Свет и тьма: книга яркого света

      — Пожалуйста! — было сказано тем тоном, которым молят врага на поле боя сохранить жизнь.       — Нет, — он угрюмо посмотрел вверх, но никого не увидел.       — Ну, ани-и-ики! Ну, пожалуйста-пожалуйста! Ну, что тебе стоит!       Она дёрнула его за волосы, поняв, что её показательно игнорировали.       — Имото! — он чуть подпрыгнул, отчего малышка, сидевшая на его плечах, подлетела и оказалась вынуждена схватиться покрепче. Правда для этого пришлось оставить его волосы в покое. — Нет, потому что это вредно.       — Не правда, даттебайо! — малышка стукнула его пятками по груди. — Рамен — это вкусно, а вкусное не может быть вредным! — и вновь начала атаку на его шевелюру.       — Ты уже съела целую тарелку.       Он перехватил её, и теперь она не сидела на плечах, а ехала на спине. Разница была небольшая, зато она больше не могла терроризировать его голову.       — Рамена много не бывает. Так мама говорит, — выдала она нравоучительным тоном.       — А что ей на это Минато-сенсей говорит? — спросил он насмешливо.       Ответом ему послужила красноречивая тишина.       — Имото? Чего молчишь?       — Говорит, что рамен вредный, и много рамена есть нельзя, — угрюмо пробормотала она, и он не смог сдержать улыбку.       — Вот. Слушай папу.       — А маму, получается, не слушать? — маленькая пройдоха мгновенно нашла лазейку.       — Слушать надо того, кто прав. А прав Минато-сенсей.       — А вдруг он не прав? Откуда мне знать, а? — судя по её интонации, она искренне сомневалась в правоте папы в данном вопросе.       — Ах, ты хитрюга, — он рассмеялся, а она подхватила. — Я, Рин и Какаши считаем, что он прав. Нас большинство, так что тебе придётся нас слушать.       — Какаши — болван, почему я должна его слушать, ‘ттебайо?!       — Но же он самый умный болван из всех болванов, — совершенно сёрьезно отозвался он.       — М-ма… Вот, значит, какого вы обо мне мнения, — откликнулся молчавший ранее Хатаке.       Парочка дружно рассмеялась и не могла успокоиться ещё пару минут. А потом он вернулся к главной теме разговора:       — Не хочешь слушать Какаши, тогда слушай Рин. Она ирьёнин и точно знает, что — вредно, а что — полезно.       — Бу-бу-бу, — высказала свой самый весомый аргумент малышка.       Дальше он переключился на менее приятный, но более злободневный разговор с Какаши. Так их маленькая компания добралась до дома.       — Ребята! Наконец-то, пришли! — из-за двери показалась Рин. — Давайте, заходите.       Хатаке вошёл в дом первым. Парочка — следом. Он аккуратно спустил малышку.       — Вы чего так долго? — Рин, успевшая сбегать на кухню, довольно слизнула что-то с кончиков пальцев, а после уже принялась вытирать их полотенцем.       — Ты три года живёшь с Обито и до сих пор удивляешься его опозданиям? — ехидно спросил Какаши.       — Эй! В этот раз мы вообще-то из-за тебя опоздали! — возмутился Учиха.       — Само собой, — Рин согласилась, но с такой иронией, что Обито понял, что ему не верили.       — Имото! Ну, хоть ты скажи! — он обратился к последнему человеку в этой комнате, на поддержку которого мог рассчитывать.       — А нечего Наруто приплетать, — возразила Учиха. — Она тебя обожает и всегда принимает твою сторону.       — Но это правда! Аники ни при чём!       — Вот о чём я и говорю, — насмешливо сказала Рин и вернулась на кухню.       — Видишь, имото, мне даже родная жена не верит, — он очень грустно посмотрел Рин вслед, а когда обернулся к малышке попал в тёплые утешающие объятия.       Он вновь подхватил её на руки. С возрастом братские чувства к девочке-Солнцу незаметно обратились отеческими. Обито, казалось, был готов пойти буквально на всё ради Наруто.       — А нечего было себе годами репутацию, не вызывающую доверия, создавать, — прокомментировал Хатаке.       — А ты вообще молчи! — возмущённо запыхтел Учиха. — Мог бы и сказать, что я действительно не виноват. Тоже мне… лучший друг, — Какаши на эту пламенную речь лишь улыбнулся сквозь маску и скрылся на кухне.       — Я вот тебе всегда верю, — серьёзно сказала малышка.       — Только ты меня и любишь, да? — Обито ласково растрепал её волосы, наигранно грустно вздохнув.       — Вы идёте?! — выкрикнула Рин.       — Даже не надейся. Они опоздают, — послышался ответ Хатаке.       Учиха обиженно насупился и помог Наруто снять сандалии. После они вместе сидели за столом, обсуждая последние новости. Обито уже пару недель не мог вырваться с работы для того, чтобы пообщаться с родными. Он с радостью слушал рассказ малышки о том, как проходили её первые дни в академии. После он со снисходительной улыбкой качал головой на сетования Какаши о том, что ему в подчинение в последние время давали одних дураков и бездарей, которые были не способны ни единого шага ступить самостоятельно. Потом Рин шутливо жаловалась на то, что её муж не появлялся дома, изменяя ей с работой. Обито и сам не был рад от того, что перестал проводить время с близкими, но подготовка к инаугурации должна была совсем скоро закончиться.       