглашается Уэйд, благополучно прослушавший, зачем это нужно. — Отлично! Операция выполняется натощак, так что не позволяйте ей есть после девяти вечера. Мы продержим её в клинике до вечера четверга. Увидимся! — Что ж, Феликс, — говорит Уэйд кошке, когда вызов завершается, — похоже, на кусочки тебя покромсаю всё-таки не я. Питер продолжает спамить Уэйду, расписывая изменения в состоянии кошки. Когда они начинают, когда заканчивают, когда она просыпается. Уэйд не отвечает — ответить нечего. На кухонном столе журчит фонтан. Он выдёргивает вилку из розетки. И впервые за долгое время дрочит, не прибегая к использованию стратегических запасов кошачьей мяты. На следующее утро он просыпается бодрым и отдохнувшим, и над его лицом не нависает никаких кошачьих задниц. У него есть ещё целых полдня свободы, так что он покупает тако и решает заняться своей работой фрилансера. К вечернему возвращению домой Уэйд сжигает три тысячи калорий и четырёх человек, поэтому, когда видит потрясающую рыжую красотку, целующую Питера в щёку у двери, он примерно на семьдесят четыре процента менее агрессивен, чем в любой другой день. И, возможно, лишь это позволяет ему не совершить того, о чём впоследствии он будет жалеть. — Твоя девушка? Питер вздрагивает, замечая Уэйда лишь теперь, после ухода девчонки. — Едва ли. Она не в моём вкусе. — Не любишь рыжих? — Можно и так сказать. — Поговорим о придирчивости! Она же ходячий секс! — Пожалуйста, не называйте её так, — с гримасой отвечает Питер. — К тому же внешность не главное. Привлекательные люди, утверждающие, что внешность не имеет значения, по мнению Уэйда, находятся где-то около Билла Гейтса, проповедующего отказ от денег. Именно это он и говорит. (Или орёт. Пора научиться думать, прежде чем открывать рот.) — Вы считаете меня привлекательным? — В голосе Питера — недоумение. Учитывая его новые (чуть менее ужасные) очки и свободный лицензированный доступ к зеркалам, Уэйд не понимает, откуда это недоумение берётся. Уэйд делает вид, что ничего не слышит, и меняет тему — он говорит о кошке, и Питер с удовольствием включается в разговор.

***

Те десять дней, что кошка проводит в конусе позора, стоят всех испытанных Уэйдом страданий. Он с удовольствием наблюдает за тем, как она натыкается на стены и почти сносит фонтан, пытаясь попить из него. — Поделом тебе, — злорадствует Уэйд, когда в конус заливается вода.

***

На шестой день Конусного Возмездия Уэйд выходит на охоту за одним мелким ублюдком. По дороге к зданию, с крыши которого открывается первоклассный снайперский обзор на мудака, он натыкается на объявление «Пропала собака» с изображением косоглазого пса. Уэйд останавливается, фотографирует объявление, отправляет фото Питеру и только после этого продолжает свой путь.

***

На девятый день Конусного Возмездия кошка начинает плакать и скулить и таскается за Уэйдом по пятам. Уэйд поднимает её на руки, осторожно, как учил Питер, придерживая, и позволяет прижаться к нему. Несмотря на пластик вокруг морды, кошка справляется. — БОЖЕ МОЙ! — кричит он Питеру в трубку. — У меня получилось!

***

Когда Питер снимает конус, Уэйд сообщает ему, что теперь он может завести для кошки Её Личный Журнал Здоровья под кодовым названием «Пушок».

***

Одним ленивым декабрьским утром Пушок отказывается покидать святыню кровати и сворачивается под одеялом в мёрзнущий клубок. — Так не пойдёт. Уэйд с трудом заставляет её заползти ему под худи. Кожа у неё холодная. — Не волнуйся, Жучок, папочка сделает из тебя самую модную генетическую ошибку всех времён. Позже он отправляет Питеру фотографию кошки, выряженной в свитер с изображением Дэдпула. Сделанный этими самыми руками, руками вашего покорного слуги! «Мне нравится цветовая гамма:-)», — тут же отвечает Питер. У Уэйда есть около пятнадцати секунд на идиотские смущённые ухмылки, прежде чем телефон вибрирует, оповещая о новом сообщении. «Хотя с чёрным лучше сочетается синий. Они дополняют друг друга». «чёрный лучше всего сочетается с брызгами крови, они на нём не так заметны» «лол, собираешься кого-то прикончить?» «никаких убийств без предоплаты» «ОРУ» На это Уэйду ответить нечего. — Однажды телефоны убьют всех нас, Пушок. Но, по крайней мере, теперь у меня есть несколько сообщений, чтобы не забыть о нём. «Сделай ей что-нибудь, что подчеркнёт её глаза. Она же дама!» «нищие не выбирают», — печатает он в ответ, и ему хотелось бы, чтобы в этой фразе была хоть доля шутки.