Он чувствовал себя счастливым в тот момент, но что-то подтачивало это счастье изнутри. Какое-то чувство неправильности происходящего не отпускало его настолько давно, что он уже и не мог вспомнить, когда жил без него. Он смотрел на ярко улыбавшуюся Наруто, и она казалась ему неправильно маленькой на фоне Рин и Какаши, как будто была нарушена какая-то устоявшаяся пропорция. Однако при этом все они выглядели неправильно взрослыми. Учиха смотрел на смеявшегося Хатаке, и он казался ему неправильно радостным рядом с неправильно молчаливой любимой. Обито думал о Рин как о своей жене, и ему казалось неправильным слово «жена». Он обращался к своему прошлому, и оно тоже казалось ему неправильным. Каждый раз, когда он пытался восстановить в памяти своё признание Рин в любви, официальное назначение приемником Хокаге, поступление Наруто в академию и многие другие значимые моменты своей жизни, мысль незаметно ускользала, не позволяя до конца сосредоточиться на воспоминаниях, которых словно и не было. Обито с ужасом осознал, что вся его жизнь неправильная. Будто это и не жизнь вовсе, а сон, слишком настоящий и долгий для того, чтобы поверить в то, что всё это действительно являлось сном.       — Обито? — Рин осторожно потрясла его за плечо.       — А? — он поднял взгляд на любимую, но в его глазах всё ещё присутствовал ужас только что пришедшего к нему понимания.       — Что-то случилось? — она смотрела на него с явным беспокойством.       — Случилось?.. Что? — он почувствовал себя потерянным.       В голове всё смешалось. Он даже не мог понять, где находился и что происходило две минуты назад.       — Аники! Обито! Обито! Аники! Эй, друг! Обито! Аники! — голоса смешались в один общий непрерывный крик.       — Замолчите! — заорал он изо всех сил и сгорбился, схватившись за голову.       У него полностью пропало понимание происходящего. Он не знал, где находился, кем были эти люди вокруг, чего они от него хотели. Лишь чувство неправильности осталось неизменным. Оно не только не покинуло его, но и стало стремительно расти.       Мир пошёл мутными пятнами. Картинка поплыла, теряя свои очертания. Голоса продолжали его звать, но они стали тише, словно звучали сквозь плотный слой ваты. Они отдалялись всё больше и больше, пока не превратились в однообразный гул. Перед глазами встала непроглядная темень.       Обито понял, что это был сон. Один из многих. Сколько он их уже увидел? Он сбился со счёта. И все они оказывались чересчур реальными для того, чтобы осознавать то, что это были всего лишь видения. И ни один из них он уже не мог вспомнить, лишь просто знал о том, что они были. Они следовали друг за другом непрерывной бесконечной чередой, и Обито никак не мог проснуться.       Он сипло задышал, хватая воздух ртом.       Жутко захотелось пить. Горло раздирало от жажды. Уши закладывало. Он почувствовал боль. Необъяснимо знакомую боль, проходившую через середину туловища, точно его раскалёнными гвоздями проштробили ровной линией. Он снова судорожно вздохнул — горло от этого ещё сильнее продрало.       — Спокойнее, — кто-то слегка надавил ему на грудь, но даже это отозвалась чудовищной болью, от которой на глазах выступили слёзы. — Дыши не так глубоко, — сказал хриплый, судя по всему, старческий голос.       — Е… я… — Обито попытался заговорить, но ничего не вышло. — Кха-кха! — слизистую зажгло так, что слёзы потекли ручьем.       — Пей, — к губам приставили что-то вроде чашки.       Обито знал, что нужно было пить мелкими глотками для того, чтобы быстрее избавиться от обезвоживания. Тем не менее он не мог удержаться от жадных больших глотков, от которых горло саднило, а вода проливалась мимо, стекая по шее. Резкие движения вызвали новую волну боли в груди. Он закашлялся, из-за чего вода оказалась везде. Неизвестный ничего не предпринимал, просто ждал, чтобы приступ прошёл. Успокоив дыхание, Обито снова припал к кружке, но пил уже медленно, позволяя жидкости обволакивать пересохшую слизистую.       Когда вода закончилась, Учиха попытался вытереть шею и подбородок, но ничего не вышло. Он не смог поднять руку, даже пальцами пошевелить не вышло. Ни одна часть тела его не слушалась. Он ощущал и руки, и ноги, но ощущал странно, словно отлежал их. Он попытался осмотреться, но ничего, кроме уже увиденной темноты, не разглядел. Его посетила откровенно пугавшая, но правдоподобная догадка.       Возможно, он ослеп.       От этой мысли его единственный глаз расширился в ужасе. Тут же страшное предположение было развеяно — активировался шаринган. Пусть Обито пробудил додзюцу совсем не давно, но он точно знал о том, что оно не активировалось, если глаз был слеп.       Теперь он отчётливо видел то, что рядом стоял человек. Судя по тому, насколько изношенной выглядела его система циркуляции чакры, изначальное предположение о том, что он старик, оказалось верным.       Дальше Обито увидел то, что повергло его в шок. Из спины старика отходили странные провода или что-то на них похожее, по которым текла чудовищная, жуткая чакра. Эти провода уходили вглубь огромного помещения, в центре которого стояла кровать с размещённым на ней Обито. В той стороне, куда шли потоки чакры, стояло…       …Нечто.       Гигантских размеров статуя вызывала в Обито чувство всепоглощающего ужаса. Он бы не смог объяснить почему именно, но она пугала своим видом. И ещё больше — своей аурой.       — Е-е-я? — он сглотнул: язык тоже не слушался, словно одеревенел.       — Спи, — сухо сказал неизвестный и развернулся для того, чтобы уйти.       — К-к… о-ы-ы?       Желание поспать являлось последним из абсолютного большинства тех, которые испытывал Обито. К тому же у него образовалось множество вопросов, на которые ему требовалось узнать ответы.       — Спи, — тем же тоном повторил старик.       Учиха протестующее замычал, потому что говорить всё ещё не получалось. Незнакомец подошёл обратно к кровати и наклонился к Обито. Он даже испугаться не успел, прежде чем увидел шаринган и погрузился в сон.

***

      Новое пробуждение вышло чуть более приятным, но ненамного. Снова хотелось пить, но это была обыкновенная жажда, не сопровождавшаяся болевыми ощущениями. В помещении светлее не стало, но додзюцу позволяло Обито не беспокоиться, ведь глаза клана Учиха видели в темноте. Тело всё ещё было онемевшим, но он смог сжать пальцы в кулак. Правда с огромным трудом: у него даже выступила испарина от такого, условно простого, действия. Говорить он пока не пробовал.       Обито отчётливо помнил обвал, но не мог восстановить в памяти то, что ему предшествовало. Он в целом ощущал, что забыл многое. Просто после определённого момента жизни, примерно десяти лет, память начинала давать сбои. Последний год жизни, если не больше, восстанавливался кусками, которые вносили лишь больше путаницы.       Приблизительно через десять минут в сознании всплыла картинка с маленькой золотоволосой улыбчивой девочкой. Обито сразу же мысленно сравнил её с Солнцем: от неё веяло теплом, и она будто излучала мягкий ласковый свет. Учиха испытал чувство чего-то родного, прокручивая в памяти эту картинку. Девочка поразительно сильно напоминала Минато-сенсея, но Обито понимал, что чувство родства он испытывал вовсе не по этой причине.       Ему очень хотелось вспомнить, кем являлась эта девочка, но не получалось. Он закусил губу от волнения. Неужели он окончательно её забыл? Он воспроизводил в голове образ солнышка с голубыми глазами снова и снова в надежде на то, что память волшебным образом могла вернуться. Понимание того, кем она ему приходилась, казалось настолько же важным, как знание того, кем являлись Рин, Исами ба-чан, Какаши и Минато-сенсей.       Будто без памяти об этой малышке он уже не мог быть Учихой Обито.       Он жалобно застонал от бессилия. У него словно отняли невероятно важную часть его жизни. Он помнил, что ему было, по крайней мере, одиннадцать лет, и это пугало. Его пугало то, что он практически не помнил целый год своей жизни. Почему он не помнил? Из-за того обвала? А как он под ним оказался?..       Вдруг в голове всплыло воспоминание о том моменте, когда на него свалился булыжник. Ему ведь раздавило половину тела… Так почему, в таком случае, он мог чувствовать и правую руку, и правую ногу?       — Уже очнулся? — сказал тот самый старик. — Пей, — к губам Учихи вновь приставили кружку.       Когда вода закончилась, неизвестный просто поставил чашку на кровать.       — Де… я? — Обито опять задал вопрос, интересовавший его больше всех прочих.       — На перепутье между нашим миром и лучшим… Мой юный Учиха…       Обито не сдержался от того, чтобы скептически выгнуть бровь. Ответ старика не внёс в ситуацию ни толики ясности.       — К-к-т… — он замолчал, прежде чем попытаться снова: — К-ко ты?       — Просто старик, — складывалось ощущение того, что он был совершенно не заинтересован в разговоре, но при этом он не уходил и ждал от Обито новых вопросов.       — Т-ты с-сп-хм… сп-па-ас-с-с… ня? — изъясняться, не имея толком возможности разговаривать, оказалось той ещё задачкой.       — Можно сказать и так. Хотя жив ты остался каким-то чудом. Совершенно не понимаю, как тебя не раздавила та глыба, — он некоторое время молчал, будто обдумывая, как всё-таки Обито смог выжить. — Видимо, когда случился повторный обвал, ты выскользнул из-под неё. Это спасло твою жизнь. Я же всего лишь тебя нашёл и не дал тебе умереть.       Обито не ожидал столь развёрнутого ответа от прежде немногословного старика. О какой глыбе тот говорил? О той, которая частично раздавила его? А что за повторный обвал? Он не помнил даже того, как произошёл первый, а, оказалось, был ещё и второй…       — К-ка-а… ак? — Учиха прикрыл глаза от усталости, говорить становилось всё сложнее.       — Как я нашёл тебя?       — Угу, — едва слышно выдавил он.       — Обвал трудно было не заметить. Я пошёл узнать, что произошло. В итоге нашёл тебя в одном из коридоров… прямо возле той глыбы, которая тебя чуть не раздавила. Я смог подлатать тебя, хотя… — Обито показалось, что старик окинул его критическим взором, — раздавленная половина восстановлению не подлежала.       Учиха молчал. Попытки говорить, даже такие немногочисленные, очень вымотали его. Хотя количество вопросов к странному старику заметно возросло. Например, почему он ощущал правую половину своего тела, если она не подлежала восстановлению? Или почему ему так было трудно разговаривать?       — Тебе, должно быть, интересно, откуда у тебя проблемы с речью? — он словно прочёл мысли Обито.       — Угу.       — Ты практически десять месяцев находился в коме, — абсолютно спокойно оповестил Обито старик.       Учиха не сразу осознал суть сказанного. Когда же он понял, то не поверил. Какая кома? Какие десять месяцев? Это звучало как бред. Он не мог десять месяцев проваляться здесь.       — Вижу, ты мне не веришь, — в хриплом голосе послышалась насмешка. Обито волком посмотрел на старика. — Тебе придётся заново учиться говорить, ходить и вообще делать всё то, что ты умел прежде, — Учиха нервно сглотнул, осознав то, что не было важно, находился ли он в коме или нет. Сейчас старик сказал правду: ему действительно предстояло учиться всему заново. — Я слишком стар, чтобы и дальше выхаживать тебя. Тобой займется Зетсу. Хотя сейчас ты опять хочешь спать, верно?       Верно, Обито хотел. Он чувствовал слабость. Но ещё больше — раздражение: его вымотал такой короткий диалог. Он не стал отвечать — просто закрыл глаза. В голове вновь всплыл образ, забытой им девочки. Интересно, потеря памяти — тоже последствие комы?       Почему-то он уже смирился с тем, что действительно пребывал в коме, хотя его не мог не пугать срок в десять месяцев. Наверное, родные считали его погибшим… Нужно было вернуться в Коноху… Там была Рин и… и…       Последним, что Обито запомнил, перед тем как уснуть, была солнечная девочка.

***

      Когда он проснулся вновь, в помещении оказалось относительно светло. Этот свет был тусклым, но освещал абсолютно всё. Хотя Обито ничего не видел, потому что даже такое блёклое свечение, больно обжигало сетчатку. Он думал, что прошла целая вечность, прежде чем получилось привыкнуть к свету. На деле же у него ушло около двух часов, благо во времени он ограничен совсем не был.       Старик, видимо, спал. Он сидел примерно в двадцати метрах справа на жутковатом троне. Правда Обито понял, что трон этот с определением «жуткий» не стоял даже близко, когда обратил внимание на то самое Нечто. В реальности эта статуя оказалась ничуть не менее отталкивающей, чем сквозь призму видения шарингана.       После того как Обито освоился с отвыкшим от света глазом, он вернулся к попыткам восстановить пробелы в своей памяти за неимением альтернативы. Точнее, альтернатива имелась — разрабатывать речевой аппарат. Однако в отсутствие собеседника и без того угнетавшее его занятие казалось ещё менее привлекательным.       Обито опять обратился к образу девочки. Сейчас, после сна, у него стали всплывать моменты, связанные с ней. Каждый такой момент сопровождался улыбкой. Он вспомнил не так уж много, но понял, что малышка была ему очень близка. От этого стало до слёз обидно. Как он мог забыть кого-то столь важного? Он ведь практически считал её своей имото…       «Имото…»       Воспоминания, словно взрывы, стали сотрясать сознание. Это оказалось, откровенно говоря, болезненно: за несколько секунд он буквально пережил полтора года. Обито тяжело дышал, отчего снова стало жечь в груди. Захотелось пить.       — Эй, — он хотел выкрикнуть, но ничего не получилось.       Он даже успел свыкнуться с тем, что у него постоянно не получалось, что бы он ни пытался сделать.       — Эй, — новая попытка также не увенчалась успехом.       — Эй, — это вышло уже получше.       Учиха глубоко вздохнул, собираясь с силами.       — Эй! — было не очень громко, но хотя бы отдалённо походило на крик.       — Эй! — получилось так же, как и в прошлый раз.       Обито взял передышку: опять устал за считанные минуты. Его накрыла апатия от осознания собственной беспомощности. Сколько же времени должно было уйти на полное восстановление? Ему было необходимо вернуться назад, в Коноху, к Рин, к Исами ба-чан, к имото. На его лице появилась грустная ухмылка от мысли о том, что Какаши тоже, возможно, немного грустил.       — Эй! — получился полноценный вскрик.       — Чего кричишь? — словно из-под земли объявилось что-то белое человекообразное и нависло над Обито.       — …ять! — он бы испуганно подскочил, если бы мог.       — Ты чего такой шуганный? — спросило оно настолько противным голосом, что от него в ушах зазвенело.       Учиха таращился на гуманоида с опаской и ещё не прошедшим испугом. Кажется, старик упоминал какого-то Зетсу. Должно быть, это был он?       — Ты… З-з-зе-э-эт-с-су? — это был явный прогресс: пусть с трудом, но получилось полноценно выговорить слово, в котором содержалось больше одного слога.       — Да. Мне Мадара поручил чего-то с тобой делать, — Зетсу почесал подбородок и вроде как принял задумчивый вид. — Но я забыл что, — сложно было сказать, думало ли оно на самом деле. Зетсу вообще выглядел, как скафандр с единственной прорезью для глаза, одетый на человека, скрученный из белого пластилина. Едва ли его можно было воспринимать как действительно живое существо. — Точно помню, что убивать запретил…       В этот раз у Обито даже вздрогнуть вышло. Это ещё что за фокусы? Зачем вообще понадобилось его спасать, если его сдали на попечение неадекватного куска пластилина, стоило ему очнуться?       Тут же Обито осознал начало фразы: «Мадара поручил…». Старик явно был Учихой, поскольку у него имелся шаринган. К тому же он явно не жил в Конохе, причём довольно давно, потому что приблизительно с шести лет Обито знал всех стариков в деревне из-за того, что регулярно помогал им. Но ведь в клане Учиха последний Мадара — тот самый Мадара, который был одним из основателей Конохи. А тот умер лет сорок назад…       — А ты не знаешь, что я с тобой делать должен? — спросил, как окрестил его Обито, Завёрнутый.       — П-пи-пи… — у него не вышло договорить, потому что Зетсу его перебил:       — Пи-пи? Не, я не могу. Не то чтобы я не хотел — мне всегда было интересно, каково вам, людям, ходить в туалет. Но я не могу, — печально заключил он.       Обито обречённо закатил глаз, поняв, что на попечении у этого недо-чуда он либо восстановится очень быстро, либо не восстановится, но тогда умрёт от жажды. Только в этот момент Учиха с удивлением осознал то, что практически не чувствовал голод.       — П… — поняв, что с первого раза не вышло бы, Обито смолк. С этим белым товарищем требовалось изъясняться максимально понятно и никак иначе, а то он вполне мог угробить и даже это не понять. — П-пить.       — Не, пить мне тоже не нужно. Мне поэтому и пи-пи не нужно, потому что пить не нужно, — добродушно поделился жизненными проблемами Завёрнутый.       Обито горестно вздохнул. Хотя, с другой стороны, у него теперь была отличная мотивация восстановить функции речевого аппарата в кратчайшие сроки.       — М-не… п-пить, — Учиха посмотрел на собеседника с неприкрытым скепсисом: почему-то он уже понимал то, что до того снова не дошло.       — «Мне пить»? Да, я ж говорю, что мне пить не нужно. Ты глупый, что ли? — совершенно искренне спросил Зетсу.       В этот момент Обито даже порадовался тому, что был ограничен в движениях. Ведь если бы он не был, то уже бился бы головой о ближайшую стенку.       — Мне… н-н-нуж-но… пить… — он через силу сжал зубы, чувствуя острое раздражение.       «Ну, же! Давай! Пойми, наконец!» — практически молил он про себя.       — Тебе нужно пить? Точно! — но не успел Учиха обрадоваться, как… — А ведь тебе ещё и пи-пи бывает нужно, да? А каково это? А какать тебе тоже нужно? Мне всегда было интересно, каково это какать?       Только в этот момент Обито осознал всю глубину… того положения, в котором он оказался.

***

      — …чувство облегчения? А какого облегчения? Будто бы на тебя перестало давить что-то тяжёлое? Или ты перестал нести что-то тяжёлое? — Зетсу не прекращал попытки выяснить ответ на интересовавший его вопрос.       Учиха тихо обречённо застонал. Он не знал, сколько длилась эта пытка вопросами о походах в туалет, но ничего мучительнее в его жизни, определённо, ещё не происходило. Он взял себе на заметку, что если у него всё-таки получится выбраться отсюда, хотя откуда конкретно, он пока так и не выяснил, то обязательно доложит об этом методе издевательств над человеческой психикой в пыточный отдел.       — Ты чего стонешь? Болит что-то? — Завёрнутый либо был гениальным актёром, либо, что более вероятно, редкостным идиотом.       — Го-ло-ва у… меня от… те-э-эбя …лять, бо-лит, — Обито не смог передать всю степень своего раздражения интонацией, но с лихвой компенсировал это выразительным взглядом.       — Какой же ты недружелюбный, — с укором протянул Зетсу. А потом радостно добавил: — Зато какать можешь.       — Всем привет! — словно из-под земли объявилось что-то белое человекообразное и нависло над Обито.       — А-а-а! — хоть это и не было для него в новинку, но он опять испугался от неожиданности.       — Ты чего такой шуганный? — спросило оно настолько противным голосом, что от него в ушах зазвенело.       Учиха испытал острое чувство дежавю. Только в этот раз «белое что-то» гораздо сильнее походило на реального человека. Хотя оно тоже находилось далеко от понятия нормальности, и проблема заключалась не только в белом цвете. Вся его левая сторона была перекошена и деформирована: там не имелось руки, а на лице отсутствовали глаз и ухо. Правда, гораздо больше привлекали внимание множественные наросты, которые находились также слева. У Учихи возникла ассоциация с алоэ. К тому же эту идею поддерживали зелёные волосы и пыльно-жёлтого цвета глаз без зрачка.       — А ты е-э-эщё… кто? — он снова таращился на новое лицо с опаской.       — Зетсу. Мне Мадара поручил тебе помогать, — этот выглядел значительно адекватнее уже знакомого Обито Зетсу.       — Ещё о-о-о-дин? — его как-то не предупредили о том, что их ожидалось несколько.       — Так нас много. Нас всех Мадара вырастил из той штуки, — Завёрнутый указал на висевших в тени за жуткой статуей, словно выращиваемых, белых гуманоидов. — И все мы не можем какать, — грустно заключил он.       Обито со стоном откинул голову на подушку: нет, только не опять!       Реабилитация обещала быть долгой…

***

      — Сколько я здесь проторчал? Кажется, что целую вечность, — он окинул печальным взглядом пещеру, в которой был заточён.       Вообще слово «заточён» здесь использовалось очень и очень условно, ведь с момента своего пробуждения Обито так ни разу и не покинул кровать. Зато он уже полностью вернул способность говорить: научиться, зная, как это следовало делать, оказалось сравнительно просто. К тому же он снова мог самостоятельно сидеть и пить, и частично разработал левую руку. Ещё он постепенно привыкал к свету. Освещение в помещении становилось чуть ярче, но настолько медленно, что Обито заметил это только два дня назад. Учиха понятия не имел, каким образом это происходило, но против точно не был, потому что без такого постепенного восстановления он бы ослеп от солнечного света сразу же, как только оказался бы снаружи.       — Всего-то неделю, — ответил Алоэ.       — А тебе откуда знать? Мы тут вместе безвылазно сидим, — кисло спросил Учиха, но тут же оживился и принялся оглядываться по сторонам. — Хэй, а где третий? Я его уже давно не видел, — теперь энтузиазма в его голосе стало заметно больше.       За время, проведённое здесь, которое Обито приравнял к вечности, он познакомился с ещё одним Зетсу. Тот оказался больше всех похож на человека: у него имелись полноценное лицо и полный комплект конечностей. Естественно, и он оказался не без дефектов: его правая нога по объёму равнялась всему остальному его телу.       — Собирает информацию снаружи… — сказал Алоэ спокойно, словно речь шла о чём-то само собой разумеющемся.       — Чего?! Так вы можете выходить отсюда?! — Обито аж подскочил: это у него теперь тоже получалось не хуже, чем раньше.       — Конечно. Мы же можем проходить сквозь землю, — тем же тоном продолжил он.       — Какого чёрта?!.. — с раздражением сквозь зубы процедил Учиха. — А я тут взаперти сижу с какими-то сумасшедшими, которые всякую чушь безостановочно несут, — он откинулся на спинку кровати, выразительно глядя на Зетсу-скафандр, поскольку к Зетсу-алоэ у него претензий практически не было.       — И всё-таки ты совсем не дружелюбный… Но можешь какать, — последнюю часть фразы Обито сказал вместе с ним.       — Если тебя это успокоит, то я в туалет в последний раз ходил ещё до комы.       Он не понимал, что происходило с его организмом, но с тех пор, как он очнулся, ему так и не захотелось есть, и потребность в воде оказалась значительно ниже нормы. А Зетсу не особо-то стремились объяснить происходящее, сводя любой разговор к… в общем, ясное дело к чему.       — Это ты нам спасибо скажи! — радостно сообщил Завёрнутый.       — Вам? — Обито настороженно зыркнул на него исподлобья.       — Так, это, твоя правая сторона сделана из того же, что и мы…       — Что?! — он заорал так, что получился практически визг: он явно не был морально готов к подобной новости.       — Не беспокойся. Мы с тебя денег не возьмём: это подарок, — поздравил его Алоэ.       — Мы созданы из Гедо Мазо[1], — второй указал на статую, — так что нам не надо ни есть, ни пить. Никаких счетов ни за еду, ни за воду. В туалет мы ведь тоже не ходим… и не какаем, — довольно бодрая в начале речь закончилась, как всегда это было у Завёрнутого, на печальной ноте.       — Так как теперь ты частично такой же, как мы, — Обито почувствовал рвотный позыв от осознания этой до крайности противной мысли, — то тебе тоже не нужно есть, и без воды ты теперь протянуть можешь очень долго.       — Не сравнивайте меня с собой! — он схватился левой рукой за забинтованную сторону. — Я лишь наполовину такой! — он посмотрел на свою собственную правую ногу, покрытую зарубцевавшимися шрамами. — Даже меньше, чем наполовину, — угрюмо заключил он.       — Лучше бы поблагодарил. Если бы ты не был частично, как мы, то помер бы давным-давно, — Алоэ оскорблённо сложил руки на груди. — И вообще! Это мы не хотим быть таким, как ты! Тебе просто приделали безмозглую часть нашего совершенного тела, — высокопарно закончил он.       — А мы — искусственно созданные живые люди! — поддержал его Зетсу-скафандр. — У нас даже чувства имеются! Но мы не какаем, — а у Обито агрессивно задёргалось веко.       В тот момент он окончательно и бесповоротно осознал: ненависть к слову «какать» будет сопровождать его до конца жизни. А возможно, не покинет и по её окончании… Если реинкарнация существовала, то его будущее воплощение однозначно будет также искренне ненавидеть это слово, даже не предполагая того, какая ужасная история истинных душевных страданий стояла за этой ненавистью.       Обито кинул печальный взгляд на уже вечность, если точнее — неделю, величественно дрыхнувшего старика. Если бы он не мог при помощи шарингана видеть то, что у, так называемого, Мадары двигались потоки чакры, то он бы уверился в том, что старик отдал концы.       Мадара открыл единственный видимый глаз и вперился взглядом в Обито. Тот вздрогнул от испуга. Видимо, он действительно стал шуганным. Тем временем едва живой, на первый взгляд, дед уже стоял около его кровати. Зетсу же как сквозь землю провалились. Хотя эти вполне могли…       — Ты уже чувствуешь себя лучше, — это был не вопрос, а констатация факта.       — Это, дедуль… Я же так и не поблагодарил тебя. В общем, спасибо. Ну, за то, что спас, — он искренне улыбнулся.       — Погоди благодарить… Я ещё заставлю тебя отработать этот долг сполна, — Обито напрягся, и это было мягко сказано. — Ты всю жизнь помогал старикам, верно?       — Так-то оно так, но… Что ты конкретно от меня хочешь? — он недоверчиво прищурился и немного отклонился, отдаляясь от старика. Тот не отвечал, продолжая пристально смотреть на Обито. — Кажись… что-то противоестественное… — его лицо осунулось, вид стал крайне удручённым. — Но я ж ещё ребёнок! Тебе самому-то не противно?! — предпринял он неуверенную попытку защитить свою ещё не поруганную честь.       — Не угадал… — спокойно ответил дед.       У младшего Учихи так отлегло от сердца, что это отразилось на его лице. Тем не менее он всё ещё был напряжён: мало ли, старик что похлеще выдал бы…       — Не, дедуль, извини… но я долго отрабатывать не могу. Если я всё-таки жив, то, как на ноги встану, сразу в Коноху вернусь, — Обито действительно испытывал сильное чувство вины, но от своего отступаться не собирался. — У нас же война идёт полным ходом, а я наконец пробудил шаринган. Теперь я смогу защитить своих друзей, — он мягко улыбнулся от мыслей об имото, Рин, Какаши…       — Защитить друзей, говоришь… — интонация пошла на повышение, поэтому Обито ждал продолжения мысли, но продолжение, судя по всему, не предвиделось.       — Да-а-а, — он медленно кивнул, вопросительно глядя на резко замолчавшего деда. Тот сохранил молчание, не изменившись в лице. — А что?       — Ничего.       — Зачем тогда вообще было что-то говорить? — Обито сконфуженно скривился.       — Просто в твоём состоянии вернуться в ряды шиноби будет едва ли возможно…       — Поогоди-и-ите! — он не выдержал и перебил. — Это в смысле?! То есть я же только пробудил шаринган! Я уверен, что теперь наше взаимодействие с Какаши улучшится! И теперь у меня точно получится защитить…       — Спустись на землю, парень! — на удивление, властным и сильным голосом прервал его старик. — Жизнь далеко не всегда складывается так, как ты того хочешь. Чем дольше живёшь… тем больше уверяешься в том, что реальность — сплошная боль, страдания и пустота в душе…       «Да, что с этим стариком такое… пессимист какой-то…», — Обито скептично покривил губы, но заговорившийся дед, казалось, не обратил на это внимание.       — Запомни… В этом мире свету всегда сопутствует тень. И пока существуют «лидеры и победители», всегда будут «изгои и поверженные». Эгоистичное желание сохранить мир лишь приводит его к войне, потому что каждый творит мир по своему разумению. То, что одни сочтут благом, другие станут воспринимать как проклятие. Также и ненависть рождается из желания сохранить любовь. Пока есть одно, неизменно будет существовать и второе. По крайней мере, в привычном нам мире…       Обито тяжело вздохнул и откинулся на спинку кровати. У стариков такое случалось часто: они как начинали о жизни рассуждать, так их и пожаром было не остановить. Младший Учиха понял то, что пятью минутами он бы не отделался. Через какое-то время дед сделал чересчур долгую паузу между изречением сакральных мыслей, чем Обито без зазрения совести воспользовался:       — Это всё, конечно, очень прикольно, только… Где я всё-таки нахожусь?       — На перепутье между нашим миром и лучшим… Мой юный Учиха… — поразительно вдохновенно продекламировал старик.       — Ага-ага, — он часто закивал, — я это уже слышал. А поконкретнее? Ну, хотя бы в какой стране это перепутье? Или это граница? Страна Огня в скольких днях пути? — Обито с великим сожалением осознал то, что со стариком общаться оказалось ничуть не легче, чем с Зетсу.       — Твои друзья спаслись благодаря твоему ранению?.. Верно?       Перед глазами младшего Учихи всплыла картина того, как Какаши в последний момент вытянул Рин из рушившегося убежища. Он вздрогнул и гневно посмотрел на тошнотворно спокойного деда:       — Кончай уже пугать меня! Я не хочу!.. Не собираюсь всю жизнь проводить здесь! — он слишком резко успокоился и опустил голову из чувства стыда: в конце концов, именно этот старик спас его жизнь. — Я просто… просто… хочу вернуться к близким.       — Хочешь уйти — уходи, держать не буду. Даже если попытаюсь — не смогу, — он слегка развёл высушенные узловатые руки, как бы показывая свою физическую слабость. — Хотя и у тебя вряд ли так просто выйдет уйти. Во всяком случае, сейчас, — он развернулся и молча стал удаляться.       — Дедуль, ты же нукенин? — он окликнул деда, когда тот уже практически уселся на свой трон. — Да? Ты же не шиноби Конохи. Кто ты?       — Я всего лишь призрак клана Учиха… — Обито напряжённо нахмурился, ожидая продолжения. — Учиха Мадара.       — Того самого, который Коноху основал и сорок лет назад умер? — со скепсисом спросил он.       — А кто я, по-твоему? — с насмешкой спросил «Мадара».       Обито осмотрел его придирчивым взглядом. Высушенный костлявый старик, облачённый в чёрный бесформенный балахон, смотрелся действительно величественно на своём жутком троне на фоне Гедо Мазо. Его пепельно-серые поразительно густые волосы резко контрастировали с общей мрачной обстановкой пещеры. Изрезанное глубокими морщинами лицо создавало о нём впечатление человека, прожившего тяжёлую, но богатую на яркие события жизнь. Его узловатые руки властно опирались на рукоять остро заточенной косы, которая стояла около трона непонятно зачем. Обито честно пытался выведать у Зетсу, для чего старику понадобился этот жуткий объект, но разговор, как всегда, неведомым для Обито образом зашёл в туалетное русло.       — Может, смерть? Или жнец какой… — он беспечно пожал плечами, но тут же вспомнил фразу о перепутье между мирами. Секунду он не шевелился и с диким испугом таращился в никуда, а после заорал: — Так я помер, что ли?! А-а-а! Серьёзно?! Ты меня в Рай отвести должен, да?! Или!.. Или в Ад?! — Обито схватился за голову и закачался вперёд-назад. — А-а-а! Я не хочу в Ад… Погоди, или ты!.. Кха-кха! — от долгого крика он испытал приступ боли в груди.       — Если ты всё ещё способен чувствовать боль, то это значит, что ты жив, — меланхолично выдал дед.       — Кха-кха… Ох, я аж прям опять обрадовался тому, что жив, — пытаясь отдышаться, сказал Обито.       — То есть тебе легче поверить в то, что я жнец, чем в то, что я Учиха Мадара? — в его старческий скрежущий голос затесалась интонация заинтересованности. — В каком-то смысле я действительно являюсь жнецом, ведь эта реальность — сущий Ад. Если тебе интересно, почему я до сих пор жив… Мне удалось обмануть смерть. Но как только я перестану подпитывать себя чакрой из этой статуи, я умру…       — Так… — Обито завалился на живот поперёк кровати. — Это всё, конечно, очень интересно. Честно, ты даже не представляешь насколько, — он совсем не аккуратно сполз на пол. Повезло, что кровать была низкой. — Но я, пожалуй, пойду, — он пополз по полу, помогая себе разработанной рукой и более-менее здоровой ногой. — Большое вам за всё человеческое, наполовину правда, но всё же, спасибо, — он, сцепив зубы, упорно двигался к своей цели.       Обито пару дней назад заметил, что из-за статуи периодически появлялась чуть более яркая полоска света. Возможно, там находился выход наружу… или его можно было там проделать. В общем, это он и собирался сейчас выяснить. В любом случае, такая перспектива выглядела куда привлекательнее, чем пребывание здесь с полусумасшедшим стариком и полностью сумасшедшими Зетсу.       — Можешь не мучить себя. Выхода отсюда нет. Тем более… ни ты, ни я не сможем покинуть это место… в наших собственных телах, — дед флегматично наблюдал за остервенелыми потугами Обито.       Он издал невнятное кряхтение. Передвигаться оказалось адски сложно, но Обито сдаваться не собирался, а Мадару показательно игнорировал.       — Если будешь так дёргаться, то искусственное тело Хаширамы просто оторвётся, — так же индифферентно, как и прежде, рассуждал старик. — Неужели так хочешь помереть? У меня в твоём отношении довольно много планов на будущее. Серьёзно, будь добр — не умирай так глупо. Всё-таки я тебя спас: будет весьма досадно, если весь труд уйдёт насмарку, — Мадара всё продолжал говорить, не обращая внимание на усталое пыхтение Обито.       — Что тебе от меня нужно? Что вообще может понадобиться такому старику от мелкого сопляка?! — Обито уткнулся лицом в земляной пол от бессилия — ему требовалась передышка.       — Я хочу изменить судьбу этого мира. Создать новый. Идеальный. Мир, в котором будут только победители. Только спокойствие. И только любовь. Вот какой я хочу создать мир.       Младший Учиха повернул голову набок так, чтобы видеть старика. Он с недоумением разглядывал Мадару. Тот был совершенно серьёзен в своём заявлении об изменении судьбы мира. На кого он, чёрт возьми, нарвался? Действительно, этот дед — псих…       — Шикарно… — удручённо пробормотал Обито. — Знаешь, мне как-то плевать на весь мир! У меня есть родные и близкие, — он возобновил своё движение. — И я! Хочу! К ним! Вернуться! — каждый возглас сопровождался рывком вперёд.       — Как я уже говорил, не всё происходит так, как нам хочется. Однажды и ты поймёшь это… Если тебе действительно так хочется уйти, то на здоровье, — дед выдержал паузу, прежде чем сказать с какой-то дьявольской интонацией: — Но, учти, тогда я заберу твой шаринган.       — Зачем он тебе?! — Обито снова взял передышку. Он понимал, что будет тяжело, но даже не предполагал того, что — настолько. — У тебя же свой есть!       — Нет… я оставил свои глаза другому. То, что ты видишь, — всего лишь запасной глаз. Его я вставил себе позже, — он отвёл пряди, закрывавшие правую половину его лица, и Обито увидел запавшее, провисшее веко, за которым явно не было глаза. — Видишь ли, слепота — не самое приятное состояние. Несколько шаринганов в запасе никогда не помешают. К тому же у меня до сих пор нет правого. А для пробуждения полного потенциала додзюцу, у тебя должна быть полная пара.       — Значит…       Обито зацепился за его последнюю фразу. «Пробудить полный потенциал… полная пара…». Получалось, что если бы он с Какаши объединился, то они смогли бы защитить и имото, и Рин.       «Ребята, только дождитесь меня, я… Жив!» — это было последним, что он успел подумать перед потерей сознания.

***

      Обито собирал волю в кулак для того, чтобы задать вопрос, который волновал его фактически с первого пробуждения в пещере. Правда Учиха не решался озвучить его до сих пор, потому что искренне боялся услышать ответ. Вообще он смирился с тем, что оказался вынужден прожить в этом подземелье около полугода, если не больше. Он понял, что до тех пор, пока не восстановит хотя бы прежнюю форму, попасть наружу ему не светило. А тут требовалось не то чтобы восстанавливать, а скорее создавать себя заново, потому что за десять месяцев все его мышцы либо пришли в негодное состояние, либо и вовсе от него куда-то ушли.       Он уже неделю пытался снова начать ходить, но левая нога его практически не слушалась, а уж о правой и говорить было нечего. За эту неделю Обито наконец смог оценить по достоинству полезность Зетсу, потому что без их помощи он бы и через месяц не добился того результата, который у него имелся сейчас.       — Чего молчишь? Ты спросить что-то хотел? — растормошил его Алоэ.       — Да… да… — он глубоко вздохнул и принял решительный вид. — А какая сегодня дата?       — Дата? Какая дата? — Завёрнутый был, как всегда, в своём репертуаре.       — А тебе зачем? — спросил второй.       — Просто интересно, — пожал плечами Учиха. Почему-то теперь ему не было так страшно. — Мне сказали, что я был в коме почти десять месяцев. Но это как-то не очень точно. Я ведь не знаю, какое сегодня число. Даже месяц не знаю. Только то, что сейчас год восемьдесят второй и весна. Но это очень уж большой отрезок времени, — удивительно спокойно рассуждал он.       Зетсу зашушукались между собой. Обито смотрел на их переговоры с подозрением, но выбора особого у него не имелось. Всего через минуту они до чего-то договорились и серьёзно закивали, как бы подтверждая, что последнее решение являлось окончательным.       — Давай так: мы ответим на твой вопрос, а ты — на наш.       — Валяйте, — он облокотился на спинку кровати.       — Сегодня… — начал Завёрнутый. — Сегодня… — продолжил нагнетать он. — Сегодня два… Слушай, а ты точно ответишь на наш вопрос?       — Точно. С чего бы мне врать?       Учиха совсем перестал бояться. Прежний страх теперь даже казался ему глупым. Сейчас хотелось лишь поскорее закрыть этот вопрос и больше к нему не возвращаться.       — Ну, не знаю… А вдруг мы тебе ответим, а ты нам — нет, — абсолютно искренне засомневался в добросовестности Обито Завёрнутый.       — Ты это серьёзно? — и всё же, для самого Обито это заявление прозвучало не только несерьёзно, но и смешно.       — А какие у нас гарантии? — Зетсу сложили руки на груди.       — Я ведь тут заперт и уйти никуда не могу… пока… Вы ж меня доконаете, если я вам не отвечу. А мне оно зачем? — он пожал плечами.       — Ладно… — Зетсу-скафандр принял задумчивый вид, но Обито не стал обманываться и понял, что тот просто завис. — А что ты спрашивал?       — Он спрашивал, какая сегодня дата, — помог ему второй.       — Дата? Какая дата? — действительно, кто бы сомневался.       — Ками-сама, за что мне это? — обречённо прошептал Учиха.       — Чего?       — Какое сегодня число?       — Число? Какое число? — Обито едва слышно всхлипнул от отчаяния.       — Да, ты издеваешься, — Учиха смотрел на Завёрнутого с искренним неверием.       А ведь, казалось бы, он задал простой вопрос. Видимо, действительно казалось.       — Двадцать первое марта, — положение спас Алоэ.       — Двадцать первое марта… — глухо повторил Обито.       И всё-таки не зря боялся… Осознание того, что из его жизни на самом деле пропало десять месяцев, очень мягко говоря, пугало и шокировало.       — А теперь наш вопрос, — радостно заключил Завёрнутый.       — Вопрос?.. — он всё никак не мог отойти от шока.       Его поглотило чудовищное чувство апатии. Будто только после того, как он узнал конкретную дату, он наконец осознал реальность произошедшего.       — А каково это… — начал один, — когда ты… — продолжил второй, — какаешь? — они закончили вместе.       — И ты туда же?! — Учиха с ужасом вытаращился на Алоэ, ошалело тыча в него пальцем.       Как бы Обито ни пытался это отрицать, но помощь Зетсу в восстановлении была очень большой. Хотя бы потому, что с такой компанией он не мог впадать в меланхолию и придаваться рефлексии. Даже если очень хотел…